Проверка на вшивость… Будни русского человека… А ведь ещё немного, и ты рядом со мной в санях мог замёрзнуть!… - Валерий Матюков

Валерий Самуилович Матюков - Проверка на вшивость

 

Проверка на вшивость…

Валерий Матюков

 
Загорланил, и тишину заснеженной реки и чернеющую по берегам тайгу огласило «Прощание славянки»
 
Хозяин вскипятил чай, поставил на стол солёную рыбу, Алексей выставил две бутылки, я – пряники и чай. Начало дня не предвещало ничего хорошего…
 
Иван Николаевич, макарихский соловей, отлично играл на гармошке и пел. Зимними вечерами его сольные концерты можно было слушать часами. Керосиновая лампа едва освещала тёмные бревенчатые стены избы и большую русскую печь, с которой свешивались русые головы многочисленных потомков…

 
Настали по-настоящему весенние деньки марта. К полудню под лучами солнца ночной мороз куда-то прятался. Воздух густел и становился вкусным, каким он бывает только ранней весной. Снег набухал, тяжелел и пластами сходил с крыш и ветвей деревьев. Потемневшие, покрытые сеном и конским навозом зимние дороги с середины дня не выдерживали лошадей, и возчики кормов отправлялись за реку ночью, чтобы вернуться с грузом ещё по утреннему морозцу. Наступала весенняя распутица. Нужно было в последний раз до навигации съездить в дальние бригады, проверить, как они доживут до лета.

Из Макарихи пришло известие, что телята завшивели. Животные, как и люди: стоит им ослабеть, исхудать – и откуда ни возьмись появляется эта нечисть.

От ветлечебницы в командировку вместе со мной отправили ветеринарного фельдшера Кима Вокуева. Высокий, сутулый, с впалой грудью, с обтянутым тонкой коричневой кожей лицом и запавшими щеками, истерзанный туберкулёзом, он постоянно надсадно кашлял и харкал красной слюной. Не знаю, зачем его-то посылали?

Часа в три ночи я запряг в кошеву (экипаж на полозьях) рабочего мерина, заехал за Кимом, и мы отправились по зимней дороге в Колву. Двадцать пять километров через три болота мы ползли часов восемь.

В Колве попили чаю. Я сходил на ферму, поговорил с доярками. Октябрина Патракова, за которой закрепили привезённых из Холмогор племенных тёлок, пожаловалась: «У некоторых удои немного выше, чем у наших, но молоко синее – жирности нет».

У доярки Анны Косковой стояли местные первотёлки. Среди них было несколько похожих на холмогорских, а большинство безрогих, низкорослых, лохматых, красных в крапинку, некоторые походили больше на карикатуры из сатирического журнала «Крокодил»

Каково же было моё изумление, когда такая же маленькая и неказистая, как и её коровы, Анна пошла по коровнику и начала:

«Дробь, после отёла давала ведро за день, молоко густое,
Дочка – полтора ведра, молоко вкусное, я от неё сама беру,
Дошка – чуть больше ведра…»

Вот тебе и раз! Выходит по удою наши первотёлки не уступают, а по жиру привозным вообще с ними не тягаться? Э-хе-хе, я-то, простофиля, на пастбище отбирал тёлок, как меня в институте учили, красивых, похожих на голландских. Хорошо ещё, что их в стаде оказалось немного!

 
По сложившейся с первых месяцев работы привычке, управляющий отделением «Колва» Кузьма Васильевич Канев пригласил поужинать. Заодно получил зоотехнический инструктаж от его жены Олимпиады Яковлевны. Кузьма Васильевич дал до Макарихи своего испытанного мерина вороного Звонка.

 
День выдался на загляденье тёплый, солнечный, хоть загорай. На белизну снегов смотреть больно – глаза режет, а чёрная дорога начала таять.

Решили по утрамбованному сеновозному зимнику доехать до Болбанбожа, а там, может, и подморозит. У Болбанбожа с крутого берега скатились на заснеженную Усу и поехали по провешенной зимней дороге. Лёгкая кошева потяжелела. Дорога не держала лошадь. Звонок то и дело проваливался в глубокий снег и с мелкой рыси перешёл на шаг.

Обутый в валенки с глубокими галошами, я шёл пешком, изредка держась за сани. Так проехали километров пятнадцать. Валенки намокли, в галоши набился снег, они то и дело соскакивали. Стемнело. Ким, нахохлившись, словно старая ворона, сидел в санях и, видимо, начал мёрзнуть. Я, наоборот, хоть и промок, но на ходу вспотел. Решили остановиться покормить лошадь. Напарник достал заботливо испечённые матерью плюшки и литровую бутылку, под пробку заполненную тёмной жидкостью. Отпил из горлышка и предложил мне. Отпил и я, думал – чай, оказался пуншспирт, разбавленный наполовину крепчайшим сладким чаем. Закусили плюшкой. Приложились по второму разу. Звонок мирно жевал сено, мы наслаждались напитком. Так продолжалось около часа. Мороза всё не было…

Тронули. Чем дальше, тем дорога становилась всё хуже. Кое-где поверх льда выступила вода. Снег набух, и Звонок уже не проваливался, а брёл по брюхо в снежной каше. Она налипала на передок, днище, полозья, превратив сани в дорожный грейдер. Ким то и дело прикладывался к бутылке, но не хмелел, кашлял…
Для экономии времени в Сынянырд решили не заезжать. Да и неудобно будить людей поздней ночью. Ещё раз остановились, дали отдохнуть и покормили в конец обезсилевшего Звонка.

Человека дорога держала. До Макарихи оставалось не больше пятнадцати километров. Я предложил Киму тихонько идти пешком, чтобы не окоченеть, а сам остался с лошадью ждать утренника (мороза по-утру). Он отложил мне несколько плюшек, взял свою сумку с бутылкой, неверной походкой зашагал по дороге и растаял в ночи.

Сумеречно и тихо. Ночь укрыла безмолвную тайгу и заснеженную Усу. Попробовал увековечить Звонка в стихах. Помню отрывки:

…Мы ползли по весенней распутице,
Увязая по горло в снегу,
С неизменной своей попутчицей –
Сумкой с синим крестом на боку.

Посреди полноводной Печоры
В полыньях уходили под лёд,
Выбирались и снова в просторы
Снова двигались только вперёд…

…Что храпнул, глаз скосил синевою,
Просишь пить или хочешь овса?
Тихо трогаю гриву рукою,
Вспоминаю открытку отца.

На открытке три вздыбленных лошади,
Три солдата, три острых клинка,
И стихи восклицательно брошены,
Морошкова простые слова:

«Конница вихрем на врага лети,
Фашистскую нечисть сметая с пути!..»

Стихи – так себе, но и распутица, и лошадь, и фронтовой треугольник отца с кавалеристами и стихами в верхнем углу – всё верно.

Помучился над рифмой ещё немного, потом загорланил.

Тишину заснеженной реки и чернеющую по берегам тайгу огласило «Прощание славянки» на слова неизвестных авторов:

Лица дышат румянцем и бодростью,
Под ногами не дрогнет земля,
Что ж ты, девушка, смотришь сквозь слёзы,
Провожая ребят в лагеря?

Припев выводил особенно старательно, правда свистеть так и не научился – язык в трубочку не сворачивается:

Не плачь, не грусти,
Напрасно слёз не лей,
Лишь крепче обними,
Когда вернёмся с лагерей.

Вариантов «строевой» много, особенно припева. Есть непечатные. Перепел всё, что знал, но как ни веселился, а стал мёрзнуть. Ноги мокрые, одежда от пота тоже…

 
Наконец, почувствовал – подмораживает. Теперь дождаться, пока дорога подмёрзнет настолько, чтобы держала лошадь, и за какие-нибудь час-полтора мы будем на месте. По-братски разделил со Звонком последнюю плюшку. Побегал вокруг упряжки. Часов в пять тронул. В благодарность за плюшку и почуяв недалёкое жильё, отдохнувший Звонок заспешил на конюшню.

Догоню Кима или нет? По дороге у вешек кое-где замечаю лёжки. Бедолага пройдёт с километр и ляжет. И так до самой Макарихи…

 
Макариха, маленькая деревушка с дюжину засыпанных по самые крыши снегом, рубленых домиков. Они притаились в устье одноимённой речки, посреди болот и притундровой тайги. Зимой чем ближе подъезжаешь к этому затерянному посреди снегов, тихому, будто сонному человеческому жилью, тем больше кажется, что тайга вот-вот расступится, а дальше – край земли, бездна, ничего нет

Наконец мелькнул утренний огонёк жилья, подъехал к конюшне, распряг Звонка, жгутом сена протёр вспотевшие бока. Говорят, печорские лошади не потеют. В сильный мороз – да. Если мороз ниже сорока – попробуй, вспотей. Приходится каждые полчаса обдирать намёрзшие вокруг ноздрей сосульки, иначе лошадь может задохнуться. Намёрзнет лёд, закупорит ноздри – зашатается лошадка, упадёт, захрипит и дух вон. Лошадь вроде бы большая, сильная, а нежная. Напоишь холодной водой, дашь овса разгорячённому коню, считай, загубил навсегда. Эти премудрости я усвоил с детства от мамы. Поэтому поить не спешил, посидел возле Звонка, подождал, пока остынет.

После трудной дороги люблю сидеть рядом с лошадью, гладить её по шелковистому храпу, вдыхать запах лошадиного пота, поднести к тёплым и влажным губам круто посоленный кусочек хлеба. Наблюдать, как она деловито хрустит сеном, набираясь сил для новой работы.

Напоил Звонка не досыта, посмотрел, как он долго и жадно с шумом глотает из ведра воду.
– Хватит пока.

Подошёл конюх. Оказывается, Ким только недавно пришёл, остановился у него. Попросил конюха напоить Звонка через часок, когда высохнет.

 
Первым делом в магазин! Что можно купить в деревенском магазине, похожем больше на охотничий лабаз? Крупу, печенье, пряники, сушки, соль, сахар, конфеты-подушечки, чай и водку.

Бутылки по карманам, кульки в охапку - и на квартиру к Николаю Митрофановичу Каневу – отцу бригадира. Успел как раз к завтраку. И пошло!
 
Натощак от простуды – гранёный стакан, а дальше - как в тумане. У Николая Митрофановича было четверо взрослых сыновей, смутно помню, что кто-то уходил, кто-то приходил, даже Ким выспался и пришёл, а я всё сидел. Кончилось плохо – на спор сломал у хозяина новые грабли и уснул.
 
Проснулся после обеда. Николай Митрофанович возьми и спроси: «Зачем новые грабли сломал?»
– Стыдно, не помню, простите, ради Бога, если можете!
Добрые люди, простили…

Пошёл на скотный двор обрабатывать вшивых телят дустом. Помогал младший сын Николая Митрофановича, Елисей. Насыпали в марлевый узелок ядовитого порошка и давай пудрить телят, а их около сотни. Поработали на совесть.

Только к концу работы начала подкатывать тошнота. Подумал, что от дневного перебора. Пришёл на квартиру, выпил чаю и уснул. Утром узнал, что Елисей отравился по-настоящему. Всю ночь его рвало. Хорошо додумались – отпоили молоком.

На следующий день с бригадиром Иваном Николаевичем Каневым подсчитали, насколько хватит кормов, перевесили телят, посчитали привес, зарплату. Негусто, придётся платить за голову, а не за продукцию.

Иван Николаевич, царство ему Небесное, был красавец-мужчина с копной каштановых, крупно вьющихся волос, выше среднего роста, чуть курносый, стройный, с немного раскосыми, зоркими кошачьими глазами и сам гибкий, ловкий, подобранный, как кошка, отличный охотник и рыбак. Они со своей женой Варварой Платоновной народили шестерых детей.
 
Иван Николаевич отлично играл на гармошке и пел. Зимними вечерами его сольные концерты можно было слушать часами. Керосиновая лампа едва освещала тёмные бревенчатые стены избы, большую русскую печь, с которой свешивались русые головы многочисленных потомков.
 
За цветастой ситцевой занавеской жена баюкает в зыбке очередного ребёнка, а у стены напротив хозяин под собственный аккомпанемент самозабвенно исполняет репертуар по заявкам слушателей – от коми-народных песен до замысловатых оперных арий. Наслушался по радиоприёмнику, пока батареи не сели, и на лету ухватил музыку и слова. В такие минуты Иван Николаевич больше напоминал майского соловья, который засел в кустах и, забыв обо всём на свете, выводит свои трели…

 
Дела закончил. Нужно собираться, а то, неровён час, застрянешь здесь на всю распутицу. Ким уехал утром с лесником.

Со мной попросился до Колвы на свадьбу к родственнику местный продавец Алексей Великанов. Договорились выехать в три часа ночи. Безпокоить стариков не хотел, попрощался, ещё раз извинился и пошёл к Алексею. Выпили, закусили сырой лосятиной, немного покемарили, часа в четыре выехали. Алексей взял лыжи, мелкокалиберку и большую хозяйственную сумку, которую мы с трудом запихнули под сиденье. Стоял лёгкий морозец, сани катили отлично. На полдороге к Сынянырду заехали к одноногому рыбаку, по-моему, Тарасову. Он жил один-одинёшенек на месте бывшего лагеря в урочище «Виктор», в единственном уцелевшем доме.

Алексей полез за сумкой. Тут-то и обнаружилось, что она доверху набита гостинцами и бутылками. Хозяин вскипятил чай, поставил на стол солёную рыбу, Алексей выставил две бутылки, я – пряники и чай. Начало дня не предвещало ничего хорошего…

Выпили, перекусили, поехали дальше. Наконец приехали в Сынянырд. Вся деревня гуляла на свадьбе. У Алексея здесь тоже оказались родственники. Нас встретили, словно долгожданных желанных гостей. Я мягко сопротивлялся, но дал себя уговорить…

 
Часа два ели, пили, пели и плясали. К тому времени Алёша, по-моему, забыл к кому и на какую свадьбу ехал, а я, к счастью, ещё помнил. С большим трудом удалось вытащить моего товарища из-за стола и где-то к полудню выехать.

Проехали километров двадцать до рыбачьей избушки Юркина, тоже вблизи бывшего лагеря. Алексей потребовал заехать. Заспорили. На крутой высокий берег к рыбаку вела извилистая протоптанная в глубоком снегу тропинка. Алексей несколько раз безуспешно пытался подняться к избушке, но всякий раз неизменно скатывался в начальную точку. Вывалявшись в снегу, вернулся и уселся в сани.

Поехали дальше. Дорогой он начал рассказывать о своих охотничьих успехах: «Лося с одного выстрела под левую лопатку, белку – в глаз»…
По своей «подлой» привычке я подначил: «Брось врать! Лучше покажи!»
– Во что стрелять?
Начали шарить по карманам. Алексей достал перочинный нож-бабочку с пластмассовой лисой на рукоятке.
 
Отсчитали шагов двадцать пять по дороге и воткнули нож так, чтобы торчал только кончик рукоятки. Алёша лёг в сани, с упора прицелился и выстрелил.
– Мимо!
Моя очередь. Рукоятка ножа виднелась чёрной точкой на ослепительном снегу. Прицелился, выстрел – в разные стороны брызнула пластмасса. Нож вырвало из снега и выбросило на дорогу.
Алексей мгновенно протрезвел, побагровел, побежал смотреть. Взял в руки исковерканную, погнутую «бабочку». Перевернул другой стороной и воткнул в снег.
Прибежал к саням, снова лёг, прицелился, выстрелил и… снова промах.
Я буквально вытолкнул его из саней. Щёлкнул выстрел – снова брызнула пластмасса.
Алексей с сожалением повертел в руках и выбросил то, что совсем недавно было его гордостью.
 
Скорее всего, это была случайность, но напарник разозлился не на шутку, отношения испортились.
Дорогой чуть не подрались, потом Алексей сник и уснул.

К вечеру резко похолодало, начали мёрзнуть руки. Когда доехали до Колвы, мороз давил уже градусов под двадцать с лишним. У конюшни попробовал разбудить Алексея – не просыпается. Потёр уши, зажал нос – ни гу-гу. Наконец распряг Звонка и перевернул сани. Только очутившись на снегу, весь скрюченный, дрожащий от холода или похмелья - Алёша еле-еле поднялся.

Шаткой походкой он поплёлся к своим родственникам, а я пошёл к Каневым. Всю ночь задыхался, болела грудь, метался, стонал и бредил. Олимпиада Яковлевна дважды или трижды за ночь отпаивала меня клюквенным морсом. Утром встал, как ни в чём не бывало. Что было – не знаю. Эта поездка в Макариху запомнилась надолго.

Позднее Макариху как неперспективную деревню ликвидировали, жителей переселили в Усть-Усу и Колву.
Алексей Великанов переехал в Усть-Усу, работал в совхозе заведующим складом горючего.

Через много лет, будучи в Усть-Усе в командировке, я встретил его.
– Алёша, помнишь, как мы с тобой ехали?
Он потупил глаза – неприятные воспоминания.
– А ведь ещё немного и ты рядом со мной в санях мог замёрзнуть до смерти…

Недавно, побывав в Усть-Усе, я узнал, что Варвара Платоновна Канева недавно умерла, а Иван Николаевич Канев давно лежит на сельском кладбище. Мог бы ещё пожить, да случилась беда – желчекаменная болезнь. Опоздал на хирургический стол. Был бы в Усть-Усе Виктор Осипович Коновалов, может быть, до сих пор распевал бы свои песни макарихский соловей… Нет уже и Алексея Великанова.

Как изменилась жизнь за прошедшие годы?! А память осталась…

Валерий Самуилович Матюков, русский человек
 
14 апреля 2011 - usnov.ru/istoriya/6090-proverka-na-vshivost.html
21 апреля 2011 - usnov.ru/istoriya/6127-proverka-na-vshivost.html
28 апреля 2011 - usnov.ru/istoriya/6175-proverka-na-vshivost.html

"Усинская Новь" продолжает публикацию воспоминаний
Валерия Самуиловича Матюкова,
бывшего главного зоотехника совхоза «Усть-Усинский»,
кандидата биологических наук,
заслуженного зоотехника Российской Федерации,
заслуженного работника Республики Коми,
специалиста по генетике животных,
автора более ста научных публикаций,
в том числе четырёх монографий.
 
Публикуемый рассказ посвящён поездке Валерия Самуиловича Матюкова
в Макариху для оказания неотложной помощи телятам…

Комментарии


Задайте ВОПРОС или выскажите своё скромное мнение:


Имя или заголовок:
Можете оставить здесь свои координаты, чтобы при необходимости мы могли бы с Вами связаться (они НЕ ПУБЛИКУЮТСЯ и это НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО):

E-mail:
  Ваш адрес в соцсети или сайт:
Прошу при появлении ответов ОПОВЕЩАТЬ меня на указанный выше e-mail

С голодухи и не то бывает!

Если за зиму скот оголодал (мало грубых кормов), то, бывает, и не только мыло, но бельё с верёвки сжуют, по помойкам собирают галоши, да и дермантин вместе с поролоном с мотоциклетных сидений сжуют. Правда, потом плохо бывает. Приходится дорезать.
Валерий Матюков

Сельский доктор Виктор Коновалов - эталон врача

 

Сельский доктор Виктор Осипович Коновалов

Валерий Самуилович Матюков

Смотрю на суету нынешних городских врачей,
с их безконечными анализами, рентгенами, УЗИ, томографией
и… часто ошибочной диагностикой и лечением,
и, как эталон врача,
в моей памяти всегда всплывает образ вчерашнего студента мединститута,
вставшего в одночасье к хирургическому столу Усть-Усинской сельской больницы:
Виктор Осипович Коновалов

 
Курносый, круглолицый, с пышной копной вьющихся тёмно-русых волос, с московским мягким «акающим» говором и таким же мягким голосом Виктор Осипович Коновалов приехал в Усть-Усу в 1965 году по распределению после окончания Московского медицинского института. Голос у него был мягкий, а должность занял ответственную – единственный хирург на всю округу. Его врачебный участок, как всё на Крайнем Севере, был огромен: от Усть-Лыжи на Печоре и Макарихи на Усе вниз по Печоре на сотню километров с гаком. С виду общительный, Виктор о себе рассказывал мало. Много позже как-то проскользнуло, что рано осиротел, вырос под опекой старшей сестры.

Сразу же по приезду в Усть-Усу молодой врач остался один на один с больными и единственной помощницей и советником – опытной операционной сестрой. Пожилой его предшественник, выйдя на пенсию, месяца два посмотрел на работу вчерашнего студента, буркнул про себя:
– Этот, пожалуй, и меня поучит.

Удалился от дел, затем уехал из Усть-Усы.

Молодого доктора определили на жительство в неблагоустроенную комнатушку коммунальной квартиры в старом деревянном доме. Печку, естественно, топить было некогда, да и нечем. Поэтому новоиспечённый главный врач старался бывать «дома» как можно реже. Либо на работе, либо у знакомых. Нрава он был весёлого. Любил возиться с пацанами. Часто бывал у многодетного директора совхоза Кузьмы Васильевича Канева, где устраивал «кучу малу» с Кузьмичами. Наносил визиты главбуху Галактиону Ивановичу Каневу и там отводил душу в единоборстве с юными Колькой и Олькой. Захаживал он и к нам в гости. У нас тогда только родилась дочка Валя.

Врачом на селе, а особенно хирургом, быть намного сложнее, чем в городе. В селе все друг друга знают и любая новость разносится с телеграфной скоростью. Фигура хирурга здесь не просто заметная, а объект пристального внимания. Он же не порошками лечит. Момент истины наступает уже с первыми пациентами. Оно и понятно. Случись что, надеяться не на кого, нужно действовать самому. Не знаешь, не умеешь – может выручить только санитарная авиация и только в лётную погоду. Нет погоды – консультируйся по телефону, но делай, что можешь, иначе жизнь человеческая будет на твоей совести. До ближайшей районной больницы добираться 135 километров и только по воздуху. Много ли, мало людей на участке, но, как правило, болеют они самыми разными болезнями. В больших больницах врачей много, и у каждого своя специализация. А деревенский хирург должен быть готов к чему угодно, в любой момент и в любое время суток. Аппендицит, прободение язвы, тяжёлые роды, семечка у пацана в бронхе, переломы, раны… Все экстренные случаи ложатся на его плечи. Выходных нет. В лес на охоту, за грибами, на рыбалку – нельзя!!! Даже о свидании нужно предупредить операционную сестру: куда пошёл, насколько, где, когда искать? Личной жизни никакой. А инструменты, медикаменты? Ведь не одним же скальпелем орудовать? Болеть тоже нельзя. Особого почтения требуют руки хирурга. Я по началу относился к Виктору как к обыкновенному человеку. Он – хирург, я зоотехник. Ну и что?

Как-то мы шли вдоль высокого берега Печоры. Виктор любитель повозиться, решил и меня потискать. Недолго думая я захватил его руку и провёл болевой приём. От неожиданности он охнул, огорчённо и укоризненно посмотрел на меня и начал растирать кисть. Только тут я сообразил, что покусился на достояние народа – единственные в Усть-Усе и окрестностях «золотые руки хирурга», не предназначенные для отработки на них милицейских приёмов.

Без капли иронии или лести скажу, что ни до, ни после него таких медицинских авторитетов в Усть-Усе не бывало.

Однажды я спросил:
– Где ты так «резать» научился?

Виктор внимательно посмотрел на меня, и задиристо, своим певучим говорком:
– Ты, что, Валер, удивляешься? Я же в институте мало того, что в морге и анатомичке подрабатывал, так ещё со второго курса на скорой работал. А на «рогатом», как на фронте – раздумывать некогда. Вызов. Хорошо, если с квартиры. Скажут, примерно, к чему готовиться. А если под электричку человек угодил, машина сбила, на улице голову проломили. Будь готов на ходу наложить жгуты, обработать рану, капельницу поставь внутривенно, когда от кровопотери уже и сосудов-то не найти. Это сейчас реамобили, специализированные кардиобригады...

В самом начале хирургической карьеры Виктора Коновалова в больницу с буровой привезли молодую женщину с перитонитом. Почти пять часов на вездеходе пробивались геологи в снежный буран через три болота до Усть-Усы. Пошли вторые сутки в ожидании санрейса. Приполярный декабрьский денёк короток. К десяти утра с грехом пополам рассветёт. Часа на три темнота сменится мутными сумерками и опять ночь.

На посадочной площадке световой обстановки нет. В темноте для приёма запоздалого или шалопутного борта её обозначали «партизанскими» кострами и ракетами. Несколько раз в сутки геологи по рации запрашивали вертолёт. Однако метеосводки были неутешительными. Штормовой ветер, низкая облачность, пурга, видимость – «ноль». Улучшения погоды не предвиделось. Вот тогда и решились везти больную в Усть-Усу.

Дежурная сестра за Виктором приехала на вездеходе. Быстро сунул ноги в холодные ботинки, надевая пальто, позвонил операционной сестре. Дорогой расспросил, что случилось. Быстро осмотрел больную. Сомнений не было, аппендикс лопнул, содержимое кишечника попало в брюшную полость, махровый перитонит. Дальше сепсис и конец. Всё решали уже не часы, а минуты. Получив согласие мужа, приступил. Нет необходимости описывать тонкости операции, только хирурги знают, насколько послеоперационная жизнь больного, если она ещё будет, зависит от искусства врача. Операция прошла блестяще. Насколько возможно, постарался на прекрасное женское тело наложить не менее изящный хирургический шов.

Погода улучшилась только на второй день. Из районной больницы предложили вывезти больную санрейсом в Печору. Однако доктор только хмыкнул: «Самое сложное сделал, а вы к себе заберёте?! Нет! Присылайте медикаменты. Я её не хуже вашего выхожу».

Через геологов для оперированной геологини предприимчивый главврач получил из Печоры и Ухты дефицитные медикаменты для всей больницы. Больная быстро шла на поправку. Примерно дней через десять ревнивый муж буквально выкрал жену из больницы, видимо, опасаясь, как бы она не влюбилась в жизнерадостного, обаятельного и такого симпатичного молодого доктора.

Был случай с тёщей главного бухгалтера совхоза Галактиона Ивановича Канева Анастасией Петровной Шенделевой. Анастасия Петровна, крестьянка по рождению и натуре, всегда одевалась легко и с весны до осени при каждой возможности старалась ходить либо в галошах, либо вообще босиком. Любила она, разгорячённая работой, попить холодного чайного грибочка. С детства батрачка, выйдя замуж за сельского кузнеца, она вместе с мужем много и тяжело работала. Наверное, за это в 1930-е годы семью раскулачили и выслали в Республику Коми. Не избалованная с детства, Анастасия Петровна все болезни привыкла переносить на ногах. Думала, обойдётся и на этот раз. Однако слегла. Вскоре впала в забытьё, начала бредить. Обычно шумные внуки притихли. В доме поселился страх. Позвонили Виктору.

С Витей у Анастасии Петровны были приятельские отношения. Шествуя по делам службы мимо дома Галактиона Ивановича, молодой доктор не мог скрыться от её зоркого взгляда. Стуком в оконце она приглашала зайти. Как-то кстати на столе оказывалась сковородка с жареным мясом и картошкой и обязательная пол-литровая чашка вкуснейшей шипучей янтарной браги. Без традиционной чашки уйти было невозможно. Под бражку и рассказы Петровны о своей нелёгкой судьбе содержимое сковородки как-то незаметно само собой перекочёвывало в желудок гостя.

После традиционного ритуала Анастасия Петровна великодушно разрешала следовать дальше. Однако разомлевшему и слегка осоловевшему гостю, окутанному сладкой истомой, совсем не хотелось покидать гостеприимный дом. Нужно ещё сказать, что у Анастасии Петровны и главного врача сложились неплохие деловые отношения, поскольку для наведения санитарного порядка в Усть-Усе по инициативе доктора был объявлен конкурс на лучшее озеленение и санитарное состояние индивидуальных дворов. Не в малой степени трудами Анастасии Петровны семья Галактиона Ивановича выиграла конкурс и, кажется, удостоилась грамоты сельсовета.

Ей было за шестьдесят, когда она занемогла. За всю свою жизнь Анастасия Петровна не знала, что такое таблетки и уколы, ни разу не побывала в больнице. Теперь она лежала неподвижная и безучастная. Пульс почти не прослушивался. Вместо дыхания слабые всхлипывания. На неделю Виктор переселился к Каневым. И пока Петровна блуждала между жизнью и смертью, отходил от неё только для исполнения своих обязанностей в больнице. Двухсторонняя пневмония и для молодого человека не подарок, а в преклонном возрасте в шестидесятые годы шансы отойти в мир иной были у Петровны велики.

Всё-таки хороший хирург всегда отличается от не менее хороших врачей других специальностей хотя бы тем, что он не на словах и картинках, а на ощупь, в деталях знает устройство живого человека и каждого его органа. Хороший хирург – это всегда знаток анатомии и практической хирургии, отличный диагност, тонкий психолог и решительный, ответственный человек. Если к тому же он владеет обширными познаниями в фармакологии и других дисциплинах, то такому доктору цены нет.

Опытный механик по известным ему признакам может определить поломку механизма и устранить дефект. У врача задача куда сложнее. Запчастей нет и живого человека разобрать невозможно. И еще ответственность! Глаза, глаза людей, в которых вся надежда только на доктора.

В те, теперь далёкие времена, когда дружба и совесть ценились гораздо выше денег, случись худшее, Виктор просто не мог представить себе, как будет проходить мимо дома Каневых, разговаривать с Валентиной Алексеевной и Галактионом Ивановичем, возиться с их детьми.

Видимо, Виктор не случайно носил фамилию Коновалов. На Руси коновалами называли ветеринаров. На селе это была, пожалуй, одна из самых уважаемых профессий. Ещё до появления земских врачей коновалы врачевали по деревням без разбора и скотину, и её владельцев. Судя по фамилии, Виктор принадлежал к потомственным лекарям.

Петровне с доктором определённо повезло. Она поправилась и прожила ещё более десятка лет. Но всегда, когда речь заходила о болезни, ворчала:
– Зачем ты меня спас? Мне так легко было умирать.

На что доктор, делая серьёзную мину, замечал:
– Петровна, подумай, как бы я жил без твоей бражки?!

Петровна хмурилась, махала своей могучей рукой:
– А ну тебя!

В этой женщине поразительно сочеталась внешняя суровость, безконечная доброта и щедрость.

Виктор, после отработки по направлению трёх лет, планировал поступить в аспирантуру. Уже была оговорена тема кандидатской диссертации, во время учёбы в институте накоплен кое-какой материал. Предполагалось, что кандидатскую он посвятит разработке методов диагностики тромбоза брызжеечных артерий – заболевания коварного и скоротечного. Только многоопытному, обычно зрелому хирургу удаётся своевременно поставить диагноз этого не часто встречающегося, но смертельного недуга. К слову сказать, у моего старого приятеля, бывшего главного зоотехника совхоза «Ухта» Ивана Шулепова случилось такое. Вдруг схватило живот. Он попал на стол к пожилому, опытному хирургу, который быстро поставил диагноз. После операции Иван Павлович прожил полтора десятка лет, занимался спортом. К сожалению, совсем недавно он ушёл от нас навсегда.

Вадиму Павловичу Пийр, орденоносцу, бывшему директору совхоза «Сыктывкарский», повезло гораздо меньше. Пока везли, разбирались, безвозвратно упустили время. Его уже много лет нет среди нас, как не стало без него красы и гордости сельского хозяйства республики совхоза «Сыктывкарский».

Человек предполагает, а Бог располагает. Бытовая неустроенность, неупорядоченный рабочий день, простуда – видимо, всё вместе сыграло с доктором Коноваловым злую шутку: он тяжело заболел. Диагноз поставил сам – почки! Его увезли в районную больницу в Печору. По роковому совпадению при переливании крови заразили вирусным гепатитом. К отъезду из Усть-Усы он был уже хронически больным человеком. Вся его дальнейшая жизнь складывалась из многих «нельзя». Спиртного нельзя, жирного нельзя, жареного нельзя, простывать нельзя, переутомляться нельзя, нельзя, нельзя…

В Москве его ждали. Но как жить на аспирантскую стипендию больному и бездомному? Пришлось отказаться от аспирантуры и устраиваться практикующим врачом. Так он стал заведующим хирургическим отделением участковой больницы подмосковной Апрелевки. Ему выделили однокомнатную квартиру. Будучи в командировке в Москве, когда я не заставал Виктора дома, шёл к нему на приём в поликлинику. Там, в коридоре, с удовольствием прислушивался к шёпоту знающих пациентов:
– Коновалов принимает?
– Нет.
– Ну, тогда завтра приду.

Хороший врач он и в тайге, и в Москве врач!

Виктор женился на хрупкой, подвижной брюнетке Ниночке Сергеевне. Родилась первая дочь Ольга. Трезвый, спокойный и рассудительный, он оказался заботливым отцом и хорошим мужем. Дочь родилась слабенькой. Вместе с мамой положили в больницу. Ребёнок угасал. Когда иссякли последние надежды и шансов на спасение уже почти не осталось, отбросив корпоративную этику, Виктор взялся спасать собственную дочь собственными руками. С поставленной капельницей и полуживым родным комочком на руках в чреве завывающей скорой помощи они неслись к спасительной Московской клинике… Так дочке Ольге первый раз он дал жизнь как отец, второй – как врач.

Родилась вторая дочь. Младшая, в полном согласии с фамилией, с детства подбирала и лечила бродячих кошек и собак, теперь окончила Московскую ветеринарную академию им. Скрябина. Династия российских Коновалов продолжается.

Только жизнь начала мало-помалу налаживаться, как новый удар судьбы – во время операции в руках лопнул импортный стеклянный шприц и осколок стекла перерезал сухожилие указательного пальца правой руки. Началось нагноение. В Центральном институте травматологии и ортопедии не смогли вернуть подвижность последней фаланге. Виктор попробовал оперировать с негнущимся пальцем. Но после нескольких операций отказался. Так и пришлось расстаться с большой хирургией и, по его словам, перейти в поликлинику «ковырять чирьи».

Трудная, бесхитростная, не очень сытая жизнь, но сколько силы в этом простом русском характере. А не сложись в цепь череда трагических случайностей, возможно, мы сейчас бы с придыханием произносили имя светила мировой хирургии доктора Коновалова Виктора Осиповича. Для этого у него было всё: талант, желание и характер, а главное, преданность профессии, доброта и любовь к людям.

Смотрю на суету нынешних городских врачей, с их бесконечными анализами, рентгенами, УЗИ, томографией и… часто ошибочной диагностикой и лечением, и, как эталон врача, в моей памяти всегда всплывает образ вчерашнего студента мединститута, вставшего в одночасье к хирургическому столу Усть-Усинской сельской больницы.

17 марта 2011 - Валерий Самуилович Матюков, русский человек
usnov.ru/5899-selskij-doktor-viktor-konovalov.html
usnov.ru/obshhestvo/5964-selskij-doktor-viktor-konovalov.html
usnov.ru/2011/03/31/selskij-doktor-viktor-konovalov.html

Чуднов Александр Петрович

Начал читать и не смог остановиться. Настолько интересно и жизненно. Просто и по-доброму о золотых людях сказаны душевные слова!!!

Комменты