Книга Виктора Николаева «БезОтцовщина»

«БезОтцовщина»

Виктор Николаевич Николаев (Документальная повесть)

„Здравствуйте, Виктор Николаевич.
Пишет Вам Саша из мест лишения свободы. Я сирота, и у меня никого нет, чтобы писали мне. Вот я и решил написать Вам письмо.

Я попал в тюрьму, потому что очень хотел кушать. Я в своих грехах раскаиваюсь, а они у меня большие. Когда зимой было совсем голодно, то я воровал продукты на рынке. Летом было полегче, я находил их на мусорке, а зимой они сильно замерзали, потому достать и разгрызть их было трудно.

Я всегда верил в Бога, и буду верить в Него до конца своих дней. Я знаю, что Он есть. Я ходил молиться и кланяться Господу. Я бы хотел приехать в какой нибудь монастырь, работать и жить в нём, если там не возражают. Скоро я освобождаюсь и не знаю, как устроюсь там, в Ставропольском крае, откуда меня привезли. Но ехать туда мне не к кому.

Мой отец сильно пил. Однажды он так напился, что я нашёл его в сарае, где он привязал себя рядом с коровой и вместе с ней ел сено и лизал соль. Когда я увидел это, то чуть не сошёл с ума от страха, а мама тогда сказала, что такое уже было.

У нас это началось, когда в деревне не стало работы. Тогда все начали пить, сразу стали злые и противные. Так вот, тогда в сарае, как только отец увидел меня, начал сразу кричать петухом очень жутко и страшно. Я не помню, как забежал в дом, а отец уже сидит там и гавкает. Бабушка тогда сказала, что твой батя - чисто бес.
Когда такое случалось раньше в нашем доме, папа всегда бил маму, и от этого она почти перестала ходить. Из-за этого маму уволили с работы. А работала она на ферме бухгалтером. И у нас совсем не стало денег.

Однажды отец был сильно страшный и набросился на нас. А мама взяла ножик и выколола себе глаза, чтобы не видеть всего этого. Я помню, что её глаза тогда вдруг побелели и закрылись. Скоро мама умерла. После похорон она два раза приходила ко мне, будто во сне. Один раз перестирала всё мое бельё, а в другой раз целовала мои глаза и шептала: „Не забывай глядеть на меня“.

Той осенью, когда умерла мама, меня тайком крестила бабушка, всё плакала и шептала: „Хоть бы кто согрел тебя“. Мне только сейчас стали понятны её слова. Тогда зима была очень холодная, а одежды у меня почти не было. Я ходил в резиновых сапогах и за всю зиму ни разу не простудился.

Я освобождаюсь в конце января, поэтому и задумываюсь о будущем: как устроиться, где работать, зарабатывать на хлеб и больше не становиться на путь преступления. Вот буду выходить и не знаю, что одену. Просить мне не у кого. Придётся ходить в робе. Иногда мне дают свои вещи ребята, у которых кто-то есть, вот за ними и донашиваю. Иногда выделяют из посылок, но это бывает совсем редко. Так что прошу Вас, помогите мне. Я буду ждать ответа. Если прочитаете мою писанину, то не удивляйтесь, что пишу, может быть, не складно. Но я учился только до пятого класса.

Иногда к нам приезжают баптисты, а православные уже и забыл, когда появлялись. Поэтому прошу Вас поддержать меня духовно и насущно. Я молюсь о своих грехах и всем желаю здравия, всей Вашей пастве. Я знаю, что меня все боятся и ненавидят, а я хочу, чтобы меня любили и здоровались. И хочу изо всех сил этого заслужить.

Если Вы мне не ответите, я не обижусь на Вас. Вам, наверное, пишут многие, и понимаю, что всем не поможешь. Просто, если на воле мне будет совсем плохо, то я снова вернусь в нашу колонию. А для этого мне даже советуют, какое преступление и где надо правильно совершить. Но я об этом стараюсь не думать. А Вас, Виктор Николаевич, или тех, кто всё-таки прочитал мое письмо, просто прошу: помогите мне хотя бы советом, как полезно жить“.

Да, Саша, к великому сожалению, ты прав. Помочь я тебе уже не смогу, потому что письмо попало ко мне после твоего освобождения, и ты затерялся в безкрайних просторах нашей страны. И таких писем, по прочтении которых обмирает душа и сжимается сердце, действительно, очень много. Получается, что и вправду, кроме Бога ты никому не нужен.

Дорогие читатели, в моей новой книге я вновь хочу рассказать о том, что видел и прочувствовал лично. Русского человека нет необходимости низводить на жалость. Наша душа у подавляющего большинства всегда была сострадательна и милосердна… Книга эта о семье, о родителях и детях, о людях и нелюдях, о жестокости в любом возрасте, особенно в детском; и всё-таки в большей степени о Любви, о надежде, вопле оступившегося подростка, и о том, как помочь „полезно жить“.

Поймать преступника и наказать его - это всего лишь последняя стадия юридического дела. А вот основное и главное заключается в том, как этого мальчишку или эту девчонку вразумить и подготовить к тому новому миру, который находится за воротами колонии. Сегодняшняя социальная и моральная среда меняется настолько стремительно, что уже через полтора-два года освободившаяся молодёжь выходит в неузнаваемый, часто более агрессивный кусающийся мир.

В той деревне или городке, откуда они родом, бывших заключённых, действительно, боятся и ненавидят, а нередко создают такую невыносимую атмосферу бытия, в которой их замкнутая, огрызающаяся ранимая душа легко и порой, назло всем становится на новый путь преступлений. Поэтому надо решить главную задачу: создать настоящую государственную стратегическую программу по восстановлению и поддержке этих людей. На сегодня ничего подобного или близкого к этому нет.

Посещая детские колонии, я повидал многое. Могу сказать, что судьбы мальчишек и девчонок чаще всего несут в себе такие факты, осмыслить которые требуются иногда даже не дни, а недели и месяцы. У них, молодых по возрасту, но пожилых по опыту есть свой цепкий недетский взгляд на окружающий мир. Ко всему можно добавить, что на сегодняшний день почти половина осуждённых подростков - это сироты. У некоторых есть только бабушка или дальние родственники, но от этого жизнь подростка ощутимо не улучшается. Порой есть и родители, но… как бы это тактичнее сказать… лучше бы их не было. Это ли не грозное предупреждение всем нам.

Однажды у меня была встреча с одним пареньком, осуждённым за убийство. Жестокая судьба собеседника не является каким-то из ряда вон выходящим фактом. Глядя на его лицо с дублёной кожей, этому пятнадцатилетнему мальчишке можно было смело дать лет двадцать семь - тридцать:

После того как их небольшая деревенская пилорама, являющаяся единственным средством заработка, перестала существовать, родители, и без того слабые люди, ушли в окончательный запой. В один из таких дней мать, находясь в пьяном угаре, при попытке найти в погребе хоть какую-то еду, захлебнулась в бочке с огурцами. Рассказывая о своей жизни, Славка выглядел абсолютно спокойным, и всё, о чём он говорил, звучало настолько буднично, что мне было просто не по себе.

- Я хотел достать мамку, - вяло вспоминал Славка, - но отец не дал мне и всё орал: „Досигалась, стерва… Пусть теперь хлебает, чтоб не повадно было…“. А когда я всё-таки её ночью достал, то мне стало так плохо, что я сам напился и уснул рядом с мамкой. Отец меня утром нашёл и долго бил. А после того, как мамку закопали за деревней, он посадил меня в тот же день в сырой погреб и держал там несколько дней, пока я не окоченел. За меня заступиться было некому. В деревне восемь дворов и то одни старики. Моего отца все боялись, а власти уже давно нет вообще. Два раза папка отдавал меня цыганам. Там у них всем заправляла одна волосатая старуха. Её звали „мать-героина“, потому что она торговала наркотиком - героином. Они учили меня, как продавать его и вести себя „в случае чего“.

Славка помолчал, потёр заскорузлые руки. На его обветренном лице выгоревшие, не то вымерзшие брови были не заметны. Какое-то время он пытливо изучал меня. Видимо, взвешивал, насколько я прочен как собеседник в своем обещании молчать о некоторых особенностях разговора.

- Особо у нас ценились инвалиды, но больше всего дети, - продолжал Славка. Детей родители отдавали цыганам за водку. Их хватало ненадолго, потому что им кололи наркотики. Но своих цыганят они для этих дел никогда не использовали.

Тут Славка закурил и, покряхтывая по-мужски, довольно долго молчал. Он молчал так долго, что пришлось его даже окликнуть.

Очнувшись, Славка опять заговорил:
- В общем, я сбежал оттого, что игла засветила и мне. Там у меня был не то чтобы дружок, а так, знакомый. Он и шепнул мне: „Беги, а то и с тобой что-то будет“. Тем более, что с батей за меня, как я узнал, цыгане толком так и не рассчитались. Я уехал на одном товарном поезде. К зиме мне удалось пристроиться на вокзале в Москве. Там у меня была подружка Лизка. Сколько ей лет, она сама точно не знала, но говорила, что двенадцать. Наверное, не врала.

То, о чём рассказывал Славка далее, правильнее уже рассказывать мне. Ибо его и без того скупой словесный набор начал от волнения сползать на специфический бытовой жаргон.

Девочка Лизка свой возраст, вероятнее всего, действительно, не скрывала. Ни к чему. Она была калекой. У неё не было стоп обеих ног. Лизка из-за серьёзных душевных потрясений не помнила ни своих родителей, ни откуда она родом. Оказавшись в столице, она быстро нашла общий язык с себе равными. Другим она была просто не нужна. В первую же зиму, спасаясь от голода и холода, девочка решила провести самое морозное время в подземных городских коммуникациях. Тянувшиеся многокилометровые трубы парового отопления давали хоть какие-то шансы не окоченеть.

Но, однажды, надышавшись (так уж было принято) клея, она уснула где-то у вокзала, прямо на улице. Этого было достаточно для обморожения. Славка не мог объяснить, что тогда остановило его возле неподвижно лежащей на снегу девчушки. Не то жалость, не то ещё что-то. Он, как мог, дотащил Лизку в свою обжитую берлогу и представил её коллективу сожителей. Того требовали жестокая дисциплина и негласные условия этих людей. Они без особых претензий осмотрели девчушку и махнули рукой: „Пусть пока живёт“.

Через несколько дней Лизкины обмороженные стопы заметно распухли и стали лиловыми. Поднялась высокая температура. На одном из ближайших совещаний сожителей было принято решение: „Оперировать!“ На этом настоял бывший врач и хирург Шприц. Его там так звали, в связи с грустной биографией и роковой судьбой. Говорили, что он в своё время был хорошим врачом, но неудачная любовь, в несколько месяцев сломив его дух, опустила на дно города, в котором его когда-то уважали.

Шприц, надо сказать, довольно тщательно подготовил операционный стол в виде коллектора. У него были самые необходимые инструменты и даже новый белый халат. У врача Шприца имелась и своя неплохая аптека. Он собрал её по мусоркам и свалкам, где можно было при желании найти всё: от лекарств и шприцев до самой серьёзной аппаратуры. Случалось, что найденное им просроченное лекарство по договорной цене отдавалось в аптеки, где переклеивались сроки годности, и оно в очередной раз уходило нуждающимся.

Итак, операция началась. Лизке Шприц поставил обезболивающий укол, но ей, видимо, было всё равно больно, и он приглушил муки девочки стаканом вокзальной водки. Во время операции рядом находились все желающие. На лицах не было ни особого сострадания, ни излишней любознательности. Жизнь этих людей сама по себе была не легче, а страдания ничуть не меньше, чем те, которые испытывала в этот час их юная сожительница. Они просто покуривали и наблюдали. Через полчаса всё было кончено. Обе Лизкины культяпки Шприц аккуратно завязал в целлофановый пакет, а ей влил в рот ещё стакан водки. Присутствующие молча расползлись по углам без эмоций и обсуждений увиденного.

Шприц свою пациентку выходил менее, чем за год. Она оказалась удивительно живучей. Случилось так, что к концу своего выздоровления Лизка ещё к тому же стала матерью. Роды принимал тот же Шприц. Младенец, не вдохнув и глотка жизни, задохнулся в целлофановом пакете…

Потом Славка исчез. Довольно скоро бывалый паренёк влился в другой, схожий по своим законам коллектив.
Мы со Славкой ещё какое-то время посидели. На прощание я спросил у него: „А откуда ты родом?“ Пятнадцатилетний мальчишка, едва заметно усмехнувшись, сказал: „С помойки“…

После подобного разговора требуется много времени на душевное, а то и физическое восстановление. Таких, как Славка, Лизка, Шприц и им подобных настолько много, вследствие чего невольно может сложиться ощущение, что наша государственная воспитательная система является одним из основных поставщиков подростков на помойку…

Но при всём этом обнадеживающим фактором является то, что наши православные храмы заполняются всё новыми и новыми прихожанами. Отец Василий, старенький мудрый священник, как-то сказал: „Раньше люди приходили к Богу от радости, а сегодня всё больше от горя…“
Хочу только добавить: „…Но, чтобы уйти с надеждой, которая принесёт радость“.

Генеральное значение в воспитании подрастающего поколения имеет семья: большая, дружная, созданная на основе почитания и уважения родителей, терпении и желании помочь оступившемуся. Такое сегодня встретишь уже не часто. Лучший способ прославить родительское имя - это не позорить его. Особенно хорошо, когда много детей. Как однажды на это сказал мой знакомый батюшка: „Никогда голодным не останешься. Доел за всеми и сыт“. На семье хочется остановиться особенно…

Что мы знаем о своих предках? В подавляющих случаях только немного о бабушке, дедушке и кое-что о прабабушке и прадедушке. Революция тысяча девятьсот семнадцатого года помимо известных трагических событий умело вытравила понятие „род“. Откуда твой корень? Тот тихий счастливый уголок, где раздался первый крик твоего родового начала, и откуда берёт течение твоя фамильная река?

Что значит слово „родословная“? Это слово о роде. Даже собака имеет родословную, а из нашего паспорта национальность и ту вытравили. Это похоже на тактику грубого, циничного и умелого разрушения родового корня. Что будет с домом, если не будет потомства? Его разворуют, разрушат. Не помня родства, мы не имеем возможности молиться о покое ушедших в иной мир, а это обыкновенная неблагодарность к тем, кто через свою кровь дал нам жизнь. Не зная или не помня их, забудут и о нас.

С развалом Советского Союза развалились тысячи семей. Под обломками этого государственного дома и по сей день многие ищут своих родственников. Не пострадали, а, более того, остались даже в выигрыше те, кто взорвал это здание. В результате этого антигосударственного диверсионного шага по бывшей стране от потрясений и отчаяния ощутимой волной прокатились такие преступления, которые от безсилия ловко назвали „бытовухой“.

Я люблю поговорить со стариками. Это очень рассудительные собеседники. У одного из них я спросил: „Почему плохо живём? Часто всем недовольны?“ На что он спокойно ответил:

„Потому что живём не там, откуда родом. Твоих когда-то вырвали с корнем и бросили за плетень. Хорошо семя оказалось плодовитым и дало хоть какие-то всходы. А ведь не всем так повезло. Кто засох, кого просто затоптали“.

Такие жизненные вывихи и переломы наложили серьёзный отпечаток на семейные отношения. Только сегодня начинает приживаться венчание - торжественный, яркий, единственный на всю жизнь праздничный обряд. Умно сказал один священник: „Невенчаная семья, как непризнанное государство. Не признанное Богом“. А в таком мини-государстве, к сожалению, чаще всего происходит как в известной песне: „Если в квартире кавардак, то и на душе похоже точно так…“ Фактов, подтверждающих эти слова, множество. Сегодня уже не редкость, когда дети берут управление домом на себя из-за того, что от тяжелых душевных и физических ранений слёг кто-то из родителей. А то и оба. И дети начинают содержать в полном смысле несколько человек, решают бытовые вопросы, почти не допуская при этом ошибок.

Однажды я был на Алтае и стал свидетелем следующего. У небольшой церкви скромно стояла девочка семи - восьми лет. Она ничего не просила, но к ней довольно часто подходили прихожане и что-то давали. Обычно пакетики с продуктами, иногда одежду и деньги.

Выбрав минуту, я тоже подошёл к ней и спросил:
- Кто ты и почему здесь стоишь?
Её ответ был будничным и спокойным;
- Мама сильно болеет. Уже год лежит. И Ванька, младший братик, ему два года, тоже шибко болеет. Они очень хотят кушать, а папка от нас ушёл. Девочка машинально взяла у меня небольшую сумму денег и шоколадку.
- Это всё для мамы, - сказала она. - Сегодня её очередь кушать. Я ела вчера. Мы только Ваньку каждый день кормим.
- А в школу ты ходишь? - спросил я. - Нет.
- Почему?
- Надо маму и Ваньку на ноги поставить. Без меня им не выжить.

Этой девочке помогали обращаться во многие госучреждения. Везде отнеслись с пониманием, но ответили только бумагой. В итоге она пришла к храму. Так подсказало сердце…

Но всё же хочется настоятельно посоветовать чиновнику, принявшему такой закон о соцподдержке для этой девочки (а таких тысячи по России): рискни прожить, согласно своим распоряжениям, сколько сможешь. Уверяю, через несколько дней ты составишь компанию этим тысячам…

Детская преступность во многом корнями уходит в наши родительские отношения. Дети живут, копируя родительское поведение и родительские грехи. Последнее наиболее заманчиво.

Бытует поговорка: дал Бог ребёнка - даст и на ребёнка. Но это в том случае, когда брак совершается по благословению, происходит Таинство венчания, и результатом тогда является крепкая семья и здоровое потомство. Сегодня нередко происходит наоборот. Скоротечное знакомство, обыкновенное сожительство в страстях, зачатие в пьяном угаре, он или она уходят из дома со скандалом, истерикой (назло всем!), и этим бравируют.

Здесь к месту сказать о материнской или родительской любви к своему ребёнку. На сегодняшний день надо хладнокровно признать, что уже нередки случаи, когда это чувство родителям ощутить уже не дано по многим причинам. Либо они сами к себе его не испытывали с рождения, либо оно стёрлось по мере взросления. Все причины не перечислить. Истинное понятие материнской любви стало приобретать некий уродливый смысл.

В одной из женских колоний у меня была встреча с непростой женщиной, занимающей не последнее место в тюремной иерархии. Разговор с такими людьми, как правило, о многом заставляет задуматься. Вела себя она довольно просто, говорила искренне. Поведение этих людей на самом деле не такое, как это пытаются надрывно и глупо показать некоторые современные актеры в фильмах о „зоне“. Галина, так назовём эту женщину, вдруг сама предложила мне поговорить о любви и жалости. Мы сидели с ней в пустом клубе „зоны“ на последнем ряду, и нам никто не мешал…

- Материнская любовь, - начала Галина и чуть задумалась, - нередко бывает слепа. Я отсидела много, больше двадцати лет. Во всём виновата сама, и сейчас уже ни на кого не держу зла. По молодости, конечно, многое чувствовалось иначе. Вот сейчас смотришь, как возят некоторым девчонкам мешки с продуктами, и замечаешь, какую это вызывает реакцию у других, от которых отказались все родственники. Но главное в том, что эти родители так и не поняли, что они сами посадили свою дочь, и выйдет она отсюда ещё большей гадиной. В „зоне“, наверное, вообще любви не бывает. Если и есть что-то похожее, то только жалость или реже сострадание. Особенно к тем, у кого первая ходка…

А, вообще знаешь, чем отличается жалость от любви? И, не дожидаясь моего ответа, сказала:
- Жалость - это значит чем-то поделиться. А Любить - отдать всю себя.

У меня в детстве был такой случай. На крыше нашего деревенского дома был красивый скворечник. Его когда-то сделали мы с отцом. Туда каждую весну прилетала одна и та же пара скворцов. Счастливые такие, горластые. Они, похоже, знали нас в лицо. Через какое-то время у них появлялись птенцы, такие же заливистые. Пока мать с отцом ищут им червяков, они высунутся в окошечко и радуются всему, что видят. Однажды, когда родители улетели, соседский кот подкрался к скворечнику, засунул в него лапу и стал оттуда вытаскивать птенцов, глотая их по одному, наспех, даже не разжевывая. Видно чуял, гад, что если его прижучат - разорвут. Мне было жалко птенцов. Я, как могла, пыталась отогнать кота, но и всего лишь. Тут прилетела мать. Она с котом дралась насмерть.

Галина вдруг замолчала и потихоньку закурила, пуская дым осторожно по стене. Через несколько минут она заговорила снова:
- Ну, так вот, мать погибла, отдав всю себя. Потому что любила.
А я… Я могла бы спасти, но мне было только жалко, и я не стала рисковать, лезть по непрочной лестнице и биться за скворчат. Очень боялась упасть. А скворчиха погибла, потому что была мать.

Галина долго молча курила.
- Да, за чужих детей больно, а за своих страшно, - добавила она. Вскоре мы с ней расстались…

Ты во многом права, Галина…

К сожалению, сегодня уже нередко бывает и другое: за детей не больно и не страшно, ни за своих, ни за чужих как родителям, так и обществу. Всё, о чём я рассказываю - это не какие-то особые редкие случаи из ряда вон выходящие, а, к сожалению, факты, которые на сегодняшний день приобрели настолько массовый характер, что становятся опасными для государства. Это такая своего рода морально-нравственная Хиросима.

Тяга к жестокости, цинизму, желание крови отличает нынешнюю молодёжь. С годами стало наблюдаться омоложение садизма. Если в 1980-х годах к этому потянулись те, кому за 25-30, то сегодня - это уже устойчивые молодые группировки от десяти лет. А нередко и младше! Во время бесед, ещё до суда, о причине убийства или другого совершённого злодеяния многие из них хихикают, отворачиваются, плюют на пол. Далее идёт типовой ответ: „А чё? Чё ещё с ним было делать?“ Стыда на лице и ужаса от содеянного я почти не видел. Чаще это относится к подросткам в начальной стадии заключения. Первые признаки осмысления содеянного наблюдаются гораздо позже. Даже позднее, чем у взрослых. А порой никогда.

Видя такое, надо сказать, что воспитанию детей следует уделять внимания больше, чем обороне. Ибо, если будет перебит духовный хребет, высококлассное оружие будет уже ни к чему. Устраняться от воспитания детей - всё равно, что плевать против ветра. И ветра чаще всего штормового. всё вернётся на физиономию плюющего…

Затронем самую зловещую на этот час тему - пьянство. Пьянство - это пожар, в котором сгорают семейные отношения, любовь друг к другу теряются даже признаки скромности и стыда. И это катастрофа государственного масштаба. Лучше всего об этом рассказала одна девочка, приславшая мне письмо из колонии, осуждённая на долгий срок:

„…Папу с мамой я боялась, как огня. Особенно маму. Она была грязная, и от неё всегда плохо пахло. Мне было стыдно за неё и жалко. Я часто плакала, видя её, когда она ходила по деревне. Бывало, что совсем голая. Когда мы с братом на родителей кричали, то они сразу били меня, а брата Гошку сажали в бочку и закрывали. Он стучал внутри и говорил, что больше не будет на них ругаться.
А потом он стал с ними выпивать. Тогда ему было семь лет. Ко второму классу он совсем спился. Отец посылал его в ларёк, куда привозили водку из Пскова, и говорил: „Не сможешь выпросить - укради. Придёшь без водки - убью“. У нас её там берёт вся деревня. Даже учитель труда.
Один раз Гошка сказал мне: „Я специально пью, потому что мне трезвому страшно на папку с мамкой смотреть. А если нажрусь, то хохочу, когда вижу, что они делают“!

На Новый год Гошка так напился с родителями, что замёрз в сенях. Я его хотела сначала спасти, но отец не дал. Орал, что пусть знает, как нам врать, что водку не привезли. Тогда я их сожгла. Дождалась, когда родители уснут, заколотила и подожгла. Они сгорели, а меня посадили в тюрьму. Я даже не знаю, жалко мне их или нет. Прошло почти три года. Вспоминаю только Гошку, но всегда чистенького. А маму, как она сидит на крыльце и ждёт меня из школы. Она, когда ещё не пила, так всегда сидела рядом с большим подсолнухом. А папу не вспоминаю никогда.
В нашей колонии есть церковь. Я там пока не была, но собираюсь. Моя подружка сказала, что там очень тихо и спокойно, а когда плачешь, то не стыдно.
Простите меня, если что-то сказала не так. Надя.“

Когда ездишь по России, встречаешься с людьми в колониях, воинских частях, видишь ещё одну всё более проявляющуюся деталь: умопомрачительное богатство одних, подавляющее всякое представление о чувстве меры, и полную нищету других. Я не случайно говорю о потерянном чувстве меры. Приведу лишь один факт из многих:

Отмечался день рождения сына в семье одного бизнесмена, ставшего богатым за короткое время в середине девяностых. Мальчику исполнилось восемь лет. Что ж, хорошая традиция - семейное застолье. Подавали торт весом в восемь килограммов. И в знак особой родительской любви лакомство осыпали золотым песком. Золотым песком из золота девятисотой пробы весом в восемьсот граммов. По сто граммов за каждый год сынишки. Этот рецепт о пользе золота для организма прочитала мама, отдыхая на экваторе.

А в это самое время… Север России. Финансовый дефолт. Потеря последних копеек, падение духа, безысходность у миллионов россиян.
Некогда ещё относительно стабильный рабочий поселок обнищал за несколько дней. Во многих семьях наступил настоящий голод. Мать с четырьмя детьми, доведённая до полного отчаяния, с последней надеждой идёт к тому, кто, в немалой степени, обогатился за счет финансовой провокации государства.

- Помогите, - просит она хозяина.
Тот, развалясь в кресле, спросил с циничной ухмылкой:
- А чем платить будешь?.. Собой?..
- Собой, - выдохнула она.
Выходит из кабинета, берёт у секретарши нож, хладнокровно отрубает себе три пальца и, зайдя к бизнесмену, бросает их ему на стол.
- Вот всё, что я имею. Бери. Скоро она совершает преступление…

Сегодняшний закон поощряет цинизм, зверства, бесстыдство. Одна респектабельная дама подарила сыну на день рождения набор интимных принадлежностей, объяснив свой поступок тем, что сын уже достаточно умен и свободен в праве выбора. Он решит сам, нужно ему это или нет. Сын материнский подарок принял с благодарностью. Приглашенная на банкет „золотая“ молодёжь с неподдельным восторгом отнеслась к поступку матери именинника.

Желание родителей вырастить и воспитать ребёнка в достатке - это совершенно нормально. Но как в нашей жизни определить ту меру достатка ребёнку, и где та грань, переступать через которую нежелательно? Нам известен невинный, на первый взгляд, и, якобы, оправданный лозунг: „Все лучшее детям“. Правильно ли это? В итоге они нередко становятся хладнокровными и жестокими иждивенцами. А потом, чтобы создать ребёнку достаток, к уровню которого он становится всё более требователен, и удовлетворить все его капризы, родители меняются сами. Ведь на всё надо изыскивать средства. Вот откровение одной женщины:

- Мы с мужем делали всё, чтобы наш сын не знал нужды ни в чём. До определенного возраста, класса до восьмого, он вёл себя довольно скромно и довольствовался тем, что есть. Мы не могли этому нарадоваться. Но родительская любовь в действительности бывает слепа. На осторожные подсказки близких: „Смотри, он меняется“, я становилась агрессивной, злобной. И видела уже это сама, но старалась мучительно переубедить себя: мол, показалось, время такое. К сожалению, не показалось. И время здесь ни при чём. Эти изменения стали отражаться на отношениях с мужем. Он человек мягкий, добрый, не имел таких возможностей зарабатывать, как я. А сын менялся на глазах. То, что его устраивало в прошлом месяце, в этом - уже было мало.

Поиск новых денег сказался и на моих отношениях с коллективом. Я, глупая, думала, что мне за грубость и своеволие будут всегда повышать зарплату. Создала ещё несколько фирм, стала мотаться по миру. Сына воспитывала по интернету, разговаривая с ним то из одной страны, то из другой. Делала всё, чтобы обо мне говорили: „Страшная женщина“. Я упивалась этим. В итоге во мне всё спуталось. Сердце мое окаменело. Близкие раздражали и злили меня. А последствия общеизвестные и печальные. У мужа другая женщина, а сын, когда я слегла, ни разу не пришёл ко мне. Без денег я ему не нужна. Сейчас я с трудом встаю, иногда плачу. Даже не плачу а просто слезы сами начинают катиться по щекам.

В конце разговора она произнесла странную фразу: „Я благодарна им за боль“. И перекрестила меня единственно подвижной правой рукой…

Непросто складывается наша жизнь, и, к сожалению, редкий человек может сказать, что предательство близких людей обошло его стороной. Все по-разному пережили это. Но безразличным, я думаю, не остался никто.
У меня была встреча с одной женщиной, которая рассказала о своей судьбе с желанием предостеречь и наставить, чтобы услышавший не повторил её ошибки:

- Наша семья была такой же, как тысячи других: с неплохим достатком, дружной, скромной в запросах.
Всё враз рухнуло, когда внезапно открылись глаза на подлость мужа. Он, живя с нами, легко отвернулся от нас. Я приходила с работы издёрганная, засыпала злая и просыпалась злая. Поступки детей тоже стремительно становились отвратительными, а я к этому уже относилась безразлично. Скоро пришло первое сообщение от участкового о проделках моего сына. Я помню, что на это только устало кольнуло сердце и всё. Я сама заметно опустилась внешне и распустилась внутренне, отчего стала доступна (в плохом смысле) даже тем, к кому ещё недавно относилась брезгливо и нетерпимо. Сейчас у меня парализована правая часть лица, и я не могу ходить. А произошло это от того… В общем, скажу. Однажды меня привезли в одно из злачных мест города и, когда меня подвели к так называемому директору, то оказалось, что это мой сын… Теперь у меня есть, наверное, только то, что и должно быть - больничная кровать, редко меняющееся бельё, тусклое окно и трехразовое питание в больнице для умалишенных и брошенных.

Я знаю, что нелегко читать об этом, но поверьте, слышать это из первых уст ничуть не легче. Главное, что вдохновляет на подобную работу, - это искренность тех, кто, несмотря на все лишения и трудности, желает очистить душу. В подтверждение хочется привести ещё одно письмо из женской колонии:

„…Когда-то на могиле своего мужа, в порыве, я выкрикнула такие слова: „Господи! Я ненавижу Тебя! Будь Ты проклят!“
Душевная боль была настолько сильна, что я ощущала её физически. Даже сейчас, вспоминая всё произошедшее, я чувствую ее. Хотя прошло уже восемь лет. И вот, в тот момент, я думаю, что Бог отвернулся от меня.

Да, я знаю это. Он не принял меня, когда спустя какое-то время я пришла к Нему в Церковь. Пришла настолько измученной. Поставила свечку „за упокой“ и ещё хотела поставить свечку за свою безнадежную и грешную душу. Но… свечка у меня потухла. И вот, в ту секунду в моей голове тоже всё потухло. Перед глазами - темнота. И только одна мысль: „Бог не хочет забирать меня к себе, но ведь и здесь, на земле, у меня нет жизни. Куда же мне податься?“

И я чувствую сильнейшее желание ударить по подсвечнику, чтобы все свечи разлетелись по сторонам. Ещё секунду… и я бы это сделала. Я уже видела перед глазами эту яркую картинку. Но… вдруг я резко поворачиваю голову в сторону, и натыкаюсь на глаза. Глаза женщины. А в них… СПОКОЙСТВИЕ. Я не знаю, как это описать. Но черное наваждение пропало. Она как будто коснулась меня белым перышком. Я просто опустила глаза и как-то смиренно пошла к выходу. Вслед я услышала: „Пойди искупайся в Святом Источнике“.

Я ещё много раз приезжала туда, чтобы искупаться. Но вот зайти в церковь я больше не решалась. Уже потом, какое-то время спустя, я снова зашла. Поставила свечку. Наверное, Бог всё же позволил мне это сделать. Хотя Он не мог не знать, что в моем сердце так и жила ненависть. Я ненавидела Его. Ненавидела всем своим существом. И… всё же… шла к Нему. Парадокс. Я вытворяла такие страшные вещи, но от этого мне не было легче. И ещё. Я столько раз просила Бога о смерти. Только Он знает, как я искала ее. Но… я жила. И вот за это я Его ненавидела.

Потом тюрьма. Как мне казалось, я совсем нелепо и случайно туда попала. И только теперь понимаю, ничего случайного в жизни не бывает. Расплата. Или Божий Промысел.

Но ведь только в тюрьме до меня, наконец-то, дошло, и я осознала то, что я не одна в этой жизни. У меня есть мама, есть маленький сынишка. Они сильно за меня переживают и болеют. Плачут. Тоскуют. Я поняла, как я им нужна. Как им трудно без меня. Как они меня любят и ждут.
Господи! А я ведь хотела их оставить сиротами. У меня сердце сжимается от тоски и боли за них. Я каждый раз им говорю: СПАСИБО. СПАСИБО за то, что вы есть!
И СПАСИБО Тебе, ГОСПОДИ, что Ты дал мне это понять!

Теперь Вы понимаете, какой тяжелый камень у меня на душе? Я хочу покаяться. Хочу, наконец-то, впустить Бога в свою душу. И попросить ПРОЩЕНИЯ.
Я теперь знаю, что я сделаю в первую очередь, когда освобожусь. Я пойду в Церковь.
А пока я обращаюсь к Вам с большой просьбой. Помолитесь за мою маму Светлану и сынишку Сергея и ещё за мою грешную душу. С уважением, Ирина.“

Зло безконечно продолжаться не может, Ему всегда есть конец.
Внезапный и страшный.
Примерами этому служат те откровения людей, которые изложены в моей книге.
Безконечным же может быть только добро!

Мы любим говорить о династиях. Династия учителей, рабочих, инженеров, военных. А сегодня уже есть и пустили крепкие корни династии воров разных степеней, бандитов, и это вызывает у молодого поколения гордость, почет и уважение. Но грязная душа чистого потомства не дает. Не все родники целебные. Есть с тяжелой водой, и нам не ведом их исток. В основе преступления лежит падение морали. Где умер стыд, там рождается бесстыдство. Бесстыдство - одно из основных поставщиков человека в тюрьму.

Порой слышатся такие слова: „На нет и суда нет“. Ошибаетесь. Суд есть на всё. А на „нет“ порой более суровый. Например: нет, не буду воспитывать детей. Нет, не стану ухаживать за больными близкими. Как равно и нет, не создадим, наконец, такие законы, благодаря которым мы обретем хотя бы относительный покой, стабильность и процветание.

Говорят закон надо уважать. Закон будут уважать тогда, когда он будет заслуживать уважения. Во многом, благодаря сегодняшним законам, растет количество безграмотных детей. Однажды мне пришло благодарственное письмо от подростка из колонии, которое больше, чем на половину, было написано… матом! И не от того, что он это сделал специально, а потому что он других слов просто не знает!

Создается ощущение, что жить или не жить нашим детям сегодня решают те, у кого их нет. Или в России нет. Сегодня в колониях оказываются мальчишки и девчонки, которые впервые (!) увидели зубную щетку, чистую постель, которых только здесь первый раз в жизни назвали по имени. В детских колониях сегодня можно увидеть подростков всех социальных слоев общества. Достаточно тех, у кого родители являются людьми обезпеченными. Есть такие, которые обучались в престижных учебных заведениях. Но, как ни странно, они-то нередко и отличаются особой изобретательной жестокостью. Это говорит о том, что образование - это ещё не воспитание. Можно иметь несколько дипломов о высшем образовании и оставаться хамом.

Сегодня мы много говорим о терроризме. Есть ещё терроризм духовный. Человек, опутываемый страстями, сам себе террорист. Бросить семью - это тоже терроризм. Создание невыносимых условий жизни своим гражданам, процветание разврата на законодательном уровне - всё это терроризм. Отсюда и облик наших детей. Нам известна фраза „дети войны“. А „дети тюрьмы?!“ Не только оказавшиеся там, но и родившиеся в зоне, каких немало. А „дети демократии? перестройки?“ Это всё те же дети войны. Ещё более жестокой и безнравственной.

В истории любого государства всегда были, есть и будут личности, на которых равнялись. Это и герои и антигерои. Просто человек нередко идёт не с тем поводырем. Сегодня, чтобы кого-то сделать знаменитым, нет нужды искать талантливого, высоконравственного с реальными заслугами человека. Достаточно кого-нибудь в течение недели просто показывать на телевидении, и он уже будет знаменит и почитаем. Ему дадут кличку „звезда“. И неважно, что вообще стало причиной его знаменитости. Нередко его заслуга, мягко говоря сомнительна, а то и вовсе неприлична.

В СМИ, в кино, в литературе широчайший выбор для молодёжи между мерзостью и супермерзостью. У каждой эпохи есть своё не только лицо, но ещё и рожа, которая проявляется всё явственнее.

Почему наша молодёжь всё меньше и меньше смотрит фильмы сороковых-семидесятых годов? Потому что сегодняшняя мораль деградировала.

Как можно сравнивать низкосортные сериалы и такую классику, как „Проверка на дорогах“, „Они сражались за Родину“, „В бой идут одни старики“, „Мужики“… Никак. В тех фильмах снимались актеры, знавшие армию и жизнь. Они пережили это. И в их фильмах получилась не игра, а восстановление прошлых событий. Чего не скажешь о современных извращенных киновыходках.
Ветераны Великой Отечественной войны, „афганцы“, солдаты чеченской войны не смотрят сегодняшние фильмы об этом. Потому что так не бывает!
Заключённые не смотрят сегодняшние фильмы о „зоне“. Когда подобное попадает в колонии, они, усмехнувшись, плюют на экран и уходят.
Не надо, не знавшему горя, любовь, настоящее счастье, делать об этом многосерийный пошлый разнузданный детектив.

Никогда кухарка не станет Президентом. Иначе у неё и каша подгорит, и государство развалится. Задача кухарки сварить хорошую кашу, чтобы сытый Президент умело руководил страной.

Фильмы нового поколения приносят огромную прибыль создателям, привлекая зрителя кровью, ужасами, развратом. Но за это тоже надо платить. И мы платим. Платим тем, что харкаем кровью. Поэтому нельзя терять бдительность и следует четко различать, где культура, а где „культу - ура!“ Ещё говорят: „Купите свежую газету“… Там, где реклама грязи, - свежести быть не может.

Как-то я спросил одного режиссера-сценариста:

- Зачем создаете злые, конфликтные фильмы? Тот, ухмыльнувшись, переспросил:
- Честно?
- Честно, - ответил я. И тут его, как прорвало.
- А чтобы взбесить толпу. Я балдею, когда вижу злую толпу. Это мой адреналин…

Читатель, какая на это есть статья Уголовного кодекса РФ ?

Несколько подростков в возрасте от 8 до 15 лет убили двоих из-за бравады и куража, взяв за основу действия героев фильма „Бригада“. Из него же приклеили себе клички. После хладнокровно совершенного преступления печень одного убитого скормили собакам, а бедро сварили и съели, выпив перед этим по бутылке водки.

- Я хотел именно такого мяса, до судорог, - признался один из них. - Сначала мы посмотрели этот фильм, потом несколько „ужастиков“, но и этого показалось мало, всё равно было скучно. Захотелось чего-то более острого, кровавого. Нам нужна была только чья-то смерть…

И фактов, подобных этому, сотни…

В Сибири мне удалось встретиться с бывшим заключённым. В свои почти восемьдесят лет он большую часть жизни провёл в зоне. Сам по себе этот человек очень замкнут, немногословен. Среди сельчан у него из близких никого нет. Быт его достаточно скромен: солдатская кровать, такая же посуда, в остальном - только самое необходимое. Бывает, что к нему заезжают некие мужички, но перед тем, как войти, они осторожно просят разрешения и старательно вытирают ноги. Что касается чистоты, то здесь старик суров.

Мне захотелось с ним поговорить о современной культуре. В частности, узнать его мнение о фильме „Сволочи“ и специфической музыкальной группе „Звери“. всё необходимое для просмотра было привезено с собой, так как у старика этого не было. Спокойно посмотрев по нескольку минут одно и другое, недолго покурив, он, усмехнувшись, сказал:

- Нет, это не звери… Это щенки. Ну, может, они будут шакалята. А вот настоящие звери и сволочи - это те, кто их создал, профинансировал и выпустил в мир. Но редкий зверь избегает капкана или хорошего охотника, а то и свои загрызут.

Один актер сказал: „Искусство не знает границ. Актер должен быть универсален“. Это очень плохо. Плохо, когда в поведении человека нет границ, то есть чувства меры. В таком случае слово актер звучит так: „акт…ёрничества“, и результатом этого ёрничества является, в том числе, испорченная детская душа. А почему ей не быть порченной, если главный канал ТВ всё подает „Без комплексов“, другими словами, „без совести“, а это высший уровень распущенности.

Человеку земному не дано сыграть Богочеловека, как черепахе не изобразить орла. При любой попытке сделать это все увидят, что Бога пытается изобразить бес. Как сегодня оправдать безумие? Очень просто. Надо назвать это авангардом. Поэтому во всём, что творим, должно быть осмысление и, если хотите, страх за последствия.

Из разговора с осуждённой:

- До меня только после вынесения сурового приговора, в тюрьме, дошёл смысл евангельских слов, которые священник произносит перед Причастием: „Со страхом Божиим и верою приступите…“
Вот именно, со страхом Божиим и верою мы должны приступать не только к Причастию, а ко всему, что делаем в своей жизни: к созданию семьи, приготовлению пищи, к работе, к созданию оружия, к управлению государством. Ко всему…

В своих рассуждениях она права. Нам всем не хватает страха Божьего во всех наших делах.

Сегодня стали раздаваться голоса о том, чтобы сделать проституцию профессией и узаконить ее. Как в цивилизованных странах. Тогда надо сделать профессией услуги киллера, вора. Они возникли почти одновременно. К тому же ещё есть и такой вид деятельности, как соучастник преступления - наводчик. Его тоже судят.

Но сценарист, режиссер и остальные, кто имеет отношение к развратным бандитским фильмам, действия из которых скопировали подростки, совершив преступление, тоже являются наводчиками и их тоже надо судить. всё это должно подходить под статью „жестокое обращение с детьми“. От этих детей появятся ещё более несчастные и оттого более жестокие дети. Создается впечатление, что развратная литература, бандитские фильмы и тому подобное, - всё это стало государственной политикой. Ибо, если позволено, значит узаконено.

Приведу лишь некоторые отрывки из рассуждений одного „авторитета“ в среде растления молодёжи. Он не таился, не оглядывался по сторонам, выражая свои мысли, чувствовал себя абсолютно свободно, по-хозяйски откинувшись на диване. Здесь знали, кто он, и вход в этот дом на законном основании (!) охраняла милиция. Вот что он говорил:

- Самая большая и быстрая прибыль - на порче девочек. И мы сделаем всё, чтобы закон был, если уж не против нравственности, то хотя бы вялым и безликим. У нас достаточно своих в депутатской, законодательной и прочей среде. Людей духовно распущенных, а то и просто глупых. А чужой среди них, если надо, своим становится довольно быстро… Самые большие деньги сегодня делаются из человеческого беснования. А попросту - из всяких шоу. Поведение молодёжи в момент пика на концертах доходит до такого безумия, что они звереют и теряют над собой контроль. В этом и состоит смысл моей деятельности…

Издавна на Руси желание пошутить, повеселиться являлось естественной потребностью души после трудного, полезного рабочего дня. Мы помним хороший поучительный смысловой юмор наших родителей, дедушек, бабушек. И часто с удовольствием вспоминаем его. Но сегодняшняя шутка приобретает какое-то странное, уродливое представление, лишенное даже признаков здравого смысла. Мои знакомые провели такой эксперимент. Компьютерный экран они разделили на две части: слева - обезьяна, справа - одна юмористка и выключили звук. Уверяю всех: обезьяна выглядела гораздо воспитаннее, скромнее и даже привлекательнее. Грустно всё это.

Сидящим в зале на подобных шоу хочется сказать: бесноватый человек по верному пути не поведёт.
Как пример приведу ещё один случай:

В учреждении, где лечатся люди, скорбные умом, включили видеокассету с церковной Литургией. Это было не в качестве эксперимента, а, как сказала одна из сотрудниц:
„Надо было срочно занять этих людей, и поэтому поставила то, что первое подвернулось под руку в кабинете. Я была поражена, - продолжала она. - За несколько минут среди моих пациентов воцарилось умиротворение. Я даже заметила у некоторых вполне разумный осознанный взгляд. Ничто другое на них так благотворно не действовало. С тех пор я стараюсь ставить эту кассету как можно чаще“.

Нам, родителям, стоит над этим серьёзно задуматься.

Когда из нашего лексикона уходит слово „здравое“, тут же на его место приходит слово „скверное“. Что означает мат? То есть материться? Ни что иное, как на мать яриться. Величайшее достижение русской мысли - алфавит, в котором с особым смыслом буква „я“ стоит на последнем месте, как символ скромности. Мы же в своем словесном обиходе се почти всегда по гордыне ставим на первое место. От этого в немалой степени наша разнузданность и бескультурье. Почему люди молчат, когда говорит священник? Да потому что его устами Господь передает нам своё напутствие и наставление на следующие дни. Почему воет, ревет и беснуется многотысячный зал на различных шоу? Потому что языком актера говорят бесы.

В мире, который нас окружает, всё имеет цену. Как бы мы ни уворачивались, всё равно придётся платить - за подлость, измену, дерзость и даже за недружелюбный взгляд. Безценны только подвиг, порядочность, преданность, доброта.

Достаточно известный журналист, развивая мысль на эту тему, раскрылся в следующем:

- Мне больше платят не за созидательные факты, где надо говорить о стабильности, об улучшении чего-то для вас, а за провокации и хаос.

И он таков не один. Такая своего рода лицензия на гадость.
В разговоре с депутатом я спросил:
- Почему много лет ни в какую не проходят законы об уничтожении пропаганды и романтизации бандитизма, садизма, распущенности?
На что он мне самокритично ответил:
- У нас же не Государственная Дума, а „товарищество с ограниченной ответственностью“.

Мы часто говорим об „оборотнях в погонах“. Эта тема стала походить на выполнение диверсионного заказа против армии. Но можно смело сказать, что оборотни есть везде: в руководстве крупных компаний, в министерствах, в культуре и, что самое опасное, в тех сферах, которые быстро и успешно влияют на деморализацию молодёжи. Именно СМИ и ТВ в подавляющих случаях являются своего рода учебниками для совершения многих преступлений, о чём осуждённая молодёжь говорит не стесняясь, а то и с удовольствием.

Сегодня социальная среда воспитывает в подростке лень, отвращение к настоящему созидательному труду. Главный упор делается на страсть к наживе любым способом, что заканчивается преступлением.

В прошлом году у меня в гостях был пожилой человек из провинции. Дело было в мае, и он каждый вечер терпеливо смотрел программу „Время“. На вопрос: „Что ты там пытаешься найти?“ - он только раздраженно отмахивался. К середине мая дед, выключив телевизор, вспылил: „У нас в стране хлеб сеять будут или нет?! Я вас спрашиваю?! Только ваши дурацкие пляски, убийства и эти паразиты „звезды“… Что жрать будете?“
Ты прав, старик, есть уже сейчас многим нечего. И не на что.

Мы говорим об ошибке в руководстве предприятием, страной… Но ошибка - это когда от неудачного решения происходят отрицательные последствия, которые длятся сутки, трое, ну пятеро. Но не пятнадцать лет! В результате - разрушенная экономика, заросшие бурьяном хлебные поля, ржавеющая техника, тысячи бездомных детей, падающие от износа самолеты, десятки тысяч убитых на нескольких войнах, роты героев, кучки предателей и прах по всей России. И это уже не ошибка. Это цель. Стратегия. Преступная, безнаказанная!

Четырнадцать тысяч погибших в Афганистане - это неправда. Тысячи раненых, многие из которых скончались уже дома, их не учитывали. Были, кто покончил собой от безысходности и безпомощности. Сюда следует добавить десятки тысяч родителей, жен, детей. Их тоже в определенной степени можно считать погибшими. Поэтому цифру в четырнадцать тысяч можно смело умножить на сто. На войне пуля в одного - это пуля сразу, как минимум, в четверых: отца, мать, жену, детей.

В этот строй встала и Чечня. Всю ситуацию здесь изо всех сил на высоте удерживает только героизм и мужество нашего солдата. Вот, если бы чиновники так исполняли закон, как русский солдат Присягу, то не было бы такого горя, которое сегодня переживает народ.

Война, о которой я пишу сейчас, - это схватка за детские души, ещё более жестокая и страшная.

Поэтому высшая мера наказания должна быть введена, в том числе, и за деморализацию общества. Ибо совращение малолетних, повлекшее десятки убийств, - это тоже диверсия. Смертную казнь надо понимать даже не как исключительную меру наказания, а как исключительную меру воспитания. Я знаю, найдутся противники моих рассуждений с аргументом: „А вот в цивилизованных странах…“ Поэтому поводу скажу, пусть каждая семья живёт по своему уставу и метет свой мусор. У американцев в нескольких штатах по-прежнему она действует и довольно эффективно. Здесь же находится Китай и ещё несколько стран. Они сами вправе решать, как воспитывать своих негодяев.

И ещё… Я встречался с человеком, имеющим отношение к исполнению смертной казни. Его словам можно доверять. Он сказал, чтобы спасти свою шкуру, люди, стоящие на коленях за секунду до „пли“, отрекаются не только от Христа. Отрекаются и от Аллаха, от Машиаха и от Будды, от всех святых, матерей, детей. У них своя шкура всегда была дороже всего.

Сегодня много говорят о патриотизме. При этом, нередко, в рассуждениях чувствуется или дремучесть или опасная линия поведения.

Патриотизм вовсе не означает, что надо притеснять или убивать всех подряд за свою страну. Патриотизм - это создание такой морали, при которой доминирует та национальность, которая является основополагающей в этой стране. Другие уважают её, потому что она хранит их, помогает жить в достатке, покое и не помышлять о тайных делах. Препятствовать всему плохому должна достойная Конституция и цельный Уголовный кодекс. Безусловно, это не всем по нраву. Потому что тогда нет возможности легко вытворять, что вздумается. Но грязные мысли тоже смердят. Чаше всего грязными проступками.

И всё же настоящего патриотизма, гражданского долга и простой человеческой порядочности сегодня ещё, Слава Богу, больше. Мне известен случай, произошедший с московским раввином в подземном переходе метро. На этого немолодого, с трудом идущего с палочкой человека, внезапно напала группа столичных подростков.

Ошеломлённый такой дикой выходкой, он, и без того слабый, с побледневшим лицом, прижался спиной к стене и, похоже, уже был готов к самому худшему. Внезапно из потока вечно бегущих людей к нему подскочил крепкий мужчина, прикрыл его спиной и проорал: „Отец, прижмись ко мне, обхвати руками и не двигайся! Я прикрою!“ Видимо, от полной слабости и тяжелого душевного потрясения старик буквально обмяк, повиснув на этом человеке. Подростки, опешив от такого хода событий, не рискнули пойти на большее. Погадив словами пару минут, они, галдя и цепляя всех подряд, пошли дальше. Мужчина повернулся к старику. Постоял рядом, пока тот пришёл в себя. Убедившись, что с ним всё в порядке, спросил: „Я могу идти или Вас довести до вагона?“ Раввин покачал головой: „Нет. Я сам“. И… низко поклонился своему заступнику.

Вот у чего, действительно, нет национальности, так это у настоящего патриотизма.

Хотя бы коротко хочется сказать молодым людям о любви, несмотря на то, что о ней можно говорить безконечно. В 13-15-летнем возрасте первая любовь ощущается как яркая бурная весна. Вот здесь-то и легко спутать своё незнакомое трепетное состояние влюбчивости с настоящим чувством. Эти не сразу различимые чувства на фоне юной категоричности могут изменить вашу судьбу в самом неожиданном направлении. Здесь верный совет может дать только материнское сердце. Оно, как жизненный маячок, своим биением определяет, насколько верен ваш путь. И, где бы вы ни находились, материнское сердце будет екать вечно. Именно от матери слышатся такие важные в жизни советы: мальчишкам - девочку надо беречь, а девчонкам - парня надо вдохновлять. В нашей непростой жизни, но при хороших семейных отношениях всё переносится легче, а нередко и с юмором. Когда любовь, верность и надежда на дальнейшее благополучие не объединяют семью, то, к сожалению, происходит так, как пишет мне одна девушка, увы, уже из колонии:

„Здравствуйте, уважаемый Виктор Николаевич.
Вам, наверное, будет не до моего письма, но я очень хочу, чтобы Вы его прочли. Мое имя Таня. Месяца три назад я прочитала Вашу книгу „Из рода в род“ и несколько дней ходила под большим впечатлением. Раньше я думала, будто Боженька больше испытаний и горестей посылает мне. Оказывается, у меня ещё не всё так плохо, как думается. После прочтения книги я, можно сказать, воспряла духом, мне захотелось жить, и взгляд на жизнь поменялся. Пишу Вам, и у меня руки от волнения потеют. Пожалуйста, прочитайте мое письмо до конца и поймите меня.

Я родилась в ноябре 1984 года. Родилась в нормальной семье, где не курили и не пили, никогда не ругались. Мой отец работал на трех работах, и всё у нас в доме было в достатке. Не помню, в каком точно году, но отца посадили за оружие. И всё пошло наперекосяк. Мама начала пить, приводить незнакомых мне людей. Они ругались, пили, дрались. Зимой неделями не отапливалась печь. У нас был частный дом в ПГТ (поселке городского типа), и мы со старшим братом постоянно пропадали на улице. Кормила нас бабушка. До сих пор помню, как это было… На улице холодно, а дома у бабушки тепло и чисто. Она сажает нас около печки, ставит на стол ароматную желтенькую картошечку, соль и подсолнечное масло на блюдечке. А потом сладкий чай. И тогда мне казалось, что нет ничего на свете лучше. Бабушка работала в леспромхозе в тарном цехе, и мы с братом нередко приходили к ней в ночную смену помогать. Бабушку уважали, и все говорили, что у неё очень хорошие работящие внучата.

…В 1993 году освободился отец. Долго описывать, как мы с ним знакомились, но я по сей день боюсь его больше жизни. В первый же вечер вся семья собралась за одним столом. Я больше никогда не ходила голодной. Но через несколько недель мама не выдержала и сбежала жить к моей бабушке. В то время она нашла себе мужчину и не могла жить с моим отцом, а может, просто хотела свободной жизни. Кто её знает? Так мы остались жить втроем: я, мой брат и папа. Он у меня жестокий и строгий. Многие его учения пригодились мне в жизни. Но я его сильно боялась и от этого страха не могла толком говорить, за что мне и попадало. У меня начала появляться новая красивая одежда. Он баловал нас сладостями. Потом у него появилась женщина. Она была знакомая мамы. Мы быстро нашли общий язык. После освобождения мой отец начал заниматься пчеловодством, лечить людей. Моя будущая мачеха пришла к нему на лечение, да так и осталась с нами. Она развелась со своим мужем и забрала свою дочь Ульяну. А через год родилась моя самая любимая сестра Диана.

У отца я жила шесть лет. Что я только не пережила. На каторге, наверное, лучше. Обиды, работа и подзатыльники. Домой идти боялась, но шла. Тогда я мамку перестала вспоминать, как человека. Она очень много начала пить. У бабушки сгорел дом, и им выдали квартиру в бараке на другой улице.

В школу я самая первая пришла в золоте и норковой шапке. В этот момент у меня появилось много друзей. Наивная, я слепо верила, что это мои настоящие друзья. И они никогда меня не бросят. Мой брат начал дышать клеем, бензином и ацетоном. Отец его бил, и он убежал к матери и больше никогда к нам не возвращался. Его лечили в психбольнице, но он и оттуда убежал. Много раз его забирала милиция. Однажды убегая от неё, он упал с крыши и повредил позвоночник. Ему дали инвалидность. Отец попросил меня с Ульяной отнести ему фрукты. Я в первый раз за долгое время увидела его. У него не работали руки и ноги. Я даже не знаю, как пережила это зрелище. Убогая обстановка, его блестящие от радости глаза. Он был так рад видеть нас, а я ничего не могла сказать. Меня подмывало убежать оттуда подальше и навсегда забыть этот кошмар. Мать его выхаживала и тоже была рада видеть меня. Что-то постоянно спрашивала. Но на неё я смотрела свысока. Я такая разодетая, здоровая, а она…

Как-то один раз я встретила их с братом возле магазина. У меня были полные карманы денег, а они искали на хлеб! Я им ничего не дала… Но они не обиделись, а может, не подали виду. Я их стеснялась тогда и стесняюсь до сих пор. Я всю жизнь мечтала о хорошей доброй семье, о своем доме. Но, когда сталкиваешься с реальностью, всё совершенно не так.

На пятнадцатом году я убежала от отца в близлежащую деревню. От души веселилась и даже успела влюбиться. Меня нашли милиционеры и привезли домой. Я боялась отца и сидела, трясясь от страха, Но всё закончилось хорошо. Отец только посмотрел на меня и всё. Целую неделю он молчал, но потом жить стало совсем невыносимо, и я сбежала навсегда. Может, тогда я сделала самую большую ошибку в своей жизни. Через месяц гуляний я пришла за вещами. Он сказал: „Ты мне не дочь, и, уйдя к матери, ты предала меня“. Он больше никогда не здоровался со мной при встречах и даже не смотрел в мою сторону. Всем знакомым на вопрос: „А как Танька-то поживает?“ - он отвечал: „У меня нет дочери Таньки. Есть Ульяна и Диана“.

Так я пришла к матери и столкнулась с ужасающей бедностью. Уйдя от отца, я стала совершенно неуправляемой, со мной никто не мог совладать. Девятый класс я не закончила, потому что мне нечего было надеть. Как это было стыдно!!! Я начала употреблять спиртные напитки и гулять целыми ночами. Потом я встретила плохую компанию и начала пробовать наркотики. Скоро меня посадили. Не знаю, как такое могло произойти со мной, но я убила человека.

Недавно мне исполнился 21 год, но мне кажется, что я сижу всю жизнь, и меня никогда отсюда не выпустят. А теперь я болею туберкулезом, и стала инвалидом. Из дома мне не пишут, да и я уже о них забываю. Раньше много плакала, а сейчас не могу. Три года назад брат написал, что мама ослепла, отец куда-то уехал, а квартира сгорела. Вот так я осталась ни с чем.

Год назад я не хотела жить. Я устала держать всё в себе. Я крещёная, но крестик потеряла, когда мылась в душе. Сейчас мне очень хочется жить, но как?! Всего боюсь, могу растеряться и натворить глупостей. Мне бы очень хотелось исповедаться, но некому. Пожалуйста, поставьте свечку в церкви за мое здоровье“.

Следует сказать о наших стариках. Мое поколение помнит те времена, когда наши старики были крепкие, разговорчивые, веселые. Но последние 10-15 лет всё как-то странно изменилось. Сегодняшняя безысходная старость тяжело влияет на молодёжь. Такое отношение к старикам - это тоже своего рода преступление. Среди тех, кто ищет еду на помойках, не просто абстрактные бродяжки, а уже бывшие учителя, врачи, инженеры, рабочие и их дети. Этот список растет. Хорошо сказал о своей старости один фронтовик в туалете на московском вокзале, предъявляя льготное удостоверение: „Мне, чтобы сегодня безплатно пос….ать, надо было в своё время дойти до Берлина!“

Видя такую старость, у подростка вольно или невольно в глубине души рисуется его будущее. Поэтому в беседе со мной о причинах совершения преступления они нередко говорили мне: „Хотели урвать сейчас. Потом поздно будет“…

То состояние безнравственности, распущенности, вседозволенности, юридического хаоса, при котором мы живём сегодня, - это последствия не вчерашнего дня. И не сороковых-девяностых годов. Корень этого находится гораздо глубже - в революции семнадцатого года и расстреле отца-царя и царской семьи. Имя тому, что сегодня происходит - БезОтцовщина…

Для России отсутствие царя-монарха в государстве и потеря отца в семье, как кормильца, понятие единое. От этого мы, как страна брошенных детей, слепо тыкаясь, своевольно создаем такие Законы и Конституции, от которых сами же и страдаем. Результатом чего является та мораль, на которой воспитываются наши дети. Последствия этого для многих - тюрьма. Мужская, женская, детская. Но, если тюрьма мужская для нас уже дело привычное и где-то даже „почетное“, то тюрьма женская и детская - нонсенс.

Что касается подростков, то сегодня таких воспитательных колоний для мальчишек и девчонок достаточно. Они есть почти в каждой области по всей стране. То, что не доделало государство, общество, семья на воле, приказано доделать в ВК (воспитательной колонии, колонии - «малолетке») в неволе.

Коли нет отца и матери по крови, эту босоногую ребятню, как смогла, приютила Матушка-Россия. Отвергнутых родителями детей приняла администрация госучреждений. Я повидал достаточно много воспитательных колоний и могу сказать, что в них служат в подавляющих случаях люди порядочные, самоотверженные и мужественные. Благодаря этим людям, оказавшимся в заключении подросткам гарантировано поесть, попить, быть в тепле и чистоте, получить нужные (именно нужные) на сегодняшний день профессии каменщика, плотника, печника, слесаря, электрика, механика.

Только здесь многие впервые почувствовали человеческое, а кто и отцовское, и материнское утешение. Конечно, это не домашнее тепло, но не так давно было время, когда сотрудники администраций многих колоний на свои деньги из своей домашней посуды подкармливали подростков, потому что в стране об этом как-то забыли. А члены семей военных, в основном жены, стояли на вышках, потому что больше было некому. Государство на этот счет себя исчерпало и отреклось от этих учреждений. Но они выстояли. Когда солдат в бою идёт на врага, чтобы спасти Отечество, свой дом, он нередко становится Героем России. Здесь тоже речь идёт о не менее напряженной службе, а факты подвига при исполнении своих служебных обязанностей смело становятся примером. Тюремное служение - это тоже боевое крещёние. Зная это, даже удивляешься, почему среди сегодняшних сотрудников колоний нет представленных к званию Героя России?

Любое подобное учреждение - это войсковая часть. А её начальник - командир этого подразделения. Безусловно, в силу суровой специфики таких заведений, у них бывает всякое, но это тоже война, которая без потерь не бывает. И всё же, несмотря на нелегкую военную действительность, по всей России ежедневно, при любых обстоятельствах, политических или финансовых потрясениях в строго отведённый час звучит: „Приказываю заступить на охрану… воспитательной колонии… Задача: не допустить побега спецконтингента, поступления к осуждённым запрещённых предметов, проникновения на охраняемый объект посторонних лиц…“

Тюрьма и всё, что с ней связано, остается в душе любого человека, как вечный шрам. Порой один оклик милиционера с целью проверки документов или привод в детскую комнату милиции вызывает у одного подростка микростресс, у другого - что-то большее. Неправда, когда их реакция на это кажется безразличной. Мальчишки и девчонки реагируют на такие вызовы ещё более остро и чувствительно. А в колонии подобное душевное состояние усиливается до закритичного уровня.

Когда впервые видишь этих мальчишек и девчонок, идущих строем и с песней или сидящих за партой, кажется, что находишься в образцово-показательном пионерском лагере. И только знакомство с личными делами марширующих возвращает в реальность. Те сухие факты преступлений, о которых читаешь, создают впечатление, что такие проступки может совершить только античеловек. Но при желании поговорить с кем-то из них, открывается дверь, входит вежливый молодой человек или вполне благопристойная девочка, ничем не отличающаяся от тысяч своих сверстников.

И тем не менее, их искорёженная многими обстоятельствами психика является причиной того, что эти подростки могут внезапно в приступе ярости наброситься на сотрудников колонии, учителей, воспитателей, таких же воспитанников, родителей, не часто приезжающих к ним на свидание. Безразличие и жестокость со стороны близких порождает ответную, ещё большую жестокость и безразличие со стороны подростков.

Здесь находится молодёжь всех слоев общества, как из внешне благополучных семей, так и те, кто родился в полном смысле в подземной канализации, на мусорной свалке, в женской тюрьме, а то и вообще в неизвестном месте. Многие из них едва ли не с рождения жили не по семейным традициям, а по так называемым "понятиям", не верящие никому и ни во что. Таких, у кого улица - мать, а подвал - отец, сегодня десятки тысяч. И они до того, как попали в колонию, жили даже не ниже черты бедности, а ниже полосы нищеты. Для них любая одежда на зиму - это очень дорого.

В такой ситуации помимо работы воспитателей огромное значение имеет правильный, а главное, своевременный совет священника. Тюремный храм является тем важным местом, где подросток за свою 14-18-летнюю издёрганную жизнь первый раз, робко переступая порог, по-взрослому, тщательно обдумывая, что и как сказать, впервые в жизни произносит слова „каюсь… больше не буду“… Не мало тех, кто так, действительно, больше не поступает.

Некоторые, глядя на священника, робеют от слова „отец“. Они даже с интересом примеряют, что связано в привычном произношении с этим словом. И в этом тоже есть Божий промысел. В начале, осторожно выговаривая это слово, в дальнейшем, привыкая к нему, они произносят его с настоящим смыслом. Здесь лучшим подарком священнику является сердечная исповедь прихода. Объяснить словами духовное единство подростков и батюшки не возможно. Одним „умом Россию не понять“. Только душой и сердцем.

Приближаясь к завершению этого вступления "От автора" книги, я хочу обратиться к молодёжи и, в первую очередь, к той, кого тюремная тематика уже коснулась:

Жизнь, молодые люди, это крестный путь. Сложный, трудный и нередко суровый. На протяжении этого пути встречается всякое: как радостные дни, так и полосы скорби. Идите своим путём. Не завидуйте тем, у кого он, на первый взгляд, кажется более гладким и прямым. У этих людей свои трудности, свои взлеты и падения.

Чтобы не сбиться на этом пути, каждому требуется Божие благословение и молитва. Сегодня есть к кому обратиться за такой поддержкой. Важным фактором на этой жизненной дороге являются любовь, терпимость и смирение. Благодаря смирению сохраняется светлый разум. Беззаботно и бездумно по жизни не прошёл ещё ни один человек. Также невозможно быть умным и хитрым одновременно. В таких случаях душа сначала зло вдыхает, а потом издыхает. Здесь поучительны слова раскаяния из письма одного молодого человека:

„Когда я попал в "зону", то в злобе орал, что родные отказались от меня. Теперь понимаю, что всё было не так. Помог мне и вразумил меня тюремный священник, отец Виталий. Это он мне сказал: „Вспомни, с чего всё началось“. Я долго молчал. Наконец, через силу выдавил: „С оскорбления матери“. Когда я молодой, дерзкий, пьяный пошёл на плохое дело, она, почувствовав недоброе, легла на ступеньки крыльца и, умоляя, рыдала: „Сынок, не делай этого!“ Я тогда переступил через неё и даже испытал наслаждение. А последствия такие… Тот, кого я ударил в драке, умер от ран, моя мать умерла от инфаркта, а я умер для близких. Это не они отказались от меня, а я отверг всех, ради личной выгоды, капризов, внеся тем самым в их сердца муки, потрясения и беду…“

Тюрьма - зона особого покаяния. Наберитесь мужества и смелости для определения причин, приведших вас сюда. Пусть это будет вашим первым покаянием перед отцом, матерью и теми, кому вы принесли муки на воле. В тюрьму тысяча дорог. Из неё - одна. Освобождаясь и идя к выходу, не пройдите стороной ваш храм. Возможно, уже здесь вы получите незримый совет на непростой для вас вопрос: „Как быть дальше?.. Что ждет меня за этими воротами?..“

Вы ушли из того мира несколько лет назад и теперь вернётесь в иной, чаще неузнаваемый. И это тоже крестный путь. Выходя из мест заключения, все испытывают жизненные трудности. Главная забота, чаще всего, где жить. Для начала скажу: пропишите свою душу в храме, а для тела угол найдется. Фактов, когда всё решалось благополучно именно таким способом, достаточно.

Поэтому удивительны были мысли в письме одной женщины:

„Когда мы недовольны своей судьбой, то не осознаем, что людей, мечтающих жить хотя бы как мы, тысячи. В моей жизни был период, когда я была человеком без определенного места жительства. Зимой мы ночевали в храме, переделанном под склад. Невдалеке находилась помойка, куда свозили мусор. А однажды свалили несвежие продукты. Мы их, как могли, отобрали и сложили в разрушенной церкви. А к утру… Они стали вполне съедобными, без дурного запаха. Узнав об этом, к нам прибились и другие горемыки. Так и прокормились зиму. Весной стали восстанавливать храм, где мы и пригодились. К концу лета я обрела паспорт, прописку и определенное место жительства.“

Вы молоды, многие из вас получают или уже приобрели здесь нужную жизненную профессию. Это серьёзная, а нередко решающая поддержка. Знайте, что администрация, воспитатели и учителя от вас ждут только хороших вестей и искренне желают вам добра.

Что касается закона, по которому следует жить, то должен вас по отечески предупредить. Настоящий закон есть только один - это Закон Божий, всё творимое поперёк него - вне закона. Это относится ко всем без исключения.

Особенно следует остановиться на таком деликатном вопросе, как ваши просьбы в письмах прислать материальную или иную помощь. Не торопитесь ждать от людей скорой финансовой поддержки. На вашу беду чаще всего откликаются те, у кого уровень достатка равен вашему, а то и ниже. Читая ваши письма, они молитвенно переживают за вас, но в том и есть величие сострадания к узнику, что через их молитву к вам приходит облегчение.

Всем нам известны слова: молитва матери со дна моря достаёт. Смысл этих слов, в первую очередь, заключается в том, что имеется в виду море зла, в пучине которого тонет дитя. Дурная компания, нехорошие замашки в поведении - это всё море зла. Именно с этого дна старается достать мать своего ребёнка.

Тот, кто испытывает презрение и нетерпимое отношение к заключённому или просто к любому человеку, тоже находится на дне моря зла, моря ненависти и пренебрежения. Мы все нуждаемся в поддержке. Порой один добрый взгляд, теплое слово в наш адрес воспринимаются как глоток свежего воздуха.

Сегодня срочно нужна серьёзная государственная программа для находящихся в заключении подростков и всех тех, кто готовится к освобождению. Именно этот период для любого человека, оказавшегося в такой ситуации, является самым сложным и мучительным.

Братья и сестры! В жизни каждого человека рано или поздно наступает свой „час икс“ - час ответа перед Богом за земные деяния:

Учитель ответит за учеников,
военный за подразделение,
хлебопёк за хлеб,
режиссер за фильм,
писатель за книгу,
министр за отрасль,
президент за страну.

Но, прежде всего, каждому из нас предстоит ответить за воспитание своих детей, за свою семью.

Я всем желаю покоя, семейного тепла, духовной прописки в Божьем храме.
С поклоном, раб Божий Виктор Николаев

Глава 9 «Здесь пахнет Богом!..»

Глава 9 - Как в малолетке строили часовню + Чудо с Иверским образом Пресвятой

Ребята пели хорошие песни. Так поют, когда поет душа. А ей было от чего радоваться и петь. В стране наступило время, когда в местах заключения стали строиться православные храмы, появляться молитвенные комнаты. В детских колониях такую необходимость почувствовали наиболее остро. Над часовней равноапостольного князя Владимира уже в октябре 2006 года подняли купол с крестом. Все происходило настолько торжественно, что присутствующие не стеснялись слез. Здесь, в стенах этого храма у многих был свой кирпичик. Их сюда специально никто не звал, просто в жизни каждого человека есть свой час, когда душа идет к храму, в котором происходит незримое преображение и возрождение.

Юный строитель тюремной часовни Пашка, впервые в жизни оказавшись в храме во время одной из паломнических поездок, с порога выдал: «Здесь пахнет Богом!» Видя, что все подают записки и не зная, как это правильно сделать, он написал по-своему: «Земля им пухом», перечислив всех бабушек и дедушек. Родителей он не помнил.

Позже, на первой исповеди, Пашка протянул священнику неровно оборванную бумажку. На ней карандашом было написано: «Дурак!» Батюшка минуту с интересом рассматривал искренне кающегося грешника.

Здесь был мастеровой не по годам Валька. Рассказывая как-то воспитателю про свою жизнь, он в конце добавил:
- А ты плохо про мою мамку все равно не думай. Больно жалко ее. Когда ее отец утюгом жег, она все кричала: «Меня всю обожги, только Вальку не трогай!»

Она умерла от слез…

Потом, помолчав некоторое время и уже успокоившись, мужским голосом продолжил:
- Я ее сам хоронил. Деревня-то двадцать дворов всего. Все пьют. Сельсовет тоже. Я из стола гроб сколотил и на огороде закопал. Тетя Надя только помогала, что-то все про Бога читала и требовала крест правильно поставить, да имя мамкино на нем написать…

Дома я жить уже боялся.
- А у кого жил? - спросил воспитатель.
- А кто не шибко бил, у того и жил. А че? Я у них работал, они каждый день кормили.

В этой часовне много Валькиных кирпичей. Его руками были идеально зачищены стены.
Церквушку клали, штукатурили и облагораживали. Она хорошела, расцветала.

Проявил свой дар дизайнера Вася, инвалид на левую руку.

Биографию он не скрывал, а о себе говорил: «Я жил, как карта ляжет».
Карта легла так, что дважды показала казенный дом. О месте рождения Вася написал: «Родился я в Коме (Коми)».
О родителях вспоминал и говорил ласково: «Когда бы я ни сидел, они помогали мне везде».
В «зоне» он оказался непокорным бузотером. Чтобы нигде не работать и соблюдать звание «правильного», он обмотал фуфайкой кисть руки и перебил ее молотком.

Его не на шутку буйную фантазию внезапно осадил начальник отряда единственной фразой: «Ты, глупый, теперь ведь даже не сможешь девчонку обнять!..» Эти простые отцовские слова были ошеломляющими и решающими. Через какое-то время его энергия выплеснулась на архитектуру. Василий сложил красивое, узорное крыльцо, пользуясь только одной рукой.

Часовня со дня своего рождения познала сотни судеб. С коварными помыслами сюда не приходил никто. Это было место духовного восстановления, осмысления и торжества для каждого, кто просто побывал здесь или имел отношение к ее возведению молитвой, руками, копеечкой. Это было не простое здание, а место, в котором пришедший находил свой уголок для молчаливых раздумий о жизни, поступках, дальнейшей судьбе. Само слово «часовня» необычно расшифровал тот же строитель Пашка: «Час внятного осмысления».

Из письма заключенного, строившего тюремный храм:
«…Я отбываю большой срок за убийство и ряд разбойных нападений. Думаю, что у Господа нет чудес, у Него все естественно и все Ему подвластно. Это для нас кажется чудом то, что выходит за рамки нашего сознания.

В 199… году, сидя в камере, я был буквально поражен «чудом». Пишу «чудом» в кавычках, так как за пройденные 6 лет в вере я понял, что это милость Божия так проявляется. Выразиться иначе не могу.

В камере со мной сидел раб Божий Сергий, молился и читал Слово Божие. Когда я выезжал на следствие в ИВС (Изолятор временного содержания или КПЗ, камера предварительного заключения - микротюрьма внутри районных ОВД), то мама передала мне Библию и иконку Пресвятой Богородицы Иверской. Я многократно смотрел на образ Богоматери и не видел ничего особенного. Потом этот образок стал как бы закладкой в Библии. Каждый день я брал в руки Библию, садился и читал, при этом глядя на образок, отмечал красоту Приснодевы! Она Божественна!

И вот однажды, когда я сел на низкий стулец и открыл Библию, я впервые увидел… кровь!!!!!!!
Я увидел кровь на Ее щеке и шее! Это УЖАС! Я весь затрясся, это был не просто страх, это был ВЕЛИКИЙ СТРАХ!
Число капель крови на шее у Богородицы совпало с количеством нанесенных мною ножевых ран в ТО САМОЕ МЕСТО моему потерпевшему!!! Где у Богородицы капли крови, туда я наносил удары ножом невинноубиенному Борису, с правой стороны в шею. Да простит меня Господь. В ту ночь убийства я, конечно, был не так напуган тем, что сделал. Мне казалось, что я совершил «подвиг», и рука моя не дрогнула.

Благодарю Господа, что коснулся сердца моего окаменелого. Слезное раскаяние я приносил Христу каждый раз, когда ложился спать. Чего я только не просил у Бога! Чтобы у меня отнялись руки и ноги, отсох язык, пропало зрение и пр. Я искренне уверовал во Христа и что еще увеличивает мою радость, это то, что ОН привел меня во Единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь Свою! В Православие!
Дивен Бог, наш. Слава Тебе, Господи! Слава Тебе!!! Р. Б. Дмитрий»

Глава 12 «Смотрящий крестов»

Глава 12 - Одна из лучших глав книги «БезОтцовщина» - Судьба парнишки-сироты

Сегодня в воспитательной колонии был особенный день - условно-досрочное освобождение (УДО) пятерых подростков. Несмотря на то, что такие события стали привычными, в поведении администрации и самих ребят чувствовалась приподнятость.

Все началось с торжественного построения, на котором зачитали Приказ, затем всех присутствующих пригласили на праздничный обед. Повара в этот день постарались на славу! Всё было необычайно вкусно. Для освобождающихся ребят накрыли отдельный стол. Непривычные к такому вниманию, они смущались и краснели.
Открыл обед начальник колонии. Он вновь сказал много хорошего о тех ребятах, которые сегодня освобождались, поблагодарил преподавателей, воспитателей, делающих всё, чтобы такие события происходили как можно чаще. Ребятам вручили аттестаты зрелости и дипломы об образовании. Всех пятерых начальник поблагодарил лично, подойдя к каждому и пожав на прощание руку.

Они уже имели определённые планы на жизнь. Но если четверым было куда ехать, их готовы были принять, то пятый, 17-летний Николай, при где-то существующем отце, был сирота. Из родственников у него был только дядя, и в этой семье его особенно никто не ждал.

За время пребывания в колонии Николай освоил четыре основные очень полезные профессии: слесаря, сварщика, электрика, каменщика. Пожилой мастер особенно тепло относился к этому мальчишке, говоря: „Впитывай, Коля, эту грамоту руками и душой. Другого хлеба у тебя не будет, а этот придётся по вкусу всем. Сейчас народ заметно умнеет и добрых мастеров видит сразу. Интеллигентными руками печку не сложить“. Мастер знал, что говорил. Многие ребята настолько хорошо осваивали эти жизненные специальности, что в колонию стали поступать заявки от предприятий и организаций с воли.

…Обед завершился. Ребят провожали оба отряда. Долго прощались. Им не мешали, не торопили. Николай со многими обнимался, что-то говорил, ему наперебой отвечали: „Пиши, не забывай!“ Стоял шум, смех…
Наконец, проход через КПП. Всё!.. Воля…

И уже тут, сидя в автобусе, Николай вдруг впервые ощутил до сих пор неизвестное чувство страха. Он осознал, что нестерпимо боится уезжать. Чем-то похожий душевный дискомфорт у него стал появляться месяца за два до предполагаемого освобождения, но сегодняшний страх был особого рода - это было состояние безысходности. Он всей душой именно страшился уехать, оторваться от порядка, стабильности, надежности… Пусть тут не дом родной, но тут спокойно, а там?!!

Николай сжал предательски дрожащие губы, и едва автобус тронулся с места, как слёзы сами потекли по мальчишеским щекам. Они словно омывали дорогу неведомого мира, тем самым стараясь хоть как то облегчить новый Колькин путь.

Ехать оставалось минут двадцать. Николай всю дорогу смотрел на окружающий мир из окна автобуса с неподдельным интересом и напряжением. Новым было всё. В итоге в голове сложилось смешанное представление от увиденного за окном, появилось сомнение и неуверенность в том, как его встретят и приютят дальние родственники. В таком сильном смятении он вышел из автобуса.

Николай осиротел три года назад. Известие о смерти матери пришло довольно поздно, и после долгой, вдумчивой беседы с начальником колонии, он так и не поехал в свой родной город.

Его мать работала научным сотрудником на атомной электростанции, где и получила облучение. У работавших здесь женщин последствия сказывались в разной степени, порой на самых непредсказуемых участках тела. Мужики, как ни странно, страдали намного меньше. В народе на этот счет были свои версии. „А мужики со станцией договорились, - злились бабы, - они пьют, а водку атом не берёт“. После вынесения безнадежного диагноза матери, Колькин отец недолго был мужественным человеком. Узнав об этом, он вскоре ушёл. К тому времени уже было к кому и куда. Колька мамку любил и …стыдился её болезни. Она молодая, симпатичная женщина была почти слепая.

…В день суда в зале была только мать. Ей помогли добраться чужие люди, а дальние родственники отвернулись сразу. В процессе чтения приговора у неё ко всему отнялись и ноги. Судья дважды демонстративно пыталась её поднять, но потом махнула рукой, приняв это за каприз.

Онемевший от всего, Колька, глядя на мать из-за решеток, только в этот час почувствовал к ней жгучее сострадание.

Уже потом, после смерти матери, ему от дядьки в колонию пришло одно сухое письмо в несколько строк, без намёка на „ждём“… От отца не было ни слова.

К дому родственников Николай шёл медленно, через силу переставляя ноги. Но другого угла у него не было. Официальная государственная сердобольность на деле оказалась глуха и скупа. Тюрьма в этом случае выглядела более щедрой и милосердной.

Родственники жили в обыкновенной трехкомнатной „хрущёвке“ на втором этаже. На скамейке у подъезда сидели бабульки и, судя по тому, как они себя повели, увидев его, можно сказать, что о нём уже знали. На приветливое Колькино „здравствуйте“ они ответили едва заметным кивком, тут же начали о чём-то перешёптываться, пододвинув на всякий случай поближе сумки. И без того напряженный парень это заметил сразу.

Он долго звонил в дверь. Наконец, ему открыли.
- А-а… это ты, - запахивая халат, безцветным голосом сказала родственница и, отвернувшись, пошла на кухню греметь посудой.

Всё! Это была настоящая воля, без розового цвета, где надо везде, всегда, ежеминутно самому принимать безошибочные решения и совершать правильные поступки. Начиная с того, куда повесить курточку, чтобы хозяева не поджали губы, потому что здесь не сюда вешают, куда поставить обувь, чтобы опять не разозлить родственников, потому что здесь не сюда ставят. В поведении Николая во всём была заметна растерянность и скованность.

- Ну… проходи, садись…

Его уже несколько минут молча рассматривали проснувшийся дядя и его жена, словно надеялись сразу выявить и раскрыть тайные Колькины замыслы. Все молчали. Было видно, что его здесь хоть и ждали, но не желали. Боялись и не терпели. Скоро подошли остальные родственники, сыновья-близняшки.

За столом мальчишки буквально впились глазенками в Николая, с любопытством следя за каждым его движением. Тот явно стеснялся, был очень скован, от всего отказывался, без конца повторяя, что сыт. Эта была уже не та привычная атмосфера колонии, казавшаяся теперь далекой, родной и нереальной.

Колька уронил вилку, поднял, машинально облизал, отчего ему стало совсем тошно. Здесь, на воле, среди своих, он был чужим, постоянно чувствуя, что за ним наблюдают. И что бы Николай ни пытался сделать хорошее, в первую очередь он был „зек“, от которого можно ожидать чего угодно. Его вежливость, дисциплина не вписывались в атмосферу нового бытия. В душе парня начала расти тоска. Появилось странное желание вернуться обратно.

Едва насытившись, дядя спросил:
- Как думаешь жить дальше?

Он, видимо, не желал разговаривать тоном допрашивающего, но общее нервозное состояние передалось и ему. Его поучения и наставления из-за этого выглядели грубовато.

- Небось, смотришь на зону, как на дом родной? Гляди, у нас тут строго. Его жена в тон мужу поддакивала и кивала головой, чем ещё больше ухудшала общую атмосферу.

Мальчишки, уже привыкшие к Николаю, начали за столом шалить и баловаться. Взрослые были сосредоточены на воспитании племянника. Было ощущение, что их мучительное ожидание достигло пика в день его приезда и вулканической лавой выплеснулось на парня. Родственники наперебой, пытаясь перекричать друг друга, учили Николая жизненному этикету: как себя вести, сидеть, говорить, есть, пить, спать… У Кольки кружилась голова, его знобило, он нестерпимо хотел в туалет, но боялся даже сказать об этом. Наконец, он с трудом прошептал: „Где тут у вас… это…“ Старшие, уже сами вдоволь накричавшись и заметно устав от такого урока, вяло ткнули пальцем на дверь.

Изнуренный такой беседой с родственниками, Николай нашёл в себе силы выпроситься выйти на улицу.

Ему захотелось побыть одному, прийти в себя. Дойдя до находившегося рядом парка культуры, он бухнулся на скамейку и безсмысленно уставился в землю…

Почти напротив сидели его ровесники. Были школьные каникулы. Вся их скамейка была обставлена банками из-под пива, дорожка была усыпана толстым слоем окурков, кругом валялись скомканные стаканчики, блестело битое стекло. Они бросали там же, где пили и ели. Переполненная мусорка несколько дней не знала рук дворника.

Придя домой, Колька интуитивно стал искать облегчения через какое-то занятие. Старшие были на работе, а мальчишки увлеклись игрой на компьютере. Побродив несколько минут по квартире, он задержался у сливного бачка в туалете и через 15 минут вернул ему жизнь. Потом снял инвалидность с рамы на балконе, которая, похоже, потеряла всякую надежду на человеческое внимание. Необходимыми инструментами были столовый нож, с трудом найденная отвертка и вилка. Следующим в очереди был несчастный простуженный кухонный кран. После своего выздоровления он даже по-другому заблестел. Через два часа в квартире многое как-то заработало, засветилось. Пришедшая с работы тётка сразу заметила эти отрегулированные бытовые мелочи, которые вдруг стали полезны и необходимы.
- Ты, Колька, что ли?
Николай в ответ только кивнул головой.
- Молодец. Наверное, вас там не только блатным песням учат и лупят, а ещё хоть чему-то полезному.
Николай молча отвернулся к окну.

Некоторое благодушие вечером внёс дядя, застав Колю за разобранным утюгом. Полчаса спустя воскрес и утюг.
За ужином была замечена небольшая деталь: тётка надела новый фартук. Разговоры за столом были те же. Мальчишки подхихикивали. Николай к беседе расположен не был. Только спросил уставшим голосом:
- Где мне лечь?

Ему постелили на диване. Тётка дала свежее бельё. Колька забылся во сне лишь, когда за окном едва засерело. Перед глазами проходила вдруг ставшая близкой колония. Вот они сидят на уроке литературы, вот - играют в футбол. Он слышал даже азартные крики ребят, звук мяча… Потом они в столовой. Каким же вкусным всегда был компот!.. Потом отбой, перешёптывание с соседом, скрип кроватей, Колька видел даже сползшие одеяла, слышал сопение ребят, их вздохи, бормотание…

Утром был обычный завтрак, за которым Николай неожиданно для всех, как бы, наконец, пресекая всякие поучения, наставления и тот властный тон, каким невольно с ним разговаривали родственники, уверенно произнёс:
- Сейчас еду к матери на могилку.
Он встал, поблагодарил, спокойно оделся, уже в дверях обронил:
- Если к вечеру не буду, не безпокойтесь. Мне есть, где переночевать.

На самом деле остановиться парню было негде. Родственники машинально переглянулись, но поучать племянника на этот раз они не решились. Тётка молча кивнула головой и прикрыла дверь. Без стука, тихо.

Кладбище находилось в 10-ти км от города у села Дубки. Автобус туда ходил нечасто и не по расписанию. Но пройти пешком такое расстояние для Николая было не в тягость, и примерно к обеду он стоял у могилы матери. Он её не нашёл, а как-то необъяснимо угадал. Могилка хоть и вся заросла травой, но всё же было заметно, что за ней кто-то изредка ухаживал. Омытый дождём и прокаленный солнцем крест, чуть стёртая фамилия, имя и отчество… Колька прислонился к кресту и… внезапно вздрогнул. Он услышал странные слова: „Я рядом, сынок…“

Это был мамкин родной голос… Сын ползал на коленях, дёргал траву, плакал… Потом очистил и протёр крест своей рубашкой и только тогда относительно успокоился. Возле соседской оградки увидел лопату, взял и подравнял холмик, сделал вокруг него симпатичную траншейку, прихлопал землю, нарвал букетик полевых цветов, украсил ими могилку, а лопату положил на место.

Невдалеке копались другие люди. Тут никто никому не мешал. Каждый пришёл со своей памятью, благодарностью и заботой.

Домой Николай вернулся таким же способом - пешком. Тётка молча открыла дверь.
- Ужин на столе, - обронила она и ушла в спальню.
Колька наскоро съел всё холодное, запил ещё не остывшим чаем, осторожно добрался до дивана и впервые не то от усталости, не то от непривычного удовлетворения быстро уснул.

На следующее утро странно подобревшие родственники завели с Николаем почти прямой разговор о том, что он вообще умеет делать, помимо увиденного ими. Судя по их тону, они долго обсуждали это во время его отсутствия.
- Что могу? - спокойно переспросил Николай. Сварщиком могу работать, слесарем, каменщиком…

Тут дядя и тётя его в один голос переспросили, как оборвали:
- Каменщиком? А… печи класть можешь? Ну, старую разобрать и новую сложить?
- Я с печкой сам один-то не работал, но клал с Игнатичем, мастер у нас хороший в колонии есть… Вроде получалось.

Близкие сразу оживились, и далее пошёл уже более предметный разговор:
- Видишь ли, дом у нас есть в деревне, от родителей остался. Два года там никто не жил. Печь не чищена, дымоход забит, кирпич надо местами переложить, пол прохудился, ну и всё такое… Вот и решили тебя спросить, может, потрудишься там? Всё работа. А пока лето, можно многое успеть.

Сказав всё, родственники замолчали. Николай, не раздумывая, тут же легко согласился. Парень чувствовал, что это его дело. Да и там, подальше от пытливых, контролируемых глаз ему будет лучше. Дядя с тётей сразу подобрели, буквально по-родственному пообещали отблагодарить его деньгами. Коля на это никак не отреагировал. Он сразу по-деловому обсудил ремонтные дела, когда ехать, где, что брать. Дядька с Николаем до полночи считали, чертили. Глядя со стороны: ну, чисто отец и сын.

Утром Николай был уже в деревне. Деревушка была небольшая, но не заброшенная. В ней жили, в основном, одни старики, на лето съезжались дачники. Рядом журчала неглубокая, но заполошная речушка Утятка.

Николаю тут понравилось всё и сразу. Соседями оказались одинокие пенсионеры, добродушные и разговорчивые. Дед Ефрем обрадовался такому подселению, объяснив всё довольно просто:
- Мы с бабкой свои-то языки друг о дружку давно стёрли, а ты у нас новый, теперь хоть натрещимся всласть.

У них была своя живность: вечно пугающиеся под ногами куры, надменный петух Гоша, заливистая собачонка Гайка, два поросёнка Паштет Первый и Паштет Второй, вечно задумчивый бычок Арарат и полновыменная корова Венера. Молока она давала много, паслась возле оживлённой дороги, и на её правом боку был написан далеко читаемый номер мобильного телефона, а на левом - цена одною литра молока. Дед Ефрем сказал, что Венера взяла эту дорогу в аренду, и тут у неё свой бизнес.

Николай ухватился за работу с жадностью так, что дядя не всегда успевал подвозить необходимые материалы. Ему понравилась Колькина аккуратность, почти стариковская практичность, а главное, что он ни разу не использовал стройматериалы впустую. Даже старому колотому кирпичу он нашёл применение, выложив им симпатичный тротуарчик от крыльца до калитки.

Работая, Колька находил время искупаться. Он любил, сидя на деревянном мостике, наблюдать за нахальными щурятами, которых тут было много, или просто глядеть на чистую воду.

Прохладными вечерами после работы парень подтапливал новую печь, садился, долго смотрел на огонь, мечтал о том, что когда-нибудь и он построит себе такой же добротный уютный дом. В такие минуты ему было необъяснимо тепло. Тихо текли мысли. Душа успокаивалась, отдыхала.

За это время он дважды побывал на могиле матери. Сделал красивую деревянную оградку, а вскоре у креста из земли вылупились на свет удивленные анютины глазки.

Николай хорошо ладил со стариками-соседями. Они нередко, через забор, звали его на чай. Тем более, что этот забор Николай заодно поправил и им.

А в сентябре приехала тётка. С другим лицом… Николай, увидев её бегающие глаза, сжался, всё понял. Родственница недолго походила по дому, посмотрела, проверила и чужим голосом сказала:
- Значит так, Колька, чё хочешь об нас думай, но тебе лучше уйти. Тебя государство посадило, пусть оно и заботится о тебе. А с нас хватит…

К вечеру Николай пришёл к матери. Он не плакал, не злился. Паренёк просто стоял у мамкиной могилы, держась одной рукой за оградку. В душе - глухая мука, запредельный надлом, мысли о „зоне“… И тут его кто-то похлопал по плечу… Николай машинально обернулся. Рядом стоял невысокий крепкий старик.
- Ничей?.. Пошли…

В голосе незнакомого человека была некая определённость, больше похожая на давно обдуманное решение. Николай невольно последовал за ним. Узкая дорожка петляла по кладбищу между оградками и крестами. Старик шёл быстро, не оглядываясь. Николай видел только его спину. Одет он был просто: в брезентовую куртку не новую, но вполне крепкую, брюки, заправленные в кирзовые сапоги, на голове обычная кепка. Опирался старик на самодельный деревянный посох, который от времени был натёрт его руками почти до зеркального блеска.

Пройдя почти через всё кладбище, они подошли к деревянной сторожке с ладным фундаментом, окнами со ставнями и высоким крыльцом. Дверь была подпёрта небольшим камнем, который за многие годы тоже стал иметь глянцевый вид.

Николай едва успевал осматриваться. Старик аккуратно отодвинул камень и открыл дверь. Николай почему-то заметил, что на замок она не запиралась, его там просто не было.
- Заходи, - в голосе незнакомца слышалась расположенность.

Тут парень, наконец, увидел его лицо. Оно было абсолютно спокойным, с глубокими ровными морщинами, в меру загорелым, с аккуратной и ухоженной бородой, тщательно зачёсанными седыми, почти серебристыми волосами и чистым проницательным взглядом. Старик был ниже его ростом, по-прежнему опирался на посох крепкими жилистыми руками.

Николай переступил порог и вошел в дом. Это была чистая, просторная, хорошо обжитая изба, где не было ничего лишнего. На окнах висели белые занавесочки. Полы были устланы домоткаными половиками. В переднем углу висела потемневшая от времени икона Спасителя, рядом были Божия Матерь и Святитель Николай. Посредине мерцала лампадка.

- Зовут меня дед Матвей, - совсем буднично представился старик. - А тебя как?
- Меня… Коля, - чуть робея, ответил Николай и добавил: Тут, местный я… Из зоны… недавно…
Колька угрюмо опустил голову.
- К мамке вот пришёл…

Дед Матвей секунду рассматривал паренька, а потом, словно давно знакомому сказал:
- Сейчас кушать будем, чай пить да отдыхать. День сегодня больно хлопотный оказался, да и ты, я вижу, весь изношенный. Пойди пока умойся, потом валенки обуй, там за печкой найдешь, ноги-то, небось, совсем окоченели от сырости. Дожди что-то зарядили. Осень не на шутку разошлась.

И вдруг добавил, как главное:
- Жить, похоже, теперь тебе здесь, Коля.
В голосе старика это прозвучало, как благословение.
- Ладно, ступай, осмотрись, а я на стол соберу.

Ужин был по-деревенски вкусным и сытым. Изголодавшийся Колька уже по-свойски, без стеснения уплетал всё, что успевал ему подкладывать дед Матвей. В конце ужина наступившая сытость, тепло от валенок и печки, приятные домашние запахи, огонёк у икон окончательно сморили парнишку. Его глаза стали закрываться ещё при недопитом чае. Дед Матвей, перекрестившись, завершил трапезу и помог Кольке добраться до отведённой для него раз и навсегда кровати между печкой и окном. Колькины глаза захлопнулись ещё до соприкосновения с подушкой.

Дед прибрал со стола и вышел на улицу. Осмотрел двор, сел на крыльцо, закурил. Делал он это не часто, особой тяги к папиросам у него не было, но так, иногда, случалось. К нему тихонько, ковыляя и прихрамывая, подошла старая волчица и прилегла у ног. Почти два года назад он нашёл её задранной, всю в крови, за погостом, в овраге. Трудно сказать, что его толкнуло на этот поступок, но дед Матвей принёс её в дом и стал выхаживать. Она не сопротивлялась, когда старик обрабатывал её раны. Если было совсем больно, волчица жмурила глаза и терпела, стиснув пасть. Когда к ней пришли первые признаки выздоровления, она, нетвёрдо переступая, подошла к своему спасителю и… лизнула ему руку.

Однажды старик, простудившись, сильно заболел. Волчица сидела рядом, тихо скулила, а в час близкой смерти друга завыла. Матвей заплакал и… выздоровел.

Посидев на крылечке ещё какое-то время, дед Матвей вернулся в дом. Скоро в окнах погас свет.

Это был непростой старик. Его здесь знали. К нему заезжал и заходил народ разного сорта: от простых бродяжек, чтобы заработать на хлеб, до людей достаточно высокого звания. Старика называли по разному: кто - „хозяин покоя“, кто - „смотрящий крестов“. К его мнению относились с уважением, дерзить не рисковали. Кладбище - место особого рода, где случается всякое.

Судьба у старика Матвея была грозная, потрясающая своей правдой. Он появился здесь в сорок пятом, сразу после войны, которая люто прошлась по здешним местам. Потери понёс каждый дом и не по одному человеку. Сельское кладбище стало больше самого села. А село, постепенно приходящее в себя после войны, всех принимало легко и с радостью. Народ был прост, общая беда всех уравняла, смирила и примирила. Люди жили бедно, но весело. Одно то, что пришла долгожданная победа, вселило в людей небывалую силу и духовный подъём. Народ истосковался по работе, земле и покою.

Но до войны эти места познали и другую кровь. До прихода советской власти в округе был мужской монастырь и несколько храмов. В 1938-м сюда прибыла рота ОГПУ для выполнения государственной задачи: расстрела монахов и священников. В ней рядовым исполнителем был и молодой солдат Матвей. Тогда земля с лихвой познала жестокие пытки и казни. Пик зверств пришёлся на май 1938-го года. Это было сотрясающее разум безумие. Исполнители зверели от сладкого запаха человеческой крови. У этих людей нередко перед расстрелом происходило заметное помутнение рассудка, менялись речь, мимика, голос, сужались зрачки, учащался пульс, слышались лающие команды.

Расстрелы, как правило, заканчивались диким пьянством. У людей часто наступали внезапные перепады в настроении: от плаксивости до бешенства. Улыбки напоминали злобную ухмылку, глаза от нескольких расстрелов нехорошо маслились. Матвей однажды видел, как отдающий команду „пли!“ стал перед этим рычать и рыть землю ногой, как жеребец. В отряде были латыши, которые своей жестокостью и ненавистью затмили всех. Ночной казарменный храп после расстрелов вводил самого Матвея в ужас, отчего он вставал, выходил на улицу и подолгу, неряшливо пил дождевую воду прямо из бочки. Настоящие же мучения, которые впоследствии испытывает исполнитель смертной казни не дано знать никому. Матвей потом об этом скажет так: „Это огненный мрак и испепеление души…“

Был случай, когда казнили умалишенного. Общее безумие исполнителей достигло своего предела. Паренёк счастливо улыбался, сам старался принять нужное положение, потом весело занял место, на которое указали. Он даже что-то подсказывал исполнителям. Матвей и сослуживцы дошли до полного отупения, их глаза и лица были мертвы.

Но однажды приговорённый смертник посмотрел в глаза исполнителю и тот задохнулся на вдохе…
Собаки не лизали кровь расстрелянных, они отползали на брюхе от неведомого запаха.

А потом наступило главное - расстреливали трех монахов. Их вывели прямо из алтаря. В храме при расстреле икон были постоянные осечки. Это усиливало злобу карателей. К месту казни двое мучеников бережно несли третьего - старого монаха. Все трое пели потрясающее, великое песнопение: „Христос Воскресе из мертвых, смертию смерть поправ!“ Стоя на краю ямы, они поклонились исполнителям и попросили расстрелять их вместе.

Один солдат, пытаясь в ярости ножом срезать монаху бороду, внезапно отрубил себе указательный палец той руки, которой её держал.
- Вы тут все одним миром мазаны… - прорычал он.
- Да, - глухо ответил монах, - ты прав. У нас, действительно, одно миро на всех.

Монахи стояли в рост, у ямы, лицом к солдатам. Они молчали. На мгновение воцарилась тишина. Это был неземной торжествующий покой!
- Ну, что, ммм-онахи? Страшно?! - заикаясь выпытывал Матвей. Бб-ольно?!
Стоявший босой старый монах, с трудом разлепив спекшиеся от крови губы, прохрипел:
- Больно… и страшно… за тебя, солдат…

- Пли! - рявкнул комиссар.
Грудь монахов разорвали десятки пуль.

Матвей ясно помнит те страшные мгновения, когда винтовка вдруг затяжелела, как многопудовая, и ствол начал опускаться до земли, но кто-то словно пушинку поднял его, и винтовка стала такой длины, что уперлась прямо в грудь монаха. Матвей видел, как его пуля вошла в сердце мученика…

…После того дня прошло около года. В тех местах случился тиф. Заболел и Матвей. Он был настолько плох, что его перенесли в палату для умирающих. Из неё ежечасно убирали покойников и заносили таких, как Матвей. Его тело горело огнем, но самого при этом сильно морозило. Ноги были ледяные и мокрые. Это была уже не жизнь, а самое начало „после жизни“. Немело лицо, угасало зрение, и в этот предсмертный миг душа простонала: „Отведи!..“

Возглас грешника был услышан… Почти мёртвый Матвей вдруг увидел над собой яркое голубое безкрайнее небо. На этом удивительном фоне стоял в алтаре, у образа Спасителя, тот расстрелянный монах. Он сосредоточенно, спокойно служил молебен о тяжко болящем Матвее!!! Расстрелянный им монах произносил… его имя…

Скоро Матвей попросил пить. А к вечеру ничего непонимающие санитары перевели Матвея в палату для выздоравливающих…

Потом была война. Уже там, пройдя через кровопролитные бои, имея ранения и награды за личное мужество, он вдруг стал всё чаще возвращаться мыслями и сердцем к тому расстрельному часу. А после войны, его душа, не вынеся мук, заставила Матвея вернуться на место жестокого греха. Старик будет помнить эти мгновенья вечно. Едва он дошёл до того места, как ноги сами подкосились, и измученный нераскаянным грехом солдат уткнулся лицом в святую землю.
- Прости-и-и… - простонала русская душа. - Прости…

Колька проснулся сам. Ровно в 6:00. В комнате было темно, но печь уже топилась. Весело потрескивали дрова. Языки пламени сквозь щели заслонки бросали на стены загадочные световые блики. Ему долго не хотелось вылезать из-под тёплого стёганого одеяла. За окном ветер о чём-то спорил с клёном, который в ответ недовольно швырял листвой в Колькино окно.

Старик будто не ложился. Похоже, что он чем-то был занят. Движения его были неторопливы, собраны, взгляд сосредоточен. Его распорядок дня оставался неизменным уже более полувека. Сам по себе он был не многословен. Порой не говорил по нескольку дней. О его личной жизни в округе почти ничего не знали, а расспрашивать как-то не решались. Так, общие сухие биографические данные: воевал, есть ордена, лежал в госпиталях, потом появился в этих местах. Был осторожный слушок о штрафбате, но дальше этого не зашло, уточнять не рисковали.

Вскочивший Колька приветливо поздоровался, быстро умылся. Для парня начался новый день, но уже с другим смыслом и ощутимой стабильностью. Надежду подкрепили вчерашние слова деда Матвея:
- Молод ты ещё, Николай, но руки и душа у тебя друг друга хорошо понимают. Поработаешь здесь, и даст Бог, приживёшься. Усопшие, как никто нуждаются во внимании. Труд здесь благородный и благодарный.

И тут дед почти в точности повторил слова мастера из колонии о хлебе, добываемом своими руками.
- Здесь лежит твоя мать. Тут, наверное, ставить и тебе свой дом.

С Николаем с таким глубинным смыслом не говорил ещё никто.

После завтрака они вышли на улицу. Было серое осеннее утро. У крыльца сидели бродяги - ждали работу. Сюда прибивались отвергнутые миром по разным причинам: одни, чаще пьющие, чтобы заработать на кусок, другие - как-то пережить зиму. Это была своего рода текучка. Некоторые работали просто за обещание, что старик их хотя бы по-людски похоронит. Слово Матвей держал, и всевидящие, всезнающие бродяги благосклонностью старика дорожили.

Сегодня работу ждали четверо: молодая девка в короткой юбке, выглядевшая от этого жалко и противно, сидевшая в прошлом её старшая подруга, которая считалась старожилом погоста. Ещё несколько лет назад конвойная овчарка изуродовала ей лицо. С тех пор эта безликая женщина у всех вызывала только ужас. Приняла её одна кладбищенская территория.

Третьим был тоже постоянный и надежный подсобник Яша Модестович Хилый. Его судьба идеально соответствовала его имени. Он был неопределённого возраста, непонятной национальности и неизвестного места рождения. При отсутствии левой кисти руки он умел почти всё и знал китайский язык. Однажды, чтобы пережить зиму и не околеть, он сам отрубил себе кисть руки, сделал из неё статуэтку в виде дули и выгодно продал. Для остановки кровотечения Яша облил рану самогоном, а потом замазал обрубленное место гудроном. Рана, как ни странно, зажила, не перейдя в заражение крови. Он по сей день не может объяснить, почему от такого самовольного хирургического вмешательства ему удалось выжить. С неделю Яша выл от боли. Молитвой тот вой не назовешь, но одно Хилый помнит ясно: слово „Бог“ в этих воплях звучало. День рождения Модестович отмечал шесть раз в году, так как у него было шесть судимостей. Дни освобождения и приравнивались к этой дате.

Четвертым был немолодой художник Иннокентий, среди своих Кеша. Он появлялся у деда Матвея, как правило, к зиме и жил в тёплой подсобке, выполняя творческие послушания: что-нибудь красил, подрисовывал, оформлял. До этого он питался, в основном, продуктами, которые оставались на могилках, или покупал их на гроши от случайных заработков. Кешу неизменно сопровождала хромоногая дворняжка по кличке Пёс.

Однажды эта собака спасла хозяина от смерти, вытащив его из петли, в которую тот пытался залезть от полной безысходности. Видимо, Пёс почувствовал изменения в душе человека и начал безпокоиться, поскуливать. Кеша пытался тайком уйти, Пёс за ним. В момент затягивания хозяином петли на дереве, страшно ощерился, зарычал, стал кусать его за ноги. Кеша упал с пня… Потом он плакал псу в брюхо, а тот, повизгивая, лизал хозяину голову.

Распределив народ по участкам, дед Матвей повёл Николая по своим владеньям. Это была большая территория, ухоженная и содержащаяся в опрятности и чистоте. Засаженные ровными рядами лип и клёнов две главные аллеи в конце сходились в том месте, где в прошлом был храм. От него почти ничего не осталось, только кое-где видневшаяся кладка говорила о былом величии. На кладбище было много старых родовых могил, по 14-20 крестов с одной фамилией. Некоторые из них были каменные, с кратким описанием биографии человека и часа его ухода в иной мир. Во всём чувствовалась забота и память о близких. Родными тогда дорожили.
- Да, крепко жили семьи, - сказал старик. - Сегодня такое встретишь не часто.

Они остановились у могилки Колькиной матери. Помолчали. Парню было необъяснимо хорошо. Души близких близки навечно.

Потом они пошли дальше. Старику самому захотелось поговорить с Николаем. До этого он подобного за собой не замечал…
- Совесть очищается с восстановления могил родителей, Коля, - неторопливо говорил дед. - Наверное, только здесь услышишь самое искреннее „прости“. Да и земля с этого места для родных, как святая. Я однажды видел, как муж, стоя на коленях, просил прощения у своей жены. Слова для рассказа об этом люди ещё не придумали.

Два человека, совсем молодой и совсем старый, продолжали медленно идти, словно берегли эти минуты. Они без слов начинали понимать друг друга.

Не спеша подошли к центральному входу. Здесь были те, которые обычно сидят у кладбищенских ворот. Они продавали цветы, венки и прочую необходимую для этого места утварь. Со стариком все здоровались. Некоторые приподнимались. Николай заметил, что и тут не было ни соринки. Уходя, дед Матвей обронил необычную фразу:
- Мёртвые, Коля, как никто кормят живых. Здесь один покойник содержит почти десятки человек! Исчезни кладбище, и много народу по миру пойдёт…

Там, где идёт любая торговля, случается всякое. На кладбище и подавно. Сидят здесь люди днями, месяцами, годами. Уже появились династии такой торговли. Разговоры ведутся разные. Меняется жизнь, меняется и отношение к смерти:
- Жизнь сейчас такова, - посетовала одна бабулька, - что каждый шаг - рубль.
- Тогда лучше умереть, - вторила ей другая.
- А если умереть, то каждый шаг на кладбище - тысяча рублей!

Один человек, будучи уже в преклонных летах, облюбовав местное кладбище, спросил:
- А как получают у вас здесь место? Старушка, торгующая цветами, не мешкая, пояснила:
- Здесь хоронят в порядке живой очереди…

Дед Матвей и Николай подошли к дому. Старик показал, где находятся все инструменты. Оказалось, что их полный набор.
- Вот возьми ключи, - сказал он. Будешь мне помогать, Коля. Моя жизнь перешла за восемьдесят. Уже не всё под силу.

Дед Матвей как-то непривычно отвернулся и отошёл.
- Ладно, пойдём обедать. Всему своё время.

Дни не шли, не бежали, а неслись, словно кто-то подталкивал стрелки часов. Так бывает при очень нужной работе. У Кольки появились свои обязанности, которые он сразу стал исполнять добросовестно, старательно, с воодушевлением. При этом он проявлял много смекалки. Подготовил места для будущих клумб, посадил, что можно до зимы, починил и восстановил кое-какие оградки, к которым много лет по разным причинам не приходили родственники, из крепких обструганных досок сделал ящики для песка и грамотно расставил их по кладбищу, чтобы пришедшие могли ими пользоваться. Люди это оценили сразу и были благодарны старику и Николаю за такое человеческое отношение и заботу. Паренька благодарили словом и деньгами. Он всякий раз смотрел на деда Матвея, как бы прося благословения: „Брать или не брать?..“ Дед одобрял глазами: „Бери с благодарностью. Это твое заработанное“. И был прав. Колька сам никогда ничего не просил и от этого поданное получал как-то особенно просто, без ужимок и комплиментов. Приходящим этот парень нравился ещё и тем, что с ним легко было общаться, а когда его просили о помощи, он так же легко отзывался, без намёка на финансовую компенсацию. Сполна пригодилось Кольке его мастерство сварщика. Постепенно пошли заказы на изготовление оградок.

Старик, похоже, был удовлетворен своим выбором. Порой, он ловил себя на мысли, что испытывает к этому пареньку уже большие чувства, чем обыкновенная привязанность. Николай отвечал тем же.

Погост выполнял своё многовековое предназначение. Принимал навсегда отошедших, утешал скорбящих, мирил спорящих, не забывал тех, к кому заросла сыновняя тропа, чтил незаслуженно забытых. Это место всегда вызывало в человеческой душе особые чувства и трепет. Дед Матвей про погост говорил: „Это вечно спальный район“.

Скоро у Николая появились свои помощники. Первым был бездомный подросток Фитиль. Своего имени он, как оказалось, не знал и за отсутствием такового прозвал себя сам. Родителей он тоже не помнил. О самом Фитиле всё было написано на его лице. Написано неряшливо, на скорую руку. Престранные рисунки и наколки за несколько месяцев из-за нечастого умывания так подтёрлись и размазались, что при попытке открыть лицо у задержавших его милиционеров от увиденного внутри проскочил легкий холодок. Кто был тот неумелый и странный художник, и что он хотел выразить краской фирмы „Что под руку попало“, то ли пейзаж под названием „Что в голову взбрело“, то ли что-то ещё, теперь сказать трудно. Но это было, к сожалению, то место, где написанное пером, не вырубишь топором. Дед и Колька, увидев стоящего у крыльца Фитиля, только присели на ступеньку, затем, немного поразмыслив, отправили его отмываться в недавно построенную баню.

Нечастыми гостями здесь бывали бродяга Егор и его подружка - пожилая крыса Фенька. Знакомство этой странной пары произошло необычным способом. Однажды, проснувшись от холода под канализационными трубами, Егор почувствовал, что под его бок приткнулось некое тёплое существо. Он машинально, спросонья пощупал и, взвизгнув по-женски, вскочил, покрывшись крупными мурашками. Оказалось, что это была крыса. Обыкновенная старая животинка со слегка перегнутой спиной и голым недлинным хвостом. Она сидела, опустив голову, не пытаясь убежать. Не двигался и Егор. И тут крыса, сделав в его сторону короткое движение на брюхе, снова замерла, по-прежнему не поднимая голову. Егор присел и осторожно пошевелил крысу палкой. Та была неподвижна. Он тихо присвистнул, крыса подняла длинную мордашку, и оказалось… что она слепая.

Трудно объяснить причину человеческого сострадания к такому животному, но несколько минут спустя, они вместе поделили скудную Егорову трапезу из найденного им на помойке хлеба, консервов и воды. А ещё час спустя крысу звали Фенькой. Бродяга Егор носил её в прохудившейся сумке. Они вместе спали, ели, их обоих били и зло оскорбляли, но они чем-то успокаивали и поддерживали друг друга. Под Новый год Фенька умерла. Егор похоронил её и впервые не выпил ни капли. Просто сидел у холмика своей верной подружки, прямо на снегу, обхватив ноги, безсмысленно глядя в никуда. Потом Егор исчез. О нём доходили разные слухи, будто видели его то там, то там. А кто-то сказал, будто он женился. Дай-то Бог. Недолго посудачив, люди скоро забыли о нем…

Зима сдавала свои позиции. Появились первые признаки весны. Солнце светило ярче, потеплел ветер, снег стал тяжелеть и проседать. Утро обрело особый запах, а к обеду начинали звучать позывные весны - капели.

Менялись и обязанности Николая. Управление погостом стало постепенно переходить в его руки, однако последнее слово, по прежнему, оставалось за дедом Матвеем, что ещё больше украшало и укрепляло их отношения.

Почти каждый трудовой день заканчивался чаепитием. Молчаливый и скупой на слова дед Матвей в такие минуты от нахлынувших воспоминаний становился как-то особенно разговорчив, добрел и даже шутил. Колька слушал дедовы рассказы так, будто сам участвовал в том, о чём говорил старик. Дед оказался хорошим рассказчиком, и то, чем он делился, было для парня по-настоящему необходимым.

- На войне, Коля, было много разных явлений. От них то замирали, то вздрагивали. В наших деревнях приближение фашиста чувствовала даже земля. Она, похоже, ненавидела его всем своим нутром. За неделю до их прихода в нашу деревню вода ушла из всех трех колодцев. Тогда вдруг народ и вспомнил о том святом источнике в лесу. Пили из него, а фашистам эту тайну не выдали. Один полицай из местных хотел сболтнуть, да вдруг исчез безследно в лесу. О приближении фронта знали даже коровы. Ближе немцы, больше молока, чтобы люди запаслись сыром и маслом.

А то чудо с гусем! Люди рассказывали… Немцы жгли село. Многих они тогда поубивали, сволочи. Вдруг видят, как по улице бежит фашист, ошалевший от страха, а его гонит гусь! Он клевал и бил крыльями врага за гусыню, за гусят, за убитую хозяйку, за сожженный дом, за родной сарай…

Колька слушал, не мигая и не дыша. Он был со всеми нашими и бил тех, кто шёл против нас.

Чуть помолчав, дед продолжал:
- Воевала против нас какая-то „Мёртвая голова“. Очень недальновидные эти фашисты. Ещё не напали, а уж башка у всей дивизии мёртвая. А была б живая голова, сроду бы на Россию не полезла.

Собеседники молча пили чай. Дед думал о молодом, молодой - о будущем.
- Тут ведь всё важно, сынок…
Дед Матвей впервые произнёс слово „сынок“ по-отцовски. Было ощущение, что оно вылетело нечаянно, но старик шёл к нему не один десяток лет.

- Здесь, на кладбище, важен даже внешний вид усопшего. Это не праздник, но всё одно - поминальное торжество. И говорят с усопшим, как с живым. Души-то не помирают, Коля. Ладно, пойду покормлю волчицу. Слышу скулит. Ты пока чай свежий завари. Я тебе ещё кое-что расскажу, а ты на досуге помысли.

Вернувшись, он продолжал:
- Как у хорошей хозяйки в доме, всему своё место: там стоит посуда, там соль, там иконы, так и на земле-матушке для нас всё распределено. Эти места для строительства, эти для ремесла, там лучше отдыхать и лечиться, тут рожают, а здесь обретают покой. Мы же по своей безтолковости часто своевольничаем: переставляем города, деревни, показываем рекам, куда надо течь, какой быть погоде, гоним дожди и что самое худое - на могилах строим дома и прочую мерзость… Часто заходим слишком далеко…

У земли, Коля, тоже есть свои слёзы. Тогда вмешивается Отец, который, видя наши выкрутасы, надеется, что мы остепенимся. Но ума у нас, как всегда не хватает, вместо него одна дурь. От этого мы начинаем путаться, теряться, ничего не успевать, злиться, ругаться друг с другом… Тогда Отец восстанавливает привычный порядок. А Его воспитание суровое. Нас трясет, заливает, сушит. Мы горим, ноем, воем и в конце концов приходим в себя, затихаем и идем к Матери и Её образу. Вот так-то, Коля. Мы в жизни многое что делаем не по-человечески. Потом наша душа за это долго мучается.

Парень внимательно слушал. Стар и млад какое-то время молчали. Тут дед, как бы о некоем своем, давно задуманном, произнёс:
- Надо и нам, Николай, ставить здесь Божий дом. На большое мы не богаты, а на часовню я накопил. Негоже такому месту быть без икон, да и пришедшему сюда это великое утешение. С кем надо я уже договорился и благословение получил. Быть ей на месте нами же порушенного храма. Кем „нами“, старик не уточнил.

Житейские будни шли своим чередом. Дед Матвей и Николай исправно несли своё послушание. Люди рождались и умирали. Ширился город, расширялось и кладбище. На кладбище, как нигде, можно определить, какова была мораль общества в разные эпохи. Нынешняя архитектура и дизайн могил говорили сами за себя. Здесь можно было увидеть всё: от максимальной скромности до умопомрачительной безвкусной роскоши. Человеку, вероятно, во многом суждено как превосходить свои возможности во благо, так и терять чувство меры в повседневной морали. Людям стало не хватать места ни на этом свете, ни на том.

У каждого сословия свои нравы. У нового сословия - новые нравы. На скорбной территории деда Матвея всё чаще стали появляться пареньки с пальцами „веером“, вылезающие с заднего сиденья дорогих машин, справа. Их аккуратно поддерживали молчаливые молодые люди в темных очках. Братва пыталась пару раз наладить отношения с дедом и Колькой, но ледяной взгляд старика новых блатных трезвил сразу. Старика местные знали, а к Кольке дед Матвей этих людей не подпускал и близко. Да они и не осмеливались.

С тех пор, как земля на кладбище стала являться прибыльным вложением, эти люди начали скупать её сотками. Но в этом был и другой смысл, как сказал один из них: „Мы и на том свете хотим быть группировкой…“

Сегодня городская братва хоронила своего. Сценарий погребального ритуала был максимально приближен к кремлёвскому. Милицейское оцепление, личная охрана, пронырливые журналисты, желающие успеть урвать особенный кадр… Рёв оставшихся в живых; „Продолжим дело!..“

Нынешний покойник по одежке выглядел довольно скромно, но в другом затмил всех. У него была правая рука почти по локоть из чистого золота… Этакий золотой протез. Ногти на этой руке были из драгоценных камней. Рядом с упокоившимся престарелым хозяином сидела его любимая собачка в дорогой траурной накидке с личным врачом и психологом, на случай, если ей станет „не по себе“.

Скорбящая братва пыталась ещё в церкви до начала похорон грубо и безцеремонно внести свои коррективы в каноны отпевания, без конца поправляя священника:
- Отец …э-э-э (имя батюшки всякий раз забывали), - убери слово „грешный“. Чё ты, всё грешный, да грешный. Какой он, в натуре, грешный?!

Накалившееся положение спасло смирение священника и его богатый опыт общения с такими людьми.
Вот уж воистину, не рискуй надругаться над смертью. Кто знает причину биения сердца, первого его движения и остановки?

Дед Матвей и Колька молча наблюдали за этим зрелищем со стороны. Лишь в конце дед сказал:
- Всё. Отошёл. Как и не жил… Что человек оставил после себя? Шум, долги, обещания дружков гадить ещё больше… И ни слова „простите“ тем, кого обидел… Кричали, что рано помер, да ещё и не своей смертью. Смерть, Коля, не бывает ни глупой, ни чужой, ни дурацкой. Она всегда своя. Пожалуй, единственное, что человек получает вовремя - это рождение и смерть…

Весна торжествовала. На парившей земле образовались чёрные залысины с большими тёплыми лужами. По ним с удовольствием шлепали лапками грачи и воробьи, оглушительно восторгаясь свежей весенней прохладой. Голубь с голубкой из клюва в клюв угощали друг друга чистыми каплями из ручья. Сидящий невдалеке старый ворон с наслаждением грелся и жмурился под яркими солнечными лучами, бурча на расшалившуюся крылатую молодёжь. Весна смеялась!

В предпасхальные дни принаряжался и погост. Повсюду было много людей, пришедших освежить, починить, прибрать места покоя родных и друзей. Всё делалось особенно старательно. Несмотря на то, что лица людей были сосредоточены, тяжести не ощущалось. Кто-то вполголоса шутил, вспоминая милые родительские строгости, кто-то просто замирал у фотографий близких, уходя на какое-то время в прошлое.

Сам Николай завершал кладку кирпича небольшой, красивой часовенки. Часто находились помощники, отчего работа шла споро. Царило умиротворение и необъяснимое затишье, какое бывает перед великим событием - Пасхой.

Работал и дед Матвей. У него были свои, стариковские обязанности, которые Николай старался постепенно свести до минимума. Ему больше были нужны мудрые советы старика, как постоянная опора.

Кладбище испокон веков в народе считалось местом таинственным, вызывающим в человеческой душе некий страх и трепет. На этом основаны различные суеверия и выдумки. Старика Матвея, как ни странно, трудно было заставить поверить в байки и подобные легенды. Возможно, сама жизнь его так закалила, что он не поддавался на всякие домыслы. Старик верил только тому, что видел сам.

Несколько лет назад, зимой, он сильно болел. К тому же были сильные метели, и выздоравливающий дед уже представлял, сколько предстоит ему делать уборки. Окна и те были занесены снегом почти доверху. Но каково же было его изумление в то раннее утро, когда он впервые вышел на воздух… Почти все могилки были тщательно очищены от снега… Матвей видел, как Некто ходил, обметая и обмахивая кресты, оградки от сугробов. Дед онемел, открыл рот и беззвучно спросил: „Кто ты?!“

Некто повернулся, мягко улыбнулся и сказал: „Я тот, к кому вы вопрошаете в беде…“

…Было и другое. Один умер в расцвете лет. Ему выхлопотали место и начали копать могилку. С первой лопатой появилась старушка и топнула ногой: „Это мое место!“ Пришлось искать место другое. Оказалось, что здесь уже была когда-то могилка какой-то бабушки.

Кто-то хотел пошалить на погосте. Старик строго предупредил: „Здесь подлым быть опасно!“ Его ударили. Вдруг на крест сел огромный ворон, распушил крылья, стал страшно каркать. Охальники дрогнули и ушли: „Не дай, Бог, ещё накаркает что…“

Однажды он видел человека очень странного. Подошёл. Тот курил, опершись на оградку упокоившегося несколько лет назад. Старик по сей час не может объяснить свой вопрос:
- Ты убил? Долгое молчание…
- Я, - глухо ответил стоящий.

Недавно на краю погоста выросли ещё две могилки: мужа и жены. Дети берегли покой родителей в идеальной чистоте. Нередко сюда приходила корова и подолгу лежала у оградки. А однажды она пришла с теленочком.

В канун Пасхи пришли военные. К ним старик испытывал особые чувства. Офицеры попросили священника отслужить панихиду по их другу Михаилу, капитану СОБРа, погибшему в Аргунском ущелье в Чечне. Батюшка совершил положенный обряд, друзья приложились к кресту, помолчали. Потом достали фляжку, нехитрую закуску.
- Вы простите нас, отец, и благословите трапезу. Помянем мы нашего парня. И Вас очень просим: останьтесь…
Батюшка откликнулся на сердечную просьбу сослуживцев погибшего. Сам по себе начался разговор. В таких случаях он всегда простой и откровенный.
- Ну, вечная память тебе, Михаил.
Все трое выпили. Спирт, что за Победу, что за упокой - без градусов…

- Мишка был сильным парнем, - начал один из них после недолгого молчания, - легкий на подъём и совсем безхитростный. В тот день он был один в поле воин… 6 часов. Остальные погибли. Наши не могли к нему сразу пробиться, вот он и держал банду, чтоб не ушла. О смерти, наверное, лучше всего скажет тот, кто был при смерти. Иногда говорят: „Он смотрел смерти в лицо…“ Мы Вам так скажем, отец, у смерти нет лица. У неё пустые глазницы и звериный оскал. Когда гибнет солдат, то всегда страшнее за его родителей и семью. У Мишки остались жена и трехлетний сын. Когда ему показывали семейную любительскую съемку, он чуть не разбил телевизор - хотел вытащить оттуда своего папку.

- Мы своих убитых мужиков на кладбище хотели бы нести через Кремль, - продолжил другой, - по Красной площади. А вместо цинков можно было бы наделать кресты и купола на все порушенные храмы.

Они замолчали. Батюшке были по душе эти люди. В них ощущалась какая-то особенная самоотверженность и сила.
Трое воинов: священник и офицеры ушли. Души ушедших в мир иной жили в душах живых. Вечная им память!

…В Пасхальные дни на кладбище было ещё одно торжество. Пришло много народу. Самым подтянутым и сосредоточенным был старик Матвей. Освящали возведённую всем миром часовню Архангела Гавриила. Тайну названия часовни знал только Матвей. Так звали расстрелянного им монаха…

Виктор Николаевич Николаев

Сейчас есть в продаже 2-ое издание книги Виктора Николаевича Николаева «БезОтцовщина» (Тираж 30 тыс.экз!):
Москва, 2009, Софтиздат, 200стр. с более чем 30-ю фотографиями из жизни колоний-"малолеток" (низк.качества)

Пост собран с форума: 15 апреля 2008 - kuraev.ru/index.php?option=com_smf&Itemid=63&topic=141175.msg1510279#msg1510279

БИОГРАФИЯ Виктора Николаевича Николаева

Виктор Николаевич Николаев родился в Восточном Казахстане в 1958 году.

В 1981 году закончил Курганское высшее военно-политическое авиационное училище.
В 1981-1987 годах - служба в Закавказском военном округе.
В 1987-1988 годах - Афганистан.
В 1988-1989 годах - выполнял задачи по нештатным ситуациям в горячих точках - в Сумгаите, Степанакерте, Карабахе, Спитаке, Тбилиси.

Майор запаса, награжден орденом Красной Звезды.
Член Союза писателей России. Автор книг:

«Живый в помощи» (Записки «афганца») 1999 - потрясающей силы книга-воспоминание о "горячих точках"
«Из рода в род» 2003 - документальная повесть о жизни в местах лишения свободы (ИУ, исправительных учреждениях)
«БезОтцовщина» 2008 - документальная повесть о безпризорниках и жизни в зонах-"малолетках"

Виктор Николаевич Николаев - лауреат премиЙ:

Союза писателей России «Честь имею» 2000 года,
литературной премии «Прохоровское поле» 2002 года,
Большой литературной премии России 2002 года.

В Санкт-Петербурге действует Центр социальной адаптации святителя Василия Великого

Благотворительный фонд «Центр социальной адаптации святителя Василия Великого»

Благотворительный фонд «Центр социальной адаптации святителя Василия Великого» основан по благословению протоиерея Александра Степанова в 2004 году прихожанами храма во имя св. Анастасии Узорешительницы, что на набережной лейтенанта Шмидта в Санкт-Петербурге. Его профиль - реабилитация и социальная адаптация подростков, совершивших преступление, наказание которых не связано с лишением свободы.

«Центр» работает по специально разработанной инновационной реабилитационной программе с обязательным проживанием несовершеннолетних в Центре в течение 3,5 месяцев в режиме открытого социального центра. В работе с подростками используются образовательные и воспитательные меры воздействия. В Центр несовершеннолетних правонарушителей направляют суды, уголовно-исполнительные инспекции, отделы по делам несовершеннолетних милиции. Имеются положительные отзывы о работе центра, судов, милиции, уголовно-исполнительных инспекций, кафедры клинической психологии Педиатрической Академии. После прохождения реабилитационного курса подростки переводятся на социальный патронаж с участием в волонтерских проектах Центра. С 2008 года «Центром свт. Василия Великого» реализуется долгосрочный проект «Преодоление барьеров», включающий в себя занятия в социальном театре, участие в летней программе «Школа выживания» в Карелии, «Лесная тропа» (многодневные выезды с палатками в лес), «Горная тропа» (многодневные выезды на скалы в Приозерск и Выборг) «Лодочный поход по Вуоксе».

С 2007 года реализуется волонтерский проект «Фавор», созданный для выпускников Центра и их ближайшего окружения – это помощь в городской больнице на койках сестринского ухода, ремонт детских площадок в больнице № 3, ремонт палаты в детской больнице № 2, ремонт подъезда «Центра свт. Василия», арт-мастерские, помощь воспитанникам и сотрудникам Центра на реабилитационном курсе (два бывших воспитанника Реабилитационного Курса до ухода в армию работали в Центре социальными работниками). Проекты осуществляется полностью на внебюджетные средства.

Летом 2009 года «Центром» согласована и утверждена программа «Создания службы социально-психологического сопровождения подростков, находящихся в местах лишения свободы, и их семей». Это интеграционная программа для детей, находящихся в конфликте с законом, и их семей, социально-психологическое сопровождение несовершеннолетних, находящихся в местах лишения свободы, от момента ареста несовершеннолетнего до освобождения, с последующим социальным патронажем подростков и их семей в течение 3 - 6 месяцев.

Основной целью проекта является профилактика совершения рецидивного преступления среди несовершеннолетних, находящихся в местах лишения свободы и освободившихся из мест лишения свободы, а также интеграция освободившихся подростков в общество. При этом проблемы подростка рассматриваются в комплексе, с учетом ситуации в семье и ближайшем социальном окружении.

199034, Санкт-Петербург, 16-линия Васильевского острова, дом 1/33, помещение 12Н

Центр социальной адаптации Святителя Василия Великого существует в Петербурге с 2001 года. Первоначально он был организован как социальный проект братства св. Анастасии Узорешительницы и развивался до 2004 года как одна из социальных программ, а затем стал самостоятельной организацией. Это единственное в России социальное учреждение, которое специализируется на условно осужденных несовершеннолетних. Занимаются здесь и теми, кто находится под следствием.

... Ювенальная юстиция - это (кроме зверств по отбиранию детей из благополучных семей) и еще: правосудие для несовершеннолетних (отдельное судопроизводство).

В последние годы в Санкт-Петербурге ежегодно осуждается около 900 несовершеннолетних правонарушителей. Благодаря деятельности Ассоциации судей по ювенальной юстиции (ЮЮ), количество несовершеннолетних, направляемых в колонию, от общего числа осужденных сократилось с 25% в 1998 году до 10-11% в 2003-2004 годах. Но судьи столкнулись с другой проблемой: стала расти рецедивная преступность среди условно осужденных подростков. Фактически с ними не велась никакая социальная работа, они просто стояли на учете...

... Чтобы разомкнуть порочный круг, должны существовать социально-реабилитационные учреждения, оказывающие адресную помощь. Пока что на весь Петербург существует только один центр Василия Великого, который осуществляет эффективную программу работы с трудными детьми. Из 22 человек, прошедших реабилитацию в центре в последние полтора года, только 4 попали в суд во второй раз. «Если из 10 человек пятеро не придут в суд вновь - это уже очень хорошо»...

... Сейчас центр размещается в обычной трехкомнатной квартире (90 квадратных метров) на первом этаже жилого дома. Это дает возможность работать одновременно только с одной группой...

Наш центр очень маленький и он рассчитан на одновременное пребывание шести человек. Это единственный центр не только в городе, но и в стране. Наши 6 человек – это молодые люди в возрасте до 16 лет, совершившие правонарушения. Они могут находиться под следствием или быть осуждены условно...

- Какие правонарушения были совершены Вашими подопечными?

- Как правило, это кражи, грабежи, угоны автомобилей. Но в последнее время стали появляться ребята с тяжелыми статьями – попытка убийства, изнасилования, разбойные нападения. Сейчас судьи, видя, что ребенка можно как-то исправить вне колонии, стараются помочь ему сделать это, не допустив попадания в колонию.

Но, к сожалению, не существует специальных узконаправленных программ на группу условно осужденных. Поэтому если молодому человеку дали условный срок, он относится к этому с некоторой легкостью – мол, вызвали, погрозили пальцем… Очень часто это ведет к повторному, более серьезному преступлению

- рассказывает директор Центра, Юлиана Никитина

Подробнее читайте тут: 17.11.2005 - miloserdie.ru/index.php?ss=1&s=6&id=2500
и тут: 15.01.2007 - miloserdie.ru/index.php?ss=2&s=58&id=4649

Т.е. если возьмем 2005 год. Из примерно 900 осужденных несовершеннолетних:

примерно 90 малолеток направлено в ВК (воспитательную колонию, в Колпинскую "зону-малолетку"),
примерно 800 малолетних правонарушителей оставлено на свободе (на "произвол судьбы")
и 15 человек прошло через "Центр социальной адаптации святителя Василия Великого".

Дело они ("Центр социальной адаптации святителя Василия Великого") делают конечно хорошее и доброе (правда в светско-протестантском духе, не через активное вовлечение в Церковь), но масштаб... (1.5% от общего числа осужденных малолеток)...

Получается, что чиновники от ЮЮ используют "Центр социальной адаптации святителя Василия Великого" как красивую ширму для своей неблаговидной деятельности, фактически всячески поощряя рост малолетней преступности в античеловеческих целях мировых заправил ЮЮ.

Прогрессом в преступных начинаниях наемников ЮЮ видимо и объясняется постепенная ликвидация в последние годы ВК (воспитательных колоний, "зон-малолеток") в России. Они становятся ненужными, ибо по безчеловечным планам заправил ЮЮ (скорейшего уничтожения "излишнего быдла", сокращения мирового населения), пусть лучше малолетние преступники гуляют на свободе и совершают любые преступления (ничего не боясь - ведь всё равно не посадят)!..

Причем все сегодняшние малолетки-преступники воспитаны уже при новом режиме "демократии" в РФ, в условиях повсеместного насаждения совершенно противного человеческой природе духа, так что это уже - "социально близкие", "гвардия" наступающего, накатывающегося на нас нового мирового порядка...

20.07.11 Wed 09:11 — Павел Троицкий

А вот новые материлы

Центр социальной адаптации свт. Василия Великго и Колпинская воспитательная колония

Благотворительный фонд «Центр социальной адаптации святителя Василия Великого» функционирует с 2004 года. Учредителем Фонда является «Православная местная религиозная организация прихода домовой церкви во имя святой великомученицы Анастасии Узорешительницы и святых благоверных князей Федора, Давида и Константина Ярославских». Руководит Фондом со дня основания Никитина Юлиана Владимировна. Еще ранее, с 2001 года, начал работать центр социальной адаптации. Он помогал молодым людям, освободившимся из заключения с оформлением документов, устройством на работу и оказывал духовную поддержку. Пока в течение трех месяцев оформлялись документы, велась работа с подростками. Это единственное место в Санкт-Петербурге, где условно освобожденные подростки могут пройти курс социальной реабилитации в условиях стационара. С 2009 года Фонд работает и с подростками, отбывающими наказание в Колпинской воспитательной колонии.

Таким образом, Фонд осуществляет комплексную реабилитацию подростков, вступивших в конфликт с законом. Он занимается, и с трудными подростками, и с находящимися в заключении и освободившимися. Комплексный подход к реабилитации осуществляется установкой правильных социальных ориентиров, созданием адекватной самооценки и работа с социальным окружением. Разумеется, для решения этих задач необходима не только работа священника, но и психолога.

Юлиана Владимировна по специальности медицинский работник. Некоторое время, как и многие женщины, трудилась дома – растила троих детей. Большое значение в жизни Юлианы Владимировны сыграло знакомство с батюшкой отцом Александром Степановым. В сфере социального служения, Юлиана Владимировна первоначально занималась лицами без определенного места жительства. Большая часть из них ранее судима, поэтому начинать заниматься их проблемами необходимо много раньше. Так постепенно подошла она к одной из главных проблем современности детской преступности.

Перестройка внесла сильные изменения в наше общество. Разрушила многие традиции, множество людей оказалось социально дезориентировано. Все это не могло не сказаться на подрастающем поколении. Безграничная свобода сыграла с ним плохую шутку – детская преступность существенно выросла. Это привело Юлиану Владимировну к тюремной работе, занятию проблемами реабилитации и ресоциализации подростков. Любопытно, что статистика благотворительного фонда по рецидиву среди подростков, резко расходится с официальной. Фонд указывает, что у него гораздо выше процент рецидивной преступности. Почему это происходит? Фонд плохо работает? Все гораздо проще. Фонд заинтересован в реальной оценке своей деятельности. И если официальные данные не учитывают повторные преступления, совершенные подростком после того, как он стал «взрослым», то есть после 18 лет, то Фонд считает рецидивом преступления совершенные до 20 лет.

Сегодня Фонд работает по четырем основным направлениям: занимается социальной реабилитацией условно осужденных подростков, поддерживает подростков, находящихся в местах лишения свободы, обеспечивает функционирование социальной гостиницы и кризисного центра.

В колонии в настоящее время отбывают наказание всего 47 воспитанников. И ее в текущем году предполагалось ликвидировать, так как в соответствии с Концепцией развития УИС сейчас идет реорганизация воспитательных учреждений. Однако благодаря вмешательству бывшего Председателя Совета Федерации Федерального собрания Российской Федерации Миронова С.М., Колпинскую колонию удалось сохранить. В ближайшее время ожидается ее пополнение несовершеннолетними из Мурманской и Новгородской областей, где воспитательные учреждения будут реорганизованы. Юлиана Владимировна приложила немало сил, чтобы колония не закрылась. Ведь с нею погибли бы все наработки православных тюремных служителей.

Благодаря помощи Сергея Михайловича удалось создать уникальный проект, увлечь воспитанников современными видами спорта: паркуром, скалолазанием и пр. Парку́р (фр. parkour, искажённое от parcours, parcours du combattant — дистанция, полоса препятствий). Это искусство перемещения и преодоления препятствий. Сутью паркура является движение и преодоление препятствий различного характера: архитектурные сооружения (перила, парапеты, стены и пр.), специально изготовленные конструкции (применяемые во время различных мероприятий и тренировок). Практика показала, что паркур привлекает трудных подростков и способствует их исправлению. Мало произносить подростку наставления и предлагать благочестивое чтение. Ему нужно практическое, связанное с физической нагрузкой занятие и такое, чтобы его заинтересовало. Преодоление препятствий, ощущение опасности – что может быть прекраснее для молодого человека? И опять финансовую поддержку фонду оказал Миронов. (около 700 тыс. рублей). В одном из помещений колонии построен скалодром, спортзал и установлено оборудование для занятий паркуром. Кроме того, в этом же помещении созданы условия для театральной деятельности подростков, в текущем году силами воспитанников поставлена первая часть спектакля «Размышления о Гамлете». Видно, что эта старинная трагедия ставится с учетом и состава актеров, и современных веяний в театре, что особенно важно для подростков. Занятия в театральной студии проводятся два раза в неделю. В них принимают участие двенадцать подростков. Занятия проводят специалисты, подобранные Никитиной Ю.В., причем часть из них оформлена на ставки колонии, но большая часть работ осуществляется волонтерами. В настоящее время около 1 тыс. кв. м. в жилой и производственной зоне колонии используются сотрудниками Фонда.
В жилой зоне силами сотрудников Фонда завершается ремонт и оборудование помещений для реабилитационного отделения. В созданном реабилитационном отделении будут проживать две группы воспитанников по 12 человек каждая. Будет организовано круглосуточное дежурство воспитателей из числа сотрудников Фонда. Будет сделано все необходимое для функционирования центра. Разумеется, дисциплина в центре будет строгая…
Для православного тюремного служителя важно не только духовно поддержать осужденного, но вести его какое-то время по жизни после освобождения. Подростки - не исключение. Поэтому Фондом создан реабилитационный центр

Более 7 лет в в реабилитационном центре Фонда официально работает «Программа социальной реабилитации условно осужденных подростков». Она включает реабилитационный курс, рассчитанный на четырнадцать недель. В течение года проводится 3 курса для мальчиков. Руководителем курса сегодня является Салтанова Татьяна Борисовна, которая имеет соответствующее образование (высшее социальное и психологическое) и большой практический опыт работы с подростками. В курсе занято семь сотрудников, в том числе два психолога, один из которых занимается индивидуально, другой с группой, один соцработник и три воспитателя. Причем в воспитатели подбирают только мужчин, пользующихся непререкаемым авторитетом у подростков. Они находятся с подростками круглосуточно. Курс включает в себя «карантин», «общий курс» и «возвращение домой». Одновременно курс социальной реабилитации по данной программе проходят не более шести подростков. В период «общего курса», как правило, осуществляются выезды в монастыри Новгородской, Мурманской областей и Крыма. Всего за время существования курс успешно прошли 108 подростков.
Приходится немало внимания уделять и материальной стороне дела. С одним из ближайших кафе Санкт-Петербурга заключен договор на предоставление трехразового питания (в настоящее время 300 рублей в сутки на воспитанника).

Данная программа имеет свои особенности. Одной из них является исключение телевизора из жизни подростка на время курса. Другой - проведение «отчетов при свечах». Ежедневно в конце дня каждый воспитанник рассказывает об интересных событиях и впечатлениях дня с последующим общим обсуждением.

Постоянный контроль не должен напоминать ребятам о тюрьме, и поэтому предоставляется возможность относительной личной свободы. Так. в соответствии с установленными правилами в девять часов вечера все сотрудники-женщины покидают центр и дают возможность воспитанникам почувствовать себя «как дома», не стесняясь принять душ, находиться в нижнем белье и пр.

Проживающие около трех недель на «карантине» подростки находятся на постоянном контроле и не могут самостоятельно покидать центр, а, значит, и посещать учебные заведения. и работать. Цель этого периода не допустить употребление алкоголя и наркотиков, оградить от обычного окружения, создать условия для погружения в развивающую среду. Специалисты должны проводить психологическую диагностику подростка и исследовать особенности его социального окружения.

Итогом «Карантина» можно считать составление индивидуального плана социального сопровождения воспитанника, который строится на основании бесед с подростком, собранной о нем разносторонней информации, результатов психологической и социальной диагностики.

Затем около 9 недель длится «общий курс». На этом этапе контроль со стороны сотрудников ослабевает и может носить форму совета и предложения. Это ставит воспитанника в ситуацию выбора и способствует развитию умения самостоятельно принимать решения и нести за них ответственность. В этот период несовершеннолетний самостоятельно посещает учебное заведение или место работы. Социальный работник находится в тесном контакте с учителями и работодателями и контролирует процесс обучения или трудовую деятельность подростка. В это время большое внимание уделяется досуговым мероприятиям, так же регулярно в вечернее время продолжаются занятия со специалистами.

И, наконец, около двух недель «Возвращение домой». Это период закрепления навыка самоконтроля и самостоятельного принятия решения. Подростки на выходные уходят домой, а вернувшись в Центр, рассказывают о своих впечатлениях, обсуждают с сотрудниками, как изменилось их отношение к жизни.

Как минимум один раз в неделю психолог обязан проводить индивидуальную консультацию с подростком.
При отсутствии у подростка необходимых документов (паспорт, медицинский полис или др.) сотрудники Фонда оказывают помощь в их получении или восстановлении.

Важным элементом комплексного подхода в работе с воспитанниками Фонда является налаживание связей семьей.
Не реже двух раз в месяц целесообразно приглашать родителей на консультацию с психологом. При желании родителей подобные встречи могут происходить и чаще. Однако следует прогнозировать случаи, когда за все время нахождения ребенка в Центре родители будут проявлять нежелание общения. Такое поведение можно связать, прежде всего, со злоупотреблением алкоголем или наркотиками.

Воспитанники пребывают на полном обеспечении Центра. В настоящее время на курсе 7 ребят.
Подростки, прошедшие основной курс реабилитации, имеют возможность проживать в «социальной гостинице», созданной Фондом немногим более года назад. Гостиница предоставляется подросткам из трудных семей, возвращение в которые сразу из колонии особенно неполезно. Это семьи, в которых родители пьют, не работают и не могут уделять внимание подростку. Одновременно в гостинице может проживать шесть человек. Пребывание в ней возможно до шести месяцев. Руководителем гостиницы является Галактионова Елена Павловна. Кроме руководителя в гостинице работают три воспитателя, которые осуществляют дежурство в выходные, праздничные дни и в ночное время. За период существования в ней проживали 15 подростков.

Руководителем «Кризисного центра», созданного менее года назад, является Клачан Аркадий Алексеевич. Проживают в данном Центре лишь освобожденные из исправительного учреждения, утратившие социально-полезные связи и жилье. На день посещения в центре размещались 4 человека. Проживающие в данном центре наиболее «свободны», имеют возможность на свои деньги приобретать дополнительное питание, встречаться с друзьями (не в стенах центра) и т.д.

Особое внимание уделяется Фондом работе в самой воспитательной колонии. Усилиями Фонда разработаны программы для работы в Воспитательной колонии: «Территория свободного общения», «Карантин», «Реабилитационное отделение».
Активную работу с несовершеннолетними, вступившими в конфликт с законом, и членами их семей важно начинать с момента попадания в следственный изолятор. Социальная работа с подростком и его семьей должна проводиться по индивидуальному плану, состоящему из нескольких стадий: работа в СИЗО (психологическое консультирование несовершеннолетнего, первичное анкетирование), подготовка досудебных докладов и сопровождение в суде, консультирование родителей.

Для полноценной работы в воспитательной колонии необходимо организовать взаимодействие с учреждением для закрепления за Фондом (или за епархиальным воспитательным Центром для трудных подростков) отдельных площадей в колонии, на которых в рамках программы «Территория свободного общения» предусматривается наличие обустроенного для совершения богослужений храма, а также спортивных сооружений (спортзалов), среди которых могут быть оборудованы скалодром, или, например, помещение для занятий паркуром, как сделано это в Центре адаптации святителя Василия Великого в Санкт-Петербургской епархии, созданы условия для театральной деятельности подростков и другое.

В «Карантине» подростки находятся первые 14 дней с момента их поступления в воспитательную колонию, где определяется морально-этический и психологический портрет подростка.
В «Реабилитационном отделении» планируется постоянное проживание нескольких групп воспитанников по 10-12 человек каждая. При этом круглосуточное дежурство планируется осуществлять силами воспитателей из числа сотрудников Фонда. Указанные меры позволят исключить негативные проявления, свойственные большим бесконтрольным коллективам воспитанников. Работа в воспитательной колонии с осужденными подростками осуществляется под контролем соблюдения режима содержания со стороны ФСИН России.
Очевидно, что работники смотрят далеко вперед и на пути организации реабилитационного центра в Колпинской колонии немало препятствий. Слишком уж нов такой подход для нашего государства.
Фонд представляет жизнеспособную достаточно гибкую организацию. Например, отсутствует жесткое штатное расписание, сотрудники могут использоваться в разных сферах по мере необходимости.

Огромное внимание организации деятельности Фонда оказывает настоятель Церкви во имя святой великомученицы Анастасии Узорешительницы и святых благоверных князей Феодора, Давида и Константина Ярославских о. Александр Степанов.
Вообще, активная работа с несовершеннолетними Фондом ведется с 2009 года. И эта работа не осталась незамеченной. 7 апреля этого года Юлиана Владимировна вместе с другими руководителями неправительственных организаций, осуществляющих социальную работу, была приглашена на встречу с Президентом Российской Федерации Медведевым Д.А. В беседе с Президентом она рассказала о работе Фонда и обозначила ряд проблем, касающихся взаимоотношений с администрацией Колпинской воспитательной колонии и территориального управления Федеральной службы исполнения наказаний. Президенту был передан пакет документов, чтобы он мог получить детальное представление о работе Фонда.

Колпинский реабилитационный центр пока уникальная организация, работающая с подростками. Это яркий и важный пример удачного сотрудничества Православной Церкви и ФСИН России. Остается надеяться, что такое сотрудничество упрочится после подписания Соглашения о сотрудничестве между Русской Православной Церковью Московского Патриархата и Федеральной службой исполнения наказаний в этом году. В последних числах мая 2011 года с работой благотворительного фонда ознакомилась делегация Синодального отдела Московского Патриархата по тюремному служению. Мы надеемся, что опыт создания Фонда будет полезен другим подобным центрам, которые, несомненно, будут создаваться в рамках Соглашения о сотрудничестве.
В сентябре 2011 года Фондом инициируется проведение «Круглого стола» для всех священнослужителей, несущих пастырское послушание в воспитательных колониях страны.

Сотрудники Синодального отдела Московского Патриархата по Тюремному служению Владимир Шелепов и Андрей Булгаков

20.07.11 Wed 09:13 — Павел Троицкий

и еще

Мы еще очень многое сможем сделать

— Сейчас есть тенденция к сокращению числа воспитательных колоний. Некоторые считают это неверным. Преосвященный Иринарх, Председатель Синодального отдела Московского Патриархата по тюремному служению, считает, что опыт Колпинского реабилитационного центра очень важен. Юлиана Владимировна, каково Ваше мнение, как руководителя этого центра, надо ли сокращать количество воспитательных колоний? Или, наоборот, увеличивать? Речь о таких воспитательных колониях, как в Колпино, где именно занимаются воспитанием подростков.

— Конечно, их нужно увеличивать, и во всем мире уже есть определенный опыт. Если мы говорим о реабилитационной работе, то это должны быть небольшие социальной направленности учреждения, чтобы не рвались важные социальные связи, такие как связь с семьей. И мы в своей работе считаем необходимым, чтобы семья и ближайшее семейное окружение максимально были привлечены к работе с ребенком.

— Надо, чтобы учреждения для несовершеннолетних были именно воспитательными колониями?

—Да, в этом специфика подобных учреждений. Кроме того, если будут сокращать количество учреждений, то и из регионов подростки будут этапироваться вместе со взрослыми, и молодые люди при перемещении в воспитательное учреждение будут получать негативный социальный опыт, который откладывается на всю жизнь.

— А вот Владыка Иринарх говорил еще о таком моменте, что колонии укрупняют, и родителям будет труднее ездить в другие регионы.

—Да, понятно, что для многих частые поездки станут невозможными. Особенно для нормальных семей, где не очень большой достаток, для многодетных семьей это становится реальной проблемой.

— Я слышала, что в Туве вообще нет воспитательной колонии, и родителям приходится ехать куда-то за пределы республики…

— Да. Это надо хорошенько обдумать. И еще все забывают, что у нас сейчас время демографической ямы. Если вспомнить ситуацию с детскими садами несколько лет назад, когда их закрывали, а сейчас вот стоят многотысячные очереди. Я не думаю, конечно, что в воспитательные колонии будут многотысячные очереди. Но тем не менее ситуация все равно будет очень сильно меняться за счет того, что меняется демографическая ситуация. Сейчас там отбывают наказание дети 1994–1997 годов рождения.

— А вот еще такой вопрос. Вы говорили, что сейчас в колонию попадают уже не только дети из неблагополучных семей, но и те, у которых родители сильно заняты работой. Когда Вы были в Москве с делегацией сотрудников центра, я помню, с Вами был «трудный» юноша из профессорской семьи. Значит, часто приходится с этим сталкиваться?

— Да теперь подобные ситуации сплошь и рядом. Такой вот хороший культурный потенциал в семье с одной стороны, а с другой — общая ситуация, характеризующаяся тем, что в обществе потребления и вседозволенности очень трудно удержать детей в рамках. И родители просто не справляются, не знают, как это сделать. А если ребенок попадает еще в сложные ситуации, то тогда наступает некая растерянность у родителей. А особенно в подростковом возрасте могут случиться какие-то неожиданные ситуации.

— У вас есть какие-нибудь примеры?

— Есть поучительные истории, связанные с ситуациями, в которые попадают сами воспитанники. Вот в прошлом году у нас была такая история, мы поехали с паломнической поездкой в Святогорский монастырь: там, недалеко от Пушкинских Гор, есть такой домик, который принадлежит нашему приходу. Мы там остановились. Каждый год мы туда приезжаем, даже по нескольку раз, с группой на какое-то количество дней, останавливаемся и посещаем Святогорский монастырь, едем в Михайловское, Приволжское. Вот такая культурная программа, потом посещаем Изборск. В общем, ребята приехали, все хорошо, возвращаемся обратно, оттуда звонят и говорят, что, оказывается, пока наши подростки там были, они украли лодку. Хищение…. Мы с ними стали разговаривать, они признались, что вылезли из дома через окно, покатались на лодке и бросили ее. И если подходить юридически, — это хищение. Звонит опять хозяин и очень, конечно, расстроен, возмущается. Ну и говорит такую фразу: «Конечно, я не буду заводить уголовное дело». И тут мы говорим: «Нет, нет, нет. Вот это очень важно, вы обязательно напишите заявление в милицию, заведите уголовное дело. Потом дальше мы будем работать с этими нарушителями конкретно». Рассказываем ребятам, что была вот такая ситуация, что обнаружилась пропажа лодки, они, конечно, в смех: «Ну да, покатались. Ну что такого?» Тут мы объясняем, что не совсем такое простое дело и будут последствия, заведено уголовное дело. Взяли чужую вещь, украли ее, попользовались, бросили, а сейчас она пропала. Тут первое переживание, некоторый шок, что возможно из-за такой ерунды возбудить уголовное дело. Ну, объясняю, что все уголовные дела у вас, как вы считаете, из-за подобной ерунды, но теперь для каждого из вас будет очень серьезная, непростая ситуация.

— То есть это чтобы не было безнаказанности? Чтобы они знали, что за это понесут наказание?

— Да, конечно. А дети из таких семей — более чем обеспеченных. Вызвали родителей, рассказали им про произошедшее ЧП. И родители этих трех злоумышленников тут же были готовы вернуть деньги хозяину. Потом через какое-то время звонит хозяин и говорит, что он заплатил кому-то из местных жителей, и они поплыли по реке и нашли эту лодку. Ну, все обрадовались. Родителям уже не помногу нужно было и скинуться — только по полторы тысячи рублей. Но сейчас и этого не нужно — все хорошо. Но тут мы говорим: «Нет, друзья. У нас в центре так принято, что мы оставляем о себе везде хорошую память. А если у нас случилась такая неприятность, значит, мы должны как-то ее исправить, чтобы не было такого, что осадочек некоторый остался. Поэтому у нас есть определенное предложение к человеку, у которого вы украли лодку: вы в течение какого-то времени там работаете. И после этого, когда вы сделаете работу, которую он дал, будем считать, что инцидент исчерпан». Ну, там, конечно, начинается крик, вой: «Зачем нам туда ехать? Наши родители отдали деньги! А тут вообще нет никакого разговора о претензиях. Вы тут что-то придумываете». Мы говорим, что это у нас такие условия для того, чтобы вы остались в центре. Либо поедете туда, либо за такое нарушение — за новое уголовное преступление — нарушители будут отчислены, и все эти сведения пойдут в Уголовно-исполнительную инспекцию. Потом мы связались с хозяином этой лодки и сказали, что, вот, мы должны приехать и свою вину как-то загладить. Он в испуге:

– Да зачем мне эти головорезы? Ни в коем случае! Да они все подожгут! Я их видеть не хочу и т.д., и т.д.!
Ну, в общем, удалось как-то убедить его, согласился. И он заказал машину песка, и там надо было подсыпать такую общую дорогу, которая шла от каптерки как раз к этому дому. Дал он им тележки, лопаты и сказал:

— Не надо, чтобы вы лично для меня что-то делали, а вот сделайте для всех дорогу. Вот я все заказал, машина пришла, а там, пожалуйста, уже ваша работа.
Надо сказать, что несколько дней они работали с необыкновенным энтузиазмом. Было сказано, что как только они все это сделают, сразу уедем, не будем растягивать на неделю, сделают за два дня — значит, уедем через два дня, за три — значит через три. Они работали практически с небольшим перерывом на сон, вскакивали и бежали снова с лопатами работать. Когда все сделали, пришел хозяин этой лодки и поблагодарил, всем пожал руки, сказал:

— Ребята, спасибо, даже неловко как-то, такая вот ситуация произошла, вы меня уж тоже извините.
И инцидент был исчерпан.
С одной стороны, у них таких вот ситуаций, — когда они взяли чужую вещь, присвоили, бросили, — было много. Не только надо зафиксировать какие-то уголовные преступления, но важно, чтобы была такая реакция, такой воспитательный процесс с вовлечением вообще всех взрослых людей, всех участников. Такого, конечно, у них не было. И взрослым пришлось напрячься, пожертвовать чем-то. Поэтому им объяснили, что в центре святителя Василия Великого всегда так.
То есть нужна определенная ответственность за детей, чтобы не упустить руль в этой ситуации и подростков заставить трудится, и взрослых совершать в целях воспитания внешне бессмысленные деяния с точки зрения здравого смысла: пропажа-то нашлась. Извлекли, конечно, педагогическую пользу из этой истории.

— Я недавно читала в «Российской газете» мнение о служении Церкви в колонии. Там высказывалось мнение, что в женской колонии очень полезен священник, что священники и в мужских колониях очень полезны, а вот молодым людям практически бессмысленно преподавать мораль и читать нотации. Они это не воспринимают. Вот приехали в колонию «Ночные волки», ну знаете, байкеры — вот это да! Что Вы можете сказать о работе священника в воспитательной колонии?

— Смотря какой священник. В работе с подростками почти все зависит от личности священника. Понимаете, если есть возможность для того, чтобы взаимодействовать, разговаривать и быть примером… Вот у нас очень долго с нами был отец диакон, сейчас он уже священник, отец Глеб Грозовский. Его сейчас называют «футбольным» батюшкой, он окормляет наш клуб «Зенит». Ему чуть более тридцати лет, был перспективным футболистом, окончил ГУФК, по специальности — тренер по футболу, затем Санкт-Петербургскую семинарию. И надо сказать, что с нашими ребятами у него все было очень хорошо, никаких проблем, его появления ждали каждую неделю. Он приходил к ребятам, и его принимали с большим воодушевлением. Поэтому здесь, как будет принят священник в воспитательной колонии, как нигде, все зависит от личности человека.

— То есть надо суметь совместить духовную работу с какой-то другой, чтобы ребятам было интересно?

— Он играл с ними вместе в футбол, да, он иногда приходил, чтобы поиграть с ними футбол. И, конечно, какой интерес подготовленному спортсмену играть с детьми? Тут все делалось для воспитательного процесса. А иногда он уже стал приходить в подряснике и вести с ними духовные беседы. И каждый раз было очень по-разному.

—То есть он интерес к футболу использовал для проповеди?

— Самое главное, что он сам был заинтересован в воспитательной работе и с ними говорил о непростых вещах. Он спрашивал:

— Сегодня вы о чем бы хотели поговорить?
Они говорят:

— А давайте о девушках.
Потом кто-то ехидно говорит:

— О пьяных девушках.
Он не сердится, не теряется и говорит:

— Ну, давайте поговорим о девушках вообще, там пьяных, трезвых, какие вам нравятся. Я расскажу вам, как я себе жену выбирал.

Вот, и очень простым языком он с ними разговаривал. И было живое общение. Чтобы представить отношение к нему детей, приведу такой пример. Когда его назначили священником, рукоположили в Пушкине, а это достаточно далеко от Васильевского острова, где расположен наш центр, наши дети приезжали к ранней утренней службе на первой электричке, помогали ему в алтаре. Это, можно сказать, для них подвиг, потому что встать утром, заставить себя встать, когда можешь не вставать, а поспать еще, сделать усилие над собой — это для них вообще очень тяжело. И тут, конечно, влияет заинтересованность этого человека в их жизни и жизни каждого конкретного молодого человека. И потом они пошли в армию, оттуда писали и передавали приветы отцу Глебу. И, вернувшись, тоже его не забывали. Понимаете, что значит для батюшки в воспитательной колонии вступить в личные отношения с подростками?

— А что еще важно в воспитательных колониях?
— Никогда не обманывать, конечно.
— А есть ли какие-нибудь последователи у вашего центра? Это очень важно, ведь новое всегда пробивается непросто.
— Все сложности, которые имеют место в нашей работе, я не воспринимаю как нечто непреодолимое, вечное. Они пройдут, найдутся решения. Нам, православным христианам, конечно же, надо молиться, чтобы не было никаких конфликтов.

— А недавнее подписание соглашения между ФСИН и Церковью как-то будет помогать вашей работе?
— Я думаю, что соглашение, конечно, уже повлияло благотворно на работу нашего центра. Предстательство таких уважаемых людей, поддержка Владыки Иринарха, который недавно был у нас, и Владыки Пантелеймона, с которым мы связаны по социальной работе, и главы нашей епархии — Митрополита Владимира дает возможность ведения конструктивного диалога с ФСИН. И я сейчас уверена, что наши отношения сейчас с ФСИН как раз в стадии этого диалога. Когда мы учимся слышать друг друга, мы открываем для себя друг друга, мы учимся доверять друг другу. Тогда мы учимся работать совершенно по-другому. Мы пытаемся разговаривать, обсуждать и сотрудничать с позиции полноценного партнерства. Время каких-либо там общественников, горящих идеей православных волонтеров, которые жалеют детей, но не научились работать с ними систематически, прошло. Теперь ситуация изменилась. Все совсем по-другому: взвешенный подход, своя позиция здесь.

— То есть у вас оптимистический прогноз развития вашего центра?
— Да, я считаю, что да. И мне что-то подсказывает, что где-то к концу года мы должны обязательно договориться о развитии сотрудничества ФСИН и православной церкви в Колпинской колонии. К нашей работе проявляют интерес и президент, и новый спикер Валентина Ивановна Матвиенко. И поэтому я думаю, что мы очень многое еще сможем сделать.

Беседовала Ольга Петрова

13.08.13 Tue 16:58 — Anonymous

Я не знаю, что написать, я тихо плачу. Но плачу не от скулящей жалости, а о том, ЧТО Я МОГУ СДЕЛАТЬ? Буду молиться о спасении детей, подростков и всех людей...

20.03.15 Fri 22:22 — Anonymous

Белова Валентина Самара

Я в восторге!!! Нет слов. Большое спасибо. Теперь я знаю как мне воспитывать моих сыновей.

17.11.15 Tue 19:10 — Anonymous

Виктор Николаев «БезОтцовщина»