Рассказ «Золотой крест»
Престольный праздник русского Пантелеймонова монастыря всегда проходил в атмосфере радости, как это и положено быть для хорошего праздника. Веселье буквально витало в воздухе, вместе с запахом ладана и звоном кадил. Народу пришло много, не продохнуть: сербы, болгары, румыны и греки, - все пришли почтить память святого великомученика и целителя Пантелеймона. Можно сказать, у святого сегодня был день рождения. Хоть и аскетичные святогорские старцы совсем не одобряют частое хождение по престолам, считая, что они расслабляют подвижников, редкое посещение панигиров считалось делом чести и любви. Частые ходоки, из тех, что ходили на агрипнии ради развлечения или чревоугодия, уже узнавали друг друга в лицо, они стыдливо прятали лица, испытывая чувство вины за то, что они такие празднолюбивые монахи и не могут долго сидеть в своих кельях.
Кто-то любил панигиры за вкусную еду, кто-то за возможность поучаствовать в великолепном афонском богослужении, попеть византийские гимны, много и от души. Кому-то, особенно пустынникам-келиотам, хотелось пообщаться на духовные темы или просто посплетничать, а кто-то действительно хотел помолиться и почтить память того или иного святого, попросить у него помощи в искушениях или даже денег на ремонт кельи.
Сейчас заканчивался особенный момент богослужения – кафизмы: чтение псалтыря. Хотя по-гречески «кафизма» значит место для сидения, но, преклоняясь перед авторитетом священного писания, греки на кафизмах стояли, хотя русские монахи сидели, веря, что так и положено; на каноне напротив, - все греки садились, а все русские стояли.
Множество таких небольших отличий, как культурных, так и богословских, заставляли некоторых подозрительных монахов обоих наций сомневаться в православии друг друга.
Кафизмы уже почти закончились и псалтосы готовились петь седальны, теперь вставали все – начинался полиелей – одно из самых торжественных мест агрипнии. Пономарь возжег свечи на хоросе и затем, при помощи длинного шеста, раскачал его. Эти позолоченные паникадила, качающиеся во время полиелея из стороны в сторону, были прекрасным символом радости небесных светил: солнца, звезд и луны.
Монахи красивыми баритонами затянули полиелей на два хора.
– Хвалите имя Господне, хвалите рабы Господа, Аллилуйя!
– Стоящие во храме Господне, Аллилуйя!
Всех молящихся монахов охватило сильное духовное веселье.
В этом году почетными гостями монастыря были четыре епископа из России и старенький ксенофонтский игумен. Один из почетных монастырских гостей, архиепископ Мисаил привез монастырю подарок, - большой напрестольный крест из чистого золота.
Это был не простой подарок и, после того, как стихнет торжество, собором старцев было принято решение перенести его в монастырскую ризницу. Крест символизировал признание Патриархом и Священным Синодом трудов афонского игумена и показывал, какое внимание оказывает Русская Православная Церковь к возрождающемуся русскому афонскому монашеству.
Архиепископ вручил крест еще два дня назад во время своей речи в Пантелеимоновом соборе, когда он признался перед братьями и отцами монастыря, что он, когда еще учился в семинарии, хотел быть послушником у отца Иеронима – игумена монастыря. Он долго мечтал, как отправится на Святую Гору Афон. Но Господь судил иначе, и ему, теперешнему архиепископу Мисаилу, Мать Церковь вверила кормило одной крупной епархии. Отец Иероним, растроганно и неуклюже, облобызал крест и, быстрыми старческими шагами, отнес его в алтарь.
Но не только высокие гости приехали в монастырь, - сегодня все русские сиромахи могли спокойно посетить обитель, не боясь того, что их отправят обратно в Шаталову сиромашечью пустынь. Их поселяли, не без проволочек, в огромном здании монастырского архондарика, где они, в ожидании малой вечерни, обсуждали, в своем кругу, последние святогорские новости. Русские на Афоне вели себя по-другому, чем, к примеру, те же румыны. Если последние пытались держаться друг друга и всячески помогали единородцам, русские, напротив, «делили» святогорскую территорию, как крупные хищники. Они также дружили, как и все, но их дружба носила какой-то соревновательный характер. Греки шутили по этому поводу, мол, русские как львы, ленивые и гордые и только и делают, что дерутся за территорию.
Ежегодный панигир для монастырских братьев был праздником, ничем не меньшим, чем Рождество Христово или даже красная Пасха. Атмосфера этого праздника всегда была наполнена радостью и благодатью.
Но, к сожалению, на земле не всех привлекает благодать Божья. Прибыл в монастырь и один злоумышленник, профессиональный вор. Сегодня он хотел, воспользовавшись радостным состоянием и усталостью монахов, проникнуть в сокровищницу и выкрасть митру и этот самый золотой крест, который, как он слышал, привез в подарок монастырю один из русских епископов.
– Это заведение в моем вкусе, – думал Алексей, осматривая монастырь.
– Чем-то похоже на тюрьму, только здесь сидят добровольно.
Он просидел в английской тюрьме восемь лет, за это время он стал подданным Ее Величества, изучал юриспруденцию и даже защищал себя сам на последнем суде. Английское гражданство давало ему большой простор для поездок по всему миру. Он так и ездил из страны в страну, перебиваясь случайными заработками и не гнушаясь воровским промыслом. В Бога он не верил и считал Христианство еще одной системой государственного контроля.
Еще в России, когда он первый раз попал в тюрьму, он хорошо уяснил, что места "не столь отдаленные" – есть лучшее место для того, чтобы человеку прийти к Богу. Однако как только для новообращенного ситуация менялась к лучшему, вся его вера куда-то девалась. Он помнил, как один из его тюремных знакомых – сосед по нарам в бараке, каждый день читал Библию и старался вести себя в согласии со святыми законами. Затем, за два месяца до освобождения, Алексей заметил, что его товарищ прекратил употреблять транквилизаторы, которые выдавали зэкам перед сном, а начал их откладывать в маленькую коробочку. На вопрос, что же он делает, сосед признался, что собирает таблетки, чтобы, когда придет и его черед покинуть зону, в поезде подсыпать транквилизаторы какому-нибудь случайному попутчику в пиво или вино и обокрасть его.
– А как же ты утверждаешь, что нужно жить по законам Божьим? А? Ты мне это все втирал довольно долгое время, а теперь вот обираешься обокрасть незнакомого человека.
– Ну, Леха, Бога-то я почитаю, но ведь мне и деньги нужны. Что тут делать?
– Ведь помнишь, как Лесоповал спел про десять заповедей, что воровство, таким как я, да и таким как ты, не какая-нибудь прихоть, а настоящая профессия. Помнишь? - «А десятая не прихоть, а профессия моя».
– А, оставь все это! Бог! Ты веришь Лесоповалу или своей Библии? Мне кажется, что пока тебе трудно ты находишь в религии утешения. Но кому нужна религия в обеспеченной Европе, когда тебя может утешить все, чего ты хочешь? Конечно, это в том случае, если у тебя есть деньги.
После этого случая Алексей полностью разрешил для себя вопрос о существования верховного существа. Он был нормальным атеистом, который знал, что после смерти для него ничего не светит, никакой вечной жизни. Ему не казалось это каким-то страшным фактом, просто такими были вещи, и ничего уж тут нельзя было поделать. После освобождения Алексею удалось прибыть в Лондон, где он и продолжил свою криминальную карьеру.
Алексей приехал на Святую гору еще засветло, а добравшись до Дафни, паломник купил себе немного еды и пива.
Эту наводку, что с России в монастырь привозят золотой крест, массой более двух килограмм, дали ему два брата понтийца, с которыми он работал в Салониках на стройке. Один из них вычитал об этом в какой-то газете и обещал, за определенный процент, помочь сбыть этот золотой крест.
Алексей планировал спрятаться после бдения в храме за хоругвями. Если его найдут, он всегда сможет отмазаться тем, что заснул. Немудрено, за десять часов, не заснуть. Все уйдут отдыхать перед литургией на три-четыре часа. За это время, он внимательно продумает, как провернуть дело. Затем он проберется в алтарь и украдет крест. Алексей не думал, что монахи захотят афишировать это громкое дело. Пропажа святынь из монастыря считалась дурным знаком, символом того, что из обители уходит благодать. По афонским воззрениям, без попущения Божьего ничто не сможет пропасть из монастыря просто так, тем более - святыня. Это все происходит «по грехам» самих монахов.
Алексея, как неверующего, забавлял подобный взгляд на вещи. Он помнил, как читал в библиотеке английской тюрьмы "Иудейскую войну" Иосифа Флавия, где историк описывал, как римляне планировали все свои серьезные наступления на субботу, когда порядочным иудеям необходимо хранить себя от всех дел. Это показалось тогда Алексею очень забавным, - хитро использовать глупые заповеди, чтобы наказывать своих врагов.
Если монахи уж так сами считают и даже не ставят сигнализации на решетки, призывая этим воров, которые всегда хотят поживиться всем тем, что плохо лежит, то ему уже сам Бог, если можно так выразиться, велел поживиться почти даровой наживой. Выходит, если он и украдет этот крест, вся ответственность падет на самих монахов, нечего им тогда грешить.
В алтарь он проберется достаточно легко, у него в кармане было много отмычек, чтобы открыть эту примитивную дверь. Затем выйдет наружу, перепилив решетку и вырезав кусок стекла стеклорезом. Дальше можно будет перелезть через стену за братским корпусом и все, - пусть ищут его как ветра. Он уйдет на волю с золотым крестом, а монахи останутся замаливать свои грехи. Каждый получит свое. И все будут довольны, - монахи придут посредством этой кражи к покаянию, а он, Алексей, заработает денег, достаточных для веселой и безбедной поездки в ЮАР, куда он давно мечтал попасть.
Алексей стоял в одной из передних стасидий и внимательно наблюдал за движениями и повадками монахов. Они были веселы, только греки недовольно морщились, слушая редкое русское пение. Особенно им не нравились первые тенора, среди греков считалось, что у них «женский» голос и это вызывало у них, особенно старых монахов, неприятные эмоции. Некоторые даже ворчали и передразнивали русских певцов.
В основном, конечно, пели греки, но Алексею более нравилось наше, родное, хоровое пение. Он вспоминал, как, еще до первой судимости, время от времени приходил в храм, ставил свечки и слушал, как пел смешанный архиерейский хор, тогда Алексей еще чувствовал какое-то умиление, но после заключения, он уже кривился при виде проходящего священника.
Афонские монахи казались ему более приятными, чем их отечественные коллеги, но он даже на секунду не заколебался отклониться от своего преступного замысла. Дело было не в том, нравиться ему монахи или нет, а в том, что они слабо берегут свои сокровища. Он встал в очередь и помазался из рук Архиепископа Мисаила освященным елеем в конце полиелея, а затем стал ждать окончания бдения. Самое сложное в этом его деле – это было скрыться от глаз пономаря.
Алексей притулился у правого клироса, в самой крайней стасидии. Перерыв между бдением и литургией был около четырех часов, за это время вполне можно было похитить из алтаря золотой крест и сделать ноги.
Понтиец дал Алексею подробную карту, как можно выйти со Святой Горы, минуя водный путь паромом, где полиция могла проверить его. Этот путь вел через виноградники к дороге, ведущей на Иериссо. Ну, а там, в Иериссо, его уже будет ждать хитрый подельник понтиец, который и поможет сбыть товар. Вот уже и бдение заканчивалось, монахи вышли на середину храма и пели какие-то гимны. Алексей зевал и, нащупав в кармане набор отмычек, укрылся в самом углу.
Наконец, бдение закончилось, монахи, гости и паломниками стали выходить из храма.
Алексей спрятался в самом углу стасидии, накинув на себя черный плащ. Люди, один за другим, покидали храм, и, в конце концов, остался один пономарь, в обязанности которого входило тушить лампадки. Он делал это специальным опахалом, так как нельзя было задувать свечи и лампадки, - такое поведение считалось неблагоговейным, да и некоторые лампады висели очень высоко. Когда пономарь закончил свои дела в передней части храма, Алексей тихонько, почти на цыпочках, прокрался на правый клирос. Он спрятался у большой архиерейской стасидии, которую охраняли внизу, у ступенек, два маленьких деревянных грифона. Эти маленькие чудовища недовольно косились на вора, но не могли зарычать. Алексей подумал, что так же и религиозные заповеди, как и эти грифончики, - только пугают, а покусать не могут.
Пономарь, - большой рыжеволосый дьякон, закончил свои дела и вышел из храма, предварительно закрыв большую храмовую дверь. Алексей переждал какое-то время, осторожно встал, внимательно осмотрелся и подошел к северной алтарной двери. Достав из кармана набор отмычек, Алексей, в который раз, почувствовал приятное волнение адреналина в крови и присмотрелся к замочной скважине. И вот он стоял у южной двери, готовясь открыть ее…
Вдруг, он услышал шум у северной двери. Алексей обернулся, и человек у противоположной стороны алтаря также повернулся в его сторону. Он был похож на бродячего монаха, пройдоху молитвенника, готового всегда дешево продать свои молитвы. Однако борода и подрясник не могли скрыть от Алексея внутреннюю сущность незнакомого монаха, который нагло откликнулся:
– Эй! Что вы здесь делаете?! Служба давно закончилась. А?!
Алексей посмотрел на кольцо в руках незнакомца, на котором висело множество ключей:
– Я паломник, который проспал всю службу, а вы, наверное, пономарь?
– Точно. А вы одни из тех поклонников, которые постоянно засыпают на бдениях, верно?
– Так точно, отец пономарь. Откройте же мне дверь, чтобы я сумел пойти отдохнуть до литургии, – Алексей стал догадываться, что дело тут не совсем чисто.
«Дьякон» почесал свою немытую голову:
– Хм? Я сейчас вас выпущу, вот только сделаю одно дело, а вы, тем временем, подремлите пока в стасидии…
– А как вас зовут, отец пономарь? Простите за этот вопрос, просто хочу знать, как вас называть.
– Меня?
– Да-да, вас.
В ответ Алексею было только напряженное молчание. Тогда вор понял, что у него появился соперник или подельник. На это указывало все, особенно связка старых ключей в руках.
– Никакой вы не пономарь! Я его видел, это крупный рыжебородый монах в очках, вы на него не похожи.
Лжедьякон продолжал молчать.
Тогда Алексей прошел на левый клирос и занял с ряженным или настоящим монахом место в соседней стасидии:
– Я думаю, мы с вами здесь находимся с одной и той же целью.
– Возможно, возможно, – незнакомец тревожно пощипал бороду и отвел взгляд:
– Как вы думаете, правильно мы поступим, если не будем знакомиться?
Алексей с минуту подумал: – Да-да, это разумно. Я лишь хочу забрать крест, но вы, как я понимаю, тоже находитесь здесь для этого?
– Да, – монах тяжело выдохнул, – Да простит меня Господь!
– Отлично! Что же мы будем делать? Распилим его на две части? – хмыкнул Алексей.
– Нет, конечно! – в глазах монаха загорелся благоговейный испуг, – мы не можем делить крест на двоих, это кощунство, поэтому давайте просто кинем жребий: кто выиграет - тот забирает крест, кто проиграет – возьмет остальное, что сможет унести. Это тоже добыча немалая, – он умоляюще посмотрел на невольного подельника:
– Может быть, не будем спорить, ведь время идет?
Алексей на секунду задумался.
– Хорошо, батюшка, тогда кинем жребий. Только вот скажите мне, я сам человек неверующий и для меня украсть этот крест плевое дело. И боюсь я не этих грифонов, охраняющих архиерейский трон, и не наказания от Бога за святотатство. Единственное что меня пугает, - это полицейские у меня на хвосте. Ну, а вы-то как? Похоже, что вы не так далеки от веры как я, но ваше рвение украсть этот золотой крест совсем не меньшее, чем у меня.
Вор в подряснике тяжело вздохнул: – Да уж! Давайте я вам все расскажу, раз Бог свел нас вместе.
– Я сейчас нахожусь в глубоком отчаянье оттого, что из меня не получился монах. Я много пытался работать над собой и молился ночи напролет. В итоге я понял, что это ничего не значит. Только тот, кому ты несешь послушание, выигрывает, получая очередного раба, а послушник не приобретает ничего духовного взамен. В русский монастырь меня уже не берут, в греческий тем более. Один раз взяли рабочим на один румынский скит, но скитоначальник так невзлюбил меня и допекал своими нападками, что я убежал оттуда через два дня. Я старался все делать так, как он говорил, но он все равно постоянно шпынял меня, как шелудивого пса. И вот слоняюсь уже по горе целых два года, и нет денег даже, чтобы вернуться на родину. Я начинаю уже верить, что я, и на самом деле, пес. Следовательно, совершить святотатство для меня уже не проблема, – горе-монах скрестил руки на груди.
Алексей одобрительно кивнул: – Что ж, это весьма логично. Они вас обманывали, презирали, и вы, раскусив систему, хотите получить компенсацию за свои страдания. Итак, вот монета в одно евро. Бросим же жребий. Выпадет Европа – ваша взяла, выпадет Александр Великий – моя. Ну, так как?
Разуверившийся подвижник тяжело вздохнул и стряхнул с грязной бороды крошки:
– Это, конечно, не очень благоговейно, я бы предпочел написать две записочки и положить их за иконой, но времени уже мало. Поэтому я согласен. Только давайте для начала проникнем в алтарь, посмотрим, что же это за крест (может быть он просто позолоченный) и уж потом на улице кинем жребий. Как вы на это смотрите?
Алексей усмехнулся: – Что это у вас за связка в руке?
– Украл в монастырской мастерской, думаю открыть северную дверь путем подбора ключей.
– Эх, вы. Сразу видно, что вы не профессионал. Давайте уж воспользуемся моими отмычками.
Собеседник скрестил руки на груди и обиженно согласился:
– Что ж, раз уж вы такой профессионал, то открывайте дверь сами.
Алексей, стараясь не замечать обиды неожиданного подельника, протер платком руки, надел латексные перчатки и взял в руки две маленькие отмычки. Уже через несколько мгновений, Алексей отпер северные двери, и злоумышленники вошли в святая святых Пантелеймонова храма. Алексей, хотя и внутренне рассмеялся, глядя, как вор в подряснике сделал несколько поклонов перед престолом, но не решился выразить свою иронию, боясь, что может обострить свои отношения с незнакомцем. Они аккуратно сняли покров с престола и увидели этот самый крест.
Это было настоящее золото и, вместе с тем, крест являлся произведением искусства.
Злоумышленники сняли подарок с престола и принялись пристально его рассматривать. Вор в подряснике благоговейно спросил Алексея:
– Ну что, профессионал, когда выйдем из храма, бросим жребий, кому Бог даст владеть этим крестом.
Алексей презрительно отозвался: – Слушайте вы, вор, Бога хоть не притягивайте к своим делам. В чем-чем, а в таких делах, главный отнюдь не Господь Бог. Знавал я одного такого на зоне. Говорил тоже Бог, Бог. А сам, оказывается, только и ждал момента, чтобы кого-нибудь обокрасть.
Вор в подряснике недовольно поморщился, но спорить не стал, все-таки Алексей был прав. Но тут произошло нечто непредвиденное: небольшая, совершенно незаметная снаружи, почти потайная дверь, которая вела прямо в алтарь с пономарки, вдруг открылась и в святая святых, неожиданно для всех, зашел старенький игумен Иероним.
Злоумышленники как держали вдвоем крест, так и продолжали делать это. От испуга они вцепились в святыню, как будто благословляющим жестом приветствуя отца игумена.
Игумен на секунду остановился как вкопанный, но выдержки не потерял. Он не испугался и не разгневался, а повел себя так, будто появление среди ночи в алтаре двух воров, является обыденным явлением. Игумен подошел к застывшим от страха ворам, приложился к кресту и, вытащив его из их дрожащих рук, положил обратно на престол. Затем он накрыл престол и, наконец, обратил внимание и на воров:
– Молитвенники вы мои! А вы-то что здесь делаете?
– Мы? – Алексей не знал, что ответить и сказал правду, – мы воруем золотой крест.
Игумен спокойно, хоть и с долей раздражения, ответил:
– Вот что, крест монастырский и украсть его я вам дать не могу! Что вы здесь, а? Не понимаете, на что покусились? Это же святое место. Если не хотите, чтобы Бог покарал вас, идите сейчас со мной. Крест, видите ли, они хотят украсть! Если еще раз будете себя так вести, мы запретим вам ходить к нам в монастырь, это понятно?
– Понятно, отец игумен, – вор в подряснике видимо решил выразить все свое раздражение тем фактом, что его не принимали в монастырь.
– Я много раз просился к вам, но меня всегда прогоняли. Может быть, из меня бы вышел хороший монах, а вы меня прозевали. Эх, да чего там!.. Но что нам делать сейчас, ведь у нас нет денег?
Игумен, словно школьный учитель, продолжил свои объяснения: – Этот крест – Святыня! Отдать я вам его не могу! А зачем вам деньги, куда вы их потратите?
– Ну я, вообще-то, хочу обратно поехать в Россию, раз вы меня здесь не принимаете, а он,.. – вор в подряснике кивнул на подельника, – не знаю…
Игумен вопросительно посмотрел на Алексея, на что он, разжав губы, спокойно ответил, что собирается развлечься в ЮАР.
– ЮАР? – Игумен добродушно засмеялся.
– Вот что, рабы Божьи, давайте уходите отсюда, не успеете отдохнуть до литургии, а уже после трапезы зайдете ко мне в келью. Там я с вами поговорю. Вам понятно?
– Да, – Алексей с вором в подряснике переглянулись и стали приближаться к выходу.
– Отец Игумен, а вы-то что здесь делаете? – Осведомился Алексей.
Отец Иероним подошел к холодильнику и порывистым жестом открыл его.
– О! Все здесь, как и должно быть. Да, так, ребята, ничего. Хотел проверить, все ли просфоры на месте. Просто возникло предчувствие, что просфорник их не принес. Иногда так бывает. Но я рад, что ошибся. Давайте-давайте, быстрей, – игумен стал подталкивать воров к выходу.
– Мне же завтра служить, – игумен закрыл дверь в алтарь снаружи и провел воров через малую порту, потому как большая была закрыта: – Отдыхайте, завтра поговорим.
Воры, которые стали отходить от изумления, пошли в архондарик, и Алексей спросил своего подельника: – Слушай, а игумен нас не заложит полиции?
– Не должен, посмотрим, что он нам завтра скажет. Думаю, что все это произошло с нами не без воли Божьей. Как ты думаешь, есть в этом смысл?
И даже совершенно неверующий Алексей призадумался на этот счет…
… На литургию оба вора опоздали, но успели на сытную трапезу, где выпили хорошего монастырского вина и поели рыбки с октоподами.
Едва поев, они стали дожидаться, когда игумен освободится. Пришлось ждать довольно-таки долго, - игумена с братьями поздравляли епископы и гости. Затем был еще крестный ход, где вору в подряснике дали послушание нести хоругвь с изображением Иисуса Христа.
Наконец, все мероприятия закончились, и злоумышленники робко подошли к игумену. Он посмотрел на них достаточно недружелюбно, что и можно было понять, учитывая их вчерашний поступок. Игумен грозно махнул рукой и пригласил их следовать за собой. Они поднялись на второй этаж в братском корпусе, где и была келья отца Иеронима.
Игумен завел их в свою келью и достал большой старый журнал-тетрадь. Он надел старые очки с большими линзами и стал перелистывать эту тетрадь.
– Вот оно, – он ткнул пальцем в свои записи и сказал посетителям: – Вот! Читайте здесь.
Послушник вслух прочитал записи старца: «Каким святым молится, чтобы избавиться от греха воровства? Преподобный Моисей Мурин и Святитель Николай Чудотворец».
Игумен спросил посетителей: – Как вы, запомните, или записать? – Поглядев на неуверенное лицо Алексея, он взял в руки ручку: – Все-таки, запишу.
Получив игуменское благословение и держа в руках бумажки с именами святых, обескураженные Алексей со своим попутчиком отправились на паром и разговаривали до самого выхода к Урануполи.
Алексей призадумался: – Знаешь, странный человек этот игумен.
– Да, я много против него думал всякого, но все больше убеждаюсь, что он святой. Ведь святость – это совсем не то, что ожидают люди. Как ты думаешь?
– Не знаю, я вообще далек от всего этого.
Паром, тем временем, прибыл в Уранополи и все стали выходить на сушу. Человек в подряснике указал на стоящую близ моря башню: – Знаешь, турецкие войска вешали здесь тех монахов, которые не хотели принимать ислам. Пойдем, подойдем?
Новые приятели подошли к башне, и Алексей заметил вдруг, рядом с этой башней, со стороны моря, лежащие на камне и прижатые другим камнем деньги. Алексей поднял их и сказал:
– О, брат, да тут триста евро. Ты смотри, как все тут интересно получается, а? Как их только морем не смыло?
Неудавшиеся воры с минуту постояли и помолчали.
– Я что думаю, брат, мне все равно они не помогут, эти деньги, развлечься в ЮАР на них я точно не смогу, купи-ка себе билет в Россию и возвращайся, – Алексей хлопнул неудачливого послушника по плечу.
Тот неожиданно посерьезнел: – Знаешь, я думаю, что слишком смалодушничал. Ну и что с того, что меня гоняют по всей Горе, – разве Христос не призывал претерпевать различные лишения ради любви к Нему? Пожалуй, останусь еще сколько-нибудь на Афоне. Как гласит Писание – «претерпевший до конца, тот спасен будет». Буду стараться терпеть, покуда греки меня сами не депортируют.
– Хорошо, а что тогда будем делать с этими деньгами, – разделим пополам или бросим жребий: выпадет Европа – твоя взяла, выпадет Александр Великий – моя.
– Да нет, – вор в подряснике деликатно посмотрел на Алексея. – У меня есть другая идея.
– Что ж, давай рассмотрим ее…
… Через три недели игумен Свято-Пантелеимонова монастыря получил бандероль без обратного адреса. В ней был напрестольный мельхиоровый крест. Старец, в сопровождении пономаря, спустился с кельи вниз, вошел в собор и положил этот крест на место золотого, который повелел унести рыжебородому дьякону в ризницу.
Этот подарок был для него во много раз приятней, чем дар архиепископа Мисаила, потому что показывал, что еще две мятущиеся души обрели веру, которая и есть настоящее золото души.
Станислав Леонидович Сенькин
Путь к Богу
Комментарии
Задайте ВОПРОС или выскажите своё скромное мнение:
«Только одна Женщина» - Похожий случай вспомнился
Встретил как-то лет 10 назад, дважды за короткое время, - русского паломника, который имел семью, но надеялся остаться на Афоне. В первую встречу все было примерно как у героя этого рассказа.
Через 7-10 дней встречаю его всего сияющего. И он рассказывает (разумеется, точных слов не помню):
- Был я в Хиландаре. Подошел под благословение к старому монаху, а в кармане у меня было яблоко (унес с трапезы, — это не считается грехом на Афоне). И вот неожиданно для себя достаю это яблоко и протягиваю монаху. И тут мир враз переменился. Все стало духовным. В сердце заструилась молитва... Поговорив с этим монахом (или может быть с другим в Хиландаре, точно не помню), он легко воспринял совет старца - возвращаться в Россию, заниматься семьей.
Очень со стороны было заметно его преображение. Из внутренне напряженного под грузом важных "монашеских" ожиданий, он стал спокойным и радостным, полным огня. А всего-то пробыл на Афоне 2-3 недели...
рассказ "Туман над Афоном"
проникновенно... любить старцев лучше молча и на расстоянии, чтобы не дергать их собой
Рассказ «Доминиканец»
этот рассказ просто нет слов
Елена
Спасибо автору за чудесные рассказы! Читала все книги Станислава, радует, что в наши дни есть талантливые православные прозаики, мастерски владеющие пером! Ни одного лишнего слова, точно, верно и ярко...