Путь к Богу

Многие в фейсбуке пишут, что восхищаются интервью игуменьи Серафимы по поводу "Исповеди послушницы". (БЫЛО ТУТ, УДАЛЕНО: pravme.ru/favor/2016-10-12-kak-otnositsya-k-ispovedi-byvshey-poslushnicy-igumeniya-serafima-shevchik.html)

Это интервью, как все написанное ныне, лишено лаконизма, четкости. Но вероятно поэтому и очень ценно. Следует длинный рассказ о страшных советских временах, как ей бедной послушнице было быть дворником (! в обители), о прописке и прочих страхах, которые у человека жившего тогда и сейчас, кроме смеха ничего не вызывают и еще очень характерные оговорки: "Игуменией в Покровском монастыре была матушка Маргарита (Зюкина), духовная дочь Глинских старцев. У нас был чрезвычайно строгий устав. Шаг вправо, шаг влево – сразу изгнание из монастыря".
Это строгий устав? А никто не задумывался : "Можно ли вообще человека изгонять из монастыря?" Только за какие-то настолько серьезные преступления, которые могут повредить общежитию.

Нынешние игуменьи и игумены делают монастырь под себя, а не под устав. Поэтому многие монастыри и стоят пустые. О таких горе-игуменах мне пришлось слышать немало. Про КГБ, конечно, очень ценные и интересные воспоминания, которые не очень нужны для "Исповеди послушницы". То что матушка из советского прошлого видно по употреблению слова "коллектив". И дальше: "Тяжело переношу одиночество и отшельничество, люблю подруг, общение. Но в Покровском матушки были все старенькие, при них вообще нельзя было громко разговаривать, они этого не любили. Тем более смеяться, “тусоваться” с подругами. Один раз пришлось жить в келье, где я спала на какой-то скамейке. Однако тяжелые бытовые условия скрашивались моей дружбой со сверстницами".
Насколько такая жизнь совместима с монашеством? Думаю, это совсем другое.

Далее игуменья вдруг соглашается с послушницей передавая нам наставление старой монахини: «Старайся всегда в течение дня кому-то сделать добро. Каждому. Старайся, чтобы тебе сказали «спасибо», «спаси Господи». Очень опасайся причинить кому-то боль. И не дай Бог сделать кому-то зло, потому что даже косой взгляд, не просто укор, а косой взгляд в твою сторону уже будет для тебя иметь последствия, ты за это будешь нести… — как же она сказала… — искупление. А когда ты будешь делать людям добро, когда они будут говорить тебе «спасибо», «спаси Господи», тебе будет от этого хорошо». Наставление самое простое. Но как оно согласуется с армейской дисциплиной, с тем, что "роптать было опасно", "мать игумения ропот не жаловала"? А ропот от того, что монахиня даже на праздник не была на службе. И послушания "где послушница таяла как свечки"?

А вот потому что в Покровском был такой обычай – постригали очень осторожно, после 30-ти лет жизни в монастыре.
— 30 лет?!!!— Да. Матушка игумения наша была великая, величайшая старица, она постригала с большой осторожностью". Величайшая старица, которая не понимала, что в постриге дается благодать Божия для прохождения монашеского пути? Желающие могут почитать жизнеописание прп. Гавриила (Зырянова), написанное еп. Варнавой (Беляевым).
"Теперь, будучи игуменией, прокручиваю, анализирую и прихожу к выводу — не утешительному или утешительному, как знать — что на месте матушки Маргариты я бы поступила точно так же!" По тридцать лет держали бы сестер в послушницах. Чтобы потом сказать: "Как труден монашеский путь: и "Из ста послушниц тридцать лет искуса выдержала только одна?" Но, боюсь, что при этой матушке тоже было не совсем так: кому-то 30 лет, кому-то 2. См. прп. Гавриила (Зырянова).
И вот момент ценного откровения: "Да, Бог за монашеские мучения (поистине, жизнь монашеская – это мученичество) вознаграждает так, как мирскому человеку совершенно не понять".

Именно, так но насколько я понимаю мученичество состоит в борьбе со страстями, а не в страдании от дедовщины, армейской дисциплины, лагерного истощения. Вспоминаются мне обессиленные послушники Пантелеймонова монастыря, во время Богослужения спящие на ступеньках лестницы.

"Мы сами реставрировали этот собор, работали день и ночь. Лазили на огромную высоту, таскали тяжеленные ведра с углем, который остался от сгоревших балок, разгружали кирпичи. Семь огромных машин с прицепами, в каждой два кузова, то есть 14 огромных кузовов мы разгрузили, дюжина молодых девчонок.
Казалось бы, для чего такой мазохизм? Но мы не роптали, трудились самоотверженно. Красили, белили, многие строительные работы вели. Причем на лесах, на большой высоте. О здоровье не думали. Как Павка Корчагин на узкоколейке. Наверное, нынешняя молодежь даже не знает, кто это такой. О нас в шутку можно сказать: так закалялась сталь".
Кто знает положение церкви в СССР, да еще такого, очевидно, безбедного монастыря спросит: "А почему нельзя было нанять рабочих?" Наверное, чтобы для "молодых девчонок" соблазну не было.

"Когда-то матушке Маргарите я тоже открывала помыслы. Я очень её любила, очень ей доверяла, даже доходило до того, что бегала за ней — так хотела общаться, такой был порыв. Но потом стала замечать пристальные взгляды с ее стороны. Она поняла, что я не управляемая, могу что-то такое вытворить — сама же ей об этом и рассказала. Как администратор, она опасалась, чтобы от моих действий не было негативных последствий. Её отношение ко мне резко поменялось. Ага, думаю, раз так… И тут же закрылась. Когда матушку встречала, делала благообразное лицо, всячески давала ей понять, что я очень хорошая".

Очень характерный рассказ. Подвижница игуменья успешно справлялась с огромным "коллективом" умела всех заставить работать, наказывала за малейшее нарушение изгоняла из монастыря, но никогда не была матерью, духовной наставницей для сестер и послушницы легко усваивали школу фарисейства и лицемерия".

А вот тут пожалуй истинный духовный опыт: "Был случай, когда я донесла ей на одну сестру. Да, такое у нас практиковалось. Вероятно, это был способ держать контроль над нашей монастырско-комсомольской ордой.
Ночью не могла спать. Совесть горела огнем. После этого не доносила никогда ни на кого. Молчала, словно Зоя Космодемьянская. Увы, моя репутация еще более пошатнулась. Но не жалею. До сих пор убеждена, что была права".

Надо отметить, что, к чети, матери игумении, она не изжила в себе ту честную девчонку-послушницу, которая так похожа на написавшую "Исповедь" и многие и читатели и читательницы, да и она сама , в первую очередь, не поняли, что мать игуменья не обличает нерадивую послушницу, а более солидаризуется с ней.

Ты получаешь от Христа, поскольку Ему служишь, необыкновенную благодать, необыкновенную радость. Понять это может только верующий человек. Дальнейший блог "осуждения Маши" не очень ценен. "Ты получаешь от Христа, поскольку Ему служишь, необыкновенную благодать, необыкновенную радость. Понять это может только верующий человек". Как узнать, что ты Ему служишь? Что переносишь муки в монастыре? И учишься выживать? Гораздо более жесткая дисциплина во многих нехристианских обществах, в том числе у сектантов, масонов, хасидов. Сама по себе такая дисциплина не ведет людей ко спасению. Вот о чем надо задуматься.

"Дело в том, что настоятели и архиереи — это те же монахи, они тоже прошли школу послушничества". Читая это трудно не рассмеяться. Как правило любители строго послушания, вместо него насаждающие строжайшую дисциплину, никогда толком послушниками не были. А те, кто прошел школу послушания, знают, что главное в послушании - это любовь.

Преподобный Феодор Студит писал, что послушание должно быть подобно послушанию Спасителя Богу Отцу, а не дедовщиной ломающей человека. Хочется отметить литературный талант поистине замечательной матери игумении, который не чужд и послушнице Маше. И отметить самое главное - игумения ничего не сказала о молитве. О келейной молитве, Иисусовой молитве, без которых монастырь - не монастырь. Вспоминается, что говорил архимандрит Кирилл (Павлов) в свое время о женских монастырях.. Мне кажется главное задуматься об этом. А не думать, как оправдать игумений и игумений. Надо повнимательней почитать отцов, о которых здесь говорилось. В первую очередь афонских . Например, о. Иероним оставил очень интересную записку о современном монашестве.