Путь к Богу

Но не только священнослужители участвовали в Японской войне, но и простые монахи. Патриотические настроения в начале войны вызвали подъем духа среди русских людей не только в России, но и за ее пределами. Война с Японией началась в день памяти святителя Иоанна Златоуста. На Афоне, на греческой земле, среди множества русских келий есть келлия с храмом свт. Иоанна Златоуста. Настоятелем этой келлии в 1904 году был схимонах Константин (Конон Вуколович Семерников). Он и возглавил движение среди русских монахов, стремившееся оказывать действенную помощь русской армии. Русские монахи не ограничились сбором медикаментов и продуктов, они решили создать особую добровольную дружину братьев милосердия. Первая группа отправилась в Китай….

Примечательна биография о. Константина
Родился он в 1842 году в области земли Войска Донског, в станице Кочетовской. По словам афонского старца, он провел юность «чудно и глуповато», но церкви никогда не забывал. В 1861 году он принял присягу и был направлен в рабочий полк в Новочеркасск. В 1863 началась его боевая карьера, он был потребован в действующий казачий полк и направлен в 1863 - 1866 гг. на усмирение мятежа в Польшу.
Конон прослужил в армии 20 лет.

В Русско-турецкой войне 1877 - 1878 гг. он был одним из храбрецов, которые 9-10 июля 1877 года переплыли на конях 14 верстный разлив реки Дуная и заняли турецкий берег около Мачина. После взятия Плевны казачьему вахмистру Семерникову доверили конвоировать Османа–пашу. Храбрость и исполнительность Семерникова были отмечены разного рода знаками отличия: золотыми и серебряными, шевронами, похвальными грамотами, денежным пособием в тысячу рублей и годовым отпуском. Тогда существовала и такая награда: особое Высочайшее повеление, предоставляющее отличившемуся воину особые права и преимущества, если бы он продолжил службу по военному или гражданскому ведомству. Два раза Конон был представлен к Георгиевскому кресту, но Семерников оба раза отказывался от награждения и просил начальство дать эти кресты другим.

Отказался Конон, потому что после службы намеривался стать монахом, и по выходе в отставку, донской казак в 1881 году приехал на Афон и поступил в обитель Петра и Онуфрия при Иверском монастыре. В 1887 году, когда он уже стал схимонахом Константином, то, с согласия Иверского монастыря, вступил в управление кельей свт. Иоанна Златоуста.

Все заработанные за годы службы деньги были потрачены на благоустройство обители. Он перестроил братский корпус, построил специальные помещения для гостей-иноков и русских богомольцев, обновил старый храм святителя Иоанна Златоуста. Старец собрал вокруг себя русское братство из тридцати человек. Участвовал в русских обществах: Красного Креста, Миссионерском и Человеколюбивом.

В начале войны он написал прощение в Главное Управление Российского Общества Красного Креста:

«В главное Управление Российского Общества Красного Креста, находящееся под Августейшим покровительством Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Феодоровны.

Настоятеля, старца Афонской общежительной пустынной обители Св. Иоанна Златоуста и действительного пожизненного члена Главного Общества Красного Креста, схимонаха Константина Семерникова верноподданейшее прощение.

Находясь действительным пожизненным членом общества с 1900 года – за № 2940, ныне представляю от своего усердия с моими собратиями 25 рублей в помощь раненым воинам, участвовавшим в битвах с японцами, а так-как разбойничье нападение японцев было совершено 27-го января в день памяти свт. Иоанна Златоуста, при чем нам известно, русские витязи дали славный отпор неприятелю, то и желаю в знак ознаменования этой битвы привести наш дар, в храм крепости Порт-Артура икону святителя Иоанна Златоуста с Покровом Богоматери.

Думаю что посылаемая икона доставит громадное утешение местным орлам нашего отечества. Прошу общество указать мне путь для пересылки из Афона в Порт-Артур означенной иконы, равно как имею честь покорнейше просить общество доложить Его Высокопревосходительству Г-ну Председателю о моем страстном желании послужить дорогой родине и в настоящую Русскую–Японскую войну в качестве санитара-сотрудника или каких-либо других должностях и вообще во всем том, в чем могу быть полезным для дорогого и любимого отечества…

В случае, если на предложение мое последует благоприятное распоряжение, я надеюсь на Афоне набрать молодцов иноков в количестве 50 или более человек, начиная с 20-ти до 30-ти летнего возраста, которые готовы будут даже сразиться в битвах с неприятелем за Святую веру, Батюшку-Царя и дорогое Отечество. Между монахами Афона есть иеромонахи, чтецы, певцы и надежные писаря, которые по доброй, искренней охоте, пожелают вступить в ряды русской армии.

На Афоне находится три больших русских монастыря и 65 пустынно-келейных обителей; в случае, если на предложение мое последует с Вашей стороны благоволение, то мы можем сделать подписку в пользу русской армии на Красный Крест и собранную нами лепту препроводить к вам; просим также известить Русское Общество Пароходства и Торговли о том, чтобы оно приняло нас на пароход бесплатно до города Одессы, где бы мы всецело вступим уже в ваше распоряжение, а так как паспорта у нас русские, заграничные, то необходимо следует, чтобы Российское Генеральное Консульство в г. Константинополе выдало бы нам казенные паспорта для следования на театр военных действий и обратно на Афон, сроком до окончания Русско-Японской войны.

По прочтении Высочайшего Манифеста об открытии войны, на Афоне горячо льются ко Господу молитвы о даровании побед над врагом, восставшим на нас. Все наши русские иноки беспредельно преданы Батюшке-Царю и Отечеству и искренно просят от Господа счастливого успеха. Вот почему и явилось желание помочь своими трудами, по мере возможности, на пользу отечества. Смею ожидать, Ваше высокопревосходительство, Вашей резолюции через Российского Генерального Консула в Македонии, гор. Солунь, или непосредственным сообщением нам».

Хоть и старец и говорит, что молодые иноки готовы даже сразиться на поле битвы с врагом, но готовностью их никто в Российской державе не пользовался. Хотя послушники и рясофорные монахи, еще не дававшие монашеских обетов, привлекались в армию во время Первой мировой войны, но это не нарушало афонского строя жизни, ибо они имели полное право на то, чтобы таким образом послужить Родине.

Согласие из России скоро было получено, и собранная о. Константином команда скоро отправилась в Одессу. Пожертвовали старинные иконы Пантелеймонов монастырь, Андреевский и Ильинский скиты, провожали уезжающих и насельники других русских келлейных обителей. Маршрут монахов был таков: из Одессы в Киев, далее через Тулу в Челябинск, затем Красноярск и Челябинск.

В Харбине о. Константин представился командующему тылом армии генералу Надарову и получил распоряжение отправится в г. Ляоян. Там им отвели отдельный барак и зачислили в первую Георгиевскую общину. Скоро туда прибыл генерал Куропаткин и старец представился главнокомандующему. Остальное время он отдал посещению бараков, утешал больных и раненых, лично оказывал помощь страждущим.

С 11 августа неприятель начал наступать на Ляоян. Доктора и весь персонал госпиталя трудился круглосуточно. В списке работавших в общине сестер были: генеральша Елизавета Николаевна Иванова, княгиня Урусова, баронесса Остен-Сакен, фрейлены: Оглобусева, Конева, Пескова.
С 16-го по 24-е августа шло кровопролитное сражение, кровь лилась рекой, гранаты рвались у самого лазарета. В эти дни медперсоналу не следовало думать об отдыхе. 20-го и 22-го числа началось отступление: больных и раненных под сильным огнем пришлось нести на руках за три километра.

После этих тяжелых дней, когда удалось эвакуироваться в Харбин, о. Константин съездил во Владивосток, где представился местному владыке и адмиралу Скрыдлову. Афонский монах вручил адмиралу иконки для раздачи раненным матросам, а также три писанные афонские иконы на боевые корабли. Затем старец вернулся в Харбин, где встретился с генералами Алексеевым и Надаровым и передал пожертвование на нужды фронта и на помощь раненным.

На деятельность Афонских монахов обратили внимание, и пошли публикации в газетах. Известный военный корреспондент Василий Иванович Немирович-Данченко написал хорошие слова о русских святогорцах:

«Я следил десять месяцев за монахами; здоровые и сильные, молодец к молодцу, на работу они накинулись словно жаждущий олень на источники водные, кажется не было для них, ни устали, измору, в пламенном огне они подбирали спешно раненных, отмахиваясь от пуль. Конечно с ними не могли сравняться санитары, посланные сюда Красным Крестом, из которых некоторые держали себя даже слишком слабо; понятно, что монахи и послушники дружины с Афона ничего общего с такими санитарами не имели; трезвенники и девственники, они смотрели на свое дело, как на святое послушание, почему и относились к нему в высшей степени честно и строго».

Те, кто видели монаха в деле, не переставали восхищаться. Вот что написала сестра милосердия Козлова в воспоминаниях, исполнявшая свой долг в этих местах:

«Что это были за прекрасные санитары, вполне проникнутые сознанием и понятием о подвиге! Уж на что доктора, как представители интеллигенции, враждебно настроены против монастырей и монастырской братии, которую зовут «тунеядцами», а и те не могли нахвалиться на этих послушников. Привыкшие к ночным бдениям, они безукоризненно несли ночные дежурства, и в их обращении с больными так ясно чувствовалось, что хоть и простые они люди, и действуют под внушением великой идеи, которая и придавалась их службе особую окраску. Скажут, пожалуй, что монастырь дал свои лучшие силы, не думаю…» С. 105

Вернемся к нашей афонской братии. Старец уже в Мукдене и вместе с первой Георгиевской общиной совершает 25 километровый переход. Все удивляются выносливости старца, который 15 километров прошел пешком, не отставая от подвод, а по прибытии на место без устали работал днем и ночью на поле сражения, обмывая, перевязывая и утешая раненых.

Разумеется, не только старец Константин и не только афонские монахи без устали трудились, помогая раненым. Среди них уже пожилой генерал Родзянко, полковник Голубев, старший доктор Боткин и другие и они не только выполняли свои обязанности, но частенько жертвовали собственные средства, чтобы обеспечить раненных и даже помочь фронту.
И далеко не одна Георгиевская дружина самоотверженно трудилась на фронте. Рядом в Мукдене, например, действовала Евгеньевская община.

Такими же тяжелыми как под Ляоянем, были бои при реке Шахэ. Среди страшного боя монахи проявили себя как неутомимые труженики. Находящиеся в центре этой битвы без всякого оружия, они вели себя спокойно, уверенно. На них обратило внимание начальство, и исчез скептицизм, с которым некоторые смотрели на это непривычное монашеское делание.

И Совет Красного Креста направил старца схимонаха Константина в Петербург в Главное Управление Общества, к председателю Воронцову-Дашкову. Его снабдили самыми лучшими рекомендациями и аттестатами от главных уполномоченных Красного Креста, действующей армии.
И 26-го февраля 1905 года Совет Главного Управления Общества Красного Креста постановил создать вторую монашескую общину под руководством о. Константина.

Таким образом, Красный Крест понял преимущества монашеских общин. И действительно нельзя не оценить их преимущества.
Во-первых, мужчина на фронте гораздо более уместен, чем женщина, тем более некоторые имели в прошлом опыт боевых действий. Мужчина полезней на передовой и вынесет с боя раненного, и своим воинам помочь может физически.
Во-вторых, если существует масса людей, готовая помочь фронту, то надо дать ей такую возможность.

Разумеется, принимали в такие общины только добровольцев, так и должно быть. Ведь кому-то надо молиться, глупо надеяться на свои силы без помощи Божьей, а кому-то деятельно трудиться - спасать людей духовно и физически. Ведь нужно не только причащать, отпевать, но и поддерживать словом, укреплять в вере.

А для о. Константина начался новый этап. Он посетил митрополита Петербургского, затем через Одессу отправился в Константинополь, где патриарх Иоаким III поблагодарил его за труды, понесенные ради веры и отечества. Далее прибыл о. Константин на Афон, где тепло был встречен братиею своей обители. Через некоторое время он обошел многие обители, везде рассказывал о войне, и находил кандидатов в новую дружину. Довольно скоро он собрал новый санитарный отряд, численностью примерно в 50 человек, но тут из Петербурга пришла телеграмма, извещающая о начале мирных переговоров с Японией.

Тогда старец решил помочь нашим воинам другим способом: собрал среди афонской братии средства и купил в Швейцарии стерилизованное молоко около 5000 банок. Он уже по своему опыту знал, что в нем очень нуждаются раненные и больные тифом, а в Харбине достать молока было невозможно ни за какие деньги.

Важно, что деньги на помощь русским раненым жертвовали не только русские обители, но и благодаря усилиям схимонаха Константина и болгарские, и молдавские, и греческие, особенно же, Иверский монастырь, на территории которого находилась обитель о. Константина.

С большими трудами опять через Одессу и Петербург доставил о. Константин молоко и другое в Харбин. Снова ходил по лазаретам раздавал продукты, брошюры, кресты, иконы и утешал страждущих. О. Константин получил тогда благодарность и от Царской семьи. По представлению главного начальника тыла Маньчжурской армии генерал-лейтенанта Надарова о. Константин был представлен к награждению золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте, который должен был ему выдан из Кабинета Его императорского Величества.

Схимонах Константин, закончив свои труды на Востоке, прибыл обратно в Петербург. И здесь ждало его самое тяжелое испытание. Трудно ему было видеть после поля брани, где люди отдавали свою жизнь, забастовки и смуты.
Немало сил подобно настроенные люди приложили, чтобы не допустить схимонаха к Царю, а когда это им не удалось, вылили свою злобу в печатном слове .

И все же 10-го марта в 1 час дня о. Константин был представлен Марии Федоровне.
А 27 марта о. Константин получил телеграмму от Царицы Александры Федоровны с приглашением явиться в Царский Дворец. В Царском Селе старца ждала царская карета, и простой афонский монах, еще недавно ходивший пешком немалые расстояния по китайским дорогам, поехал в этом экипаже в царский дворец.

Царица приняла маньчжурского труженика очень ласково. На встрече были все царские дети. Афонский монах благословил детей иконой. Простой донской казак получил возможность благословить атамана донского и всех казачьих войск наследника цесаревича Алексия. После этого появился сам Государь, которому о. Константин подробно рассказал о деятельности своих отрядов, особенно о формировании второго отряда и второй своей поездке в армию. Царь поблагодарил старца за помощь, просил передать благодарность всем афонским монахам, собиравшим средства на помощь армии, и заметил, что афонские отцы оказали помощь не только деньгами и вещами, но и людьми, чем показали достойный пример всему русскому монашеству.

После этого приема произошли немаловажные события, о которых стоит упомянуть. Во-первых, были крайне поражены этим визитом все высокопоставленные люди, немало потрудившимися, чтобы его не было. Во-вторых, Святейший Синод объявил, что простой монах никак не может быть награжден золотым наперсным. По этому поводу собиралось два заседания, и, все равно, было решено выдать о. Константину лишь грамоту о награждении крестом, самого же креста не давать. Но вмешался Петербургский митрополит Антоний, и, после нескольких дней мытарств по кабинетам и разного рода начальникам, о. Константин все же получил награду. После чего митрополит Антоний сказал ему такие слова:

«Ваши подвиги, смиренное страдание и мужественное терпение украсили вашу грудь. Великая память для вас, для вашей обители и всему Афонскому монашескому сану, великая радость, и да послужите вы великим примером для всех российских отцов, послушников и монахов».

Старец и сам сознавал, что это награда не только ему, но и всему афонскому монашеству.

Обратный путь старца напоминал триумфальное шествие, везде его узнавали, приветствовали, даже многие генералы и полковники, но более всего удивляет, что смиренный старец удостоился овации со стороны афонской турецкой администрации. Многочисленные русско-турецкие войны не помешали нашим противникам по достоинству оценить заслуги старца.

Не только о. Константин был награжден, но и другие члены монашеского отряда. Многим были даны серебряные медали на георгиевских лентах, а иеромонах Филофей, фельдшер монах Пансофий и монах Исайя получили даже георгиевские кресты, причем последний получил в бою шесть ран. Некоторые из членов отряда были ранены, некоторые попали даже в плен. Особенно много потрудился монах Иаков (Сергеев), которому выпало на судне «Монголия» доставлять пленных русских из Японии.

Интересно отношение общества к деятельности афонских монахов в время войны. Все упомянутые афонские монахи были келлиоты. Это небольшие афонские обители, который брались по соглашению и за определенную сумму в аренду у монастырей. Таким образом при желании и наличии некоторых средств русские монахи легко становились келлиотами. Они же испытывали самое сильное давление со стороны греков. Как правило, это были люди самого простого происхождения и были самыми деятельными патриотами среди афонских монахов. Поэтому их деятельность часто вызывала раздражение у либерально настроенной интеллигенции.

«О подвигах этого келлиота (О. Константина) во время последней русско-японской войны и о похождениях его в Петербурге и даже в Царском Селе по окончании войны сообщаются хвастливые сведения, весьма пригодные для будущих его просительных писем в Россию…», - пишет историк Афона А.А. Димитриевский.

Еще большему издевательству подвергся упоминаемый выше монах Исайя. Он опубликовал в газете «Новое время» от 9 августа 1905 года письмо следующего содержания:

«В начале настоящей войны с Японией я отправился на театр военных действий санитаром-добровольцем… Был ранен шесть раз и два раза контужен. Содержания, конечно, не получал и даже теперь же, при возвращении домой с войны на Старый Афон, не могу даже вымолить билет на проезд до Афона (дают только до Одессы), не говоря уже о пособии на пропитание. Рана моя еще не зажила. Денег не имею ничего. Обречен почти что просить милостыню у добрых людей. Обращался и в Главный Штаб, и в Красный Крест, одним словом, во многие подлежащие учреждения, и везде получал ответ: «не можем», «не наше дело» и т.д. Но я не могу мириться с мыслью, что у нас в России человек, который проливал свою кровь за отечество, сделавшись почти физически разбитым, не заслуживает, чтобы его хотя бы доставили домой с войны и дали на хлеб доехать до дома. Кроме того, трудился еще безвозмездно, не получая от казны ни одной копейки. Вследствие этого я прошу редакцию, не найдет ли она возможным, при помощи печатного слова, придти ко мне и всем подобным, обиженным слугам отечества, на помощь. Все мы добровольцы, вместо поощрений и наград, получаем только неприятности у себя на родине и чувствуем себя хуже, чем на поле битвы…».