дети войны: «Война глазами детей»

«Зеленые сливы для мамы»

Из книги Аллы Бородиной «Война глазами детей» – Военное детство 1941-1945

Посвящается моему внуку Максиму,
которому сейчас столько лет,
сколько было мне, когда началась война.
Алла Бородина

О войне обычно пишут ветераны, те, кто прошел дорогами войны с оружием в руках, те, кто сражался на фронтах. Но на войне страдали не только взрослые, но и дети, у которых война отняла детство. Вот поэтому я хочу рассказать о войне, которую видели глаза пятилетнего ребенка.

Великая Отечественная война по-разному воспринимается в людском сознании. У солдата, ходившего в атаку, - одно восприятие; у матери, спасавшей от голода и бомбежек своих детей, - другое; у ребенка, не понимавшего, что такое война, - совсем иное.

Воспоминания о войне у меня складываются из двух источников. Первый - это мое собственное восприятие войны, а второе - это воспоминания отца-ветерана, мамы-ветерана и их друзей-ветеранов. Начну с моих воспоминаний, т.к. они были первичными, когда я была ребенком. А воспоминания отца и мамы уже проходили через всю мою жизнь по мере того, как они что-то вспоминали на праздниках Победы, в компании друзей-ветеранов.

Я увидела и запомнила войну глазами пятилетнего ребенка. И моя память крепко держит события тех горьких и тяжелых лет. Я хочу рассказать о той войне, которая мне лично запомнилась, а потому мои воспоминания можно назвать “Моя война”. Это была война взрослых людей, но это была война и детей, ведь бомбы падали на всех одинаковые и голодали все одинаково. Война для меня запомнилась не в ее хронологии, а отдельными событиями, фрагментами. Из таких фрагментов и состояла моя война.

Родилась я у родителей-студентов. Они учились в Горецкой сельскохозяйственной академии (БССР, г. Горки Могилевской области). После окончания академии оба продолжали учиться в Москве, получая второе образование: мама в МГУ - Московском государственном университете - на биофаке, папа - как лучший работник был направлен на учебу в только первый год как созданную при ЦК КПСС Высшую партийную школу (ВПШ). Папа учился стационарно, а мама была заочницей. Перед самой войной она уехала на сессию, оставив меня у дальних родственников (двоюродной сестры своей мамы) в г. Горки.

Так что, когда началась война, рядом со мною не было ни мамы, ни папы. А началась она с бомбежки. Рано утром стали бомбить г. Горки, загорелись дома, плакали дети, взрослые их успокаивали - и стало очень страшно. Люди спешно покидали город и уходили в сад, который был при сельскохозяйственной академии. Там не было жилых домов, и туда не падали бомбы.

Хорошо помню, как мы убегали из города от бомбежки. Было лето, жарко, бабушка ведет за одну руку меня, а за другую - нашу кормилицу-коровку. У меня на голове надета беленькая панамка, а от страха льются слезы. К нам подходит женщина и говорит, чтобы я сняла понамку, т.к. она белая и хорошо видна с самолета, а значит, немцы будут по мне бомбить. Я быстро ее снимаю и, утирая ею слезы, несу потом ее все время, спрятав подмышкой.

Мы просидели в саду до окончания бомбежки. Мы - это бабушка, ее младшая дочь Надя, коровка и я. А старшая бабушкина дочь Галя и дедушка Ульян (отец Гали и Нади) в сад не уходили. Они остались в городе сбрасывать с дома зажигалки, чтобы дом не сгорел. Когда мы вернулись, я не узнала тетю Галю: у нее впереди сгорели волосы, на которые попало пламя зажигалки. А волосы у нее были густыми и красивыми, и она их всегда заплетала в толстую косу. От бомбежек мы прятались не только в саду, но и в погребе, который был в огороде, но в погребе мы прятались с бабушкой, а дедушка всегда защищал дом от горящих осколков.

Помню, как я однажды шла от бабушки к тете Гале в гости. Надо было переходить через ров. И я издали увидела, что во рву стоит несколько мужчин, которые все были в галстуках. Меня это удивило, т.к. в войну люди галстуков не носили. Я решила подойти к ним поближе и рассмотреть. И когда я приблизилась, то увидела, что это были повешенные мужчины, и изо рта у них текла кровь, которая запеклась и которую я приняла за галстуки.

Жили мы очень и очень голодно. Бабушка с дедушкой переживали, что я была постоянно голодной и все время просила есть. И тогда дедушка Ульян связался с маминой мамой, моей родной бабушкой Прасковьей, которая жила в деревне, где с едой было немного легче. Меня туда и переправили. Так я попала в деревню Степково.

Бабушка Прасковья жила вдвоем с дедушкой Хритоном, моим неродным дедушкой, но он любил и очень жалел меня. Деревня была небольшая и находилась далеко от крупных городов и боевых дорог, окруженная глубоким рвом и густым лесом, поэтому немцы заходили туда не часто. Единственно, кого боялись - так это ночных посетителей. Среди них были просто грабители. Это жители соседних деревень, они про всех все знали и забирали все до крошечки, как бы бабушка не старалась что-то спрятать для меня. Приходили они всегда по ночам, и я их очень боялась.

В деревне с едой тоже было не густо. Питались мы тем, что находили в лесу: травы, ягоды, кое-что росло в огороде, но ни молока, ни мяса, ни яиц не было. Все забирали немцы или ночные гости. Особенно голодно было весной. И большой радостью была найденная в поле перезимовавшая картошка, из которой пекли лепешки-плюшки. Какими они казались вкусными! Летом были ягоды. Их я очень любила собирать. Особенно я любила собирать землянику. Пока бабушка работала, я старалась набрать лукошко и спрятать от нее, чтобы для нее был сюрприз. Однако бабушка, открыв дверь, сразу угадывала, что я собрала землянику, как бы я далеко не спрятала. И я не могла понять, как ей это удается. Оказывается, как мне потом призналась бабушка, собранную землянику выдавал ее запах.

Вскоре мы остались с бабушкой вдвоем: дедушку угнали в Германию. Вспоминаю, как он вернулся после войны и привез для меня из Германии красивое нарядное коротенькое платьице. Оно мне очень понравилось. Но бабушка, чтобы мне теплее было, надшила его старыми кусками ткани, и я в нем походила на маленькое пугало.

Меня в деревне все считали сиротой. Говорили, что мои родители коммунисты, и немцы их давно расстреляли. А т.к. я была дочь расстрелянных коммунистов, то немцы должны расстрелять и меня. И потому, когда к нам приходили немцы, меня всегда прятали, обычно под печкой и закладывали дровами и приказывали молчать и не шевелиться. Иногда немцы задерживались долго в нашем доме, и мне тогда было очень тяжело молча лежать под печкой, трудно дышать. Я там тихонько плакала, а иногда в слезах и засыпала. И меня вытаскивали оттуда заплаканную и чумазую, обмывали и утешали.

Во время войны в деревне меня окрестили и дали имя Галя. Считали, что крещеную Бог меня сбережет. Он сберег и бережет до сегодняшнего дня. Когда меня окрестили, у меня появилась крестная мама - Матруна и крестный отец - Змитрок. Так как в деревне у меня не было ни мамы, ни папы, то я их любила как родных, и они отвечали мне тем же. Они всегда старались меня хоть чем-нибудь подкормить. У Змитрока были пчелы, и он иногда давал мне кусочек меда с сотами. А Матруна была очень доброй женщиной, имея своих 3-х детей, она мне старалась дать ломтик хлеба, когда я приходила к ним. Уже после войны, будучи школьницей, я, приезжая к бабушке, заходила к ней, и она всегда старалась дать мне что-то в подарок, например, кусок сала. Царство ей небесное.

В войну не только нечего было есть, но и одеть было нечего. Особенно зимой. А так хотелось сбегать к соседским детям, тем более что у Матруны был сын, мой ровесник, с которым мы дружили. Вот бабушка и придумала для меня обувь, чтобы я не бегала по снегу босиком. Она сшила мне из тряпок и ваты бурочки, а чтобы они не намокли, наверх на них вместо галош давала надевать свои выходные туфли на каблуках. Вот так я и бегала к своему другу поиграть. Но вдруг он заболел. У него была дифтерия. Болел очень тяжело, задыхался. Я целыми днями сидела у его постели. Он умер. Я очень долго горевала и помню своего друга до сих пор. А меня Бог сберег - я не заразилась.

Рядом с родителями мамы, в пяти километрах от них, жили в деревне Зубово родители папы. И уже в 6 лет я самостоятельно ходила из одной деревни в другую, хотя дорога была сложной: и ров глубокий, и лес густой, и напряженное шоссе. Самое страшное - это было пересекать шоссе Орша-Могилев. Это была стратегическая магистраль, которую немцы очень сильно охраняли. У охранников были автоматы, и они под дулом автомата обыскивали всех, кто проходил через шоссе. Помню, как однажды я в деревне насобирала себе всяких металлических игрушек. Как теперь я понимаю, - это были гильзы от патронов и неразорвавшиеся патроны. И, взяв с собой эти игрушки, я пошла в гости к другой бабушке. А надо было пересекать шоссе Орша-Могилев. Когда я переходила это шоссе, меня остановил вооруженный немецкий солдат. И, наведя на меня автомат, стал перетряхивать все, что я несла с собой. Обнаружив мои игрушки, он стал их выбрасывать и кричать на меня. Я заливалась слезами и поднимала выброшенные игрушки. Он снова их выбрасывал и еще громче кричал. Мне пришлось смириться с этой потерей. И я плача ушла от немца. Теперь я понимаю, что мне попался хороший немец, другой за мои игрушки мог бы меня пристрелить.

Деревня, где жили родители отца, стояла на бойком месте: через нее постоянно проходили немцы. Они квартировались и у нас. Селились они в лучшей комнате - светлице, а мы с бабушкой и дедушкой ютились в первой проходной комнате, где была и кухня, и спальня, и жилая комната.

Часто жителей деревень угоняли в Германию. Все этого очень боялись. И тетя Оля, папина сестра, прослышав, что идут по домам немцы, чтобы ее не угнали, укладывала меня в постель, укрывала тряпьем, ставила рядом бутылочки и входящим немцам говорила “кранк’’, т.е. больной (а болели и умирали в основном дети), и немцы быстро уходили из дома. В деревне Зубово я часто спасала молодых девушек от угона в Германию. Дело в том, что немцы очень боялись заразитья и заболеть. А так как не у всех жителей были дети, то я, полежав в одном доме в начале деревни, бежала по задворкам в другой дом, где меня снова укутывали и укладывали. А была я тощая и бледная, т.ч. слово “кранк” ко мне подходило, особенно, если повязать меня платком.

Вспоминается и такое событие. С обувью во время войны было никак. Летом, осенью, весной ходили босиком. Зимой сидели дома или быстренько босиком перебегали при необходимости из дома в дом. И вот помню, как сосед давал мне иногда одеть в лес сапоги и всегда сам говорил, когда я должна пойти в лес и в какой, чтобы там собирать ягоды или грибы. Обычно он мне их предлагал, когда приходили новые немцы. Сапоги были большие, но в них было тепло, и я с радостью их одевала и бежала в лес. Летом в лесу я собирала ягоды, осенью - грибы. И каждый раз, когда я ходила в лес, меня встречал один и тот же дядя, который тоже собирал ягоды или грибы и всегда угощал меня кусочком хлеба с салом и спрашивал, не порвались ли сапоги. Он брал у меня один сапог, отрывал у него подметку, что-то там смотрел, снова прибивал подметку и говорил, что все хорошо. Но со временем я заметила, что он всегда брал сапог с правой ноги и из-под подметки постоянно вытаскивает бумажку. Я спросила, что это за бумажка, а он ответил, что она нечаянно попадает в сапог и может порвать его, и ее надо обязательно выбрасывать. Сейчас проанализировав это, я поняла, что в этих бумажках были сведения для партизан о прибывших немцах: сколько человек, какая у них техника, сколько ее и др., потому что через день-другой обязательно у немцев либо что-то взрывалось, либо кого-то убивали. А деревенские жители смеялись, что это я накликала.

Был в деревне еще у меня двоюродный брат Шурик. Вспоминаю, как он заболел коклюшем, все время кашлял и долго не поправлялся. Тогда его мама, тетя Оля, сделала ему лекарство: она внутрь репы налила где-то добытую стопочку меда, и все это потомила в печке. Давала Шурику по ложечке, а я завидовала, что он больной. Так хотелось заболеть, чтобы попробовать это лекарство.

Но во время войны были и радости. Помню, как в деревне у немцев убило лошадь. И конину распределяли между жителями. Мне как сироте выделили кусочек мяса, которое бабушка делила по крохам и кормила меня, сварив его в большом количестве воды. А они с дедушкой хлебали этот пустой отвар, где варился кусочек мяса.

Вспоминается, как однажды немец отдал нам черствую буханку хлеба, сказав, что это старый хлеб. Бабушка поделила его на части, и мы его ели несколько дней. Иногда бабушка пекла свой хлеб. Трудно представить, из чего он состоял. Помну только, что это было что-то вязкое, липкое и сладковатое. Мне же этот хлеб казался очень вкусным лакомством. Однажды бабушка ушла работать, она стирала немцам белье, а они ей платили кусочком мыла. Кстати, бабушка умела стирать белье лучше всех в деревне и очень бережно расходовала мыло, которое ей давали на стирку, экономя его и для себя. Когда она приносила кусочек мыла, то мы им не мыли белье (белье для себя мыли золой), а им лечились: полоскали мыльной водою горло, когда болели. Так вот, бабушка ушла на работу, а я не утерпела и взяла одну маленькую буханочку хлеба и вытащила из нее мякиш. Его даже тащить не надо было, он от корки отставал и сам вываливался. И этот мякиш я весь съела. Пришла бабушка, а есть было всем нечего. Она не стала меня ругать, а села, смотрит на меня и плачет.

Хочу сказать, что немцы тоже были разными. Не все были карателями и фашистами. Мне вспоминается случай, когда один молодой немец, квартировавшийся у нас, позвал меня в свою комнату, взял на колени и стал угощать чем-то сладким и очень вкусным, напоминающим крем. Я жадно ела, а он меня держал на руках, гладил по головке и что-то по-немецки ласково говорил. Возможно, у него в Германии остались свои детки, и он тосковал без них и жалел меня.

Когда освободили Беларусь, к нам пришло в деревню письмо, что живы мои мама и папа и что мама хочет приехать и забрать меня. Она меня искала всю войну, писала письма, которые не доходили на оккупированную территорию. За 3 года войны я уже отвыкла от мамы. Я знала, что я сирота, так как мне сказали, что маму и папу немцы сразу как коммунистов расстреляли. Маму я совсем не представляла, но очень ждала ее приезда. Приехала она в конце лета. Мне очень хотелось ее чем-то вкусным угостить, а ничего вкусного не было. У нас в огороде росла слива. Но плоды ее были еще не зрелыми: зелеными, твердыми и кислыми. Бабушка не разрешала рвать незрелую сливу. Но я перед приездом мамы нарвала несколько слив и мяла их, чтобы они стали мягкими к маминому приезду, и прятала их от бабушки в сене.

Вспоминается день приезда мамы. Она идет ко мне навстречу, я сразу ее узнала и протянула ей сливы. Она их взяла, и у нее полились слезы. Я была тощая, босая, в рванье, с голодными глазами, вся в нарывах и протягивала ей самые вкусное, что у меня было - кислые подгнившие сливы. Этим летом я простилась с деревней. Мама меня забрала и увезла на Карельский фронт, где в это время находился папа.

В Карелию, к папе мы ехали через Москву. Помню, как мы с мамой не могли войти в поезд метро и пропустили несколько поездов. Все потому, что у меня тело было в нарывах, и мне было больно, когда я попадала в тесноту, и до меня дотрагивались.

Когда мы, наконец, приехали в Карелию (г. Беломорск), нас встретил папа. Он был в военной форме, стройный, подтянутый и казался мне таким красивым по сравнению с грязными, одетыми в тряпье, деревенскими мужчинами. В Беломорске я пошла в 1-й класс. Мама мне для школы сшила платье из списанных рваных парашютов. Она его выкроила из целых кусочков, покрасила, и меня в нем сфотографировали. Из остатков парашютной ткани мама сшила и сумочку для школы.

Так как я была очень истощенной, мне назначили питание для ослабленных детей в специальной столовой. Я всегда с нетерпением ждала времени, когда можно было идти в столовую и поесть.

Вообще чувство голода еще долго сопровождало меня и в первые годы после войны. Мы, голодные дети, ели всякие травы, обрывали кислые дикие яблоки и груши-дички. Люди после войны стали возвращаться в свои города и засевали любые клочки земли, сажая огурцы, картошку, свеклу, морковку. Однажды я шла по улице, а недалеко от дороги на грядке рос маленький огурчик. А так хотелось есть, что я не утерпела и сорвала его. Когда об этом узнала мама, она меня пристыдила и очень строго наказала. И я долго выходила из дома с опущенной головой.

В 1-ом классе я очень стеснялась отвечать на вопросы учительницы. А это потому что, когда я что-то говорила, то говорила на белорусском языке, т.к. прожила 3 года в белорусской деревне, и русский язык забыла. Дети надо мной смеялись. Но у меня оказалась мудрая учительница, которая приносила для меня из своей личной библиотеки книги на русском языке (а книг тогда в магазинах не было), чтобы я их читала и училась говорить по-русски. Особенно мне понравилась и запомнилась книга Виктора Гюго “Казета”. Я ее читала много раз и тогда решила, что я, владея белорусским языком, научусь чисто, без акцента, говорить по-русски. Свое решение я выполнила.

Очень хорошо помню окончание войны - День победы. Это было в г. Ярославле, куда перевели к тому времени папу. Было тепло и солнечно, а я болела корью и лежала в комнате, где окна были занавешены красной тканью. На улице стоял гул, все радостно кричали, пели песни, и мне так хотелось быть со всеми вместе праздновать Победу.

Что касается воспоминаний папы о войне, то их так много, что о них можно писать отдельную книгу. Папа на войне был политработником. Всегда был с солдатами на передовой, поднимая их дух. Его первое горькое крещение прошло, когда их везли на фронт. На одной из станций разбомбили состав поезда, и движение остановилось. Несколько солдат выскочили из вагонов и побежали к этому поезду, а там оказались ящики с шоколадом. Они стали их хватать с собой в карманы, фуражки. Неожиданно появился кто-то из военного начальства и приказал этих ребят расстрелять на глазах у всех за мародерство.

Из воспоминаний мамы о военном времени остро запомнилось то, как она боролась с голодом, находясь в эвакуации. Когда они были эвакуированы на Урал, то еды у них никакой не было. И они стали у местных жителей менять свои вещи на продукты. А так как вещей было не так много, то старались повыгоднее обменять. И мама меняла вещи на репу. А потом эту репу резала на небольшие кусочки и старалась глотать, не слишком разжевывая, т.к. в этом случае они долго переваривались, и не хотелось есть.

Еще мама вспоминала, как ее чуть не расстреляли. В конце войны мама переехала к папе на фронт, где работала вольнонаемной в прифронтовой библиотеке, выдавая литературу солдатам. И вот случилось так, что она выдала много литературы, а солдаты ушли в бой: кто-то погиб, кто-то был тяжело ранен, и его увезли в госпиталь в другой город, а кто-то просто потерял или бросил книгу. А все книги числились на маме, и сумма выходила большая. Папа рассказывал, что ему пришлось много инстанций обойти, чтобы доказать что мама не виновна.

Алла Ивановна Бородина (Луговцова)

---

 

«Война глазами детей»

Сочинения школьников г. Калуги, написанные в феврале 1942 г., сразу после освобождения Калуги советской Красной Армией, и тематически озаглавленные «Что я пережил во время немецкой оккупации». Сочинения школьников разных возрастов - от третьего до десятого класса

Сборник состоит из трех частей:
  1) Бои за Калугу. Вступление немецких войск в город. Первые дни оккупации Калуги, описание грабежей.
  2) Оккупационный режим в Калуге. Жизнь в проголодь. Разорение школ и культурных ценностей.
  3) Бои за освобождение г. Калуги. Зверства немецких оккупантов. Вступление частей Красной Армии в Калугу.
Распределение сочинений по разделам довольно условно. Многие сочинения взяты полностью вне связи с разделом.

 

Часть I. Бои за Калугу. Вступление немецких войск в город. Первые дни оккупации Калуги, описание грабежей

Вступление немецких войск в Калугу:

Передовые отряды немцев проникли на окраины Калуги еще 11 октября 1941 года. В ночь на 13 октября под прикрытием артиллерии им удалось переправиться через р. Оку и повести наступление к центру города. Утром 13 октября в город вошла немецкая боевая техника, обоз. К вечеру того же дня город был полностью занят оккупантами. Вступление немцев в город и последующие дни оккупации сопровождались массовыми грабежами мирного населения. Пользуясь положением «победителей», оккупанты беззастенчиво отбирали у горожан любые понравившиеся им вещи. Вместе с тем по воспоминаниям калужан, переживших оккупацию, в первые дни после захвата города немцами имели место и случаи разграбления местным населением магазинов, складов, жилых домов и квартир, оставшихся без присмотра. Размахи грабежей были настолько велики, что 17 октября городской голова вынужден был издать приказ о возвращении награбленного (особенно это касалось казенного имущества).

 

№ 2 Из сочинения ученицы 5 класса средней школы № 5 Лисиной Александры

4 октября в первый раз бомбили Калугу. (Налеты немецких бомбардировщиков на город производились еще в сентябре 1941 г. В начале октября они участились. Особенно пострадала от бомбежек часть города, прилегающая к железнодорожному вокзалу, где шла оживленная эвакуация калужских предприятий, учреждений и городского населения. Налет 4 октября был особенно интенсивным: фугасными бомбами немцы бомбили железнодорожную станцию, на жилые кварталы были сброшены зажигательные бомбы. В результате бомбардировки имелось много убитых и раненых - ГАКО). Через несколько дней послышались глухие выстрелы. С каждым днем они приближались. Было страшно подумать, что приближается немец. Я ничуть не думала о том, что к Калуге подходит немец. 10 октября немец обстреливал из орудий. Я ушла в бомбоубежище и там провела всю ночь. Вечером 10 октября были взорваны [чтобы не достались врагу - взорваны по распоряжению городских властей при отступлении частей Красной Армии] водонапорная башня, подожжены [швейная] фабрика им. Крупской, [швейная] фабрика им. Димитрова, [спичечная] фабрика «Гигант», КЭМЗ (Калужский электромеханический завод № 1). Кругом горит, идет ожесточенный бой. Наконец, 11 октября вечером, после боя, вошли немцы, усталые, грязные. Люди, которые ждали с нетерпением немцев, выносили и хлеба, соли, молока, здоровались с ними, как будто встречали освободителей, родных братьев. Такие люди - изменники Родины…

№ 3 Сочинение ученицы 8 класса средней школы № 1 Антоновой Тамары

Первое страшное событие в моей жизни - это бомбежка немецких извергов города Калуги. 4 октября 1941 г. как обычно [я] отправилась в школу, все было благополучно. Вдруг до наших ушей донеслось заунывное пение гудков. Это была воздушная тревога. Не успели мы добежать до бомбоубежища, как раздались оглушительные взрывы. После отбоя я отправилась на место поражения и ужаснулась: дома были разрушены, кругом валялись стекла, но больше всего меня поразило одно явление. Около разрушенного дома была лужа крови и в ней куски мяса. На другой же день наша семья не могла больше оставаться в Калуге и мы поехали в деревню.
Второе мое переживание было 25 октября [видимо Тамара ошиблась - 25 декабря. Уже с 21 декабря шли бои за освобождение Калуги]. Мы решили сходить в Калугу наведать отца, который был все время в городе. День был прекрасный. Но вот в воздухе показались три самолета. Мы не думали, что нам угрожает опасность. Самолеты все ближе и ближе приближались к нам. Когда я поглядела вверх, то увидала летящие бомбы прямо на нас. Я вскрикнула и бросилась бежать в сторону, за мной побежали остальные. Визг бомб все приближался. Наконец - оглушительные взрывы, около нас падали камни, комки земли, из окон сыпались стекла, нас волной отбросило в сторону. У мамы на руках была маленькая моя сестренка. При падении она сильно ударилась о забор и получила сотрясение мозга. Болела она очень долго и 19-го числа [видимо 19 января 1942] в мучениях умерла.
В ночь на 22 декабря в городе неожиданно разорвались несколько снарядов, затем послышалась пулеметная очередь. Утро было какое-то возбужденное, люди, выходя из дома, были как-то настроены, потому что знали, что это били красные, которые гнали немецких оккупантов из-под Москвы. Бой был сильный, немцы не хотели отдавать Калугу, но наша армия оказалась сильней немцев, и 30 декабря [в] три часа ночи немцы покинули город. Я не могу передать, какова была наша радость. Когда я вышла на улицу, то увидела, что все плакали от радости, старики и молодые нежно прижимали бойцов к себе и целовали, при этом говоря им нежные слова.

№ 5 Из сочинения ученика 9 класса средней школы № 7 Быкова Льва

б октября я встал довольно поздно. Когда я вышел на улицу, то увидел множество людей с мешками за спинами. Выражение лица у них было испуганное. Вскоре я узнал, что немецкие войска, заняв Мосальск [04.10.41], подвигались к Калуге. Тогда я побежал к матери на работу. На работе я застал ее одну и несколько красноармейцев, которые были курсанты и занимались подготовкой эвакуации. Моя мама договорилась с капитаном части, в которой она работала, чтобы ее взяли с собой, когда они поедут. После того, как мы собрали вещи, мы поехали на лошади к вокзалу. Погрузившись, мы целый день ждали отправки нашего эшелона. В нашем эшелоне эвакуировался и госпиталь. После выезда за Калугу состав начали посещать немецкие бомбардировщики, которые знали, что состав санитарный и не имеет зенитно-пулеметных установок, а поэтому очень низко пролетали над ним, кидая бомбы. Благодаря опытности нашего машиниста, ни одна из брошенных бомб не попала в состав. Все вынуждены были покинуть вагоны и прятаться в лесу. Но гитлеровские кровопийцы, видя, что люди побежали в лес, начали обстреливать лес из пулеметов. Среди раненных были дети и женщины. После того, как мы доехали до следующей остановки, стало известно, что гитлеровские разбойники разбомбили железнодорожные пути. Вылезшие из вагонов люди должны были идти до следующей станции и ждать там состава. Погода была пасмурная, шел снег, земля размякла и превратилась в кашицу. Утомленные люди шли еле передвигая ноги, т. к. на их ногах налепились глыбы грязи. Дети уже не плакали, они ясно представляли себе обстановку и шли, как старшие, медленно, но упорно вперед - только бы не попасться в руки палачей.

№ 11 Сочинение ученика 9 класса средней школы № 6 Лантьева Анатолия

С запада доносилась артиллерийская стрельба, в воздухе все чаще и чаще стали появляться немецкие самолеты с черными крестами, которые бомбили госпитали, эшелоны с ранеными бойцами. Чувствовалось приближение фронта. Какое-то неприятное чувство овладевало тобой при этой мысли. С 11-го числа чувствовалась ранее небывалая тревога: немцы были в 10-12 км от родного города. В этот же день первые немецкие снаряды стали попадать в город, из которого длинными вереницами тянулись калужане (большей частью женщины и дети), нагруженные узлами; они (калужане) уходили в деревни, села, чтобы не видеть всех ужасов современного боя. В городе начались пожары: это русские войска поджигали главные объекты и продукты, не желая оставлять их немцам. Наша небольшая семья также ушла в деревню Георгиевск, отстоящую от города на 7 км. Всю ночь со стороны Калуги доносились взрывы снарядов, винтовочная и пулеметная стрельба. Пламя огня лизало небо красными языками, свет от которых распространялся на несколько километров, озаряя все кругом. Эти пожары напоминали пожары 1812 г. в Москве, когда к ней подступала огромная армия Наполеона. Эта ночь была самой страшной, самой ужасной, все замерло в ожидании чего-то грозного…
Наутро в город пришли немцы, которые бесцеремонно взламывали квартиры эвакуированных и ушедших в деревню граждан. По улицам ходили немецкие долговязые офицеры, презрительно, свысока посматривающие на жителей: они считали себя хозяевами Калуги. По улицам с грохотом разъезжали немецкие машины, в воздухе патрулировали немецкие самолеты - все было чужое, нерусское.
Немцы принялись уничтожать памятники русской культуры: были безжалостно, хладнокровно уничтожены скульптуры Ленина, Сталина, Маркса, Энгельса; они рвали портреты наших вождей, били бюсты великих русских писателей, уничтожали массы замечательных книг, сжигая их в топках печек, разбрасывая и затаптывая в грязи. Войдя в город, немцы конфисковали все продукты, оставшиеся на складах - все это они увозили с собой. Население голодало: рынка не существовало, выдача по карточкам хлеба прекратилась. Население доставало себе пищу, выкапывая картофель с полей, срубая остатки от кочанов ранее собранной капусты. Наконец, немцы выдали на каждый паспорт по 10 кг горелой пшеницы, по 10 коробков спичек на главу семьи, по 500 г соли - больше они ничего не дали населению. (Об отсутствии продовольствия в городе свидетельствует докладная записка городского головы начальнику хозяйственного командования г. Калуги фон Шреттеру от 10 декабря 1941 г. по вопросу обеспечения населения продуктами питания: «1. Вопрос обеспечения населения города Калуги продуктами питания остается до сего времени нерешенным. За время с 10 октября по настоящее время городской управой выдано населению только по 10 кг горелой пшеницы на взрослого и по 3 кг на ребенка, а также по 1 кг соленых огурцов и помидоров на каждую семью. Регулярной выдачи продуктов не удалось установить. Открытые в небольшом числе общественные столовые обслуживают только часть рабочих и служащих. К развитию общественного питания через сеть общественных столовых нет предпосылок за отсутствием на складах городской управы продуктов вообще и в первую очередь муки, овощей, картофеля, мяса, жиров и т.п.. Рынок не функционирует, и все попытки управы оживить его деятельность не привели к нужным результатам. В итоге население города в 51 тыс. человек частью находится в полуголодном состоянии, а отдельные жители просто голодают. При неоднократных переговорах городской управы с хозяйственным командованием вопрос этот так и не получил до сего времени окончательного разрешения...» - ГАКО).
Немцы нашли себе в среде бывших чиновников верных помощников: Щербачева (городской голова), Кудрявцева (помощник городского головы) и др., которые исполняли волю немцев и издавали кровавые приказы, обещающие за каждое неповиновение порку и расстрел. Такие приказы были новинкой для калужан. Немецкие головорезы, боясь выступлений народа, заливали кровью всякую попытку освободиться от немецкого ярма: было повешено у трибуны на площади четыре партизана, которые предварительно подверглись жестокому избиению, о чем свидетельствует сильное кровотечение из носу, ушей и рта. (20 октября 1941 г. на пл. им. Ленина на фонарных столбах были повешены четверо жителей города: рабочий Левочкин Владимир Алексеевич, его восемнадцатилетний сын и двое неопознанных граждан. На груди повешенных были укреплены доски с надписью «Участь всех партизан». Лица повешенных сохранили следы пыток, головы были разбиты и окровавлены. Для устрашения неселения трупы не снимались на протяжении недели - ГАКО). Сердца этих бандитов настолько озверели, огрубели, что они не гнушались фотографироваться у тел повешенных: я сам видел, как один из них, прицепив к груди железный крест, с улыбкой на лице стал перед фотографом, длинным, худым, затянутым до безобразия желтым ремнем, офицером.
В ночь на 7 ноября немецкая телефонная сеть оказалась порезанной в нескольких местах. По первому подозрению они арестовали семнадцать мужчин и юношей, которые были расстреляны после на Базарной площади (7 ноября).
Но под ударом наших передовых частей Красной Армии немцы начали отступление, которое они всеми силами старались утаить: было объявлено, что в Калугу прибудет на отдых сорок тысяч армии. Машины, нагруженные доверху различными продуктами, теперь уже ехали на запад, ближе к Германии. Чаще стали попадаться раненые, беспрерывным потоком текли обозы, а за ними - отряды уставших, почерневших, сразу осунувшихся немцев. Куда делась их прежняя заносчивость, они теперь представляли жалкие отряды плохо одетых, жестоко страдающих от сильных морозов людишек.
В ночь на 19 декабря в четыре часа утра началась артиллерийская стрельба, жители города были в недоумении: такого быстрого прихода Красной Армии мало кто ожидал. Причину артиллерийской стрельбы я узнал позже, на другой день, от жителей с улицы Салтыкова-Щедрина: утром наша разведка при поддержке населения проникла в город, где им [разведчикам] предстояло узнать о количестве немецких войск. (Утром 21 декабря 1941 г. части специальной подвижной группы советских войск переправились через Оку в районе КЭМЗ и проникли в город. Однако, противнику скоро удалось вытеснить основные силы наступавших красноармейцев из города. Небольшая часть подвижной группы оставалась в городе и, будучи отрезанной от основных сил, в течение нескольких суток продолжала вести тяжелые оборонительные бои). Но служаки немцев, полицейские, донесли немцам о разведчиках, которые, не дожидаясь нападения со стороны немцев, сами напали на них, породив этим дерзким маневром среди немцев панику. Немецкое командование узнало о малочисленности храбрецов, стянуло туда свои войска и после трех-часового неравного боя сломило мужественное сопротивление преданных сынов Отечества.
Несколько дней продолжалась артиллерийская стрельба. Немцы, чувствуя свою немощь перед Красной Армией, вымещали зло на мирном населении: они сделали массовые расстрелы мужчин и подростков по улицам Салтыкова-Щедрина, Проломная, Никитина и др.. Уходя из города, немцы минировали и поджигали дома: так, они подожгли наш дом, не предупредив жильцов.
29 декабря, вечером, можно было увидеть отдельные группы солдат и офицеров, бегущих вверх, к вокзалу, где они думали спасти свою шкуру. Но из города они далеко не ушли, т. к. наши части, преследуя отступающего противника, наносили сильный урон врагу в живой силе.
30 декабря, проснувшись рано утром, мы увидели советских бойцов, сердце наполнилось радостью. Но, уходя из города, немцы многих оставили без крова и имущества, убили отцов, матерей, сыновей, сестер, братьев. Но звери средневековья получат справедливое возмездие за свои деянья, ни один убийца не уйдет от справедливой кары; они почувствуют на себе силу народного гнева. Никогда не бывать немецким захватчикам хозяевами нашей свободной земли!

№ 12 Сочинение ученицы 9 класса средней школы № 1 Кулагиной Дины

Был серый, пасмурный день. Вдали слышна была артиллерийская канонада. К нам пришли и сказали, что это близость фронта и что мы должны уезжать. Собрав самые необходимые вещи, мы стали ждать машину. Настроение у всех нас было ужасное, нам было очень тяжело оставлять свой родной город, к которому так привыкли, в котором все было так дорого. Но машина не заехала за нами, а ехать с эшелоном было уже поздно. Идти с частями мы не могли, т. к. бабушка не могла и шагу шагнуть без помощи, а оставлять ее одну было невозможно. Мы были в отчаянии, мы не знали, что нам делать, жутко было оставаться в городе, который вот-вот должны были захватить немцы.
11 октября все жильцы нашего дома и наша семья спрятались в подвале, в котором просидели трое суток. В подвале горел фитиль. (В годы Великой Отечественной войны использовали в качестве светильников гильзы от снаряда. В сплющенную гильзу заливали керосин, а в получившуюся узкую щель вставляли плоский фитиль. Такой светильник из гильзы-фитиля был намного ярче свечи. Им одним можно было осветить целый подвал, так что можно было читать или писать). Было сыро, темно и страшно. Дети плакали, а взрослые все, как обреченные на смерть, сидели грустные и молчаливые. Над городом рвались снаряды, грохотали дальнобойные орудия. На улице была страшная тишина, кругом горели дома, все жители попрятались, кто куда мог. 12 октября утром мы узнали, что на улицах города появились уже немцы. Было так жутко, что мы только еще плотнее сжались друг с другом, ожидая ненавистных врагов.
Вскоре мы услыхали звуки немецкой речи, в подвал с криками ворвались фашисты. Все они были вооружены маленькими топорами [для грабежа оставленных жителями квартир], их пронзительные крики гулко раздавались в подвале, дети стали кричать. Один немец подбежал к маме и замахнулся на нее топором; она так испугалась, бросила свой узелок с едой и шарахнулась в сторону, если бы не это движение, он ударил бы ее топором. Другой фашист стал избивать старого еврея. Фитиль погас. Стало совсем темно. В темноте мы по стенке выбрались из подвала на улицу и, бросив все, побежали домой. Это была первая встреча с немцами.
С этих пор начинается их господство в Калуге, которое даже теперь без ужаса не могу вспомнить. Фашисты показали себя с самой дурной стороны. В первые же дни своего гнусного захвата Калуги они стали проявлять зверства. На площади Ленина повесили восемь партизан, а против Дома Красной Армии сожгли женщину-партизанку. И что интересно - все эти «культурные варвары» подолгу стояли перед замученными партизанами и, видимо, даже находили удовольствие смотреть на это ужасное зрелище.
Во время оккупации немцев мы голодали: у нас совсем не было продовольствия, т. к. мы собирались уезжать. Мой папа не хотел работать у немцев, и, чтобы спастись, он прятался часто на чердаке. Мы голодали так, что папа опух от голода, а мама похудела, и ее никто не узнавал. Я с ужасом переживала все это, я ненавидела немцев, которые чувствовали себя хозяевами в нашем городе и делали все, что хотели: грабили, издевались, с презрением смотрели на нас. К нам в дом приходили пленные русские бойцы. Мы с соседями перевязывали им раны, давали бинты и помогали, чем только могли.
Вообще, дни оккупации пережиты были мною очень тяжело. Я очень боялась за папу, т.к. его могли взять немцы. Каждый вечер, сидя в темноте, мы прислушивались к топоту ног на лестнице и страшному гортанному крику [немцев].
Однажды смелые партизаны проникли в город и уничтожили группу немцев, за что были расстреляны двадцать славных сынов Родины, которые как коммунисты были взяты заложниками, а партизан снова повесили на площади. И глядя на замученных героев, не хотелось смиряться, а хотелось еще сильнее бороться и мстить варварам за погибших людей.
Как же велика была моя радость, когда я снова увидела в окно наших родных бойцов. Я выскочила на улицу и со слезами на глазах приветствовала со всеми нашу доблестную армию. Мы снова почувствовали, какое великое счастье - быть освобожденным народом. И теперь мы вместе со всей страной будем мстить врагу за расстрелянных героев, за славных партизан, за погибших в бою отважных бойцов, за разрушенные города, деревни и села. За все вдвойне отомстим врагу!

№ 14 Сочинение ученицы 9 класса средней школы № 7 Лукьяновой

План: 1. Неудавшаяся эвакуация. 2. Посещение нашей прежней квартиры. 3. Голод. 4. Фашисты в городе. 5. Наступление Красной Армии.

1. Неудавшаяся эвакуация: Шли горячие дни эвакуации. Все были озабочены, встревожены и горели одним желанием - уехать. 10 октября 1941 г. мы начали грузиться в вагоны, стоящие около «Спички», со второй очередью КЭМЗ. Ночь мы провели в вагонах, но не уехали, т. к. всю ночь продолжалась погрузка. На следующий день нам сказали, что сейчас будут взрывать «Спичку» и электростанцию. Все выбежали из вагонов й укрылись в глубоком овраге, который находился неподалеку от вагонов. Раздались оглушительные взрывы, и пламя, колыхаясь и перебегая с одного места на другое, охватило огромное пространство. Казалось, что горели вагоны с оставшимися в них вещами, т. к. состав находился метрах в двухстах от горевшей фабрики. Все бросились спасать свое имущество. Поднялась суматоха: люди бежали, толкались, брали вещи из вагонов, стаскивали их в овраг и возвращались обратно. Я с сестрой не отставала от них, и вскоре все наши вещи находились в безопасности на дне оврага. Кто-то сообразил взять из вагона чугунку (чугунную печку-буржуйку), и мы последовали их примеру. Темнело. Казалось, что горел весь город. Среди наступающей мглы ясно вырисовывались горевшие дома, и то и дело со всех сторон слышалась артиллерийская канонада. С наступлением темноты все печки топить прекратили, боясь привлечь внимание немецких самолетов. Эту ужасную ночь мы провели на берегу [реки] Киевки. Пошел первый снег. Картина была вопиющая: по склонам оврага расположилось больше ста семей, у некоторых были грудные дети. Мы находились в кольце огня и взрывов, из которых один, раздавшийся среди ночи, незабываемый.
Ночь прошла. Наступило долгожданное утро, когда мы безбоязненно могли затопить печи, обогреться и позавтракать. Все это напоминало мне робинзонов, только в более ужасном положений. С большими трудностями удалось найти лошадь. Опять перетаскивание вещей, спешка, суетня. Под обстрелами мы кое-как добрались до дома дедушки. Как мы были рады после всего пережитого очутиться дома, в тепле, спать на настоящих кроватях. Теперь мы стали жить в дедушкином доме, т. к. он эвакуировался.
2. Посещение нашей прежней квартиры: Через несколько дней я с подругой решила посетить нашу прежнюю квартиру, в которой у нас оставалось много вещей. В доме находились немцы. Войдя, я увидела такую картину: двери и окна выломаны, стекла разбиты, зазнавшиеся победители расположились, как дома. В нашей квартире все вещи были раскиданы, фашисты рассматривали наши книги, когда я вошла. Выйдя на улицу, я не могла удержаться от слез, увидя, в каком положении находится наше прежнее жилище.
3. Голод: Запасы, которые мы брали с собой и состоящие из двух мешков картошки, быстро истощились. Необходимо было каким-то образом добывать себе пищу. Каждый день всей семьей мы с утра уходили с лопатами и мешками к Турынину (пос.Турынино - восточная окраина Калуги), где мы по выкопанному рыли картошку. Часто приходилось вскапывать без толку огромные участки земли. Но уходили мы все-таки не пустые, уносили столько, сколько могли. Измученные, голодные, измокшие, но довольные, приходили мы домой. Часто картошка была мороженая, но мы были рады и такой.
4. Фашисты в городе: В городе фашисты чувствовали себя полными хозяевами: входя в квартиры, не считали нужным закрывать за собой двери [и выпускали т.о. тепло], брали самовольно все, что им было нужно. Проходя случайно мимо трибуны по площади Ленина, я увидела двух повешенных партизан, на груди которых была прикреплена надпись: «Такова участь всех партизан». Но злодеи жестоко ошиблись. Эта картина не могла ничего вызвать, кроме ненависти и желания отомстить. Праздник 7 ноября фашисты «отпраздновали» по-своему: расстреляли двадцать мирных граждан. (В ночь с 6 на 7 ноября 1941 г. в городе была повреждена немецкая телефонная связь. В наказание 7 ноября на Базарной пл. были расстреляны семнадцать мужчин - жителей города - ГАКО).
5. Наступление Красной Армии: Ночью с 20 на 21 декабря мы проснулись от оглушительной артиллерийской канонады. Снаряды разрывались здесь и там. Эту ночь я ночевала у подруги. Встревоженные выстрелами, мы встали рано. Вдруг раздался грохот, в комнате вылетели стекла. Мы все перепугались. Оказалось, что в соседний дом попал снаряд. По безлюдным улицам я побежала домой. В воздухе свистели снаряды. Не помню, как я добралась до дому.
Через несколько дней в наш дом пришли немцы. Забрали папу и еще нескольких мужчин. Сутки мы о них ничего не знали. К следующему вечеру папа вернулся. Он рассказал, что их повели вместе со многими мужчинами в пустой двор. Там их поставили к стене, и уже озверелый солдат стал доставать револьвер. Почему-то офицер отменил распоряжение о расстреле, и их повели в подвал в Центральное кино, где папа просидел сутки, но ему удалось оттуда выбраться. (Речь идет о кинотеатре «Центральный». Располагался по ул. Кирова, 31. В последних числах декабря, перед отступлением немецких войск из города, в подвальное помещение кинотеатра были согнаны жители города. Немцы пытались взорвать здание, заложив мину, но мина не разорвалась - ГАКО) Во время его отсутствия несколько раз приходили солдаты, спрашивали «русского пана» и искали его даже в гардеробе и шкафах.
Нам пришлось пережить в эти девять дней очень многое. У нас во дворе убило женщину, когда она пилила дрова; все ворота были прострелены; по двору и в саду бегали трусливые фашисты, укрываясь в сараях, и даже забегали к нам в дом. Как-то раз я с сестрой вышла за калитку. Город весь был в огне, беспрерывно слышались выстрелы, здесь и там в страхе и панике бегали солдаты. Не успели мы с сестрой сделать два шага, как солдат, стоявший на другой стороне, выстрелил в нас. К счастью, мы успели спрятаться за калитку и пуля ударилась в ворота. Перепуганные, мы больше не выходили за ворота и только с чердака наблюдали за пожаром.
Но через девять дней боев доблестная Красная Армия вошла в Калугу. Теперь мы должны помогать всеми силами нашей стране для того, чтобы не увидеть все фашистские мерзости еще раз.
Примечания преподавателя Васильевой: 1. Неудачная эвакуация и впечатления от последней борьбы с немцами. 2. Девочка эта всегда грамотная, но здесь наделала ошибок, вероятно, нервничала при письме.

№ 17 Из сочинения ученицы 10 класса железнодорожной школы № 9 Лантьевой Н.

Была осень. На улицах гор. Калуги было очень грязно. Целый день моросил дождик. 11 октября 1941 г. наша Красная Армия оставила гор. Калугу. Издалека слышится грохот тяжелых орудий, треск пулемета. В воздухе носятся немецкие самолеты, которые высматривают расположение наших частей Красной Армии. Калужане спешат куда-нибудь укрыться от немецкой бомбежки, стараются не увидеть всего того ужаса, который навис над родным городом Калугой.
Живем мы в центре города. Немецкие бомбы все время падают около нашего дома. Под ужасным страхом жили мы в это время. Все время приходилось сидеть в убежище, там же и спать. Но вот слышен гул немецкого самолета. Маленькие дети, испуганные бомбежкой, начинают плакать. Мы забились в угол убежища. Слышен ужасный свист трех бомб, которые упали около нашего дома. Пять человек детей погибли от немецкой бомбежки. Так было неприятно смотреть на окровавленные трупы невинных детей. Много от немецкой бомбежки погибло мирных жителей.
Наша семья под градом немецких пуль пробиралась к реке, чтобы переправиться через Оку. Можно было поплатиться жизнью, но мы решили уйти подальше от врага, чтобы он не застал нас врасплох. В городе был ужасный крик, шум, народ суетился, стараясь прикрыться от наступающей немецкой армии. Наша деревня, где мы остановились у совершенно незнакомых людей расположена на бугорке. Калуга была видна как на ладони. Мы вышли на улицу, чтобы посмотреть, что делается с родным городом. Был темный вечер, небо темное, синее. Вверх рвались красные языки пожара, слышны взрывы Бобруйского склада, повсюду треск, шум. (Бобруйский артиллерийский склад существовал с дореволюционных времен. Располагался в районе ул. Киевки. Ныне - войсковая часть в пос. 40 лет Октября. Взорван при отступлении частей Красной Армии). Тогда было не до сна, меня всю колотило.
На другой день немецкая армия заняла гор. Калугу. В город идти было страшно. От некоторых людей узнали, что магазины по ул. Революции сгорели, сгорело общежитие медтехникума. Сердце сжалось от боли» потому что мой дом находился рядом с общежитием, которое сгорело.
В деревне мы пробыли семь дней, после чего пошли в Калугу. Была тихая, солнечная погода. Народ постепенно сходился в Калугу, но входить было страшно. Когда мы вошли в город, то там уже проверяли документы немецкие солдаты. Как было неприятно показывать немецким оккупантам свой «серпастый, молоткастый советский паспорт» (из стихотворения В.Маяковского).
Наш дом тоже загорелся, но оставшиеся двое людей из нашего дома еле отстояли дом от пожара. В комнату было страшно входить, потому что все вещи, белье, книги были разбросаны и истыканы штыком. Продуктов у нас не было никаких. Мы не знали, с чего начинать делать. Почти с полмесяца пришлось ходить собирать по полям хотя по одной картошке. Целый месяц сидели без крошки хлеба. Состояние здоровья было ужасное, все время кружилась голова, болели десны от голода.

№ 18 Из сочинения ученицы 10 класса средней школы № 6 Дмитриевской Серафимы

Слабо мерцает пятилинейная лампочка (керосиновая лампа с фитилем в пять линий - пятилинейная керосиновая лампа). Сыро и холодно. Это - подвал одного из домов, куда укрылись люди разных возрастов от опасности: на Калугу наступают немецко-фашистские звери. Долго тянется ночь с 10 на 11 октября, мучительно долог самый день 11 октября, часами тянутся минуты ужасной ночи на 12-ое. Сидеть на скамейке нет сил. В изнеможении валимся на земляной пол в надежде заснуть. Но до сна ли? Слышится близкая орудийная канонада. Стены подвала содрогаются. Ежеминутно разрываются где-то поблизости снаряды. Кошмарные дни, жуткие ночи!
Наконец мы не выдерживаем этой тяжелой пытки. Утром 12 октября мы берем свои узелки, садами пробираемся на соседнюю улицу, чтобы идти за город, туда, куда глаза глядят, лишь бы избавиться от тяжелых переживаний. Но нас предупреждают: в городе немцы. Уходить поздно, мы возвращаемся в свой дом. И, о ужас! Что мы видим у себя: стекла из окон высыпались на тротуар, двери открыты, в комнатах хаос - видно, что уже похозяйничали подлые фашистские изверги, хотя мы их не видали. Но проходит не более пяти минут, и новые гости не заставили себя ждать. В квартиру шумно врывается ватага фашистских солдат, которые начинают обшаривать чуланы, буфет, кухонные полки. Эта свора зверей забрала у нас все съестное. Далее для меня лично, для моего родного города, для каждого советского гражданина потянулись мучительные дни тяжелых унижений и оскорблений человеческого достоинства и чести.

№ 19 Из сочинения ученицы 6 класса средней школы № 1 Евтюковой Агриппины

11 октября вечером мы всем домом сидели в убежище. Кругом пылали пожары, зажженные немецкими зажигательными бомбами. Горели новые постройки на базаре. Уже стемнело. По небу жужжали трассирующие пули. В убежище горела свечка. По стенам на гвоздях висели кой-какие вещи. Сидим мы и разговариваем. Вдруг сильный грохот: затрещали бревна, доски переломались и на нас посыпалась глина. Свечка потухла. Вещи свалились и полетели на головы. Одной женщине чемодан отбил руку. У некоторых соскочили шапки. Несколько секунд длилось молчание, все боялись шевельнуться. Понемногу начали подымать головы, зажгли свечку и, увидя свое убежище, ужаснулись: бревна в одной половине убежища все поломались, висят косяками (косо), угрожая свалиться. На каждом из нас кучи земли и щепки. Кое-как мы досидели до утра. Выйдя во двор, мы увидали на убежище воронку глубиной в полтора метра. Стекла в доме все выбиты. По всему двору раскидана земля и камни. Вдруг мимо дома проехали двое конных немецких офицеров, мы слыхали их болтовню. Выйдя за ворота, увидели, что на углу стоят немецкие машины. Мы огорчились, узнав, что город занят немцами.

№ 20 Из сочинения ученика 10 класса средней школы № 6 Артемьева

Это были грозные осенние дни, когда немецкие орды сплошной лавиной двигались на Москву. Наш родной город готовился к обороне. Все ближе и ближе слышна артиллерийская пальба: бои происходили всего в трех километрах от города. На другой день наши части заняли новую позицию, а именно принялись защищать город. Немцы пошли в атаку в двенадцать часов дня, начала бить их артиллерия, наблюдать за ходом действий в открытом месте было невозможно: все попрятались в щели (вырытые в земле узкие, неглубокие, одиночные окопы). Вражеская артиллерия била целый день, не щадя мирного населения.
Вечером полчиша немцев ворвались в город, начались ожесточенные уличные бои, которые продолжались всю ночь. Город был сдан. Утром на улицах ни души. Поплыли по дорогам немецкие обозы, машины, орудия, и сами немцы шли сплошной лавиной несколько дней. Ворвавшись в город, фашистские бандиты начали грабить мирное население, они ходили целыми группами, ломали, коверкали, тащили разные вещи. Я сидел дома, боялся выходить на улицу, но вот раздался стук в дверь: трое дюжих немцев ломились в мою квартиру; сердце сильно забилось. Мать открыла дверь, немцы, не обращая внимания, полезли в шкаф, требуя водки, сахара, но ничего этого не оказалось. Недовольные этим, они, что-то бормоча, ушли.
Не было такого дня, чтобы что-нибудь они не напакостили. По городу нельзя было ходить, т. к. они ловили и заставляли работать. (Жителей города немцы нередко заставляли выполнять различные хозяйственные работы: колоть дрова, топить печь, носить воду, мыть пол, стирать белье, чистить картошку и т.п. Как правило, к выполнению этих работ привлекались подростки). Помнится такой день, когда однажды попал и я в эту переделку. Нас было схвачено пятеро человек. Немец потащил нас к себе на квартиру. Четверых заставил чистить конюшню, меня же заставил топить печь и мести пол; веника не было, я ему [немцу] всячески это объяснил, но он ничего не хотел признавать; я хотел набрать прутьев во. дворе, но он схватил меня и намазал лицо кашей, потом, толкнув меня коленом в спину, прогнал. Долгими казались эти черные дни немецкой оккупации.

№ 22 Сочинение ученицы 7 класса железнодорожной школы № 9 Иконниковой А.

Октябрь 1941 г. Отступая под натиском фашистов, советские войска временно оставили Калугу. Незадолго перед этим была произведена эвакуация важнейших предприятий и учреждений города. Большинство населения также покинуло Калугу. Но некоторые семьи не успели еще уехать, как фашистские полчища нагрянули в город. Я и мои родные тоже попали в плен к немцам.
Хорошо помню ужаснейший день в моей жизни - 12 октября. Сижу в бомбоубежище. Все говорят, что немцы уже в городе. Не верю своим ушам. Выйти на улицу страшно. В нашем убежище много девочек. Все они боятся показать нос на улицу. Даже здесь, под землей, мы говорили шепотом. Мама напоминает, что надо покушать, но ни у кого из нас совершенно нет аппетита. Страшное, беспредельно страшное время. В яме сыро, холодно. Но мы решили сегодня не выходить отсюда. Наступает вечер. В убежище тишина. Вдруг мы слышим тяжелые шаги и немецкую речь. Сердце холодеет. Напряженно всматриваясь в темноту, едва различаешь фигуру фашиста. «Есть жиды?» - на ломаном русском языке кричит солдат. Маленькая собачка, которую держала на коленях моя подруга, почуяв незнакомца, сердито зарычала. «Застрелю!» - раздался голос из темноты. Мы все затаили дыхание. Я думала, что нам всем пришел конец. Но фашист, постояв немного, прокричал несколько фраз, но не получил ответа и, сплюнув, вышел из убежища.
На другой день мы перебрались жить к знакомым. Неделю прожили там. Каждый день узнавали о новых зверствах фашистских варваров, которые, ворвавшись в город, начали хозяйничать. За время оккупации немцами Калуги я всего несколько раз выходила на улицу. К нам часто приходили гитлеровцы и требовали масла, молока, мыла. Услышав стук в дверь, я и моя сестра сейчас же прятались в маленькую комнату. Первую неделю плена мы особенно провели беспокойно. Почти все ночи не спали. На улице был слышен страшный шум и ненавистная нам немецкая болтовня. Немцы говорили и командовали так громко, что казалось, будто бы они находятся в нашей квартире, а не на улице. Мне кажется, что немцы не умеют говорить спокойно, они все время сердито выкрикивают фразы. На меня всегда наводил ужас один вид фашистского солдата. Особенно же отвратительное впечатление производила их трескотня.
Я все время вспоминала, с каким удовольствием я говорила последний раз с нашим советским бойцом, когда наши войска отступали. Нет, не в последний'раз говорила я с советским воином. Я знала, я была уверена, что Калуга вновь будет советской, что фашистским собакам лишь на краткий срок удалось осквернить наш город. У меня в ушах все время звучали слова, сказанные красноармейцем: «Не печалься, дочка, мы скоро вернемся и освободим вас из фашистского плена!» И он был прав, этот простой советский человек. Он недаром был уверен в нашей победе. К Новому году Калуга, как и многие другие города, была освобождена от немецких оккупантов нашей доблестной Красной Армией. И вот я вновь у себя на родине, в Советском Союзе!

№ 25 Из сочинения ученицы 5 класса средней школы № 1 Серпинской Веры

Проснувшись утром рано, я услышала тревожные возгласы: «Немцы пришли, немцы!» Это было 12 октября в семь часов утра. Наша семья, которая состоит из восьми человек, спряталась в погреб, боясь их. Так мы просидели в погребе целый день, а наутро вышли смотреть незваных гостей. Все они были хорошо вооружены. Это передовые части. Но было заметно, что все они очень устали и голодны.
Только что появились в Калуге и начали обхаживать каждый дом, смотреть что-либо стяпнуть и найти, что поесть. В наш дом взошло пять человек, и немцы стали чего-то искать. Мы спрашиваем: «Чего вам?» А они говорят: «Яйца есть?» Мы говорим: «Нет». Ходили они всегда с корзинкой, с которой ходят на базар, или с мешком. У наших квартирантов был хлеб, так они его весь забрали, да еще на другой день пришли опять за хлебом. Мы боялись ходить по городу, т.к. идешь, а какой-нибудь немец кричит: «Русь, русь, ком, ком» (это значит «иди сюда»), - и заставлял мыть полы и чистить картофель. Так они хозяйничали два с половиной месяца.
25 [декабря] вечером сидели мы все дома. Вдруг стучат. Сестра идет отпирать. Это немцы, их было шесть человек, говорят: «Мы будем здесь стоять. Матка, давай воды и занавешивай окна, давай пятнадцать стаканов: мы чай пить будем». Когда все приготовили, пришли еще девять человек и начали праздновать елку (речь идет о праздновании Рождества Христова). Достали искусственную елку, зажгли свечи, поставили на стол и раскидали маленькие кусточки вокруг елки. Напившись чаю, они все притихли, и один из них, по-видимому старший, начал что-то говорить непонятное на своем языке. Он дал трем немцам по три сигары, а у всех [остальных] было по три пачки папирос. Они вылезли из-за стола и стали укладываться спать. На другой день проснулись и стали собираться, собрались и уехали.

№ 26 Сочинение ученика 4 класса средней школы № 7 Фридгельма Игоря

Вошли немцы в Калугу 12 октября. Был солнечный день, по улицам разгуливали, цокая подошвами сапог, немецкие солдаты. Вдалеке били пушки, трещали пулеметы. В первый же день я получил от немца пинка ногой, так что я полетел кубарем. Мы в это время жили по улице Циолковского. Весь дом заняли немцы, стояли больше недели. Все хвалились своей культурой. А сами искали вшей и складывали на стол. Сначала они обращались хорошо, даже выдали по 10 кг горелой пшеницы. (см. о прдовольственных выдачах сочинение № 11). Потом обвыклись и начали грабить квартиры. Наша семья пострадала тем, что у нас немцы стащили узел, в котором было белье нижнее и верхнее, часы и сумку с деньгами.

№ 27 Сочинение ученика 10 класса средней школы № 5 Егорушкина Н.

11 октября. Усиленная орудийная перестрелка. Наши части бьют из орудий с кладбища. В ответ летят немецкие снаряды и мины. К вечеру перестрелка затихает. Сидишь и думаешь: «Вот сейчас придут немцы и тогда...». Что будет тогда, даже не можешь себе представить. Ведь как эти изверги издеваются над мирным советским населением! Вечером я и мой товарищ вышли из дома посмотреть, что происходит на улице. Вдруг видим: бегут немцы и что-то кричат по-немецки. Мы бежать домой; легли на пол и ждем, что будет дальше. Вдруг в соседское окно - удар приклада. Немцы посмотрели: там нет никого (соседи ушли в убежище). Отворяется дверь к нам и вбегают три автоматчика с автоматами наперевес. Один из бандитов кричит по-русски: «Рус, руки вверх, сдавайтесь!» Другой - по-немецки: „Aas Haas marsch, marsch" ("Вон из дома"). Вывели нас на улицу и стали обыскивать. [Немец], который говорит по-русски, кричит на тетиного брата: «Солдат, солдат!» (Он (брат) только что вышел из тюрьмы и был коротко подстрижен). Узнав, в чем дело, немец кричит: „Komm nach Haas, rassisch Schwein" ("Иди домой, русская свинья"). Мы бегом домой, а они побежали дальше.
На второй день немцы полностью оккупировали город. Через несколько дней они уже начинают выбирать свое управление городом, издавать жестокие, бесчеловечные приказы, в которых в каждом пункте расстрел, порка и т. д. Евреев притесняли, не считали их за людей. Им отвели особый квартал, лишили всех человеческих прав, унизили до такой степени, что даже не разрешали вступать в разговоры с русскими. (В конце октября 1941 г. в городе было расклеено объявление оккупационных властей: «По распоряжению местного коменданта, все проживающие в гор. Калуге и районе жиды обоего пола обязаны зарегистрироваться в Калужской городской управе в срок с 1 по 5 ноября (для района с 1 по 10 ноября). Одновременно всем жидам, как мужчинам, так и женщинам, нашить на пальто и костюм отличительные знаки в виде пятиконечной звезды желтого цвета размером 8 см в диаметре, из которых один нашивается с правой стороны груди, а второй с той же стороны на спине. Невыполнившие настоящего требования несут ответственность перед военным судом». В соответствии с приказом № 8 Калужского городского управления от 8 ноября 1941 г., изданного по распоряжению местной комендатуры, по окончании переписи населения города жилищному отделу вменялось в обязанность «отвести в одном из кварталов города вблизи окраины соответствующее количество домов или один многоквартирный дом, в котором могли бы разместиться все проживающие в Калуге жиды». Биржа труда обязана была «иметь на учете всех жидов в возрасте: женщин от 16 до 50 лет, мужчин от 16 до 60 лет для привлечения их в первую очередь на принудительные работы, за исключением лиц, освобожденных врачебной комиссией». Этим же приказом евреям запрещалось: «выходить за город, появляться на базарах в торговые дни, иметь общение с населением и тем более с представителями германской армии и при встрече последних приветствовать или обращаться к ним с какими-либо вопросами и просьбами, заниматься торговлей, приемом на дому каких-либо граждан по юридическим и другим вопросам». Связь с оккупационными властями должна осуществляться через старосту, выбранного самими евреями (и только через него). Еврейское гетто находилось в районе бывшего Казанского девичьего монастыря (ул. Кооперативный поселок). Старостой еврейского гетто являлся Френкель Марк Исаевич. 21 декабря 1941 г. германские воинские части подожгли гетто, спасавшихся от огня евреев солдаты расстреливали - ГАКО).
Эти бандиты повесили на площади четырех партизан, на [груди] которых висела надпись: «Участь всех партизан». Они, эти мерзавцы, желали устрашить население, но - нет, этому не бывать. В ночь с 6 на 7 ноября партизанами были перерезаны провода германского сообщения и сделаны поджоги; эти изверги в отместку расстреляли двадцать ни в чем не повинных людей (см. подробнее сочинение № 14). Сколько пришлось пережить от этих мародеров! Как я ждал прихода частей Красной Армии, армии-освободительницы. Наконец, 30 декабря 1941 г. противник был разгромлен и отброшен с большими потерями. Какова была радость людей, освобожденных от этого ярма. Смерть немецким оккупантам!

№ 28 Из сочинения ученицы 6 класса средней школы № 5 Кузьминой Лидии

Немцы вошли в город Калугу 12 октября вечером. Я с мамой и сестрой сидели в бомбоубежище, [мы] взяли с собой немного продуктов и одеяла и подушки. Я сидела в одних туфельках, ноги замерзли, и боялась, когда зайдут немцы. Двери были закрыты и вдруг открываются, и входят два немца с винтовкой наготове. Мы испугались, сидели - не двигались. Один немец взял [керосиновую] лампу (у нас была зажжена лампа) и пошел дальше смотреть, все перевернул, что было, ничего не нашел и начал проверять наши корзинки и чемоданы. Был у нас хлеб и лепешки - и все забрал, и даже понравилась кастрюлька, и то взял. Была у нас крупа манная и соль. Ему говорят, что соль, крупа оставлены детям, а он не верит, пробует на язык, думает - сахар. У мамы была бутылка с водой в корзине, а он кричит: «Водка!» Даже глаза разгорелись, как у кошки на мясо. Забрали спички, новую простыню, нож, топор. На другой день вышли из бомбоубежища, пошли мы в дом.

№ 29 Сочинение ученика 10 класса средней школы № 5 Костина Павла

Уже четыре месяца длились жестокие бои между грабьармией Гитлера и доблестной Красной Армией. Красная Армия, обороняясь, отходила на новые позиции, сберегая основную силу. Это было 12 октября. Когда я вышел на улицу, мне показалось все странным: ни одного человека на улице, страшная тишина. А когда я вышел на окраину города, у меня мороз пробежал по всему телу: вооруженная армия Германии вереницей подходила к городу; ехала конница, автомашины, обозы. Через несколько минут в небе появился неуклюжий самолет неизвестной мне формы. Мне так стало страшно (но больше странно), что я, к своему стыду, вернулся домой и с трепетом в груди сидел, не показываясь проходящим людям в темно-зеленых мундирах.
Овладев собой (уже на другой день), я случайно встретил немца, который вел несколько гражданских человек под конвоем. Сначала я думал, что он обратит на меня внимание, т. к. на улице я был один, или возьмет вместе с другими калужанами и поведет по Калуге. Но, к великому моему изумлению, он даже не взглянул на меня и, не посмотрев на меня, отвернулся в другую сторону. В этот день я еще встретил одного фашиста. Тот сурово взглянул на меня и моментально перевел взгляд на разбитый миной забор. И сейчас я не могу забыть этих суровых, серых, как неживых выражений.
Первые дни тянулись, как года. Было очень скучно, и скука не покидала меня весь период оккупации. Я не могу забыть издевательств над русскими пленными. (Лагерь военнопленных располагался в помещении бывших красноармейских (Пролетарских) казарм по ул. Октябрьской. «В суровые декабрьские морозы [их] содержали в неотапливаемых сараях и конюшнях, лишали теплой обуви и одежды (валенки, рукавицы, ватники, полушубки снимали не только с пленных, но и с мирного населения, ибо сами люто замерзали в летней одежде; даже добывали их так: отрубали замерзшим трупам ноги, оттаивали их в бане, и тогда становились обладателями валенок), выводили их на внелагерные работы в летних гимнастерках и босиком. Большинство военнопленных отморозило руки, ноги и уши. Военнопленных кормили один раз в день очистками от картофеля, сырой мороженой капустой и мясом дохлых лошадей. Испытывая муки голода, пленные были вынуждены питаться отбросами немецких кухонь, помоями и даже конским навозом. Смертность в лагере была чрезвычайно велика. Изнуренные голодом, полуодетые красноармейцы использовались на самых тяжелых физических работах, заменяя собой лошадей и др. виды транспорта для перевозки грузов на дальние расстояния. Пленных запрягали в железнодорожные платформы и в сани, перевозя на них каменный уголь, дрова, кирпичи, бревна, воду и др. тяжести. Немецкие солдаты жестоко избивали изнемогающих от усталости пленных плетками, кнутами, сапогами и прикладами, упавших от истощения закалывали штыками или пристреливали на месте. Издеваясь над военнопленными, немецкие офицеры катались на них по городу, подгоняя их кнутами. При отступлении из г. Калуги германские воинские части произвели массовое умерщвление советских военнопленных. Раненых красноармейцев, находящихся в госпитале, вывели во двор и расстреляли. Военнопленных согнали в сараи, облили бензином и подожгли, остальных военнопленных расстреляли. На трупах расстрелянных военнопленных имеются следы истязаний и пыток: перерезанное и проколотое горло, кожа, снятая с головы, и т. д. - из акта об установлении и расследовании злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям г. Калуги - ГАКО).
Их запрягали в сани, заставляли рыть замерзшую землю для убитых солдат, делать военные укрепления и т.п. Не зная русского языка, они [немцы] объясняли им [пленным] кнутом. Если надо идти на работу, они гнали без слов кнутом; с работы - то же самое. По нескольку дней не давали пленникам есть. А если давали иногда, то только очисток от картох и сырой мороженой капусты. Теплые вещи отбирали и снимали валенки. Человек пятнадцать-десять умирало в каждом военном лагере пленных.
Когда я осмелился пройти по городу, ужас еще более овладел мною. Четыре человека были повешены на центральной площади. Я после этого не мог больше ни на что смотреть. Вдруг я услышал залпы из винтовок в районе базара. Я не мог подумать, что это стреляют по невинным советским гражданам. Я не могу передать словами тех зверств, насилий, грабежа и разбоя оккупантов в моем...
Каждый день - новые приказы, которые кончались словами «телесные наказания» и «расстрел». Я не думал остаться живым, когда с каждым днем вешался приказ о расстреле. В эти дни у меня выковалась ненависть к разбойникам, ко всему немецкому. Я чувствую, что за все причиненное гор. Калуге, не пройдет немцам даром.

№ 30 Из сочинения ученицы 4 класса средней школы № 1 Дрожжиновой Галины

9 октября моя семья ушла в деревню. 12 октября в Калугу вошли немцы. На другой день мы пошли домой. Пришли в Калугу. В доме была полная разруха. В буфет немцы бросили гранату. Вся посуда была побита. Мы стали жить в другой половине [дома]. После этого к нам в дом пришел немец и стал спрашивать, есть ли у вас «курки или хрю-хрю». Дядя сказал, что нет. Тогда он [немец] открыл шкаф, взял хлеб и пошел к соседям.
В другой раз к нам пришел финн. Он взял у моего дяди танковый нож, а ему дал перочинный нож. Потом подошел к корзине с морквой, взял одну, очистил и стал есть. Потом залез в чемодан, взял пачку чая и все, сколько было, мыло, стянул только что выстиранное полотенце и сунул его в карман, еще взял бабушкины рукавички. Так он ушел, а у него из кармана торчал клок полотенца.
На другой день был налет советских самолетов. В этот день я болела. Разбомбили казармы через три дома от нашего. У нас под окном и в саду бомбы не разорвались. Они до сих пор [февраль 1942] лежат на этих местах. Мы вышли посмотреть, а этот самый финн идет как ни в чем не бывало и несет под мышкой большую буханку хлеба и целую корзину помидор.
Выздоровела я и пошла к подруге. Она позвала меня с собой посмотреть, что творится в городе, и мы пошли. Дошли до больницы (ул. М. Горького, № 85 - речь идет о Калужской городской больнице Горздравотдела, в хирургическом, терапевтическом и детском отделениях которой располагались немецкие госпитали - ГАКО), смотрим: немцы хоронят офицера. Положили в яму, которую вырыли два незнакомых дяди, и их потом отпустили, а других взяли и заставили зарыть. Мы испугались и пошли домой.
Пришла я домой, а у нас дома три немца. Я спросила у мамы: «Зачем они пришли?» Она мне ответила, что они хотят у нас жить, и выгнали нас в первую половину дома. Одного из них звали Рудольф. Он изо всех был попроще, и он всегда ходил в нашу половину за водой. После он нам сказал, что он из города Ганновера. К ним приходили товарищи, и они пили вино.

№ 32 Сочинение ученицы 6 класса Куприяновой Нины

Когда немцы входили в город, мы были в вагонах. Нам сказали: «Спасайся, кто куда может». В это время, когда мы бежали из вагонов, многие родители теряли детей. Мы сидели в овраге. В это время зажгли спичечную фабрику «Гигант», взорвали ЦЭС (Центральная электрическая станция). Ночью взорвали склад со снарядами, осколки падали около нас, но никого не убило. Глубокой ночью загорелся склад № 66 (см. подробнее об этом сочинение №14).
На рассвете мы перебрались в город. Когда мы пришли домой, у нас в квартире немцы все поломали. Когда немцы стали у нас брать картошку, мама пожаловалась офицеру, но тот ударил ее прикладом.
Когда немцы отступали, мы были дома. Один немец пришел к нам с гранатой в руке и сказал на ломаном русском языке: «Уходите из дому». Мы спросили, куда идти. Он сказал, чтобы шли на улицу. Но потом он ушел, мы пошли в подвал. Немцы подожгли около нас целые кварталы, и многие наши знакомые сгорели.
Я слышала от нашей знакомой, что они сидели в убежище, когда отступали немцы. К убежищу подошли немцы и стали бросать гранаты. Тогда они вышли из убежища. Немцы расстреляли ее мужа и всех мужчин. Я еще слышала от одной знакомой, как немцы во время оккупации убили ее ребенка, который плакал. Вечером вошли красные части.

№ 33 Из сочинения ученика 8 класса железнодорожной школы № 9 Курьянова В.

13 октября 1941 г., проснувшись, я выхожу на улицу и вижу: внизу по улице идут немецкие войска. Немцы едут на лошадях, улыбаются, смеются. Я пошел посмотреть их. Вижу - идут два офицера, смеются, говорят по-немецки. Они одеты лучше, чем их солдаты. Днем немцы стали обходить дома, искать красноармейцев, оружие. Заходили в дома, брали себе хлеб, картошки, мясо. После они стали останавливаться по домам. В некоторых домах солдаты рылись в сундуках, комодах. Они выбирали себе то, что им понравится, и, заплатив немецкими деньгами, а то и совсем не заплатив, уходили.
Стали выходить приказы головы города. В них голова приказывал сдавать оружие, награбленное имущество. Вышел приказ, в нем голова призывал работать лучше, не лениться. (Городским головой г. Калуги было издано несколько приказов об использовании населения на общественно-трудовых работах, но жители города саботировали приказы. Тогда вышел приказ германской комендатуры: «Граждане города Калуги ленивы и работают плохо. Те из граждан, которые не будут выполнять приказов городского головы и его помощников, будут отмечены и наказаны: 1. Граждане, которые недобросовестно работают, или которые не работают назначенное количество часов, будут приговорены к денежному штрафу, который пойдет в распоряжение города (наименьший штраф - 30 рублей). Если деньги не будут уплачены, виновные будут подвергаться телесному наказанию. 2. Те граждане, которые назначены на работы и не явились на них, будут подвергнуты телесному наказанию и не будут получать продовольствия от города. 3. Те граждане, которые уклоняются от работы вообще, будут высылаться из города» - ГАКО). Но русский народ не рожден для того, чтобы ему работать на немцев! Чтобы лучше работали, немцы стали бить плетьми, штрафовали.
Когда наши партизаны перерезали провод» немцы расстреляли за это двадцать человек, хотя они не были ни в чем виноваты (см. подробнее сочинение № 14). Немцы печатали сводки, в которых сообщали, что Красная Армия разбита, города сдаются сами. Когда мы прочли в сводке, что жители Ростова-на-Дону подняли восстание в тылу у немцев, мы радовались этому, потому что немцы нам надоели. (Имеется в виду Ростовская наступательная операция войск Южного фронта 1941 г., в ходе которой 29 ноября 1941 г. г. Ростов-на-Дону был освобожден от немецко-фашистских войск при содействии ростовских ополченцев и партизан. О ростовских событиях жители г. Калуги узнали из «Обзора военных действий за период от 28.11-2.12.41 г., напечатанного в оккупационной калужской газете «Новый путь» № 2: «Ввиду того, что население Ростова-на-Дону, вопреки международному праву, приняло участие в борьбе против германской армии в ее тылу, германский гарнизон в Ростове получил приказ покинуть центральную часть города, чтобы прибегнуть к репрессивным мерам против населения»).
Потом они повесили женщину, потом отца и сына, потом двух молодых юношей. Они их обвинили в том, что [те] партизаны. Повесив их, они повесили им на груди надпись: «Такова участь всех партизан».
Немцы ходили по домам, требовали себе кур, гусей, яиц. Они взяли всех голубей. (В соответствии с приказами городского головы г. Калуги от 30 октября 1941 г. и 8 ноября 1941 г. строго воспрещалось выпускать голубей; все голуби должны были быть уничтожены. За неисполнение приказа грозило предание военному суду - ГАКО). Всего немцы пробыли в Калуге два месяца пятнадцать дней. За эти дни они много разрушили домов, фабрик, с заводов увозили оборудование.

№ 34 Сочинение ученицы 6 класса средней школы № 1 Кулинич Наталии

13 октября мы, все замерзшие, рано утром вышли из подвала. Небо было розовое от пожара. В северо-восточном направлении, откуда доносились залпы орудий, оно приняло черный цвет, точно грозная туда надвинулась на город. «Там наши, туда наши ушли», - повторял каждый из нас, но уже не вслух, а про себя или шепотом. «Немцы! Немцы! Рыжие! Большие! Идут! Смеются! Кур ловят!» - с таким криком вбежала М. С. и с плачем села на диван (мы в это время жили у бабушки). «Мы пленные! Что с нами будет?» - повторяла она, заикаясь и вздрагивая от рыдания.
Я и Н. побежали к калитке и, немного приоткрыв ее, стали наблюдать за тем, что происходило на улице: два высоких немца бегали за курами и тут же на глазах плачущей хозяйки штыками закалывали их, не обращая внимания на просьбы женщины. Вот какое было у нас первое впечатление о немцах.
В квартире бабушки было очень тесно, и мы решили переехать в свою прежнюю квартиру. Кто-то безобразно звонил в парадное, я вышла открывать. «Полицейский», - сразу поняла я, увидя белую повязку, и испугалась. Выбежавшая перепуганная мама дрожащим голосом спросила: «Вы к нам?» - «Где тут жиды живут?» - послышался грозный ответ (в нашем доме жили евреи). Мама взяла меня за руку, и мы ушли в свою квартиру. Я, мама и вся наша семья очень уважали своих соседей, и поэтому все переживания мы пережили вместе с ними. Когда тетю С. и Ф. О. стали переселять, мы помогали укладывать вещи. Вбежал полицейский и крикнул: «Вон! С жидами никто не должен разговаривать, а то и сами в гетто попадете».

№ 35 Из сочинения ученика 5 класса средней школы № 5 Левана Геннадия

13 октября утром фашисты пришли к нам в дом и начали шарить по квартирам. У нас отобрали сухари, сахар и кусок мыла. А кого не было дома, у того немцы взламывали двери и грабили, что попало. На другой день пришел переводчик с нашим управдомом и предъявил нам к двенадцати часам выселяться из этого дома. Мы переехали на другую квартиру. Когда фашисты узнали, что у нас есть куры, они стали ломать замки и перестреляли всех кур. Фашисты боялись больше всего партизан. Когда они [фашисты] пришли ночевать к нам на квартиру, то они осмотрели коридор, обе комнаты и заглянули даже под кровать, а потом полезли даже на чердак. Когда легли спать, около двери поставили солдата.

№ 36 Из сочинения ученика 10 класса средней школы № 6 Душкина Павла

13 октября 1941 г. наш любимый город Калугу заняли немецкие оккупанты. С тех пор, как я услышал о том, что к городу подходят немцы, я не знал, что мне делать. Я хотел уехать в тыл, но уже было поздно, немецкие самолеты начали зверски бомбить эшелоны с эвакуированными гражданами. И второй причиной того, что я остался в городе, было жалко оставлять семью, которая при всем желании не могла уехать.
Итак, 13 октября в город вошли немецкие палачи. В то время, когда немцы входили в город, я и мои родные сидели в убежище. Убежище наше выкопано на улице, а не где-нибудь в саду, поэтому немецкие солдаты подошли к нашему убежищу. Один из офицеров закричал: «Русь! Сдавайся!» И выстрелил из пистолета. Дети заплакали, а взрослые перепугались. После этого мы стали выходить из убежища. Перед нами стояли чужие люди в зеленых шинелях. Как только мы вышли, они начали просить водку, мед, сахар, масло, табак и другие знакомые им на русском языке предметы. Один офицер попросил у меня свечку, но у меня ее не было, а он еще раз потребовал свечку, приставив ко мне пистолет. Я опять сказал, что у меня нет свечки, на этот раз он засмеялся и отошел. Эту ночь мы переночевали в убежище и ушли из него на другой день.
Со второго же дня нас начали посещать незваные гости и брать то, что им хочется. Я с первого же дня стал не выходить на улицу, боясь немцев. Но дома сидеть без конца тоже нельзя, поэтому я вышел и сразу же нарвался на солдата, который заставил меня нести отнятое у соседки сено. Пришлось подчиниться и отнести сено. Сено мне приходилось носить не раз и даже свое собственное. Приходилось и выполнять другие работы и не раз получать пинки. Однажды двое немцев пришли к нам в дом, отобрали у меня и моего дяди документы и велели следовать за ними. Они привели нас на станцию и заставили счистить снег с путей. Там нам пришлось работать четыре дня.

№ 37 Из сочинения ученика 10 класса средней школы № 6 Зотова Юрия

До последнего дня я не знал, что мне делать. Пугала перспектива очутиться у врага, предстоящие ужасы немецкой оккупации. В то же время не верилось, что это может случиться. Казалось, что Калуга явится именно тем рубежом, о который разобьются полчища врага, наступит перелом в военных действиях и наши войска погонят фашистов назад. Проводив отца, я возвращался домой с тоскливой мыслью: «Лучше ли я сделал, что остался и не поехал вместе с отцом?»
Ночь на 13 октября я с мамой и сестрой провел в убежище, вылезать было страшно: в саду несколько раз разрывались снаряды, дом против нас был ими разрушен. Наутро стрельба прекратилась, мы пошли в дом. Стекла были выбиты, пробита крыша, было холодно. Я наскоро забил окна фанерой, в комнате стало темно, сидели с [керосиновой] лампой.
Я вышел на улицу и в первый раз увидел немцев. Они приехали на грузовой машине, установили около нас радиомачту и стали возиться около нее. Зеленые шинели, низкая приземистая машина, чуждая речь и какие-то резкие, лающие слова производили ошеломляющее впечатление. Все еще не верилось, не хотелось верить, что это действительность. Ко мне подошел один с нашивками унтер-офицера, снял с меня фуражку и спросил: „Jude?" Я сказал, что я русский. Он покачал головой, отошел.
Потом несколько человек пришли к нам в комнату, лазали в шкаф, спрашивали сахар. Следующие дни как-то путаются в моей памяти. Мы попрятали вещи и сидели одетые, никуда не выходя. К нам поставили трех солдат. Они сразу расположились, как хозяева, заставили маму стирать им белье.
Мне раньше как-то не верилось в их ничем не вызванную жестокость. Но теперь я убедился в этом. В пустом доме напротив нас осталась собака со щенками. Она зарычала, когда немцы подошли к дому, и за это они ее убили. Это было так отвратительно! Немцы жгли и ломали вещи, книги. Увидев бюст Пушкина, солдат схватил и разбил его. Это варварское действие поразило меня еще более, чем убийство собаки. Я старался не выходить из дома, боясь открыто обнаружить свое возмущение. Эти два месяца во власти врага слились у меня с картиной темного погреба, когда я сидел в нем, ожидая как комсомолец ареста.

№ 44 Сочинение ученика 10 класса средней школы № 6 Иванова Георгия

Поздним осенним вечером в притихший город ворвались на мотоциклах, беспорядочно строча во все стороны из пулеметов, немецкие войска. Мы спасались от пуль в бомбоубежище и лишь на следующий день впервые увидели вражеских солдат и офицеров. Они расхаживали по улицам, рыскали по учреждениям и частным квартирам, ища себе подходящие вещи и продукты. Трое офицеров внимательно осмотрели нашу квартиру, но, не найдя ничего интересного и презрительно скривив губы, быстро ушли. В этот же день в наш дом вселили пятерых унтер-офицеров. Они при всяком удобном случае старались показать свое превосходство над нами и вообще над русскими.
Запас продуктов у нас подходил к концу. Оккупационные власти не делали ничего, чтобы дать населению хоть какую-нибудь пищу, и мне вместе с другими приходилось ходить и копать картофель на вскопанных уже полях, а когда там уже ничего не осталось, ходить за 10-12 км за город, чтобы накопать там немного картофеля. Хотя было уже холодно, ходить можно было лишь в легких ботинках и осеннем пальто, т. к. сапоги, валенки и теплую одежду немцы часто отбирали прямо на улице.
В ноябре унтер-офицеры, находившиеся в нашем доме, были отправлены на фронт. Перед отъездом они уверяли, что через неделю возьмут Москву и Ленинград, и тогда Красная Армия сама сдастся в плен и война кончится. Вообще они много мечтали о конце войны и об отправке в Германию. Недели через две трое вернулись и сообщили, что двоих уложили партизаны. (15-18 ноября немецко-фашистские войска возобновили наступление на Москву после поражения в октябре-ноябре 1941 г. на Можайском рубеже, Калининском и Тульском направлениях. Однако в конце ноября - начале декабря 1941 г. последние попытки немецких войск прорваться к Москве были сорваны, и 5-6 декабря 1941 г. началось контрнаступление советских войск, 8 декабря Гитлер подписал директиву о переходе к обороне на всем советско-германском фронте).
Теперь уже у них был не такой бравый вид, как раньше, - они обносились, обовшивели и по целым дням кляли войну, зиму, мороз, вшей, а иногда шепотом и свое правительство. В декабре я каждый день слышал различные слухи об успехах Красной Армии и отступлении немцев. В сводках [немецкого] Верховного командования и болтовне по радио также можно было подметить тревогу и неуверенность. А 21 декабря фронт вдруг очутился у Калуги. Немцы начали расправляться с жителями, и им нельзя было попадаться на глаза. И большую радость я испытал 30 декабря, когда враг был выбит из города, и я снова почувствовал себя свободным гражданином страны Советов.

№ 45 Сочинение ученицы 4 класса средней школы № 1 Егуновой

Когда вошли немецкие оккупанты, они нам грозили, что «русь больше не вернется в Калугу». Немцы - нахальные: бывало, войдут и берут, что хотят. А наша «русь» не такая. У нас был красный уголок [с портретами вождей], и мы не успели снять портреты, как они начали сшибать их штыками. Моя мама была без памяти. Они чуть не закололи мою маму. Я выбегла из дома. Как придут, так все спрашивают: «Русский солдат есть? Говори, матка!» Придут, если на замке дом, все равно лезут, куда хотят. У нас во дворе случилось такое дело. Пришли, и постреляли кур, и отобрали сено. Они любят сало и что повкуснее.

№ 46 Из сочинения ученицы 4 класса средней школы № 1 Яничевой Нины

Наутро мы вышли из убежища и пошли домой, а я не пошла. Потом вижу, что народ тащит все, и сказала одной женщине - она несла мешок муки, - а я и говорю: «Как вам не стыдно грабить!» А она и говорит: «Я сейчас позову офицера, он тебе покажет!» Я говорю: «Ну и что ж, я не боюсь! За брата, за дядю пускай и меня убьют».
Я пришла домой, гляжу: мама плачет, я спросила: «Мама, ты что плачешь?» А мама и говорит: «Ниночка, чума эта проклятая взяла у нас два кресла, буфет разломали на дрова и твой портфель взяли с книгами». Я стала маме говорить про эту женщину, а мама говорит, что она [женщина], наверное, стащила муку для того, чтобы встретить этих бандитов.
Мы при этих собаках жили очень плохо, голодали, они нам дали только горелой пшеницы и только всего (см. о прдовольственных выдачах сочинение № 11). Когда вошла наша освободительница Красная Армия, то мы были очень рады, мы стали жить хорошо, нам стали давать хлеба, сахару, печенья и варенья. Мы, дети, очень рады, что товарищ Сталин о нас так заботится.

№ 47 Из сочинения ученицы 5 класса средней школы № 1 Усовой Маргариты

Как только вошли немцы в город, первым делом они начали шнырять по квартирам, шарить по шкафам и чемоданам, ища привлекательные вещи, и брали масло и сахар. Я их очень боялась, когда слышала, что они идут, запирала дверь и не пускала. На второй день, когда мы с братом пошли за водой, на обратном пути загнали нас немцы в подъезд и сняли [ватные] телогрейки, и нам пришлось идти раздетыми. Скучно было без школ, не давали хлеба. Люди были холодные и голодные. Немцы издевались над населением, били плетками и расстреливали. Одну нашу знакомую расстреляли, а одну били плетками за то, что она еврейка. Такие мытарства продолжались два с половиной месяца [оккупации Калуги].

№48 Из сочинения ученика 5 класса средней школы № 5 Дмитриева Юрия

Когда немцы вошли в Калугу, я был в подвале. Когда мы пришли домой, к нам домой пришли два немца и стали шарить по всей квартире. Но ничего не нашли. Проходит дней десять, приходят двое немцев и стали искать кур. У одного нашли и купили двух кур за две [оккупационные] марки.

 

Часть II. Оккупационный режим в Калуге. Жизнь в проголодь. Разорение школ и культурных ценностей

Оккупационный режим в Калуге:

Сразу же после захвата немцами Калуги была cоздана Городская управа (под началом Городской головы) - орган местного управления, полностью подчиненный германской Военной Комендатуре (она возглавлялась Военным Комендантом, который являлся неограниченным диктатором). Городской управе (и комендатуре) подчинялась Полиция (под началом Полицмейстера) - орган охраны общественного порядка. Полицейские формирования набирались из числа добровольцев. Нередко имели в своем составе уголовников и лиц, дезертировавших из рядов Красной Армии, часто использовалась в карательных операциях против населения и партизан.

 

№ 57 Сочинение ученицы 7 класса железнодорожной школы № 8 Богомоловой Зои

Во время боя я вместе со своей семьей сидела в погребе. Мы страшно переживали, сидя в погребе. Поминутно жужжали пули и снаряды. Снаряды рвались один за другим, выскакивали стекла. Изредка слышалась пулеметная очередь. Когда стрельба немного утихла, мы вылезли из погреба и увидели, что уже по улице ехали немецкие войска. Я ушла домой, и мы заперли двери. Наступил вечер. На улице слышались крики солдат. Вдруг раздался сильный стук в дверь, но мы все так боялись, что даже не вышли открыть дверь. Стук раздался еще сильнее, казалось, что вот-вот вылетит дверь. Мы поняли, что это были немцы. Они сломали забор и колотили в дверь сапогами. Тогда мать, набрав смелости, вышла открывать. Они что-то кричали, потом вошли и осмотрели весь дом, осветили спящих, и эти немецкие обжоры нашли хлеб и картошку и начали есть. Я очень боялась их, лежа на полу. Поев, они улеглись спать. Я не спала почти всю ночь. Наутро немцы собрались и поехали дальше. Они взяли у нас и растащили все сено.
К вечеру приехали новые палачи, они весь поломали забор киркою, вошли и обшарили весь дом. Потом они пошли в погреб, в котором находились все вещи. Эти рыжие фрицы полезли в погреб и достали хорошее одеяло, белье, спички, мыло и сахар. Бабушка подошла к ним и хотела взять одеяло, но они наставили на нее кинжал, и она ушла. Потом они пришли домой, сося сахар, и велели варить мясо. Вечером они выгнали нас, а сами ходили по комнате голыми и били вшей. Мы ушли к тетке, а эти рыжие фрицы разлеглись на наших кроватях. На другой день они уехали, мы были очень рады. За этот день мы все многое пережили.
Однажды в нашем доме произошел ужасный случай: немцы застрелили нашу квартирантку. Это был такой ужас, что мы всю ночь сидели около убитой с чувством тяжелой скорби. Во время пребывания немцев в Калуге я не училась: все школы были закрыты и заняты немцами. Очень много горя и лишений пришлось перенести за время пребывания немцев. Это самое тяжелое время в моей жизни. Но вот настал тот день, когда кончились все лишения и Красная Армия освободила нас от немецких оккупантов.

№ 60 Из сочинения ученицы 9 класса средней школы № 6 Тихомировой Людмилы

С первого дня немецкое командование собрало на собрание все население города и стало выступать перед нами. Первые слова прозвучали, и мы услышали, что женщинам, жидам и коммунистам на собрании не место. Все [названные] разошлись, остались одни мужчины, на этом собрании была выбрана городская управа и глава управы. С первого дня управа стала издавать каждый день новые и новые приказы, и эти приказы были настолько строгие, что все доводилось до расстрела. Была открыта биржа труда (8 ноября 1941), на которую население ходило, чтобы устроиться на работу.

№ 62 Из сочинения ученицы 9 класса средней школы № 6 Оглоблиной Ксении

Через несколько дней немцы на общем собрании учредили городскую управу и выбрали городского голову. Потом была открыта биржа труда, куда должны были приходить жители, чтобы достать работу. Достать ее было крайне трудно, и больше половины населения было без работы и голодало. Немцы использовали это безработное население на бесплатных работах по чистке дорог для их транспорта. Кто не хотел идти на работу, тот подвергался телесному наказанию. Все это производило на меня крайне неприятное впечатление, приходилось много переживать в душе, поэтому я с нетерпением ждала прихода нашей родной Красной Армии. По германским сводкам информбюро нельзя было судить о действиях на фронте, т. к. они [сводки] были сплошной выдумкой.
Некоторые из населения имели связь с партизанами, от них только и можно было приблизительно узнать о приближении фронта. Почти три месяца мы находились под их ненавистным игом. По малейшему подозрению в том, что кто-либо имеет связь с партизанами, немцы расстреливали или вешали этих людей. У нас на площади висело несколько человек, зверски замученных фашистами. Немцы загнали всех евреев в огороженную забором часть города, отобрали у них все имущество, лишили права работать в учреждениях. Таким образом обрекли их на голодную смерть.

№ 75 Сочинение ученика 3 класса средней школы № 1 (автора сочинения установить не удалось)

Мы сидели в бетонированном подвале. На улицах шла большая канонада, но мы этого не слыхали. Мы все время выходили из подвала на улицу. Наутро я вышел на улицу. И я попал в бывшее управление, меня заставили колоть дрова на кухню, заставили разжигать печи. Я им все сделал, и они меня посадили на машину и повезли. Я не знал, куда меня повезли, мы приехали на лесозавод, там они заставили нас нагружать дрова. Мы нагрузили и поехали в управление, там мне немец лопотал по-своему, потом как крикнет. Я хотел убежать, но он меня задержал. Потом пришел второй немец, и он мне перевел: «У тебя есть отец?» Я сказал: «Есть.» Они мне дали пачку табаку и буханку хлеба. Я взял табак, хлеб и пошел домой.

№ 77 Из сочинения ученика 9 класса средней школы № 7 Краснощекова Всеволода

Мы решили переехать обратно в Калугу. Когда привезли только половину вещей (нас было две семьи) в Калугу, немцы избили моего дядю и отобрали лошадь. Замок с нашей квартиры был сбит, в сарае стояли лошади. Половины вещей из тех, что мы оставили, уже не было. Немцы утащили даже елочные игрушки (советские дети не знают о скором праздновании Рождества Христова сентиментальной немецкой нацией - см. сочинение №25).
Только я показался в доме, немцы сразу нашли мне работу. Они заставили меня носить воду, колоть дрова, топить печки. На следующий день я решил пройтись по городу, но только подошел к Каменному мосту, как меня опять забрали колоть дрова. Как только я вернулся домой, меня опять заставили таскать сено лошадям.
Поздно вечером мы сидели у себя в комнате около [керосиновой] лампы и ели картошку. Вдруг пришел немец и забрал у нас лампу. Мы остались в темноте. Спали, не раздеваясь. Умыться было некогда, немцы не давали ни минуты отдыха.
Днем я узнал, что на площади повесили двух красных партизан, к вечеру повесили еще двух. Потом немцы расстреляли нашего соседа Кулешова, избили прикладами и сняли валенки с другого. У моего отца отобрали портсигар с махоркой и сняли перчатки.
Продуктов у нас не было, и мы решили пойти в деревню за ними. На дороге нам встретились пленные. Они шли, спотыкаясь. Около лужи все остановились и начали пить прямо из нее, потом пошли дальше. Я видел, как некоторые из них ели сырую картошку. Один пленный (по-моему, больной или раненый) не мог дальше идти. Тогда немец подвел его к камням лежавшим около дороги, и застрелил.
Побудь немцы у нас подольше, я думаю, что половина населения сошла [бы] с ума от этих ужасов. А как они издевались над евреями, страшно вспоминать. Все евреи были собраны в одно место и сообщение с ними прекратилось, не знаю, чем они только питались в это время.
О, как мы были рады, когда увидели наших доблестных красноармейцев, которые выбили немцев из нашего родного города. Когда немцев прогнали, мы узнали, что многих наших родственников и знакомых немцы расстреляли. Да разве можно описать все это на бумаге? По-моему, нет! Таких зверей, как немцы, я видел впервые.

№ 80 Сочинение ученика 6 класса средней школы № 1 Стругацкого Ефима

13 октября немецкие оккупанты вошли в город Калугу. Как только они вошли в город, никто не выходил в город, т.к. их все очень боялись. Через несколько дней начали выходить приказы, чтобы все выходили на работу, а если кто не выйдет на работу, то будет применяться подвергаться телесным наказаниям или расстрелу. В первые дни своей оккупации немцы повесили (на фонарных столбах) сначала двоих, потом еще двоих.
Я в это время находился в гетто. К нам каждый день приходили немцы из гестапо и под плетьми гоняли на работу. С восьми часов и до вечера к нам приходили полицейские и все время рыскали по поселку, надеясь чем-нибудь поживиться. Из своего дома выйти было нельзя, т. к. над нами был госпиталь и каждую минуту можно было ожидать смерти. Один мужчина вышел во двор, чтобы позвать своего мальчика, но сверху немец убил его из автомата.
Но вот пришел тот радостный день, когда мы услыхали первые выстрелы наших орудий. На следующий день наш поселок (еврейское гетто в бывшем монастыре) был зажжен (немцами). Под обстрелом немецких бандитов мы бежали из своего поселка. За время, когда шли бои между нашими войсками и немецкими оккупантами, мы переменили восемь квартир. Но 31 декабря 1941 г. наши войска вошли в город. Никто не может описать той радости, которая охватила нас в этот момент. Ведь нас освободили от немецких извергов, которые несут за собой грабежи и убийства.

№ 81 Сочинение ученика 4 класса средней школы № 1 Германа Юрия

Когда пришли немцы, это было, 12 октября 1941 г., нас как евреев выслали в Кооперативный поселок (раньше - женский монастырь). Там они над нами издевались: били, расстреливали, гнали на разные грязные работы. Когда мы были в Кооперативном поселке, нас огородили изгородью, а изгородь делали сами: дети от четырнадцати-пятнадцати лет до семидесяти-семидесяти пяти лет старики. Один раз пришли немцы из гестапо, они сказали: «Если завтра не будет сто человек евреев в сборе [на принудительные работы], то десять мы расстреляем». Так они мучили евреев.
Там, где мы жили, то место называлось «Гетто». Однажды вечером пришли немцы, часов в восемь или восемь с половиной, пришли немцы из госпиталя (в поселке-гетто располагался и немецкий госпиталь). Им нужны были одеяла, подушки, простыни, тарелки, скатерти и т.д.. Что им нравилось, то они и брали. Дошла очередь и до нашей квартиры. Они вошли. Было ровно полдевятого. Немцы у нас взяли [керосиновую] лампу. На другой день пришел немец, снял с ног моего дедушки валенки и сказал ему: «Если не снимешь, расстреляю, ты ж ведь дома, а я на фронте, понял?» Делать было нечего, отдали валенки. Но на этом они не успокоились. На другой день пришли немцы, осветили фонарями дом, всю комнату, наши лица, потом спросили, сколько нас, осветили каждого и спросили, есть ли партизаны. Через несколько дней был приказ, что все евреи должны были носить пятиконечную желтого цвета звезду в диаметре восемь сантиметров на груди и на спине с правой стороны.
Но вот пришел им конец. 19 декабря послышались первые выстрелы из орудий. Прошло еще два дня, и вот 21 декабря в поселок пришли немцы и подожгли его. Нам пришлось выйти из горящего дома. Были убитые. Нам пришлось быть в бомбоубежище и у знакомых, пока не наступило 30 декабря. В ночь на 30 декабря был ожесточенный бой. Наутро в г. Калуге были наши. Радости не было конца. Все плакали от радости, пошли встречать [красноармейцев]. Когда немцы уходили, они минировали дома. Мы вернулись к себе в дом, где мы жили до оккупации г. Калуги немцами. Вот что я пережил во время оккупации немцами г. Калуги.

№ 82 Сочинение ученицы 5 класса средней школы № 5 Шестаковой Ольги

Когда наши войска отступали, то они все взрывали и жгли, а в это время мы сидели в убежище. Когда пришли немцы, то мы боялись выходить. Потом, когда прошел один месяц, нас выселили из нашей квартиры и сослали в монастырь (гетто). Когда нас сослали в монастырь, то нам не давали никуда выходить, сделали нам ограду, и стояла полиция и никуда не пускали выходить, а если выйдешь, то били плетками, а потом вышло распоряжение, что можно выходить в город на два часа, и то на базар не велели ходить и не велели ничего покупать. Потом каждый день приходила полиция и немцы, и всё грабили, что хотели. Потом, когда наши войска начали наступать, то у меня немцы убили дядю, а когда начались пожары, то сгорел дом и у нас сгорела бабушка. Потом, когда сгорел наш дом, то мы пошли к знакомым и пробыли там два месяца, а потом нам отдали нашу квартиру.

№ 83 Сочинение ученика 4 класса средней школы № 7 Ляховицкого Израиля

Во время немецких оккупантов я жил с папой, потом нас согнали в поселок. А через неделю папу взяли в полицию, и он просидел там восемнадцать дней. Я жил эти восемнадцать дней с тетей, бабушкой и с сестрой. Потом папу отпустили домой. Где мы жили, к нам приходили немцы и заставляли носить воду. А через два дня немцы ходили ночью три раза и взяли валенки. А после, когда подступала наша Красная Армия, моего папу убили немцы. (М. И. Ляховицкий погиб 21 декабря 1941 г. в числе узников еврейского гетто - ГАКО). И часа через два нам велели немцы выйти из дома. Кто быстро не выходил, того они убивали или прикладами били, по чему попадет. И когда нас выгнали из дома, то мы пошли к знакомым и жили там месяц с половиной. А после нашла тетя квартиру, и стали мы жить в этой квартире.
А 30 декабря в час ночи пришла наша Красная Армия, и мы все были рады. А потом мы стали получать 200 г. хлеба, а через некоторое время стали получать 300 г хлеба. Когда немцы были, они у нас много пограбили, унесли две серебряные ложки, два полотенца, взяли три книги и три рубашки моих и папиных. Они над всеми издевались, мучили, били, заставляли работать, чистить уборные, помойки, строить заборы. Немцы давали 10 кг [горелой] пшеницы на главу семьи. Давали 1 кг [соленых] огурцов, 1 кг [соленых] помидор, 500 г соли (см. о прдовольственных выдачах сочинение № 11). Немцы заставляли нас носить убитых и раненых. Они били всех, водили работать в город, надзирали над всеми, били палками. Кто не послушает немцев, они убивали на месте.

№ 85 Из сочинения ученицы 10 класса железнодорожной школы № 9 Лёвшиной Зои

Немецкая оккупация длилась в Калуге два с половиной месяца. Основным чувством, которое я испытывала за эти месяцы, было оскорбленное самолюбие. Это происходило от того, что взгляд на женщину в корне переменился. После обычного равноправия мужчин и женщин нашей Родины я почувствовала кроме гнета национального презрения к женщине, непризнавание ее равноправным членом общества. Было дико слышать уже так давно устаревшие суждения о том, что у женщин не так развиты умственные способности, и что поле деятельности женщины ограничивается кухней, детьми и церковью. Сразу рухнули все радужные надежды на будущее: институт, работа на производстве. Как-то сразу оборвалась и рухнула веселая жизнь, и началось то, что уже нельзя было назвать жизнью, а скорее прозябанием. Дни тянулись черною, однообразной мукой. Ни одного просвета, ни одного яркого дня, никаких надежд на хотя бы более или менее сносное будущее.
Да и что ждало нас в этом плену? Полнейшее рабство, крепостное право! То, что у нас давно уже ушло и застряло где-то в средине учебника истории - времена Салтычихи, порка. С удивлением, переходящим в негодование, читала я приказы «высшей расы» о телесном наказании. Да, «высшая раса» показала высоту своей культуры! Чем могла бы быть моя жизнь в будущем? Ничего хорошего не было видно, а настоящее было тяжело и серо. Все мысли сосредотачивались на заботе о куске хлеба. В этот период у меня было почти животное существование, без всякой духовной жизни. Особенно гадко чувствовала я себя, когда приходилось сталкиваться с немцами. Мне казалось, что каждый из них смотрит на меня, как на вещь, оценивая ее достижения и недостатки.

 

Часть III. Бои за освобождение г. Калуги. Зверства немецких оккупантов. Вступление частей Красной Армии в Калугу

Бои за освобождение г. Калуги:

Бои за освобождение Калуги начались с 21 декабря и продолжались около 10 дней. 24-25 декабря в районе Калуги сосредоточились главные силы 50-й армии под командованием генерал-лейтенанта И. В. Болдина. В ночь на 30 декабря командование 50-й армии отдало приказ о штурме города. Ранним утром под прикрытием танков 32-й бригады 112-й танковой дивизии соединения 50-й армии с трех сторон атаковали город. В 11 часов утра Калуга была освобождена. Немецкий гарнизон в панике отступил.

 

№ 105 Из сочинения ученицы 8 класса средней школы № 7 Фроловой Пелагеи

Начались темные дни немецкой оккупации. Немцы говорили, что уже они Москву взяли. 7 ноября 1941 г. по Калуге разнесся слух, что в Москве был парад и выступал тов. Сталин. Эти листовки советские самолеты разбрасывали в деревнях. После взятия Калуги немцы далеко не ушли. Их стали гнать от Тулы, Алексина, от Москвы. (6-16 декабря 1941 г. была проведена Тульская наступательная операция войск левого крыла Западного фронта, в результате которой, к 17 декабря, советские войска вышли к Алексину. Была ликвидирована угроза обхода Москвы с юга, снята осада Тулы). В Калугу стали съезжаться немецкие войска. Они не были похожими на войска, а на какой-то сброд. На них было смешно смотреть, так как они были укутаны одеялами, деревенскими шалями. Их лошади еле тащили телеги на колесах.
И наконец, 20 декабря мы услышали орудийные выстрелы. Немцы бегали как угорелые. Все говорили, что идут наши освободители, что идут наши доблестные войска. Почуяв неминуемую гибель, немцы стали выгонять жителей из домов и зажигать дома. Они зажгли те кварталы, в которые они загнали евреев. Они их там заперли и зажгли. Калуга горела десять дней, и в последний день немцы начали взрывать хорошие здания. В том числе они сожгли и театр.
Ночью 30 декабря в доме никто не спал. По нашей улице проезжал немецкий обоз на Смоленскую улицу, но там уже не было прохода. Они метались из стороны в сторону. Но все-таки они куда-то уехали. И в три часа ночи мы в окно увидели русских разведчиков. На душе сразу все отлегло. Наконец-то мы дождались своих освободителей. Утром на улицах было много народу, потому что шли наши войска, ехали танки, ехали обозы. В городе еще дымились взорванные и сожженные немцами дома. По городу стали ходить свободно, не боялись уже никого. Народ собирался кучками около бойцов, [калужане] расспрашивали их и старались рассказать весь ужас, что пережили в дни немецкой оккупации. День освобождения от фашистских гадов, 31 декабря 1941 г., останется в памяти на всю жизнь.

№ 106 Из сочинения ученицы 6 класса средней школы № 1 Зубковой Любы

20 декабря над городом началась канонада. В восемь часов утра начались уличные бои. Наша Красная Армия уже на первый день была на окраине города. Немцы вели большое сопротивление против Красной Армии. Они боялись встретиться с бойцом. Когда мы вечером вышли на улицу, то весь город был объят пламенем огня. Из-за огня немцам было выгодно стрелять. Немцы очень сильно бомбили позиции Красной Армии. Немцы всюду на чердаках устанавливали пулеметы. Каждого проходящего человека немцы убивали. Мы все время сидели в подвале, а дома мы только варили обед; воды не было, мы пили [растаявший] снег.
Утром 27 декабря немцы нас выгнали из домов. В то время, когда нас выгоняли, они подожгли два дома вместе с семьями.Но когда они отошли от этих домов, люди выбежали. Они [немцы] их [бегущих] заметили, начали стрелять. Одной пулей немец убил девушку восемнадцати лет и ранил в живот девочку тринадцати лет. Кто не выходил из своих домов, они убивали. Так была убита наша соседка - бабушка девяноста восьми лет, ее сын семидесяти лет и внучка тридцати лет была ранена в ногу. Потом еще убили четырех мужчин и двух женщин. Вечером 29 декабря весь город вспыхнул. Немцы жгли ул. Салтыкова-Щедрина, Знаменскую и начало ул. Луначарского и свои машины. В ночь на 30 декабря наш город был взят Красной Армией. Спасибо Красной доблестной Армии за освобождение города от немецкой оккупации!

№ 107 Сочинение ученицы 4 класса начальной школы № 10 Иклярман Инны

Когда вошли немцы, они стали писать приказы о евреях. 22 ноября они нас согнали в женский монастырь. Там они нас каждый день гоняли на работу. 20 декабря красные самолеты бросали листовки: «21 декабря будем бомбить Калугу». Наверху у нас был немецкий госпиталь. Утром 21 декабря, когда началась стрельба, немцы там поставили наверху пулемет. Было очень страшно, кругом горело, горела Красноармейская улица и др. улицы. Один раз мы пришли с мамой к соседке. Вдруг раздался детский крик, вбегает мальчик и кричит: «Моего папу немцы убили». Мы очень испугались, побежали домой.
Мы все ночи не спали. Днем мама легла отдохнуть, я стояла у окна. Вдруг я вижу: вбегают во двор немцы и стали стрелять в окна. Я испугалась и закричала маму, а это они стреляли, чтоб [жильцы] быстрей выходили из домов. Кто успел, тот вышел, а кто не успел, тот был убит и сгорел. Мы еле добежали, нас пустили Митрохины. Мы остались живы и здоровы - хотя у нас ничего не осталось. Когда вошли красные, было столько радости, что невозможно описать. Да здравствует Красная Армия, которая освободила нас от немецких фашистов.

№ 108 Из сочинения ученика 10 класса железнодорожной школы № 9 Силенкова А.

21 декабря наши войска подошли к городу. Часть войск в количестве роты перешла через реку и заняла наш район. Но они вынуждены были отступить, т.к. не было подкреплений. Немцы опять заняли наш район. Началась расправа. Многих моих товарищей немцы расстреляли в этот день. Наш дом немцы подожгли. Мы несколько раз тушили свой дом, спасали некоторые вещи. Немцы его опять подожгли. В результате они спалили весь наш район. Того, кто пытался спасать вещи, немцы расстреливали из автоматов. Четыре дня мы не выходили из убежища. Немцы кидали в наше убежище гранаты, стреляли из винтовок. Из нашего дома были некоторые [жильцы] убиты и ранены. На пятый день из убежища нас выгнали немцы. Они боялись входить туда, пробовали взорвать его гранатами. Но не брала немецкая граната русскую землю! Те, у кого были хорошие валенки, немцы прямо на снегу снимали и брали себе. 30 декабря нашей доблестной Красной Армией наш город был освобожден от немецких захватчиков. Население города приветствовало своих освободителей. Недалек тот день, когда Красная Армия разобьет немецкую армию и освободит наши города и села от немецких захватчиков.

№ 109 Из сочинения ученика 4 класса средней школы № 6 Аршинова Алексея

Утром в три часа утра 21 декабря началась перестрелка из-за реки. И вот в шесть часов утра пришли в наш дом наши бойцы. Мы жили на ул. Свердлова, дом № 44. Недалеко от нас были казармы. В этих казармах засели немцы. Наши бойцы не могли их выбить из этого дома. Но вот наш сибиряк положил свой автомат на калитку одного дома и стал бить в окна. В десять часов утра начал разгораться бой. К нам привели двух раненых командиров. Мы им перевязали раны и положили на кровать. Двадцать минут второго через пять домов от нас подъехал немецкий танк. У нас было пятнадцать бойцов, а шестнадцатый раненый в плечо, в ногу и в руку. Этому бойцу был двадцать один год. Он пошел в другую комнату отдохнуть и лег на диван. Время было без двадцати минут два. Вдруг ударяет первый снаряд на чердак и сбил трубы. Мой брат стал заливать [печку] чугунку, но вот ударяет второй снаряд в окно, а я в это время был у соседки. Вторым снарядом убивает мою маму, ранит мою сестренку, брата двадцати четырех лет, второго брата восемнадцати лет, который сейчас в Красной Армии. Когда я вбежал в свой дом, все было разрушено, никого в доме не было. Вдруг я увидел старшего брата, он не мог встать, тогда я его вынес в огород и положил на снег. Потом я с раненым братом пошел в свой дом искать маму, но маму мы сначала не нашли, а нашли маленькую [сестренку] в камнях и вынесли ее в убежище, у нее изо рта шла кровь. Тогда мы пошли второй раз искать маму. Долго мы искали ее. Вдруг я споткнулся и упал. Когда я упал и почуял что-то теплое, я говорю брату: «Вот мама». Мы тогда все раскинули и вынули ее. У нее была оторвана нога, рука и разбита вся грудь. Но не успели мы ее вынести, как наш дом вспыхнул, сгорела моя мама, и сгорел наш боец. Бойца мы будили, но он был контужен. Потом мы все сели в убежище. В этом убежище мы просидели три дня и пошли к папиному товарищу. Мы там пробыли один день и нас разогнали немцы. Тогда мой брат со своей женой и с моей сестрой пошли в убежище. Их поймали немцы и взяли к себе в дом. На моего брата они кричали: «Партизан, партизан!»

№ 110 Из сочинения ученицы 7 класса средней школы № 7 Никитиной Тамары

В ночь на 21 декабря раздались орудийные выстрелы, а наутро в Калугу ворвались части Красной Армии. С утра мы ушли в убежище. Красноармейцы вошли к нам во двор, поставили пулемет и стреляли по немцам. Они бросали гранаты в убежище, думали, что там немцы. Во дворе раздался стон, это немцы убили нашего красноармейца.
Тут произошло что-то необыкновенное: у нас во дворе завязался бой между красноармейцами и немцами. Пули летели во все стороны. Около убежища раздался голос немца: «Вылезай!» Мы стали выходить. Но, когда вылезли, мы увидели, что соседний дом горел ярким пламенем, было даже от него жарко. Вылезши, немцы вывели нас во двор и поставили в ряд к расстрелу. Немцы в бешенстве бегали по двору, суетились, ломали забор. Но тут во двор привели двух красноармейцев с поднятыми вверх руками. При нас их стали допрашивать. Немецкий переводчик, который хорошо говорил по-русски, сказал: «Говорите всё, а то хуже будет». Один не сказал ни слова, и его застрелили. Второй сказал, какая дивизия, и его тоже застрелили.
Расстреляв их, немцы подошли к нам. Немецкий переводчик спрашивал у нас: «Зачем вы пустили красноармейцев?» В нашем доме было двенадцать человек детей, все плакали. У немца, вероятно, хватило жалости, и он сказал: «Если мы найдем у вас красноармейцев, то не пощадим вас и ваших детей». Они нас отпустили. Мы под пулями вытаскивали свои вещи в сад, потом опять пошли в убежище. Мы вылезли и увидели, что кругом все горит, но дом наш еще стоял. Опять немцы нас выгнали из убежища на улицу и не дали ничего взять. Мы не знали, куда идти.
Тогда пошли к знакомой и были в подвале двенадцать дней. Каждый день мы пытались пройти на старую квартиру, но не удавалось. Немцы отступали. 30 декабря утром наша доблестная Красная Армия освободила нас от немецкого ига. Так мы прожили под немецким игом два с половиной месяца. Теперь не вернуться немцам сюда никогда.

№ 111 Сочинение ученика 10 класса железнодорожной школы № 9 Нелихова Юрия

21 декабря 1941 г. надолго останется в моей памяти, и не только в моей, но и многих других калужан. В этот день я проснулся в четыре часа утра от грохота пушек и трескотни пулеметов. Оказалось, что это наша доблестная Красная Армия приближалась к Калуге, чтобы навсегда освободить ее от немецких оккупантов. Время проходило в томительном ожидании. Часов в двенадцать к нам в квартиру ворвалось семь фрицев. Они зашли в комнату, ища партизан. Они с опаской заглянули под стол, проткнули постель штыками, посмотрели в шкаф. Ничего не найдя, они приказали мне выйти в переднюю, где уже собрались все жильцы дома. Когда я увидел, что они одеты и у каждого в руках какой-нибудь узелок, я тоже хотел пойти одеться и что-либо захватить с собой. В это время немцы, закончив осмотр квартир, стали выгонять всех из дома. Я стал объяснять унтер-офицеру, что на улице холодно и я должен одеться, но он не стал меня слушать и, ударив раза два по спине прикладом, выгнал меня раздетого на улицу. Больше ни я, ни многие другие не вернулись в свои квартиры, дома были сожжены проклятыми немцами, и много нас осталось без крова и средств к существованию. И теперь при воспоминании о всех зверствах оккупантов у меня мороз пробегает по телу! Но фашисты были жестоко наказаны за эти зверства. Утром 30 декабря наша родная Красная Армия вступила в Калугу, а фашистские мародеры позорно бежали дальше на запад.

№ 112 Сочинение ученицы 9 класса железнодорожной школы № 9 Барсковой Людмилы

Была ночь. Сильный мороз покрывал узорами-лапами стекла окон. Вот раздался выстрел. Еще один. Где-то загремело, заухало. «Мама, это зенитки бьют?» - спрашиваю я. «Да», - отвечала мать. Этот разговор происходил ранним утром 21 декабря в одном из домов оккупированной Калуги. Наступал медленный рассвет. Чуть-чуть светает. На фоне непроглядной тьмы комнаты чуть обозначаются серыми прямоугольниками окна. Вдруг что-то завыло, засвистело и опять смолкло. Я лежала на постели и все догадывалась, что происходит на улице. Что-то с воем, визгом и грохотом ударяет в наш дом. На меня сыплются какие-то стекла, мусор. Комната вся наполняется дымом. Стекла все вылетели, и комната наполнилась морозным воздухом. Я вскакиваю с кровати и с ужасом мечусь по комнате. «Мама, ты жива?» - кричу я. «Кажется, жива»,- отвечает неуверенно мать. Я быстро одеваюсь и лезу в погреб. Сижу и трясусь. Слышу: кто-то ходит по комнате. На другой день только я узнала, что это ходили немцы и повыкидали мои книги в окно. А ударил в наш дом огромный снаряд, который пробил крышу, чердак и застрял в стене нашей комнаты. По улице не разрешали немцы ходить и стреляли в прохожих. Мы хотели с мамой уйти из своего дома, но не смогли.
24 декабря наступило. В этот день как-то артиллерийский огонь затих, поэтому я вылезаю из погреба и выхожу на улицу. Вдалеке стоит немецкая «кукушка» (небольшой маневровый паровоз). Около нее суетятся немцы. По улице мечутся бледные люди с перекошенными от страха лицами. Они шепотом передают друг другу, что немцы отступают и начинаются уже массовые расстрелы жителей (раньше расстреливали только небольшими группами). С ужасом горожане передают побелевшими от злобы губами, что немцы расстреляли наших раненых, которые были у них в плену.
К вечеру начала гореть наша улица. Искры сыпали во все стороны. Головни с треском перелетали через наш дом, заполняя запахом гари всю улицу. К ночи пожар все усиливался. Немцы поджигали гранатами все новые и новые дома. В горящих домах оставались маленькие дети и старики. Так был сожжен старик-мичуринец Кашкаров (известный в Калуге селекционер. В предвоенные годы работал над гибридизацией дынь, арбузов, кабачков. Погиб в подожженном при отступлении немцев доме в конце декабря 1941 г.). Наш дом, к нашему счастью, не сгорел. Но мы перенесли много.
30-го утром кто-то сильно постучал в дверь. «Мамочка, не отворяй, это, наверное, немцы!» - говорю я матери. Стук все сильнее. Потом раздается голос: «Откройте, а то дверь ломать будем». Слыша русскую речь, мама пошла и открыла дверь. Я сижу и трясусь, и вдруг входят русские. С большой радостью я смотрела на их суровые и мужественные лица. С теплым участием они расспрашивали меня об отце, ушедшем на фронт. Спрашивали о жизни у немцев. На долгое время запомню я этот день. День освобождения от собак-оккупантов.

№ 113 Сочинение ученицы 7 класса железнодорожной школы № 9 Одлнец Т.

За два с половиной месяца хозяйничания немцев до наступления Красной Армии я не пережила ничего особенного. Жили мы на окраине города, домик наш был маленький, незаметный, немцы у нас не жили, нас не трогали, и я их видела только на улице. Зато с 21 декабря я пережила много тяжелого. 20 декабря я с одной знакомой поехала в деревню, километров за восемнадцать, за картошкой. Выехали мы рано утром, часов в шесть, в городе все было тихо и спокойно, даже звонили колокола, которые немцы повесили на церквах (закрытых при Советской власти и вновь открытых немцами). В деревне мы ночевали и 21 декабря рано утром поехали обратно. На полпути от города мы услышали отдаленную канонаду, встревоженные, мы поехали поскорей дальше. Когда мы подъезжали к бору, канонада была слышна уже совсем ясно. Навстречу нам попадались крестьяне, которые ездили в город на базар, они рассказывали, что в городе рвутся снаряды. Испуганные и расстроенные, мы поспешили дальше, но ехать трудно, дорога тяжелая, снежная, над головой летают вражеские самолеты, стреляют зенитки.
Вот наконец и город, его не узнаешь. Всегда тихие и спокойные улицы заставлены немецкими машинами, повозками, орудиями, рвутся снаряды, попадаются развороченные дома. Едва пробравшись между немецкими войсками, мы подъехали к школе, в которой помещался немецкий госпиталь, здесь стоял патруль. Он сказал нам, что дальше ехать нельзя, и как ни просили мы пропустить нас, говоря, что там наш дом, нас не пустили. Удивленные и испуганные, повернули мы в переулок, чтобы проехать кругом, но и там нас не пропустили. Обессиленные, заехали мы в какой-то чужой двор, я села на санки и задумалась, в голове у меня носились страшные мысли: мне казалось, что наш дом разбит снарядом и родные убиты. Расстроенная такими мыслями, я горько заплакала. Но плачь - не плачь, а слезами горю не поможешь, надо что-нибудь делать. У знакомой, с которой я ездила в деревню, во рву жила сестра, и мы решили ехать к ней.
Кое-как добравшись до ее дома, мы втащили санки во двор, знакомая пошла в убежище, а я решила пробираться домой. Выбежав из переулка на улицу, я вздохнула посвободнее - дом был цел. Но что с родными? Живы ли они? Я бросилась бежать к дому. На углу улицы стояло несколько немцев с автоматами, они стреляли по направлению к реке, один из них подошел ко мне и сказал, что дальше идти нельзя, но я не послушалась и побежала к дому. Подбежав к дому, я постучалась раз, другой - никто не выходит. В это время где-то поблизости упал снаряд, и я, собрав все силы, рванула доску в заборе, доска оторвалась, и я влезла в отверстие.
Как только началась стрельба, все мои родные оделись и сидели в спальне. Вид мой, когда я вбежала в дом, наверное, был ужасен, так что тетя подумала, что меня ранили. Не успела я еще отдохнуть как следует и оправиться от испуга, как в дом ворвались трое фашистов, говоря, чтобы мы уходили в центр, а не то русские взорвут дом; когда же мы хотели взять с собой что-нибудь из белья и пищи, они не дали нам этого сделать и выгнали нас из дому. Испуганные и растерянные, вышли мы из дома, а куда идти - не знаем. По улице шли целые толпы жителей, которых, как и нас, немцы выгнали из дому. Пошли мы за толпой, кругом свистели и рвались снаряды, на земле валялись трупы убитых красных и немцев. Дошли до Центрального кино, а дальше не пускают, загоняют в кино. Ну, думаем, конец, как будут отступать, взорвут кино и нас вместе с ним. Но благодаря тому, что с нами была маленькая сестренка, нас скоро выпустили.
Пошли мы к дяде, который жил около [Пятницкого] кладбища. Вечером, выйдя на улицу, я увидела, что весь наш район в огне, и сердце мое наполнилось ненавистью и злобой против немецких фашистов. Мы остались без дома, без пищи, без одежды, и, к довершению всего, 29 декабря фашисты убили моего дедушку, который хотел пробраться к себе на пожарище. Я так была убита горем и так возненавидела фашистских бандитов, что не могла дождаться прихода Красной Армии. Наконец, наступил долгожданный день. 30 декабря ранним морозным утром наша родная и доблестная Красная Армия вступила в Калугу, чтобы больше уже не покидать ее. Когда я увидела красноармейцев, услышала родную русскую речь, мне захотелось плакать слезами радости, захотелось обнять первого попавшегося красноармейца, а в сердце еще больше закипала ненависть к проклятым фашистам!

№ 114 Из сочинения ученицы 5 класса средней школы № 7 Румянцевой Лидии

21 декабря наши войска были уже в Калуге. Но немцы бегали, не зная, что делать. Потом поставили пулеметы и начали стрелять. В соседний сарай попал осколок и рядом в большой дом. Здесь начался бой. Немцы нас выгнали. Мы ушли, а папа остался здесь. Мы пошли к знакомым за Каменный мост и были там. Мы видали, как горел монастырь (где было еврейское гетто), и слышали, как кричали евреи. На второй день мы ушли, потому что немцы поставили пулемет. И пошли на Широкую ул.. Там жили, когда пришла Красная Армия. Мы ушли к себе домой. Наш дом остался цел, но папу немцы расстреляли и соседа, а одного ранили в плечо. Немцы убили мою двоюродную сестру, девятнадцати лет, а другую ранили в бок.

№ 122 Из сочинения ученицы 6 класса средней школы № 1 Матюк Людмилы

И потянулись дни скучные, вечно в страхе. В школу не ходили, есть нечего, мама скучная, совсем не выходит на улицу, а как услышим гул моторов машины, так делается страшно. В общем, жили все время под страхом и даже забыли, как веселиться, играть и петь. Но вот 21 декабря, [в] воскресенье, пришла наша Красная Армия освобождать нас из когтей паразитов. Правда, много пришлось пережить. Я жила по ул. Свердлова, дом 41. Озверев, немецкая банда стала с нами жестоко расправляться: сжигали все дома, расстреливали, бросали гранаты в щели (вырытые в земле узкие, неглубокие, одиночные окопы), кругом свистели пули, рвались снаряды. Как мы уцелели, не знаю. У нас на дворе было расстреляно двадцать человек, из них четырнадцать наших квартирантов. Не щадили ни детей, ни стариков.
Но вот кончился кошмар, наши дорогие бойцы и командиры выгнали этих людоедов. Утром 31 декабря нам разрешили выйти. Что же творится: вся улица выгорела, лежат трупы убитых. Вижу: бежит и плачет Валя, моя подруга. Я говорю: «Валя, ты что плачешь?» А она, Заливаясь слезами, говорит: «У меня немцы убили папу, Нина ранена, а я ищу маму». Я пошла с ней и смотрю: лежит ее папа лицом вниз, Валя плачет, я тоже, и все бегут, ищут своих. Находят убитыми. Всюду слезы. Долго еще потом не могли ночами спать: было очень жутко, слышались орудийные выстрелы. В боях за Родину, проявив геройство и мужество, погиб мой брат, лейтенант восемнадцати лет Матюк Игорь. Был убит 26 декабря 1941 г. в Наро-Фоминске. Бейте немцев до последнего конца!

№ 124 Сочинение ученика 6 класса средней школы № 7 Краснощекова Владимира

Когда немцы уходили, тогда начали поджигать дома. В четыре часа утра начались выстрелы. Мы вышли на двор, еще было темно, но когда рассвело, мы снова вышли и пошли в убежище, потому что был бой уже на реке. Потом русские появились на нашей улице, и стала такая стрельба, что нельзя было выйти из убежища. Бой продолжался, и загорелось около девичьего монастыря, где жили евреи, и уже к вечеру доходило близко к нашему дому. Тогда мы побежали в фабричное убежище, мы подумали, что если дом загорится, то мы задохнемся. Когда мы перебегали из своего убежища в фабричное, то мы с мамой пробежали быстрее, а папа шел сзади. Немцы выстрелили в него, и он упал. Мы втащили его в убежище, немцы вбежали к нам и стали выгонять, но мы не ушли и заплакали. Тогда немцы побежали на улицу и принесли ящик с бензином, и облили стену нашего сарая, и облили тряпку бензином, и подожгли. Соседи, жившие за стеной, потушили этот сарай и ушли в свое убежище.
На другой день мама схватила свою корову и втащила ее в убежище фабричное. И утром пришли наши в дом и начали стрелять из нашего дома. Из нашего дома ребята помогали им, а я не стрелял в немцев, потому что мама не пускала меня и боялась, что меня, как и папу, убьют. Мы сидели целый день в убежище. Бой был на фабрике мебельной № 286, но к вечеру красные ушли, и немцы зажгли дом. Так мы сидели в убежище пять дней, и я с дедом хотели выйти, потому что корова хотела есть и уже четыре дня не ела. Тут немного успокоилось, и мы пошли. Когда мы вышли, по нам открыли огонь из автоматов. Дедов дом был цел, и мы хотели заодно сходить и взять что-нибудь поесть. Дед добежал до саней лошадиных и лег. Я бежал дальше, и когда прибежал, где было сено, то там лежал убитый немец, я очень испугался и побежал обратно. Пробежал около деда и кричу ему: «Пойдем!» Он кричит: «Ступай, я сейчас приду». Но когда я дальше побежал, начали еще сильнее стрелять. Когда я поскользнулся, то над головой пролетели пули. Я вбежал в чужое убежище, где жили наши соседи. Прошло несколько минут, и старик начал кричать, потому что, когда он поднялся, по нему стали стрелять и ранили его. Он, раненый, дополз до убежища и кричит моей маме, чтобы она ему помогла. Но когда она вышла, то пуля добила старика, и он перекрестился и умер.
Так мы сидели в убежище шесть дней. Но я прибежал в свое убежище благополучно. У нас были сухари только до шестого дня жить в убежище, и корова с нами сидела в убежище, и папа убитый лежал на лавке. Наконец пришли к нам в убежище красные и дали нам сухарей и набрали снега. Мы вскипятили самовар для себя и для красноармейцев, потом приполз раненый, и когда он лежал у нас, то у него так и на спине остался отпечаток крови. Красноармеец ушел только в шесть часов утра, когда стемнело.

№ 126 Из сочинения ученика 9 класса железнодорожной школы № 9 Кругликова Владимира

21 декабря Красная Армия окружила немецких извергов. Они метались по всему городу и не знали, куда деваться от советских снарядов, которые точно настигали их. 30 декабря они начали отступать под натиском Красной Армии. Озверелые немцы стали жечь город. Они сожгли ул. Салтыкова-Щедрина и др. Изверги выводили семьи на улицу и целиком расстреливали. В бомбоубежища, где спасался народ, изверги бросали гранаты. Нас тоже выгнали. Собравши нас человек двести, они начали отбирать мужчин и на наших глазах расстреливать. После детей и женщин под охраной немецкого патруля повели в Комендатуру. Но я и еще несколько знакомых сумели убежать из строя. Все, кто пошел в Комендатуру, были расстреляны. В одиннадцать часов ночи немцы стали жечь лучшие здания города и взрывать свои склады и гаражи. Была ночь, но от пламени было [светло], как днем. Все озаряло [пламя].
Я вышел во двор и услыхал крики «ура!» Обрадовавшись, я прибежал домой и сказал, что идут наши войска. Действительно, вскоре после этого вошли в нашу комнату трое бойцов Красной Армии. Они спросили, нет ли немцев. Мы ответили, что нет. После пришли еще двое также напиться. Мы стали расспрашивать о Москве, Ленинграде и о нашем любимом Сталине. Старухи начали плакать. А бойцы говорят: «С сегодняшнего дня Калугу считайте советской». Наутро мы увидели, что немцы оставили сотни трупов. Это Красная Армия отомстила им за разорение нашего любимого города Калуги.

№ 129 Из сочинения ученика 6 класса средней школы № 1 Касперовича Анатолия

Утром в городе начали рваться снаряды. Немцы забегали, засуетились, стали заводить машины. Вдруг в коридоре послышалось громыхание сапог и стук приклада. В комнату вошел немец и что-то начал кричать, показывая на дверь и на ружье. Мы поняли, что он нас выгоняет, схватили пальто, немного хлеба и вышли на улицу. Нас погнали в каменный дом, где уже было много народу. Через час пришел офицер и сказал, что, кто выйдет на улицу, будет убит. В три часа пришли несколько немцев и начали нас выгонять на улицу прикладами. Всех согнали в колонну и погнали в Центральное кино. Там солдаты били и издевались над нами, отпускали только тех, кто работал у немцев и имел немецкие документы. Ночью все расположились спать на вешалках (помещении гардероба в кинотеатре). Многие хотели пить, тогда какой-то солдат принес грязного снега на фанере и обходил всех. Вдруг в кино попал наш русский снаряд, и кто мог, тот убежал. Утром пришел офицер и отпустил женщин и детей до двенадцати лет, потом отпустили [детей] до пятнадцати [лет]. Мы вернулись домой, а остальных пятьсот человек они расстреляли (сведениями о расстрелянных заложниках госархив не располагает - ГАКО). 30 декабря в город вступила Красная Армия.

№ 132 Из сочинения ученицы 7 класса средней школы № 3 Басовой Галины

Ожесточенно отбиваясь от наступления наших частей, немецкие войска всеми мерами пытаются задержаться в каждом из жилых домов. 29 декабря немцы поселились в нашем доме. Они навозили снарядов, мин, на третьем этаже установили пулемет. Они, как видно, собирались защищать каждый дом, но под сильным натиском нашей доблестной Красной Армии трусливые гитлеровские бандиты, «подмазав пятки», без оглядки бежали из Калуги. Во время бегства гитлеровские звери зажгли и взорвали наш дом.
В это время все жители нашего дома находились внизу, в одной из квартир. Я также находилась вместе со своими родными в квартире, где было много женщин с детьми. Но немецкие мародеры, несмотря на крики детей, не выпускали нас из квартиры, которая уже наполнялась дымом. Наконец, терпение кончилось, и жители с криком негодования взломали дверь. Увидя это, вшивые мародеры открыли по нам огонь из пулемета. Из нашего дома все, в том числе и я, избежали смерти. Но также были жертвы. Восемнадцать человек были убиты и засыпаны обломками взорвавшегося дома. Со слезами радости встречали мы нашу освободительницу Красную Армию. Сейчас невозможно передать те ужасы, которые пришлось пережить нам во время оккупации.

Книга «Война глазами детей» Сборник документов, Калуга, 1993. Тираж 2000 экз.
Государственный архив Калужской области (ГАКО)
На сайте выбраны наиболее сильные детские сочинения из книги архива ГАКО

■