Путь к Богу

«Время не ждет»

(Боголюбовский Крестный Ход)

- Знаю я вашего Христа, знаю! - кричала и хохотала одновременно.
Отец Иоанн резко повернулся к ней и громко спросил: - А меня знаешь?
Та уставилась на него злыми мутными глазами: - Знаю тебя, ты Иван.
Батюшка обрадовался и, повернувшись ко мне, перекрестился:
- Знают, слава Богу, значит не напрасно крест ношу!

Уже поздно вечером позвонила мама:
- Саша, звоню поздравить тебя с днём рождения. Это сколько же тебе лет исполнилось?
- Мамочка, всего пятьдесят один.
В трубке молчание, потом снова мамин голос:
- Сынок, это ты у меня уже такой старый? Но ты особо-то не расстраивайся по этому поводу и не раскисай. А, вообще, ты давно обещал приехать, мы с папой по тебе уже соскучились.

Гродно - прекрасный город юности, где время остановилось

Я обещал не раскисать и приехать в ближайшие дни. Всякий раз, когда собираешься куда-нибудь в отпуск, да даже и не в отпуск, а просто поехать родителей навестить, в душе невольно появляется чувство какого-то ожидания, интриги, что ли. И какая эта интрига, по большому счёту, неважно, возможно, это будет случайная встреча, или разговоры с попутчиками по вагону. Всегда ждёшь чего-то нового, интересного. Ты думаешь, вот, увижу как изменились знакомые улочки детства, а если вдруг повезёт, то пообщаюсь с кем нибудь из старых друзей.

Выходишь из поезда, идёшь по залитым утренним солнцем улицам. Впереди у тебя только четыре дня, и хочется много где побывать, посмотреть, послушать, но ты понимаешь, что денёчки на родине промчатся очень быстро и тебе не удастся выполнить даже десятую часть от задуманного. Неуловимая эта вещь, время. Только что приехал в свой город, а знаешь, что не успеешь оглянуться, а уже придётся возвращаться назад. Вот всегда так, можешь даже по часам следить за тем, как испаряются отпущенные тебе несколько деньков, а оно всё равно будет неумолимо мчаться, и от твоих поминутных взглядов на циферблат душе будет становиться только хуже.

Каждый возраст относится ко времени по-своему, в детстве нам очень хочется поскорее стать взрослыми, а время тогда тянется медленно-медленно. Но вот, наконец, мы вырастаем и уже никуда не торопимся, а время, словно нарочно, разгоняется всё быстрее и быстрее. Оно уже не идёт, и даже не бежит, оно летит, и ты летишь вместе с ним. Сперва это тебя пугает, и ты с ужасом фиксируешь каждый прожитый год, а поздравления с очередным днём рождения воспринимаешь как издевку. А потом смиряешься и перестаёшь обращать на него всякое внимание, и только иногда с недоверием переспрашиваешь:
- Что, уже снова Новый год?

В Гродно время течёт по-особому, оно в нём ощущается, будто это физическая реальность. Гродно - это какой-то странный город, в нём воздух, соединяясь со временем, словно превращается в вату. Ты живёшь в ней, дышишь ею, ешь вместе с ней, и даже спишь, утопая в «вате», словно в мягкой перине. Потому и жизнь проживается в славном, а некогда печальном городе Гродно, как один миг, не успел оглянуться, а вот уже новый десяточек разменял. И, главное, всё это так незаметно. Иногда только вырвешься из привычной временно́й ваты, посмотришь на себя в зеркало, ужаснёшься метаморфозам, и - обратно в облака…

Вообще-то я поздний ребёнок, и среди взрослых людей всегда считался маленьким, и тут вдруг мама называет меня стариком. Вроде, всё должно быть как бы наоборот, чем человек старше, тем ему твой возраст кажется чуть ли не детским:
- Что, тебе всего пятьдесят? Ой, да ты ещё и жизни не видел, вот до моих лет доживёшь, тогда поймёшь - что такое старость!
И в то же время слышу, как дочка говорит уже моей внучке:
- Ты, Лиса, счастливая, тебе в этом году всего только годик исполняется, а твоей маме уже целая четверть века!
Вот и разберись, кто ты такой, неопытный «юнец», который жизни не видел, или вымирающий мастодонт.

Наверно, в этом мире всё относительно. Каким ты себя сам считаешь, такой ты и есть. Разговариваю со старым знакомым, он мне рассказывает об одном замечательном поступке из своего недавнего прошлого: «Еду я, значит, автобусом на дачу. Все места заняты, я тоже сижу, а тут на остановке в салон поднимается старенькая такая бабушка, ей точно уже лет под восемьдесят. Ну, я, понятное дело, встал, уступил старушке место. Чего там для мужика семьдесят три, это ещё не возраст». Вот так получается, женщине под восемьдесят, она уже «старенькая такая бабушка», ему семьдесят три - и «это не возраст». Он мне рассказывает о своём героическом поступке. А я вспоминаю, как мне этой зимой тоже в автобусе девушка место уступила. Первый раз в жизни мне уступили место в общественном транспорте. И что обидно, сделал это не какой нибудь старорежимный воспитанный пионер, а молодая девушка лет двадцати. Поначалу я испытал некое подобие шока и начал, было, отказываться, но она оставалась непреклонна, пришлось подчиниться. Правда, через минуту, уже расслабившись и удобно усевшись в кресле, подумал: - Ну, и ладно. В любой ситуации, кроме минусов, нужно замечать и плюсы. Вот, пожалуйста, можно ехать в переполненном автобусе, сидеть и спокойно смотреть в окошко.

Но Гродно - это город, где немедленно забываешь о возрасте. И не случайно. У нас в России, и, наверно, не только в России, там, где сегодня находится магазин, завтра, вполне возможно, будет работать парикмахерская, или наоборот. Как начнёшь вспоминать, что и где открывалось за последние годы, как менялись арендаторы, так пальцев не хватит всех посчитать. В Гродно всё совсем не так. Я уже тридцать лет как уехал из родного города, но стоит вернуться, и можно ходить по его улицам с закрытыми глазами. Всё стоит на привычных местах. Магазины остаются магазинами, не меняются даже названия. Если в этом подвальчике тридцать или даже сорок лет назад торговали книжками, так будьте уверены, сегодня там продолжают торговать всё той же продукцией, меняется только ассортимент. Наверно, это одна из причин почему исчезает в Гродно ощущение времени. Идёшь по улице, ага, вон твоя школа, а рядом знакомая столовка, так и хочется по привычке за мороженым заскочить, оно здесь какое-то особенное. В этом году специально зашёл на почту, когда-то здесь на втором этаже, как раз над почтой, жил мой друг. Просто я недавно побывал там во сне, и даже запомнил, какой у них интерьер. Друга уже нет, а интерьер, вроде всё тот же.

Иду дальше, по правую руку - старинный францисканский монастырь. В своё время мы с пацанами забирались сюда на хоры смотреть орган. Решил зайти, когда ещё представится такая возможность. Захожу тихонечко, чтобы не шуметь. В храме идёт отпевание, и одновременно служится литургия. В этот момент пан ксёндз стал произносить проповедь. Я прошёл вперёд, сел на лавку и прислушался. С удивлением отмечаю: - Ого, я ещё прилично помню польский.

Перед алтарём на возвышении стоит закрытый гроб, над ним два перекрещенных чёрных флага. Чья-то окончившаяся земная жизнь. Снова вспомнился сон. В этом году, как раз перед большой родительской, снится мне, будто я умер. Вот так, внезапно, душа покидает тело, и наступает осознание, что всё, не увидеть тебе больше тех, кого любишь; что уходишь, не успев ни с кем попрощаться, никому ничего не сказав. Помню, как всё внутри наполнилось горькой тоскою, и от этого чувства во сне я заплакал. Потом снова мысль, ну, правильно, вот ты сейчас умрёшь, а кому служить, всё же родительская, народу соберётся… Проснулся и поблагодарил Бога, что это только сон, но с тех пор, всякий раз, как отпеваю или вынимаю частичку за усопшего, вспоминаю пережитое во сне, и молюсь с сопереживанием.

Выхожу из костёла с беззаботностью отдыхающего человека и иду дальше, полный энергии и сил. Каждый год замечаю, как меняются люди, живущие в моём городе. Ещё в прошлый раз обратил внимание, что появилось необычно много высоких девушек. Может, и не только девушек, но на ребят я внимания не обращаю. Помню, как в кафе даже задал вопрос официантке:
- Отчего это вы так буйно растёте?
Чем явно поставил девушку, точно такого же высокого роста, в неловкое положение. - Знаете, - произнесла она в растерянности, - я как-то об этом не думала. Но если у нас здесь что-то и происходит, то, скорее всего, виновата в этом наша белорусская картошка, - и улыбнулась мне очаровательной улыбкой.
Я иду по городу моей первой любви. Вокруг меня места, все такие до боли знакомые. Начало лета, распустились цветы и красивые молодые пары за ручку друг с другом, прогуливаются рядом со мной. Так и ждёшь, что вот сейчас из-за угла вон того дома выйдет тебе навстречу та, из-за которой ты впервые в далёкой мальчишеской жизни потерял сон и аппетит. Интересно, о чём бы мы стали говорить?
Вечером всё в том же лирическом настроении возвращаюсь домой. Подхожу к своему подъезду и вдруг слышу откуда-то сверху: - Эй!
Сперва я не понял, кто там меня зовёт, и, вообще, меня ли зовут, но посмотрев вверх, увидел на пятом, самом последнем, этаже родительского дома маленькую девочку. Она стояла на балконе и махала мне ручонкой:
- Эй, дедушка, здравствуй! Я тоже помахал ей в ответ:
- Здравствуй, маленькая ласточка!
Потом слышу голос взрослого человека, наверно, мама:
- Доча, с кем ты там разговариваешь?
- Мамочка, там внизу на улице дедушка. Он такой ст-а-а-а-а-ренький, с-е-е-е-е-денький. Ж-а-а-а-лко дедушку.
Древняя мудрость: устами младенца глаголет Истина. И всё, всё тут же стало на свои места, вместо увлекающегося молодого человека я снова увидел себя таким, какой есть на самом деле. И стало стыдно, что позволил себе забыться и даже поглядывать в сторону молодых девчонок. Спасибо тебе, маленький ангел с небес, вернувший меня на землю.

Когда снова садишься в вагон поезда, везущего тебя обратно, почему-то уже не испытываешь никакой интриги, хотя твои попутчики могут оказаться очень и очень интересными собеседниками. Обратная дорога известна и неизменна. Всё в ней буднично и просто, нет ожидания сказки, есть только одно желание - скорее бы домой.

Перед глазами снова картинки из увиденного, отпевание в костёле, разговор с пастором в лютеранской кирхе, город моей юности, наполненный светом и тишиной. И снова, в который уже раз, в ушах звучат слова той малышки: «Ж-а-а-а-лко дедушку». Нет, маленькая, не нужно меня жалеть, ведь я прожил свою жизнь и получил драгоценный опыт добра и зла, который навсегда останется со мною. А время, да, оно неумолимо ведёт человека к смерти, и ничего с этим не поделаешь. Таков закон, ты пришла, а я должен уйти и освободить тебе место на земле…

Шли по Небу и по земле, в клубах пыли и потоке мира

Утром пересекли границу, и на мобильник посыпались сообщения, в одном из них читаю: «Дорогой батюшка, вам надлежит такого-то числа прибыть для участия в ежегодном крестном ходу в Боголюбовский монастырь». Вот это новость, - я ещё никогда прежде не ходил в этом крестном ходу! В прошлом году от нас в нём участвовал мой друг отец Виктор. Тот год был ещё жарче, а идти священникам приходится в полном облачении и в камилавках. Батюшка тогда заезжал к нам за голубыми одеждами, как всегда в приподнятом настроении, шутил, смеялся, а вернулся со сбитыми в кровь ногами, жалким и несчастным. Священническое облачение, из небесно-голубого ставшее серо-грязным, тогда же немедленно отправилось в стирку (скорее - в химчистку?)
- Батя, невозможно идти по такой жаре, а ещё эта пыль от автомобилей, ты постоянно вынужден ею дышать, а она садится тебе на руки, лицо, одежды. Просто пытка какая-то.

Прочитав сообщение и вспомнив слова своего друга, я испытал искушение, зачем идти мучиться по жаре? Стоит только сослаться на плохое самочувствие, всё равно проверять тебя никто не станет. С другой стороны, ведь это благословение епископа, твоего духовного наставника и отца, призыв помолиться вместе с ним, тем более, что и он во время хода точно так же будет идти по раскалённому асфальту, а одежд (риз - по-гречески) на нём ещё больше, чем на простом священнике.

Крестный ход хоть и начинался вечером, но солнце всё ещё палило немилосердно. Прибывающее священство облачалось и, по мере прибытия, выстраивалось в две шеренги друг напротив друга. Навскидку, нас съехалось человек семьдесят. Пока мы стояли, постоянно подходили и подъезжали крестоходцы, у многих по обычаю на груди висели иконки. Чудотворный образ Пресвятой Богородицы Боголюбской, в честь которой и собирался крестный ход, находился здесь же в колокольне под аркой. Рядом с ней виднелись казаки в синих мундирах и солдаты, им предстояло, меняясь, нести икону до самого Боголюбского монастыря. Отдельно от всех стояли несколько хоругвеносцев, правильнее их нужно было бы назвать «знаменосцами», потому что в руках у них были не хоругви, а знамёна. На некоторых изображены иконы: Спаса, Спаса в силах и Пресвятой Богородицы. Потрясающей красоты огромные полотнища, каждое из которых нёс один человек.

А люди всё подходили и подходили. Наконец, в назначенное время из храма, помолившись, вышли владыки в сопровождении архимандритов и митрофорных протоиереев. По стечению обстоятельств, я оказался совсем рядом с ними. Правящий архиерей подаёт возглас, и, словно звук фанфары, раздаётся, подхватываемое сотнями голосов: «Слава Тебе Бо-о-о-же наш, сла-а-а-ва Тебе»! Это призыв к движению, и перекрестившись, мы трогаемся в путь. Поначалу, только-только отправившись, узнавая, приветствовали друг друга:
- Батюшка, благословите!
- Отче, прошу молитв!
Но приветствия и сторонние разговоры скоро умолкли, и мы пошли молча. Сразу же за нами в колонне двигался большой сводный хор, состоящий из несколько клиросов, а уже за певчими и остальной народ. Людям не слышно, что поёт хор, поэтому они самостоятельно распевают краткие молитвы и припевы, кто-то читает акафист Пресвятой Богородице.

Идём. Очень жарко, пот из-под камилавки заливает лицо. Рядом с нами проезжают многочисленные автомобили, люди, часто голые по пояс, открывают окна и снимают крестный ход на мобильные телефоны. Из машин доносится громкая ритмичная музыка, в каждом окне она своя. Музыка всякий раз диссонансом вторгается в сознание, но ты идёшь, молясь краткой молитвой, и музыкальный шум остаётся где-то там, снаружи, и после мелодии не липнут, как обычно, а исчезают вслед за их хозяевами. Справа, рядом с нами по обочине дороги, люди почти что бегут. Казаки постоянно их отсекают и просят идти сзади духовенства, но многие, несмотря ни на что, пробираются сбоку к голове крестного хода.

Останавливаемся, читаем Евангелие и следуем дальше. Во время остановки от раскалившегося асфальта нестерпимо разогреваются подошвы обуви, и ты невольно пританцовываешь.
Рядом, регулируя движение, идёт милиционер с рацией:
- Этого ещё нам не хватало, - поворачивается он ко мне с досадой, - впереди сбили мотоциклиста, сейчас будет пробка.
И действительно скоро, не так далеко от нас, замаячил хвост из множества стоящих автомобилей. И почему-то снова пахнула мёдом, а потом ещё чем-то таким знакомым, но еле уловимым запахом, немного напоминающим корицу, но только с горчинкой.

Мы выходим из города, спускаемся с горочки, а потом поднимаемся вверх. Мне хорошо видно тех, кто идёт впереди, многочисленные хоругви, передвижную звонницу, колонну священников.
- Посмотри назад, - это сказал отец Иоанн.
Оборачиваюсь и вижу владык, идущих в окружении огромных икон - знамён, а за ними кажущееся безконечным море людей. Оказывается, к нам присоединились крестоходцы, только что пришедшие из Киева, подошли паломники из Беларуси и с юга России. Крестный ход, растянувшийся, как минимум, на километр, приближается к автомобильной пробке, сейчас мы остановимся, но, о чудо, машины двинулись вперёд, а мы вошли в Боголюбово. Боголюбово далеко не Владимир, хоть и находится совсем рядом. Мы движемся в сплошных клубах пыли, идти тяжело, каждый шаг даётся с большим трудом. Вдоль дороги, как и везде, выстраиваются любопытные, нас фотографируют, кто-то снимает на камеру.

В самом монастыре нас встречали квасом с мягкими булками, вот где мы попили! Потом я бегал среди встречающих, собирая отцов, что поедут вместе со мной назад в одной машине. И всякий раз, пробегая по узкой дорожке, задевал подрясником бабушку схимницу, уж больно неудобно она расположилась. Останавливался, из вежливости просил у неё прощения и бежал дальше. И всякий раз она пыталась что-то сказать мне в ответ, но не успевала. Наконец раз на десятый при моём появлении она привстала со стульчика и поймала мои руки своими старенькими ладошками.
- Батюшка, дорогой, не переживай ты так, я вовсе не обижаюсь, а ты всё извиняешься и извиняешься. Это вы меня простите, что всем мешаю. И так до́бро она на меня посмотрела.

Подобие времени существует для нас и в вечности

Поздно вечером я возвращался в одиночестве домой, а сам в мыслях всё продолжал тот наш разговор с маленькой девочкой, стоящей на балконе родительского дома.
- Ты знаешь, маленькая, а я ведь неправильно тебе сказал, что время неумолимо приближает нас к смерти. Нет, не к смерти оно приближает нас, а к Небу. Там исчезает власть астрономического времени, минут и секунд, и там никто не умирает. Мы несовершенны, а потому некое подобие времени существует для нас и в вечности, но только меряется оно там чем-то совсем другим. Чем? Да вот, может этими сменяющими один другого запахами мёда и корицы с горчинкой, и должно быть чем-то ещё, очень и очень важным. Веду машину, а передо мной всплывает лицо только что встреченной мною старенькой бабушки-схимницы. И я, обрадовавшись внезапному открытию, восторженно кричу:
- Знаю, знаю, малышка! Ещё светом добрых и безконечно любящих глаз!

Священник Александр Дьяченко
Рассказ «Время не ждет» опубликован: 14.07.2011 - pravmir.ru/vremya-ne-zhdet

02.08.11   Священник Александр Дьяченко:   Я был [на боголюбовском крестном ходе] 30 июля 2011, владыки шли вместе со всеми. Мы дошли до [Свято-Боголюбского] монастыря, а потом все разъехались, было уже поздно. Потом в течение нескольких дней шло празднование 900-летия святого князя Андрея Боголюбского. На тех мероприятиях я не был...
Скажу только, что владыка Евлогий (правящий архиерей Владимирской епархии) - человек реально святой жизни, святых мыслей и достойных поступков. Совершенно нестяжателен, молится при любой возможности, критерием собственных поступков ставит Евангелие. Немстителен. Прозорлив. Если понимает, что кого-то обидел, испрашивая прощение способен стать на колени, даже перед самым маленьким человеком. В быту скромен, питается по монашескому уставу. Болен тяжёлой формой сахарного диабета. Очень любит участвовать в крестных ходах, идёт от начала и до конца, невзирая на возраст и погоду. Очень высоко ценит архиерейский сан, как продолжение апостольского служения. Постоянно помнит, что за своё служение будет отвечать перед Господом.
Радушный и хлебосольный хозяин, гостей всегда старается уважить и накормить.
03.12.13   только радость от чтения ваших рассказов - людмила
02.11.18   Спасибо, огромное Спасибо, пишите еще.

«Как люди»

А на земле подлинная радость даётся только на мгновения,
чтобы мы знали, какая она на самом деле…

Кто из нас не любит поспать? Я таких ещё не видел. Нет, конечно, кто-то, может быть, и хотел бы поспать подольше, но не спится, кого-то совесть мучает, а, у кого возможности нет. Но, что бы, «не любить», таких не встречал. И в тоже время, человек создан для движения. Потому, что движение - это жизнь. И, вот, как тут совместить человеку две таких несовместимых стороны бытия? Казалось бы, невозможно, ан, нет, есть такие находчивые люди, которые ходят и спят одновременно, и мы их называем «лунатики». Конечно, это шутка, на самом деле, быть лунатиком - очень проблемно, особенно если ты молодой человек и тебе нужно идти служить в армию. Одно дело служить в небольшом коллективе, где все знают о твоих «тараканах» и относятся с пониманием. И совсем другое - жить в помещении, где располагается учебная рота человек в 150. Да, и с оружием тоже будет непросто. Пошли лунатика в караул, и жди от него сюрпризов. Поэтому таких ребят обычно стараются предварительно подлечить, и уже потом призывать.

Сын одной нашей прихожанки получил повестку из военкомата на предмет призыва в армию. Он учился в институте, но, что-то там у него не заладилось, и встал вопрос о его отчислении. Парня ещё не отчислили, а документы в военкомат уже отправили. И просит меня его мама:
- Батюшка, не мог бы ты похлопотать перед военкомом, чтобы моего сына направили служить в какую-нибудь маленькую часть, - есть проблема, мальчик - лунатик.

А я, как раз, незадолго до этого слышал, что в соседней с нами области есть такая воинская часть, где службу проходят православные ребята. Что, если нам съездить туда на разведку? Вдруг удастся пристроить нашего лунатика в верующий коллектив. И мы поехали. Оказалось, что находится она в Арсаках, это совсем недалеко от Сергиева-Посада. На территории воинской части, словно, некий духовный анклав, располагается мужской монастырь. На проходной военные, посмотрев на мой крест, пропустили нас без лишних вопросов, и мы проехали к монастырю. Правда приехали в несколько неудобное время, здешние монахи молятся или ночью, или рано утром, поэтому, когда стали искать тех, кто бы мог показать нам монастырь и рассказать о православном воинстве, никого не нашли, все отдыхали. Но Господь нас не оставил и послал ангела, в виде старенького батюшки в подряснике и с белым крестом на груди. Дедушка что-то ворчал по поводу вечно не вовремя приезжающих паломников, но как человек добрый, не мог всё время бурчать, и, в конце концов, стал рассказывать о монастыре.

А монастырь знатный, именно здесь подвязался известный старец преподобный Алексий Зосимовский, руке которого был доверен жребий на выборах патриарха в 1917 году. О самом же основателе монастыря преподобном Зосиме мало что известно. Зато, когда мы вошли в храм и батюшка повел нас к его мощам, все одновременно почувствовали насыщенный запах цветочного мёда. Наверно свечи пахнут, подумал я. Вентиляция слабая, вот и остались стоять запахи с утренней службы. Но чем ближе мы подходили к мощам преподобного Зосимы, тем сильнее ощущался этот запах, а когда монах открыл раку, то, словно, все запахи радостного лета наполнили храм. Честное слово, не доставало только пения птиц.

Узнали мы, что в часть, где служат православные ребята, просто так не попасть, нужно предварительно пройти массу согласований, прописаться при Троице-Сергиевой Лавре, и уже призываться Сергиево-Посадским военкоматом. Короче, заранее надо было безпокоиться. И потом, ребята служат не в одном, а во многих подразделениях этой части, но имеют возможность посещать храм, участвовать в богослужениях, и даже учиться в музыкальных учебных заведениях. Кстати, хор там знатнейший.

Возвращаясь из монастыря, мы решили заехать к преподобному Сергию. Тем более, что Лавра совсем рядом. И уже минут через сорок входили в монастырь. Людей, как обычно, было много, и в Троицком храме, у мощей Преподобного, - тоже. Но мы смогли пройти приложиться к раке, и остались стоять здесь же, возле столпа. В этом храме можно стоять и молиться до безконечности. В нём даже сама атмосфера какая-то «густая», так что, можно «опереться» на воздух и застыть. Тело не устаёт, кажется, сутки можно простоять, не сходя с места. Я люблю наблюдать за молитвой моей матушки возле мощей Преподобного, она может длиться часами.

А в этот раз я словно услышал, - стой и никуда не уходи, - и не ошибся. Монах, но уже другой, подошёл к раке и, остановив движение к мощам, стал её открывать. Матушка толкает меня в бок: - Иди, быстрее. Я не заставил её повторять дважды, и быстро проскользнул к мощам за спиной у монаха. Моему примеру немедленно последовали ёще двое случившихся здесь же батюшек. И хотя всех людей отвели в сторону, нам, священникам разрешили остаться. Это был добрый знак. Я стоял и молился. Обращаюсь к монаху:
- Батюшка, благослови приложиться.
Тот отвечает: - Погоди. Люди приложатся, потом вы.
Кто такие «люди» он не сказал, но ждали мы их долго.
- Может, мы, всё-таки, приложимся, да отойдём?
- Подожди, - устало отвечает монах, - я же сказал, люди приложатся, потом вы.
Ещё минут через пять появились большие судейские чины, лицо одного из них мне было хорошо знакомо по телевизионным новостям. Остальные были его коллеги из европейских государств. Наш подошёл первым и, как положено, трижды перекрестясь, с чувством приложился. Кстати, после этого, я его зауважал. Остальные «люди» к мощам прикладываться не стали, только, подобно другим туристам, с интересом заглядывали в раку. Я побоялся, что монах забудет про нас и не исполнит обещания. Потому не стал ждать особого приглашения, и сразу же последовал за иностранцами. Монах не препятствовал. Как же я его в тот момент полюбил. Потом до меня дошло, вот, позволь бы он нам сразу же приложиться, и отойти, то и не провели бы мы столько времени рядом с открытой ракой. Спасибо тебе, добрый человек.

Отец Олег, мой близкий друг, выпускник семинарии при Лавре, рассказывая о знаменитом монастыре, неожиданно спросил:
- Слушай, бать, а ты был в палате, где ещё царь Иоанн Грозный обедал?
Узнав, что я там ни разу не был, и даже не подозреваю о её существовании, батюшка велел мне непременно там побывать, и даже, более того, отобедать в ней.
- Вообще-то, раньше там принимали только важных гостей, политиков, а сегодня, при желании, можно пообедать даже обычным людям. Конечно, обо всём нужно заранее договариваться. Но, самое главное, к обеду можно пригласить певчих из знаменитого лаврского хора. Ты же знаешь, как они поют, всю душу переворачивают.
Я стал было отказываться:
- Что ты, отец, мы никогда себе ничего подобного не позволяем, мы слишком простые люди, чтобы вот так. Обычно заходим там же на территории в «стекляшку», берём чайку, коврижку медовую, и ничего больше не нужно.
- Да, ладно тебе, батя, что мы, не люди что ли? Короче, в следующем месяце приглашаю тебя с матушкой на мои именины, отобедать в царскую палату.
Прихожу домой и передаю супруге разговор с другом.

Я передал матушке предложение отца Олега отобедать в палатах, а она меня спрашивает:
- Как же я смогу обедать под пение лаврского хора, я же обязательно заплачу? Да, и как можно жевать под такие песнопения?
- Ну, видишь, отец Олег говорит, мол, что мы «не люди» что-ли, не можем себе позволить… в царских палатах?
Матушка подошла ко мне вплотную и смотрит в глаза:
- Батюшка, я не хочу приезжать к Преподобному, «как люди», я хочу, как все.
- Перед именинником неудобно, ты бы видела, как он радовался своей идее, откажемся - обидим человека.
- А мы не станем отказывать, мы помолимся, а дальше - на всё воля Божия.

В назначенный день едем с друзьями в Лавру и читаем акафист преподобному Сергию, на душе скверно, и вдруг звонок. Звонит отец Олег:
- Бать, прости Христа ради, но всё срывается, мне срочно нужно уехать, может, вы без меня там пообедаете, я вам сейчас телефон сброшу, договорённость есть.
- Слава Тебе, Господи! - Нет, нет, батюшка, мы без тебя никуда не пойдём, не обессудь, но это твои именины и без тебя мы праздновать не станем. Так что, давай, отложим до следующего года. - И словно камень с души свалился.

И мы, как люди, зашли в храм к преподобному Сергию, приложились к мощам, слушали акафист. Потом гуляли по монастырю, а когда захотели поесть, зашли в маленькое кафе. На прилавке чего только не было: и пироги, и кулебяки, и любимые нами медовые коврижки. Так что обед получился на славу. Рядом с нами пили чай две бабушки, и я с удовольствием слушал их малоросский говорок, потом зашла молодая пара с ребёнком, и тоже заказали чаю. На душе было покойно и уютно.
Я наблюдал, как народ заходил и выходил, что-то покупал, о чём-то говорил. Люди самые разные, бедные и не очень, молодые и старые, здоровые и немощные. И всех объединяет желание приехать к Преподобному, помолиться у его мощей, почувствовать наше с ним единство. И понимаешь, что Преподобный Сергий Радонежский собирает к себе вот этих самых простецов, потому, что и сам был простецом, не прикасавшемся к золоту. Как хорошо, однако, ощутить себя частью этого единства, не выделяясь из общего потока, и оставаясь таким же, как все.

А что касается того студента-лунатика, то после нашей поездки в Арсаки и Лавру, я просил военкома, по известной причине, отправить нашего юношу служить в какое-нибудь небольшое воинское подразделение. Военком, настраиваясь на то, что я стану «отмазывать» моего протеже, был приятно удивлён, что студент не ищет уклониться от службы в армии, и попросил принести его личное дело. Просмотрев документы, офицер стал размышлять вслух:
- Если мы не призовём его сегодня, то к следующему призыву он уже успеет восстановиться в институте. Знаешь что, батюшка, давай поступим следующим образом, мы не станем призывать его сейчас, пусть учится. И ещё, - он доверительно наклонился к моему уху, - передай ему от меня: порядочным быть выгодно.
Так я и сделал, и утром следующего дня мы служили в храме благодарственный молебен.

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Как люди» опубликован: 10.12.2009 в жж alex-the-priest.livejournal.com

«Вперед в прошлое»

Пришла пора возвращаться к духовным корням…

Батюшка! - радуется, - моя староста, - к нам гости. И бежит из трапезной навстречу к отцу Нафанаилу. Он у нас гость, к сожалению, редкий. Потому всякий раз его приезд превращается в событие для всех, кто его знает и любит, а не любить его невозможно. Просто, вы его не знаете, а то бы точно так же радовались его приезду, как и мы. Отец Нафанаил человек огромных размеров и большого сердца. Внешность его весьма колоритна, а сам он по-детски наивный, доверчивый и совершенно беззлобный человек. Общаясь с ним, начинаешь верить, что сердце способно занимать большую часть человеческого тела. Не имея систематического образования, но обладая поразительной памятью, он превратился в энциклопедиста сегодняшних дней. Кажется, нет такого вопроса, в обсуждении которого батюшка не мог бы принять участия, но особым его коньком, любимым детищем, стало старообрядчество. Не знаю, есть ли сегодня специалисты, знающие эту тему лучше, чем наш отец игумен. Разумеется, что в округе все антиквары и букинисты его лучшие друзья. Как только где-то появляются дореволюционные издания старообрядцев, первый звонок, естественно, ему. Благо, что в нашей местности, во всяком случае, раньше, старообрядцы селились во множестве.

Как-то в разговоре со мной он спросил:
- Батюшка, ты действительно не знаком с отцом Лаврентием?
Нет, конечно же, я и раньше был наслышан об этом человеке, настоятеле старообрядческого храма, находящегося в нашем благочинии, но в живую никогда не встречался.
- Ты, же миссионер, отче, и для тебя это непростительно. Так что готовься, я тебе позвоню, и мы обязательно к ним съездим.
Ехать в гости и без подарка, неудобно, поэтому соображаю, чтобы такое можно было им подарить? И вспоминаю, что на днях мне принесли старинную книгу. Это была богослужебная минея, не представляющая для нас особой ценности. Стал смотреть, книга очень старая, видно, что реставрировалась, где-то уже в середине 18 века. Но, главное, издана она была ещё до времени патриарха Никона. Продавать подарок я никогда не стану. Менять её на что-то ещё? Я не любитель. Пожертвовать в местный музей? Зачем? Пускай книга возвращается к тем, кому она нужна. Тем более, что когда-то она им и принадлежала. Поэтому, когда отец Нафанаил предупредил меня:
- Завтра заезжаю за тобой, и едем к отцу Лаврентию, то не стану скрывать, я обрадовался предстоящей совместной поездке.
Батюшка заходит в трапезную, всех благословляет и обнимает.
- Ой, нет, дорогие, спаси вас Бог, чай с отцом Александром мы будем пить в гостях.
Я беру большой старинный фолиант, и мы садимся в его «Волгу». Через некоторое время машина въезжает в N, долго ещё крадёмся узенькими дорожками между частными домами. Вот и нужный нам дом, обнесённый высоким забором. Стучим, и нам открывают.

Встречает нас сам отец Лаврентий, энергично вышагивая навстречу. Хозяин дома, пожилой уже крепыш, среднего роста, с седыми удлинёнными волосами и отрытым взглядом пронзительных глаз. Отец Нафанаил представляет ему меня, а тот в свою очередь знакомит нас с диаконом Константином.

Диакон - прямая противоположность отцу Лаврентию. Небольшого роста, сухощавый, и от этого кажущийся выше ростом. Прекрасное лицо аскета, если бы я писал образ древнего святого, то непременно бы просил его позировать. Его взгляд - взгляд интроверта. Он смотрел на меня, но казалось, что продолжает смотреть в самого себя, не позволяя новым впечатлениям нарушить его внутреннее равновесие. Знакомясь с отцом диаконом, вспоминаю, что лицо его мне уже знакомо. Года за четыре до этого мы с ним встречались. Как-то, проезжая по улицам N, я увидел храм, о существовании которого раньше не подозревал. Мне объяснили, что этот храм принадлежит старообрядцам-поповцам. Вот в нём-то мы и познакомились с отцом Константином. Храм ещё восстанавливался, и меня тогда удивило, что работал он в нём один. В течение почти десяти лет, с небольшой группой помощников, человек строил храм. В памяти об этой встрече у меня осталось ощущение его одиночества и отчуждённости от мира. И, вот, теперь мы снова пересеклись. Кстати, в своё время Константин играл в народном театре. Я знаком с женщиной, которая тоже была участником их труппы. Она хорошо отзывается о нём, и всё вспоминает, как он однажды объявил: «пришла пора возвращаться к духовным корням». После этого будущий диакон оставил театр, работу в совете городских депутатов и ушёл сторожем в молельный дом. И в эти же дни он начинает строить храм.

Нас усадили за стол, говорил и всем командовал отец Лаврентий. Немедленно одна из бабушек и отец диакон, духовное чадо отца Лаврентия, стали носить угощения, самые простые: варёную картошку, солёные огурцы и капусту. Открыли баночку шпрот, а на середину стола хозяин поставил запотевшую бутылку водки. Я, будучи наслышан о неприветливости старообрядцев, наблюдал за приготовлениями, и ждал, будет ли кто-нибудь, кроме нас отцом Нафанаилом, садиться за стол. Но мои опасения оказались напрасны, сел и отец протопоп и отец диакон, только последний ел очень мало, и к рюмке только прикладывался, но пить не пил.

Отец Лаврентий оказался интересным собеседником, однако выпив пару рюмочек, попытался было начать богословский спор, и стал нахваливать приснопоминаемого протопопа Аввакума. Слушать это было скучно. Заметив, что гости загрустили, отец протопоп сменил тему, и я понял почему мой друг так любит общаться с хозяином этого дома. Напротив меня сидел удивительный рассказчик, и человек до самозабвения влюблённый в отечественную историю. Отец Нафанаил тут же подключился к разговору, и я слушал их диалог, точно так же, как слушаю весенним утром, по дороге в храм перекличку соловьёв - с наслаждением.

Потом нас пригласили посмотреть домовой храм, его иконы. Несколько икон были, действительно, интересными, но не настолько, как я ожидал увидеть у почитателей старого обряда. Выяснилось, что несколько лет назад этот частный дом, перестроенный под храм, был ограблен неизвестными. Вынесли несколько десятков икон, среди которых были и старинного письма. Вспоминал об этом старик с болью. Здесь же я впервые увидел «тощие» свечи. Это старинные пудовые восковые свечи, практически не зажигаемые на службах. И стоят они больше для украшения, зато и производят своими размерами колоссальное впечатление.
- Отец Лаврентий, а отец Александр привёз вам с отцом Константином подарок. Вот, просим взглянуть, - и батюшка Нафанаил предложил мне самому достать книгу из пакета.
Когда старый священник взял книгу в руки, открыл её и стал листать, то я увидел, как он весь внутренне подобрался, и чуть дыша, стал гладить ладонью по страницам, восстановленным древним реставратором. Он что-то говорил, но так тихо, что я ничего не расслышал. Хотел было переспросить, но потом догадался, человек разговаривал с книгой. Наконец он произнёс:
- Это книга будет одной из самых чудесных в нашей коллекции, посмотрите на эти страницы, с какой любовью наши предшественники их восстанавливали, как искусно проведена замена пришедших в негодность частей листа.

Всё внимание протопопа переключилось на мою персону, уже мне, а не отцу Нафанаилу, он стал рассказывать об иконах их храма, крещениях, венчаниях, и ещё много о чём, просто, я уже всего не помню. Потом он расспрашивал меня о храме, в котором я служу, и обо мне самом.
- Отец Александр миссионер нашего благочиния, - вставил мой друг, - и лица старообрядцев мгновенно изменились.

Как миссионер!? А почему же ты нам такую ценную книгу привёз? Почему не обличаешь и не убеждаешь нас переходить в единоверчество? Вопросы сыпались градом. Я помню, каким испытующим взглядом смотрел в ту минуту на меня диакон Константин. На самом деле, они недоумевали. В их понимании миссионер - это тот человек, который по своему положению обязан противостоять влиянию старообрядчества, а не дарить им такие подарки. Действительно, до революции всё так и было, и миссионеров по епархиям назначали чаще всего для этой цели.

Но сегодня-то уже всё не так. И я стал объяснять, что нам со старообрядцами никак нельзя враждовать. А воюем мы всё по старой памяти, продолжая видеть друг в друге противников, хотя давно уже стали естественными союзниками. Общаясь со старообрядцами, я пришёл к выводу, что в отличие от них, мы живём уже иным мировосприятием, а они задержались в прошлом. Наши священники, ещё недавно в большинстве своём, не знающие веры, не видят в старообрядцах врагов, мы не помним времени противостояния с ними, тем более, что в нём было больше политики, а не вероучительных расхождений. Старообрядческое священство, а это всё чаще, потомственное священство, видят в нас только опасных «никониан». Так когда-то учили их деды и прадеды, так по инерции продолжают считать и их потомки. Старообрядцы, как никто, чувствительны к любым недружественным в их адрес выпадам с нашей стороны, потому, что продолжают их ждать, и им становится неуютно, когда их нет. Ведь, если есть гонения, то известно как нужно на них реагировать. Понятно кто есть враг и отработана система противодействия, а когда нет нападок, то и ответная позиция становится непонятной, а это дезориентирует.

Мы сидели за столом, всё больше говорили отцы Нафанаил и Лаврентий, я только иногда позволял себе вставлять небольшие междометия. Отец диакон не говорил вообще, периодически вставая, для того, чтобы поменять тарелки, или поставить на огонь чайник. Его взгляд всё больше был направлен в стол, или на башмаки. Я понимал, что он молился, и только начальственные распоряжения отца настоятеля отрывали его от этого занятия.

Через несколько месяцев встречаю в метрополии своего друга:
- Помнишь, мы у старообрядцев познакомились с диаконом Константином? На днях он принял постриг с именем Сильвестр. У них, вообще, монашество не очень-то распространено, потому, что сопряжено с большим молитвенным правилом и числом поклонов. Поэтому он переживал и долго не мог решиться на постриг, хотя внутренне уже, несомненно, был готов. Он меня, помню, даже, как-то, спрашивал:
- Трудно быть монахом?
- И что ты ему ответил? - Если действительно вставать на этот путь, то монашество, как и всё остальное в Церкви, это, безусловно, подвиг. А разве добросовестное служение священника не подвиг, а регента, а псаломщика?
И, буквально, в эти же дни мы узнали, что собор старообрядцев - поповцев выдвинул новопостриженного священноинока Сильвестра на поставление во епископы своей иерархии.

Вскоре после того, как Сильвестр уже стал епископом, мы с отцом Нафанаилом, будучи проездом в N, заехали к отцу Лаврентию. И только что новопоставленный епископ, точно так же, как в своё время простой диакон Константин, оставаясь чадом своего духовного отца, и исполняя послушание, обслуживал нас за столом, подавая нехитрые закуски и подливая в чашки горячий чай.

В сентябре того же года в Егорьевск привезли мощи самого святого покровителя города, великомученика Георгия Победоносца. Отец Нафанаил предложил мне съездить приложиться к святыне и посмотреть крестный ход, который будут совершать старообрядцы по Егорьевску от своей церкви в наш православный храм, где им разрешено отслужить молебен перед мощами святого. Событие для наших мест значимое, помолиться у мощей, и одновременно посмотреть на старообрядческий крестный ход собрались многие местные краеведы, историки и журналисты.
По дороге в Егорьевск мы с отцом игуменом предварительно заехали к его друзьям в N узнать время начала крестного хода. И здесь я стал очевидцем позабавившего меня зрелища. Все ждали епископа Сильвестра, а он запаздывал, время ехать, а его всё нет. И вдруг из-за переулка появляется велосипедист в кепке с огромной развеваемой ветром на обе стороны бородой. Эх, ну вот, почему в такой момент никогда не бывает под рукой фотоаппарата!?
- Бать, - спрашиваю отца Нафанаила, - а как нам с тобой быть? Пускай мы и не признаём эту иерархию, но всё-таки по их меркам это епископ, и нам, проявляя элементарное уважение, нужно бы взять у него благословение, что делать? Батюшка подумал и сказал:
- Знаешь, если меня простая бабушка благословит, то я ей только спасибо скажу. А в этой ситуации давай проявим мудрость и любовь, потому, что любое наше доброе слово и действие в их адрес только подтвердит, что мы им не враги. И время противостояния уже давно закончилось.
Владыке Сильвестру благословлять было в новинку, потому я и получил от него ощутимый тычок по зубам. Про моего товарища сказать ничего не могу.

В Егорьевске, мы с батюшкой прошли в храм помолились перед десницей святого и стали ждать старообрядцев. Те входили во главе с нашими старыми знакомцами епископом Сильвестром и отцом Лаврентием, в сопровождении ещё, как минимум, пяти священников. Но священники ладно, на них я уже насмотрелся, больше всего меня интересовали миряне, было впечатление, что я попал в 17-й век. Бородатые мужчины - большей частью в сапогах и косоворотках. Сейчас так выступают танцоры в народных коллективах, поэтому наверно и смотрелось они немного киношно. Зато женские наряды поразили меня своим целомудрием и торжественностью. И, конечно же, платки, все, как один, белого цвета, повязанные женщинами так, что казалось, будто не хватает только короны - кокошника, для того, чтобы завершить целостное впечатление от их одежд. Помню, с каким удовольствием я всматривался в эти лица, открытые лица русских людей, как они были красивы, особенно лица пожилых женщин под их белыми платками. Они напомнили мне матушку Фамарь с известного Коринского портрета.

А ещё через месяц от отца Нафанаила узнаю, что Сильвестр избран митрополитом всей старообрядческой церкви. В своей речи на поставлении он сказал, что собирается продолжить линию своего предшественника на сближение позиций старообрядчества с православием.
Всё-таки, во время мне тогда кто-то принёс ту старинную книгу. Может, новый митрополит, готовя свою речь, и о ней вспомнил? У Бога случайностей не бывает, и в этом я только уверяюсь, всё больше и больше.

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Вперед в прошлое» опубликован: 16.12.2009 - alex-the-priest.livejournal.com/xxxxx.html

«Что делать?»

В последние годы, впервые с тех далёких времён,
перед лицом всеобщей апостасии, начиная с митрополита Андриана,
в среде старообрядцев-поповцев наметились настроения
- на некоторое потепление отношений…

Я не помню ни одного из знакомых мне батюшек, который в начале своего служения избежал бы соблазна отпустить длинные волосы. Я тоже было попытался, но ко времени моего рукоположения, растительность на голове уже настолько поредела, что ужаснувшись полученным результатом, решил немедленно постричься. Стригусь я обычно у одного и того же мастера. Он меня уже знает, и знает как стричь. Но в тот день работал сменщик, а другой оказии у меня не было. Я объяснил ему, чтобы бы мне хотелось видеть у себя на голове. В ответ он кивнул, но стоило мне только расслабиться и отвлечься, как через несколько минут в зеркале напротив я с ужасом увидел вовсе не своё отражение, а скорее нашего замечательного боксёра Кости Дзю. Такой поворот событий мог польстить кому угодно, но только не мне, обязанному по своему положению иметь удлинённые волосы. И напрасно потом я обильно поливал моющими средствами то немногое, что ещё оставалось у меня на голове. Оказалось, что от увеличения количества израсходованного шампуня, ускоренного роста волос не наблюдается.

Мой друг отец Нафанаил, словно специально выжидал, когда я опростоволосюсь, чтобы позвонить мне и сообщить, что настоятель одного из старообрядческих приходов отец Лаврентий приглашает нас вместе с ним посетить центр их митрополии в Москве на Рогожской заставе. Скажу честно, мне давно хотелось там побывать, но ехать специально - времени не было. Понимая, что такую возможность упускать никак нельзя, поскольку второй раз могут и не пригласить, я немедленно согласился.
- Настраивайся, через два дня мы за тобою заедем. Мы, это понятно, сам отец игумен и Владимир Алексеевич, наш местный краевед и историк-любитель.

Через два дня я ждал их на условленном месте. Отец Нафанаил, болезненно грузный человек, в машине сидел один:
- Владимира Алексеевича захватим по дороге, - сообщил он, и внимательно посмотрел на меня:
- Кто это тебя, отец, так оболванил?
- Да... - вздохнул я в ответ и рассказал о том, как ходил в парикмахерскую, и как не застал своего мастера и как...

И всё это было бы замечательно, и мы с полным правом могли бы гордиться отцом игуменом, если бы не его навязчивые попытки поделиться с нами, его друзьями и сослуживцами, всей этой массой информации. Батюшка не может удовлетвориться кратким ответом на тот или иной вопрос. Он начинает думать, что собеседник чего-то не понимает, и его обязанность - растолковать последнему всю суть вопроса, разъясняя который, он начинает «плясать от печки». И эти долгие танцы отца игумена кого угодно могут свести с ума. Кого угодно, но только не добрейшего Владимира Алексеевича, расположенного слушать батюшку часами. А, вот, кстати, и он, стоит ждёт нас на автобусной остановке. Владимир Алексеевич, юркнув в машину, стал просить благословения. Увидев меня, он, как человек тактичный, сперва было промолчал, но потом, всё-таки, не выдержал и съязвил:
- Вас что, батюшка, в армию призывают?
В ответ я только махнул рукой. Потом мы ещё заезжали за отцом Лаврентием, и вот, наконец, мы в столице.

Для отца Лаврентия, человека уже пожилого, Рогожская слобода - дом родной. В своё время мальчика сироту, сына репрессированного священника, взял на собственное попечение и воспитание тогдашний старообрядческий митрополит. Потом мальчик вырастет и станет одним из их самых уважаемых старообрядческих пастырей и духовников. Вот такой человек привёз нас в Москву на экскурсию по их святыням.

Мы подошли ко входу в центральный храм. Внешне он, пожалуй, ничем особенно и не выделяется из числа церковных сооружений той эпохи. Если бы мне не сказали, что этот храм строили специально для старообрядцев, то я бы об этом ни за что не догадался. Классический образчик архитектуры конца 18 столетия, но оказывается, что это только наружная обманка. Когда входишь внутрь строения, оказываешься чуть ли не в 12 веке. И внешне он изначально планировался быть таким же величественным и огромным, подобно древним кремлёвским соборам, но власти этому тогда помешали.

Перед входом в Покровский собор наши хозяева, отцы Лаврентий и настоятель собора, провели кратенький инструктаж.
- Отцы, сейчас вы войдёте в храм, но мы не знаем, как к вашему посещению отнесутся простые верующие старообрядцы. Поэтому, просьба, по храму передвигаться рядом с нами, если захотите перекреститься, то, пожалуйста, во избежание недоразумений, креститесь или двумя перстами, - и он показал как, - или вообще не креститесь. У старообрядцев, в отличие от вас, не принято прикладываться ко всем иконам подряд. Если хотите приложиться, то целуете только икону праздника, что находится на аналое, и чудотворный образ Тихвинской иконы Божией Матери, а лучше, вообще, ничего не целуйте.

Я никогда ещё не заходил в старообрядческий храм, а после такого инструктажа и вовсе пропало всякое желание, но отступать уже было поздно. И мы двинулись в проход. В тот день, помню, в притворе, на самом входе, отпевали усопшего. Как раз в это время родственники прощались с покойным. Я благоразумно решил держаться поближе к отцу Лаврентию. На всякий случай - мало ли что.

Мы прошли вглубь храма, там уже никого не было, и я смог спокойно без опаски рассмотреть его внутреннее убранство. Меня поражали большущие старинные паникадила со сменными свечами. У них долгие службы, а электричества в своих храмах старообрядцы не признают, вот и приходится по нескольку раз за службу менять свечи.

Увидел я и купели для крещения младенцев. Их было несколько, и все они были достойны того, чтобы выставляться где-нибудь в историческом музее. Но особенно меня порадовали иконы. В местном ряду, по обе стороны от царских врат находились два образа поразительной красоты и гармонии. Указав на них, отец Лаврентий предположил, что если эти иконы и не принадлежат кисти преподобного Андрея Рублёва, то вполне возможно, что они написаны его непосредственными учениками. И ещё удивляло обилие сюжетных икон на темы из Ветхого Завета, подобных «Шестодневу». Сейчас вспоминаю, как я их рассматривал, как хотелось задержаться возле них подольше, но нужно было спешить за группой.

По стенам вдоль храма в специальных ящиках находилось множество мощевиков, но чьи это мощи, разобрать было невозможно. Такое обилие святынь, интересных икон, захватило меня, и я, забыв все предостережения отца настоятеля, стал креститься троеперстно и прикладываться к ним. Мне казалось, что я на Небесах, особенно, когда увидел огромное древнее изображение Христа Спасителя, наверно ещё византийского письма. Образ меня пленил, я стоял рядом с ним и не мог отойти. И, конечно же, снова и снова нарушал технику нашей безопасности. Но потом пришёл в себя, вспомнил, где нахожусь, и стал осматриваться вокруг. Моя группа уже ушла далеко вперёд. Я остался один, и древлеправославные вполне могли, воспользовавшись моментом, подкрасться ко мне и наподдать. Вижу, действительно, в разных уголках храма стоят или чем-то занимаются несколько женщин. Они периодически и с интересом поглядывали в мою сторону, но, как ни странно, никто из них не проявлял ко мне агрессивных намерений.

Более того, уже перед тем как покинуть храм, мы подошли к ним. Эти труженицы, совершая титанический труд, каждый раз перед службой специальной мастикой натирают деревянные полы, положенные поверху старых металлических плит. Женщины дружелюбно рассматривали нас с отцом Нафанаилом. Их взгляды, вопреки ожиданиям, такие открытые и добрые, поразили моего друга, и тот, расчувствовавшись, сказал им несколько слов в благодарность за то, с какой любовью они относятся к дому Божьему, и в какой чистоте его сохраняют. А они, поклонившись в ответ, хором загалдели и стали просить не забывать их и снова приезжать. Мы выходим из бокового входа с южной стороны, и я слышу как отец Лаврентий, обращаясь к настоятелю, удивляется:
- Оказывается, мы с тобой совершенно не знаем наших верующих. Я боялся, как бы чего не вышло, а они, напротив, целовать их готовы.

После экскурсии по храму отец Лаврентий повёл нас в здание издательского отдела. Мы поднялись по лестнице и вошли в большую захламлённую комнату с таким же большим круглым столом посередине. Такие столы были в обычае в пятидесятые годы прошлого ХХ столетия. На нём, как и везде по комнате, в самых разнообразных сочетаниях валялись старые журналы и календари. Тогда же наш гид представил нам, я уже не помню, - то ли сотрудника, то ли заведующего отделом. Двое мужей пошептались, и сотрудник немедленно исчез за дверью. Интересное наблюдение, если женщины о чём-то шепчутся между собой, то шептаться они могут о чём угодно, но если шепчутся мужики, то тема шептания, как правило, всё одна и та же, независимо от вероисповедания. Кстати, и в тот раз моя наблюдательность меня не подвела. Вскоре сотрудник вернулся с сумкой, из которой выглядывало горлышко бутылки. Скинув с себя пальто, он широким жестом сбросил со стола в угол пожелтевшую макулатуру и стал сервировать стол. Ловкими движениями мужчина порезал хлеб, чесночную колбасу и открыл бутылку коньяку. Отец Лаврентий ему помогал, а потом пригласил нас к столу.
- Дорогие мои, - взял он слово, - я не стал вам заранее ничего сообщать, но сегодня у меня день рождения и я хочу отпраздновать его здесь вместе с вами. Конечно, мы были тронуты его вниманием, и первый же тост подняли за его здоровье и стоя спели нашему гиду «многая лета».

Весть о том, что в помещении издательского отдела, то есть в самом, что ни на есть идейном центре старообрядчества, сидят за столом никониане и пьют крепкую, мгновенно разнеслась по всей слободе. И народ пошёл дивиться на доселе невиданное чудо. Дверь в комнату то и дело приоткрывалось, и в проходе возникал очередной бородач, а то и сразу несколько, с интересом выглядывающих из-за плеча друг у друга. Словно эксперты они по-деловому рассматривали нас с отцом Нафанаилом:
- Точно, никониане, - раздавалось в коридоре, - один хоть и бородатый, но больно уж толстый, а другой - вообще стриженый как латинянин. Это уже про меня. Я сидел, и не знал, куда от стыда деваться. Это, знаете, как во сне, бывает, иногда, почему-то видишь себя в одной майке днём во дворе, и обязательно вокруг тебя крутиться куча народу, а ты от стыда только и мечтаешь поскорее проснуться.

Неожиданно дверь широко отворилась, и в комнату вошёл человек в подряснике. Он взял стул и придвинул его ближе к столу, но так, что бы и за столом не сидеть, а в то же время, - и не отдельно. Он смотрел на нас, слушал застольные разглагольствования отца Лаврентия и, видимо, гадал: во-первых, кто мы такие; а во-вторых, на каком основании мы здесь у них устроили застолье. Человек стал осторожно задавать нам вопросы, предполагая, что мы некая официальная делегация. Когда же он узнал, что мы просто отмечаем день рождения нашего радушного хозяина, то поднялся и в недоумении вышел. После него точно так же на стул поочерёдности садились ещё двое, или трое, но, не смотря на наши предложения, никто из них к пище так и не притронулся. Может где-то в келейной обстановке они бы к нам и присоединились, но здесь, на виду у всей слободы, никто не рискнул. Как же я в тот момент восхищался отцом Лаврентием!

После всех, стул дознавателя занял чередной священник. Он, как и остальные, к пище не притронулся. Потом, обращаясь ко мне, спросил:
- Скажите вот вы, как современный представитель новообрядной церкви, - как вы оцениваете событии, приведшие к церковному расколу в 17 веке? Ваше мнение - кто в этом виноват, и что вы предлагаете делать дальше?
Отец Нафанаил, до того мирно беседовавший с Владимиром Алексеевичем и отцом Лаврентием встрепенулся. Он услышал вопрос, о котором мечтал во все годы своего увлечения старообрядчеством. Ведь в нашей среде эта тема, как правило, интересует немногих. И вдруг, собеседник сам, без всякого принуждения, задаёт столь вожделенный вопрос.
- А, позвольте мне, уважаемый, кратенько изложить свою точку зрения, - дрожащим от радости и нетерпения голосом, проговорил батюшка.
И он её изложил. Это был потрясающий монолог. Водопад из подробнейших сведений, сопровождаемый нескончаемым числом цитат и ссылок на труды церковных историков с обеих сторон, сплошной стеной низвергался на наши головы. Вечерело, батюшка закончил, мы с Владимиром Алексеевичем, не сговариваясь, дружно зааплодировали. Единственным недостатком доклада было то, что никто из слушателей так и не понял, кто же на самом деле был виноват в расколе 17 века. Поэтому, после всеобщего минутного замешательства, я предложил толерантный тост за дружбу, и мир во всём мире, с чем все и согласились.

Я так увлёкся воспоминаниями о том блестящем выступлении отца игумена, что совершенно упустил из виду, как отец Лаврентий несколько раз выходил из-за стола, а потом, уже когда мы уезжали, сообщил, что всё это время искал возможность представить нас митрополиту Андриану. К сожалению, а это особенно понимаешь сегодня, по прошествии нескольких лет, владыка Андриан не смог нас принять. Он был болен, и в тот день его самочувствие резко ухудшилось, он вынужден был лечь, а принимать нас, лёжа в постели, ему было неудобно. Так что он просил передать нам поклон и прислал по экземпляру церковного календаря.

Через полгода, митрополит Андриан, до этого уже перенесший два инфаркта и операцию на сердце, возглавит Великорецкий крестный ход. День будет по-настоящему летним, и владыка, изнемогая от жары, решит зайти охладиться в реку. Он войдёт в воду, и уже больше из неё не выйдет. Из-за резкого перепада температур его сердце остановится. Это случится день в день, и чуть ли не минута в минуту, только с разницей в два года, после смерти дорогого мне человека. Замечательная христианская кончина, первого, и самого молодого за всю историю их иерархии, старообрядческого митрополита, заявившего о необходимости налаживать отношения с внешним миром, в том числе и с нашей церковью. Первому труднее всех, отсюда, видимо, и три инфаркта за полтора года.

Возвращаясь домой, мы по дороге подвезли одного священноинока, который в благодарность, не смотря на позднее время, любезно открыл для нас свой храм, позволив приложиться к старинным иконам. Вспоминаю тогдашнюю с ним встречу, и тот разговор (так, совершенно обыкновенный, ничего особенного). Если бы знать, что через несколько лет этот, как оказалось, известный в своей среде монах, женится на женщине с пятью детьми и уедет жить к ней во Францию, то я обязательно бы рассмотрел его получше.

Прощаясь с нами, отец Лаврентий неожиданно сказал:
- Я хочу от всего сердца поблагодарить вас за эту поездку.
Мы удивились:
- Что вы, батюшка, это нам должно благодарить вас за такую замечательную экскурсию.
Он сделал останавливающий жест рукой:
- Отцы, я старый человек, а Рогожская слобода мой дом, в котором я вырос. Со всей ответственностью заявляю, что вы первые православные священники нового обряда, которые, как друзья, были приняты в слободе. Я хотел провести вас по Покровскому собору и накрыть стол там же, среди моих единоверцев и друзей. Я хочу донести до вас, а через вас до всех остальных, что мы не враги друг другу. Вот там за столом прозвучал вопрос: "что делать дальше"? Нужно становиться мудрее, у нас не осталось времени на вражду. И ещё…
Было видно, что человек расчувствовался, хотел что-то добавить, но не стал. Махнул рукой, и уже было пошёл, как вдруг, словно что-то вспомнил остановился и посмотрел в мою сторону:
- Отец Александр, я тебя умоляю, не стригись ты так больше. Потом развернулся и с присущей ему уверенностью, не оборачиваясь, зашагал к себе в дом!

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Что делать?» опубликован: 14.03.2010 - alex-the-priest.livejournal.com/30393.html

PS   Рогожская Застава - чудесное место. будто в прошлое попадаешь. суетности бытия там не чувствуется... Странно, что батюшка о пастве своей так думал... Случилось мне быть на богослужении в храме Николы-Чудотворца у Тверской Заставы. Так получилось... в смятении бывши, не увидел табличку, уведомлявшую о принадлежности Храма иной ветви Православия... Люди как люди. Обратил внимание лишь на то, что женщины были одеты иначе.
Священник Александр Дьяченко:   Мне после того случая более не приходилось бывать в старообрядческих храмах. Но ведь это их отцы нас инструктировали, а не я это придумал!

PPS"Он начинает думать, что собеседник чего-то не понимает, и его обязанность растолковать последнему всю суть вопроса, разъясняя который, он начинает «плясать от печки». И эти долгие танцы отца игумена, кого угодно могут свести с ума" - А я уж думала, что мой муж единственный такой - сводящий с ума любого своими объяснениями математики. Это такое испытание... Никто из детей не может выстоять до конца, и я много лет тренирую смирение. А вот с темой "стричь или не стричь" - у меня какой-то сбой в памяти. Монахи не стригутся, я так всегда думала, но вот я прочла: «Головы своей они не должны брить, и не должны отпускать волос, а пусть непременно стригут головы свои» (Иезек. 44, 20). Или: «Не сама ли природа учит вас, - говорит апостол Павел, - что, если муж растит волосы, то это бесчестье для него?» (1 Кор. 11,14) Но изображение Христа с волосами ниже плеч, и такие же волосы у монашествующих... и какое-то постановление Собора (не помню какого) о неканоничности длинных волос меня вводят в недоумение.
Священник Александр Дьяченко:   Видимо монахи подражают ветхозаветным назореям, а те волос не стригли по обету. И ещё, изображение Христа - всегда с длинными волосами. Видимо и Сам Господь носил длинные волосы "ибо назореем наречется". Правда, здесь есть созвучность городу Назарету. Уже в 19 веке разрешили стричься и носить цивильную одежду. Священство на западе Белоруссии в частности - стригутся словно спортсмены (и это нормально для тех мест).

PPPS   Батюшка, спасибо Вам за рассказ - теплый, мудрый и с Вашим чудесным юмором! У меня возник один вопрос: о. Нафаниил и о.Нифонт - это ведь один и тот же человек?
Священник Александр Дьяченко:   Спаси вас Бог! Отцы Нафанаил и Нифонт, - это два совершенно разных человека, хотя оба монахи и игумены. Еще сходство в том, что оба необыкновенно добрые люди. Прототип о.Нифонта - живой, подвижный как ртуть, служит на приходе. А о.Нафанаил - живая энциклопедия, но к сожалению, человек больной, тучный, хотя и лёгок на подъём, - наместник монастыря.

PPPPS   Отче, вы озаглавили рассказ "Что делать", но для ответа на этот вопрос надо понять, в чем заключается проблема на сегодняшний день? Я искренне не понимаю, какое отношение события 17 века имеют к настоящему?
Священник Александр Дьяченко:   В последние годы, впервые с тех далёких времён, перед лицом всеобщей апостасии, начиная с митрополита Андриана, в среде старообрядцев-поповцев наметились настроения - не на сближение с нами, а я бы сказал, - на некоторое потепление отношений. Правда сегодня, благодаря активному противостоянию усилиям последних двух митрополитов из среды самих же старообрядцев, - эти настроения, похоже, получили мощный отпор. Следовательно непримиримость в отношениях останется. Как долго? Наверно уже навсегда...

«Cвятые младенцы»

Святой мученик младенец Гавриил Белостокский

Первые мощи, к которым мне посчастливилось приложиться, были мощами святого мученика младенца Гавриила Белостокского, маленького шестилетнего мальчика из православной семьи, много лет назад в наших местах замученного религиозными изуверами. Почему именно к ним? Просто тогда они были единственными, что хранились в Свято-Покровском соборе города Гродно. В небольшом ковчеге из жёлтого металла напротив южных алтарных врат. Не скажу, чтобы тогда я был очень уж верующим, но приложиться смог. Я не оговорился, приложиться губами к останкам умершего человека способен далеко не каждый. Помню, как группой из четырех человек мы приехали в Тихона Задонский монастырь. Встретили нас очень радушно и тут же открыли раку с мощами святителя Тихона. Мы с матушкой возликовали и, положив поклоны, с благоговением поцеловали святые останки. Затем, обернувшись к сопровождавшим нас молодым людям, я сделал приглашающий жест, и неожиданно для себя увидел их одновременно вытянувшиеся лица с брезгливой складкой на губах.

Как-то, уже став священником, я приехал к себе на родину и зашёл в собор. К тому времени мощи младенца Гавриила перенесли в Польшу, а в Гродно оставалась только их частица. Вошёл в совершенно пустой собор и вдруг неожиданно почувствовал, как какая-то непреодолимая сила повлекла меня к этой самой частице. Иду, ощущая благовонный запах, а моё нутро наполняется радостью, граничащей с ликованием. На всю жизнь у меня осталась в памяти, как святой младенец мученик встречал меня в храме, где пролежал сорок шесть лет.

Потому представьте моё удивление, когда после назначения настоятелем восстанавливающегося сельского храма, затерянного в далекой русской глубинке, на одном из его столпов я увидел удивительно трогательный новописанный образ младенца Гавриила. До этого иконы Гавриила Белостокского я видел только у нас в западной Беларуси. Спрашиваю у старосты:
- Откуда здесь эта икона?
- Батюшка, дело случая. Это произошло несколько лет назад, когда в нашей школе у старшеклассников шли выпускные экзамены. Один из учеников изо всех сил старался получить высокие оценки. Юноша всё время проводил над учебниками и, что говориться, перетрудился. В один из вечеров его мама услышала непрекращающийся хохот, доносящийся из комнаты сына. Открыла дверь и всё поняла, а дальше её реакция была совершенно неадекватной. Вместо того чтобы вызвать скорую да вести сына в психушку, совершенно далёкий от веры человек, она побежала в церковь.
- Помогите!
- Хорошо, - согласился мой предшественник, - везите мальчика в храм. Будем молиться, все вместе.
А когда они приехали, начал служить молебен мученику младенцу Гавриилу. Смеющегося юношу усадили на стул. Он запрокидывал голову назад и всё ещё продолжал хохотать. К концу молебна с каноном мальчик постепенно стал затихать и наконец уснул. Потом, проснувшись, пришёл в себя, и, отдохнув несколько дней, благополучно досдал оставшиеся экзамены. Вот после этого чудесного исцеления родители мальчика и попросили написать для нашего храма икону святого мученика.

Для меня этот образ дорог ещё и как память о родине. Всякий раз, отправляясь домой, я прошу его благословения в дорогу, а приезжая в Гродно, первым делом бегу к нему же в собор.

Святой праведный отрок Артемий Веркольский

Вскоре после появления в храме образа святого младенца Гавриила у отца настоятеля появилось желание на соседнем столпе поместить образ ещё одного святого ребёнка, отрока Артемия Веркольского. Только свободных денег в восстанавливающемся храме всегда в обрез, а обстоятельства всякий раз складывались так, что пускать их постоянно приходилось на что-то другое, в этот момент более насущное. Потом его перевели на другое место служения, а мечта осталась. И наши верующие о ней рассказали. Но теперь уже мне нужно было чинить протекающую крышу, ставить нормальные рамы и ещё много-много чего, а образ отрока Артемия так и оставался мечтой. Конечно, периодически мы о нём вспоминали, говорили между собой и даже собирались объявить сбор пожертвований, но всякий раз будто что мешало.

Как-то зашли в наш храм двое, мужчина и женщина, обоим уже за тридцать пять, а детей всё нет и нет.
- Знакомые советуют повенчаться, может Бог нас услышит и благословит ребёночком?
Я назначил им день венчания, они готовились к исповеди, причащались, а когда пришли венчаться, оказалось, что в тот день как раз вспоминали отрока Артемия Веркольского. Конечно, я пожелал им мальчика, потом они ушли. Не знаю, как другие, но я не помню тех, кого крестил или венчал, особенно если это люди приезжие. И ещё, меня всегда умиляет, когда мама или бабушка подводят ко мне ребёнка лет шести и произносят с нотками разочарования:
- Ну как же вы нас не помните, батюшка, вы же нашу Лерочку ещё младенчиком крестили.
Конечно, Лерочка для бабушки единственная и неповторимая, а мне каждую субботу приносят по нескольку таких малышей. Где же всех упомнить?

Вот точно так же в одну из суббот появляются немолодые уже родители с младенчиком на руках, и смотрят на меня влюбленно, обожающими глазами. И я понимаю, что раз они так смотрят, значит, раньше мы с ними уже определённо пересекались. Как бы только вспомнить, где? Лица помню, но обстоятельства - никак.
- Батюшка, вот он, наш Артёмка! Спасибо вам, теперь мы пришли крестить нашего малыша.
Начинаю соображать: «Так, если я ещё не крестил этого мальчика, значит каким-то образом причастен к его появлению на свет. Каким? Только если я венчал его родителей. Скорее всего».
- И сколько времени прошло после венчания?
- Ровно год. Сегодня день памяти святого отрока Артемия Веркольского.
Я тут же их вспомнил и обрадовался. После крещения отец подошёл ко мне и объявил:
- Батюшка, нам с женой очень хочется поблагодарить Бога. Он дал нам Артёмку, а мы берёмся подарить храму икону святого отрока Артемия.
Обрадовавшись, я тогда подумал: правильно говорят, что святой приходит в храм тогда, когда мы готовы его принять. Время исполнилось, он и пришёл. Мы обсудили практическую сторону написания иконы, и счастливые родители отправились исполнять обещание. Прошёл месяц, другой. Никто не появлялся. Потихоньку мы уже стали забывать о том разговоре, как в храм заехала знакомая женщина-предприниматель, которая кроме всего прочего приходилась ещё и родной тёткой младенчику Артёмке. Разговорились, спрашиваю:
- Как там твои поживают? Что-то давно не появляются. Хотели нашему храму икону подарить и пропали. Ты вообще-то в курсе их обещания?
- Конечно, в курсе. Только знаешь, как получается? Хочется доброе дело сделать, и тут вмешивается какое-то экстренное обстоятельство, потом вдруг становится жалко денег, и исполнение обещанного откладывается из месяца в месяц. В довершение всего Артёмкин папа неожиданно потерял работу, так что, батюшка, теперь я у них за главного кормильца, да и поильца тоже. И ни о какой иконе для вашего храма не может быть и речи.
- Ладно, у них не получается, но ведь это ваши близкие люди, почему бы вам, родственникам, им не помочь и не исполнить взятый ими обет? Не такая уж это и большая сумма.
- А что, разве так можно?
- Нужно!
Уже через неделю Артёмкина тётка ворвалась к нам с победно поднятой рукой:
- Батюшка, вот обещанная жертва на икону! Все родные сбрасывались с радостью, даже из Воронежа бабушка пятьсот рублей прислала.
Она вручает мне конверт:
- А это от меня, на оклад к иконе.
Ещё через месяц на том самом месте, которое и я после моего предшественника оставлял свободным, мы поместили образ святого отрока Артемия Веркольского. Стоит ли говорить, что папа мальчика Артёма очень скоро нашёл работу. Я об этом узнал, когда мы случайно встретились с ним в ГАИ, он регистрировал только что купленную иномарку, подержанную, правда, но ещё довольно крепкую.

Прошёл наверно ещё год, и в храм снова пришёл Артемий, только уже не тот младенец, а другой, молодой парень лет двадцати двух. И пришёл с большой-большой бедой. Так получилось, что поздно вечером он вёл машину, там, у себя в городке, где жил. В одном из мест извилистая дорога делала резкий поворот. Обычно по вечерам это опасное место освещалось светом фонаря, но в тот злополучный вечер фонарь не горел. А несколько молодых девчонок, не обращая внимания, что уже поздно и водители могут их не увидеть, взявшись под руки, шли, перегородив дорогу, и беззаботно хохотали. Артём и двигался-то небыстро, но девушек заметил только в самый последний момент. Он резко выкручивает руль вправо, машину заносит, но всё-таки одну из них сбивает.
- Батюшка, она погибла. Я убил сестру моего лучшего друга. В их семье я практически и вырос, её родители не делали между нами различий. А теперь я стал убийцей их дочери, и одновременно дорогого мне человека. Что может быть страшнее?
- Ты пытался поговорить с ними? Попросить прощения?
- Да, но меня и на порог не пускают. Встреча произойдёт только на суде.
- Что тебе грозит?
- Мне всё равно, я даже хочу, чтобы меня посадили.
- Почему ты пришёл ко мне?
- Не знаю, я и в церковь-то прежде никогда не заходил. Сегодня практически в первый раз.
Артём пришёл неожиданно, а у меня ещё целая куча дел. Тогда я посадил юношу к себе в машину, и мы проездили с ним часа два. Потом вернулись в церковь, и я предложил ему помолиться перед образом его святого. Беда привела человека в храм и первый раз в его жизни заставила молиться. Он приезжал ещё несколько раз и молился святому отроку Артемию Веркольскому. Однажды он позвонил и назвал дату судебного разбирательства, а я не удивился, что суд был назначен в день его именин. И самое главное, в суде они наконец встретились и обнялись. Стояли так вместе и плакали. После этого случая икону святого отрока украсил первый золотой перстень.

Маленький Артёмка давно уже вырос и учится в школе, иногда я бываю у них в семье, но мне так и не удалось подвигнуть его родителей к чему-то большему, как только освятить квартиру, а Артём меня радует, он стал настоящим христианином. Сейчас живёт в столице, часто бывает в храме. Нас тоже не забывает и периодически звонит. А тут вот недавно приехал и привёз нам икону Пресвятой Богородицы «Нечаянная Радость».

Священник Александр Дьяченко
Рассказ «Cвятые младенцы» опубликован: 28.06.12 - pravmir.ru/svyatye-mladency

«Мужики»

Спастись, оказывается, очень легко!
Будь верен Христу до конца, как можешь, так и будь,
а уж Он найдёт возможность тебя спасти…

Оказывается, не так и давно в церковных хорах пели одни мужчины, а исполнять обязанности псаломщиков женщинам благословили только на поместном соборе в начале прошлого XX века. Нет, я вовсе не собираюсь спорить и умалять роль женщины в Церкви! Просто иногда кажется, будто на самом деле в храмах мужиков и не было вовсе. И от этого становится грустно. Прошла всего какая-то сотня лет и уже нормой стало услышать:
- Это, что, у вас на клиросе бас появился? Интересно, как это вам удалось мужичка заполучить? Ещё и с музыкальным образованием? И поёт Христа ради?! Батюшка, да ты кудесник! Рассказывай, и как это тебе удалось?

Мужчин в храме ценят. Порою, расхваливая священника, его пасторские качества, в подтверждение этих самых качеств, говорят с уважением:
- У них в храме много мужчин.
И причащается сильная половина рода человеческого сразу же после детей. Сперва несут и ведут малышей, а потом, окруженные женским большинством, подталкиваемые и направляемые, идём мы, - те, кто когда-то строил храмы и дома, защищал свои семьи, воспитывал будущих мужчин. Теперь нас в храмах осталось мало, впрочем такое положение дел отражает и реальный расклад роли мужчины и вне церковных стен.

Рассказывают: как-то, ещё в 1950-ых годах, в одном из московских храмов служил Литургию митрополит Николай Ярушевич, известный проповедник и церковный дипломат. Один из тех трёх святителей, кто был приглашен на приём к товарищу Сталину в 1943 году. Так вот, выходит он в конце Литургии с чашей на амвон. Людей в храме полно, много причастников, и только одни женщины. Владыка с досадой:
- Что, только женщины, ни одного мужчины?
И вдруг в толпе слышится сдавленный мужской голос:
- Есть, есть, владыка, я причастник, вот, только никак сквозь толпу не пробьюсь.
И тогда митрополит громко с воодушевлением произносит:
- Православные, расступитесь, дайте возможность мужчине первым подойти к чаше, и, вообще, берегите мужчин!

Вот и исполняют марфы и марии благословение владыки Николая, берегут нас изо всех сил, всё больше и больше подменяя мужичков, взваливая их обязанности на свои хрупкие плечи. Любят «немощные сосуды» своих мужей, переживают. А раз так, то и пытаются всеми силами их спасать. Но путь к спасению лежит через храм, а попробуйте затащить неверующего человека на церковную службу. И поскольку мужчине здоровому и сильному до храма практически не добраться, то остаётся единственный и спасительный шанс, когда к нему, больному и слабому можно будет пригласить батюшку. Может, именно это и имели в виду, когда впервые сформулировали безсмертную фразу: «Если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе». В нашем случае роль «Магомета» всякий раз примеряет на себя очередной православный батюшка.

Мужик №1

Хотя, знаете, дело это такое - не всегда безопасное. Представьте: вот он, нормальный здравомыслящий мужик, который всю жизнь смотрел на веру жены, как на какое-то чудачества, а на её робкие просьбы:
- Вань, ну, давай хоть разочек сходим вместе на службу, - в ответ неизменно ворчал:
- Мало в нашей семье одного сумасшедшего? Хватит и того, что ты все деньги в церкву перетаскала.
Он хозяин, его уважают, и даже побаиваются, и тут раз, как снег на голову: инсульт со всеми вытекающими. Лежит такой бедолага, а жена ему:
- Вот, и ладно, Ванечка, вот и ладно. Я тут батюшку пригласила, он тебя причастит, а ты, глядишь, и поправишься.
В его душе растёт законный протест, но тело безпомощно, и язык не слушается, потому и остаётся в запасе последнее испытанное средство. И выглядит это приблизительно так:

Как-то захожу в квартиру к одному такому больному, помню, что жена его называла «Коленька». Стою в прихожей, а она приоткрывает дверь к нему в комнату, и робко так:
- Коленька, а к тебе батюшка пришёл. Коленька молчит, женщина, обнадёженная его молчанием, перекрестившись, подталкивает меня в проём двери. Захожу, в постели под одеялом лежит давно небритый пожилой человек. Казалось, он дремлет, но как только я стал к нему приближаться, больной открыл глаза и молча остановил меня взглядом. Потом спрашивает:
- Ты и есть батюшка?
- Я и есть, - отвечаю, - можешь не сомневаться.
- Тогда получи, - и в меня летит костыль. Едва увернулся...

Недавно по телевизору смотрел, как в одном городе врачи скорой помощи тренируются отражать нападения психопатов, и подумал, может и в курс подготовки будущих священников стоит ввести занятия по уворачиванию от запущенных в них костылей и стаканов с водой?

Мужик №2 - Николай Иванович

Конечно, это крайний случай, и таких случаев немного, но они есть. Чаще бывает по-другому, священника приглашают к больному умирающему человеку, и священник обязательно приходит. Но если, живя полноценной здоровой жизнью человек не думает о вере и вечности, то как это сделать, когда болит всё тело и затуманивается разум?

На днях звонит один мой хороший знакомый и просит встретиться с их главным механиком, Николаем Ивановичем, он у них в фирме лет десять проработал. Хороший такой дядька, весёлый. На днях его как раз на пенсию проводили всем коллективом, и буквально спустя пару месяцев цветущий жизнерадостный человек превратился в немощного старика. Его к врачам, те только руками развели. Поздно, мол, вот если бы на полгодика пораньше. И просит мой друг поговорить с их товарищем, может, тот покается и его можно будет причастить. Я попросил, если это возможно, для начала привезти больного в храм. Николая Ивановича привезли, и посадили на скамейку, и он сидел, словно большая нахохлившаяся птица. Он перестал бриться, и потому сразу же превратился в старика. Специально, чтобы повидаться с ним, в храм заехало несколько человек из тех, кто работал с ним раньше. Помню, как плакала одна женщина:
- Батюшка, не поверите, всего два месяца назад это был совершенно другой человек, а сейчас - старый престарый дед.
Разговаривая с Николаем Ивановичем, я спросил его:
- Вы верите в Пресвятую Троицу, и что Христос наш Бог?
Сперва, он утвердительно кивнул головой, а потом добавил:
- А как же? Конечно, верю.
Я продолжил:
- А в чём выражается ваша вера? Вы молитесь Христу, участвуете в церковных службах? Может, вы когда-нибудь исповедовались, причащались?
- Нет, до болезни я никогда не причащался, но вот уже десять лет, всякий раз, проезжая мимо церкви обязательно крещусь.

Мы проговорили с ним около получаса, я дал ему литературу в помощь кающемуся и просил читать Псалтирь. Судя по всему, времени у него оставалось немного, и потому я предупредил Николая Ивановича, что уже через неделю приеду к нему домой.
- Вот, пусть и жена вам поможет, почитайте книжку отца Иоанна Крестьянкина (как исповедовать свои грехи), вместе помолитесь.

Николай Иванович посмотрел в сторону супруги: та стояла рядом с нами почему-то с совершенно счастливым выражением лица. Я ещё тогда удивлялся, обычно родственники не выражают подобных эмоций, когда страдают их близкие. Хотя, это может ничего и не значить, вполне возможно, что она просто старается не волновать умирающего, а что уж там на самом деле творится в душе у человека, одному Богу известно.
- Больной помедлил с ответом, потом отвернулся от жены и произнёс:
- Нет, я один буду молиться.

Назначенная мною неделя пролетела быстро. Я вёл машину и думал о предстоящем разговоре. Попробуйте поставить себя на место умирающего человека. Ему больно и страшно. Умирать всегда страшно, это ещё и от того, что наступает неизвестность. Что там дальше, что тебя ждёт? В священнике он надеется увидеть того, кто ему поможет. А вдруг батюшка помолится и он не умрёт, пускай продолжится страдание, но он будет жить. А ты понимаешь, что ты не волшебник, и твоя молитва, скорее всего, не остановит болезнь, и не прекратит телесного умирания. Твоя задача - предотвратить катастрофу умирания души. От человека нужно добиться покаяния, укрепить в нём веру в Бога и вселить надежду. И на всё это времени не больше часа, больной быстро устаёт, и ему уже не до тебя. И всякий раз такой разговор складывается по-особому, нет единого рецепта.

Мужик №3

Помню, прихожу в дом, где хозяин много лет проработал водителем автобуса, только не рейсового, а заводского, что развозит людей по рабочим сменам. У него гангрена, часть одной ноги уже отрезана, а на второй, пальцы ног почернели, и будто обуглились. Он знает, что обречён, и, что болезнь не остановить, но не жалуется и не сетует на жизненную несправедливость. Он просто лежит и смотрит в потолок. Меня к нему пригласила его жена, одна из наших прихожанок:
- Батюшка, он добрый человек, и всегда по-хорошему относился к людям.
Я и сам помню, зима, стоишь на остановке, автобуса нет, и не предвидится, холодно. Мимо проезжают машины, и никому до тебя дела нет. А он никогда не бросал людей, особенно в непогоду, и никогда не брал денег. Люди выходили из его автобуса и желали ему здоровья. Время прошло, а желаемого здоровья он так и не получил. Наоборот, лежал в одиночестве и умирал в страданиях. Когда я вошёл, он мельком взглянул на меня, и отвернулся:
- Зачем ты пришёл? - спросил он.
- Меня пригласила твоя жена.
Он вспоминает: - Ах, да, точно, она говорила. Потом улыбается:
- Так тебе что, грехи мои нужны?
- Нет, - отвечаю ему, - твои грехи мне совершенно не нужны. От своих не знаешь куда деваться. Я священник, и пришёл к тебе в первый и, скорее всего, последний раз. И, если честно, то мне другое интересно: почему меня позвали к тебе? Вокруг умирает множество людей, и никто меня не зовёт. Так и уходят, без напутствия и причастия. А к тебе позвали. Может, из-за того, что ты людей жалел, и Господь на тебя внимание обратил. Поверь, мне не нужны твои грехи, мне нужно, чтобы ты заплакал о них. Ты покайся, и я уйду.
И разговор получился. Он рассказал мне о своём старшем друге, всю жизнь проработавшем на шахте. Как тот говорил:

- Вот, после того нашего с ним разговора, я и стал людей в непогоду с остановок собирать и до посёлка подвозить. А чтобы автобусники на меня не роптали, денег ни с кого не брал.

Мужик №4

С тех пор, всякий раз, когда меня приглашали к мужчине, я начинал искать причину, почему меня позвали к нему. И такая причина, как правило, находилась. Один человек рассказал мне, как спасал детей. Удивительная, просто мистическая история. Ещё, будучи молодым парнем, он вынужден был, идя на работу, проходить какое-то расстояние вдоль реки. Однажды, проходя привычным маршрутом, он увидел как провалившийся под лёд ребёнок пытался самостоятельно выбраться из полыньи. Малыш никого не звал на помощь, но было понятно, что самому ему не выбраться. Тогда молодой человек, сняв с шеи шарф, осторожно пополз по льду и, действуя шарфом как верёвкой, смог вытащить ребёнка из полыньи. Прошло всего несколько месяцев, и на том же самом месте, но уже летом, при сходных обстоятельствах он спасает брата того самого мальчика, что зимой провалился под лёд. Прошла целая жизнь, а Господь ему этих детей не забыл.

Мужик №5

Но не всегда бывало так гладко. Как-то позвали меня в соседний подъезд, в моём же доме. Сосед умирал от тяжёлой неизлечимой болезни. Не знаю, кто посоветовал им пригласить священника, но, совершенно нецерковные люди, попросили меня придти к их отцу. Болел он уже давно, поэтому почти и не появлялся на улице. Во всяком случае, не помню, чтобы я его раньше видел. Дети переживают:
- Батюшка, отцу жить осталось всего ничего, а о том, чтобы со священником поговорить, душу облегчить, и слышать ничего не хочет. Что делать?
Советую:
- Закажите по нему сорокоуст, и сами, пожалуйста, молитесь. В последний день сорокоуста, и это я замечаю уже не в первый раз, больной дал согласие встретиться со священником.

Вхожу в комнату. Передо мной пожилой измученный болезнью человек. Вижу его глаза и радуюсь, что пришёл вовремя, он способен мыслить и болезнь ещё не поглотила его разум. Старик оказался человеком интересной и очень трудной судьбы, будучи молодым специалистом, это ещё в конце сороковых, он возглавлял шахту по добыче редких металлов в районах Крайнего Севера. А работали тогда под его началом, разумеется, большей частью зэки, "враги народа". Кстати, многие из них были людьми верующими, попадались даже священники. Он вспоминал, как жалко было ему этих людей, и как всеми возможными ему способами пытался облегчить их страшную участь. Бывало, что и спасал людей от неминуемой смерти.

Потом наш разговор плавно перешёл на духовные темы, я стал расспрашивать его о крещении. Действительно, в детстве его крестили, но он не помнит, чтобы когда-нибудь заходил в храм, или молился.
- Батюшка, я с большим уважением отношусь к Церкви, и к патриарху Алексию, и даже готов просить прощения за свои плохие поступки, но, - и здесь он почему-то заговорил шёпотом, - я не верю в Бога, не верю в Его Любовь... То, что я видел там, в лагерях, те десять лет, среди этого ужаса…, и если бы Он действительно был… Потом откинулся головой на подушку и замолчал.

- Как же мне вас причащать Телом и Кровью Того, в Кого вы не верите?
Больной молча лежал, и было видно, что ему всё равно.
- Давайте, я приду к вам недельки через две, а вы пока подумаете о нашем разговоре, может, всё-таки, в вашей душе что-то и проявится. Попросил близких молиться об отце и ушёл.

В назначенный срок я вновь пришёл в тот же дом. Всего две недели, а как они отразились на его лице. Заострились скулы, и в глазах появилась, словно какая-то пелена. Эта пелена свидетельство того, что человек потихоньку отдаляется от нашего плотского физического мира и начинает принадлежать уже двум мирам: тому и этому одновременно. Он встретил меня уже как старого знакомого. Мне даже не пришлось его о чём-то спрашивать. Я только стоял и смотрел на него. Старик, виновато покачал головой:
- Ничего не получается, я не верю.

Когда дней через десять я всё-таки пришёл к нему в последний раз, то он меня уже не узнавал. Потом, сделав усилие над собой, очнулся, вышел из забытья, и улыбнулся. Он помнил меня, но ему уже было не до меня. Его губы улыбались, а глубоко ввалившиеся щёки, покрытые седой старческой щетиной дрожали. Он едва прошептал:
- Не верю, - и глаза умирающего вновь стали покрываться знакомой мне пеленой.
Почти бегом я спускался по лестнице с четвёртого этажа, а перед глазами всё стояли эти ввалившиеся небритые щёки, и в ушах раздавался громоподобный шёпот:
- Не верю!

Мужик №2 - Николай Иванович (продолжение)

Вид целого посёлка новых коттеджей прервал мои мысли, вот я и приехал.

С Николаем Ивановичем сперва мы долго беседовали, потом я его исповедовал, соборовал и причастил. Никогда раньше мне не приходилось человека уговаривать исповедовать грехи. Просто он считал, что нехорошо взрослому мужику грешить, а потом подобно малому ребёнку просить о прощении, непорядочно, как-то. Он так и говорил:
- Ты же мужик, набедокурил, так имей мужество ответить.
Всю жизнь прожил он в одном и том же городе, здесь же его и крестили, здесь же похоронены родители.
- В последние годы я всё искал чего-то настоящего, а в храм зайти стеснялся. Всю жизнь был партийный, а в конце, значит, что? Видите ли, уверовал и в церковь пришёл? Так я, батюшка, и не решился, хотя родителей всегда поминал, и молился тайком, как умел.
Я уходил от него и думал:
- Почему Господь спасает этого человека? Ведь таких главных механиков сотни, а выбор пал именно на него? До машины меня провожала жена Николая Ивановича, всё с тем же радостным выражением лица. В конце концов, я не выдержал и сказал:
- Вижу, вы очень мужественный человек, стараетесь не выдавать своих переживаний, просто удивительно.
Женщина продолжает улыбаться:
- Батюшка, я и на самом деле радуюсь. Сейчас Коля умрёт и выйдет из своей биологической оболочки, а я помогу ему задержаться не ниже пятнадцатого уровня сознания. А когда придёт моё время, и я перейду в духовный мир, то постараюсь подтянуть его душу до своего уровня, а потом мы воплотимся вновь. Ведь я, батюшка, не только бухгалтер, но и практикующий эзотерик с многолетним стажем.
Слушаю бухгалтера-эзотерика, и чувствую, как у меня под шапкой начинают шевелиться волосы:
- А, Николай Иванович, что, тоже практикующий эзотерик? (Господи помилуй, кого же я тогда причастил?!)
- Увы, к сожалению, нет. Если бы он согласился стать посвящённым, всё было бы значительно проще. Десять лет я пыталась его увлечь, и все эти годы Николай упорно стоял на своём: он, мол, православный. Мама его, видите ли, крестила, и он своей вере не изменит.
Она жалуется, а у меня внутри всё ликует, и главное, мне становится понятно, за что Господь спасает эту душу.

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Мужики» опубликован: 04.06.2010 - alex-the-priest.livejournal.com/32947.html

PS   О да, вот это упоительное "причинение добра" человеку, не имеющему возможности возразить в силу текущих жизненных обстоятельств, меня восхищает неустанно! Я бы, правда, костылем влепила все ж причиняющему, а не постороннему неповинному бедолаге, но влепила бы непременно, несмотря на все понимание концепции "как лучше".
Священник Александр Дьяченко:   Дружочек, не нужно никого бить. Ведь если кто-то о вас заботится, пускай вам это и не нравится, так ведь заботися он о вас из любви к вам. Вы ему небезразличны! Плохо, когда ты вообще никому не нужен...

PPS   Ой... Как дошла до бухгалтера-эзотерика, то у меня тоже волосы зашевелились и мурашка по спине пробежала величиной с кулак...
Священник Александр Дьяченко:   Вообще-то она произнесла куда как более долгий монолог, но его в таком формате не вместить :) Кстати, священников они уважают, но считают нас романтиками и рабами условностей!

PPPS   Спасибо вам за рассказ! Очень впечатлила история про мужчину, который отвечал «не верю!». Думаю, это не от жестокосердия, он искренне хотел поверить и у него не получалось. Он искал, силился. И отвечал, не солгав. Может если бы ему было отмерено больше времени он бы пришел к вере. Вот в статье о.Г. Чистякова прочитала такие слова (он исповедывал и прищащал умирающих от лейкоза детей): «…Один мальчик признался мне на днях, что не верит в загробную жизнь и поэтому боится, что он плохой христианин. Я возразил ему на это, что трудности с восприятием того, что касается жизни за гробом, свидетельствуют как раз об обратном - о честности его веры…»
Священник Александр Дьяченко:   Этот старик - очень старый человек, больше ждать было уже невозможно. С мальчиком всё понятно, а с ним? Он безусловно человек порядочный, но весь в воспитании прошлой атеистической системы...

PPPPS   Но скажите пожалуйста, почему же тогда священники пугают нас Богом? Будешь грешить - и Бог тебя накажет. Я это слышала не раз. А как же Любовь Бога? Много думаю над этим в последнее время и все дальше в какой-то тупик залезаю...
Священник Александр Дьяченко:   Бог не наказывает, Он умирает за человека. Правильнее говорить о вразумлении. Хотя никакой логикой оъяснить действия Бога невозможно, Его не уложить в наши схемы. Скорее человек сам наказывает себя, отворачиваясь от Христа как от источника Жизни и радости...

PPPPPS   Спасибо за очень интересные рассказы. К сожалению, часто количество мужчин в храме равно числу сослужащих. Молодые люди не находят общения в мужской среде, оказываются не у дел. Что должно произойти, чтобы реальная жизнь в вере стала привлекательна?
Священник Александр Дьяченко:   Это самое трудное. Где-то стараются организовывать культмассовую работу, где-то скаутские отряды. Но я думаю, что всё это не то... Если Благодать нас потихоньку покидает, то, боюсь, никакой культмассовкой этого не восполнить... Подвига нет и нет решимости на подвиг, мы очень быстро расслабились...

PPPPPPS   Батюшка, спасибо Вам большое за этот рассказ. Я Вам Очень, Очень благодарна! Вчера причащалась, а сегодня плачу о своем недостоинстве. р.Б. Елена.
Священник Александр Дьяченко:   Только почему он вам так понравился? Я, вроде для мужчин и про мужчин писал?
R:   Батюшка, вы шутите, конечно. Ведь нету же во Христе ни мужчины, ни женщины. А меня Господь милует, наверное, только по Своему человеколюбию…

«И вновь о любви»

Знаете, это особое поколение.
Им пришлось воевать и восстанавливать страну.
И при этом они сохранили желание жить…

Знаю одну пожилую верующую женщину, по-настоящему верующую. Всю жизнь с Богом и всю жизнь терпит глумливое отношение к её вере и ко Христу со стороны супруга. Перед Новым Годом повесила она на стену самодельную иконочку, вырезанную из старого календаря. Муж увидел и в очередной раз устроил скандал, а вскоре с ним случился небольшой инсульт. Человека не парализовало, и памяти не отшибло, а только обездвижило. Лежит он на кровати, и как начинает засыпать, так они к нему всей ордой и собираются. Кого только там нет, вся нечистота, и довольные такие:
- Наш, наш. Теперь ты наш!
Потом прокойники, которых помнил он за свою долгую жизнь. Идут молча мимо и смотрят на него. И снова бесы:
- Наш, наш!
Спать не может, кричит, бедный, от ужаса... Наконец жене жалуется, мол, покоя нет, достали хвостатые. Зови попа, мать, совсем уж невмоготу!

Это я к чему пишу, неверующий муж освящается верующей женой! Всю жизнь она о нём Бога молила, чтобы показал Он тому истинное положение его души. Вот, под конец жизни и вымолила. Мог ведь человек и совсем ударом помереть, - ан, нет... Даёт возможность покаяться, через страх спасает... Подлинная любовь к человеку проявляется в терпении и молитве о нём. Только в наш век кому это под силу?..

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «И вновь о любви» опубликован: 21.01.2011 - alex-the-priest.livejournal.com/45255.html

PS   Бог дивен...А любовь именно в терпении и проявляется. Я всего 4 месяца замужем, а уже многое о любви сказать могу. И всё это совсем не похоже на девичьи романтические глупости. Терпение, труд... И то, Плоды терпение таковы, что плакать и молиться от умиления хочется!..
Священник Александр Дьяченко: Только без насилия над другим человеком (даже самым близким), только любовь творит чудеса!

PPS   Инсульт – это кровоизлияние в мозг, может такие «явления» - это ещё и результат нарушения мозгового кровообращения. Если после причастия исчезнут – то тогда наверное, да – бесы... Моя бабушка 4 года пролежала парализованная. И когда у неё поднималось давление или изменялась погода, то начинались нарушения: то ей казалось, что она лежит на дороге и звала: «заберите меня домой! Зачем вы меня на дороге оставили?», то ей виделось, что мы с сестрой в пожаре горим и она кичала: «Спасите детей!». Страшно такое видеть!!!!!! Не дай Бог! Когда перед тобой человек, которого ты любишь, и он сам не свой. Особенно страшно было когда она в такие периоды не узнавала, смотрит на тебя и говорит: «Девочка, как тебя зовут? Ты кто?» Она была верующая к концу жизни. Но и в течение всей жизни была добрым хорошим человеком. И если мне скажут, что любви не существует, то я не поверю, т.к. в лице бабушки я видела настоящую любовь. Для меня остаётся неразрешимым вопрос: а зачем именно ТАКИЕ страдания, когда нарушается восприятие реальности и самоосознания? Ведь человек тогда и помолиться не может...
R: - Возможно, чтобы другие помолились за него!
Да, чтоб помолиться - это само собой ращумеющееся! Но тому человеку, страдающем,у - зачем нужны ТАКИЕ страдания? Он ведь сам по себе дорог Богу, а не только как средство, чтоб ближние за него помолились. И когда, например, говорят, что дети страдают по грехам родителей, - тоже для меня неразрешимо, ведь ребёнок - он не средство, и если он умирает, чтоб де "родителей проучить" за грехи, то он сам не дорог разве был Господу?

PPPS Как эта бабушка живёт?   Есть ли у неё средства на лекарства? Есть ли кому помочь ухаживать?
Священник Александр Дьяченко:   Этот дедушка практически не пострадал разумом, только обезножил. Главное, что в результате человек пришёл к покаянию.

PPPPS   Галюцинации могут быть последствием инсульта, так надоело стремление православных видеть чудеса там, где их нет. Чудо - это то что вы живете на этой земле, вот ваше чудо, и не лазьте и не ищите больше ничего, так как все это от лукавого! Истинность веры не чудесами подтверждается, чудеса и в других религиях происходят, извините, но даже экстрасенсы и гадалки творят чудеса. Все это от того, что человек ищет Бога везде вокруг, кроме своей души! Царство Божие внутри вас...
R: - Несомненно, галлюцинации - последствия инсульта, кто б спорил! Не было б инсульта - не было и галлюцинаций... Однако ж, человек, всю жизнь жену свою за это ругающий, после них сам захотел со священником встретиться...
Священник Александр Дьяченко:   Главное чудо - это покаяние, уж поверьте мне, старику...

«Не навреди»

Бог не посягает на нашу свободу,
и мы не вправе посягать на духовную свободу других людей,
даже если эти люди нам близки, и мы думаем, что желаем им только добра…

Недавно мне позвонил один человек и попросил крестить его брата. Тот был очень плох, и врачи давали ему жизни не более трех дней. Крестить человека, тем более в таком состоянии, несложно. Даже чин такой есть специальный для крещения умирающего по ускоренному варианту. Только вот болящий находился вне сознания. Дожив до сорока девяти лет, человек не принимал крещения, и как я потом узнал, не принимал его сознательно. Тот, кто, звонил мне, хотел похоронить брата по-христиански, и иметь возможность помолиться о близком человеке. Я понимал его, сочувствовал, и, тем не менее, вынужден был отказать.

Помню, как меня пригласили причастить умирающую 93-летнюю бабушку. Та уже впала разумом в детство, и понятное дело, в храме я её не видел. На мой вопрос причащалась ли она раньше, мне никто ничего толком ответить не смог, но сказали, что бабушка много лет трудилась в храме за свечным ящиком. В моем понимании церковнослужитель - безусловно верующий и воцерковленный человек. И я решил ее причащать. Но, когда уже было поднес частичку к ее губам, старушка, внезапно, пришла в себя, зарычала и стала яростно сопротивляться. Но куда денется бабушка-одуванчик от дюжего батюшки и своры любящих родственников. Заломили старушке руки, открыли ей рот и вонзили в него ложечку с причастием. Потом только я узнал, что бабушка эта в хрущевские годы была осведомителем властей, постоянно доносила на священников и, естественно, никогда не причащалась, да и веру нашу хулила. Как же ей бедной тогда, наверно, было больно, а мы… До сих пор стыдно.

Как-то раз попросили меня соборовать умирающего, находящегося в коме. Это сейчас, сперва все разузнаешь о человеке, и если он верующий был, в церковь ходил, то и в таком состоянии соборуешь, а тогда считал, что раз зовут - значит, надо идти. Во время таинства елеосвящения (или соборования) священник семь раз помазует болящего освященным маслом. И вот представьте себе, человек, находящийся в коме, все семь раз, когда я приближался к нему для помазания, выбрасывал в мою сторону руку, пытаясь ударить. Это я сейчас понимаю, что он сопротивлялся мне, а тогда я всякий раз клал его руку на место, думая, что это она у него сползает, и продолжал молитву. Он страдал в тот момент, но ничего не мог сделать. Оказывается, он еще находясь в сознании, строго настрого предупреждал жену, что бы никаких попов. А жена так неразумно нарушила его просьбу.

Мы обязаны уважать выбор человека, его духовное завещание, а тогда… Старенькая парализованная старушечка, с отнявшимся языком. Мычит что-то сердешная, а я её соборую. Полностью парализованный человек умудрился к концу соборования повернуться от меня лицом к стенке. Это она так «убежала» от меня. Любящая дочь заставила под конец дней страдать свою мать, некогда воинствующего атеиста. Да, она была атеистом, но это был ее свободный выбор, - а мы не хотим его уважать.

Свобода, какое вожделенное для любого человека слово. Мы любим порассуждать о ней, но реально, далеко не каждый из нас способен понести ее бремя. Свобода требует ответственности, потому, что она всегда сопряжена с выбором. Неверный выбор, как правило, заводит человека в тупик, и требуется немало мужества признать свою ошибку, смириться и вернуться на правильный путь. Или остаться со своим выбором и гордо разрушаться, круша все вокруг себя. Но чаще всего человек сам отказывается от свободы, и готов подчиниться кому угодно, лишь бы не совершать этого выбора. Все-таки выбор, как и всякий поступок, есть удел личности. Думаю, что здесь кроется одна из причин распространения изуверских сект.

Можно много рассуждать на эту тему, но, по большому счету, человек имеет только две степени свободы - сказать "да", или "нет", призыву Христа стать Его другом. Он уважает наш выбор, и никогда Сам не навязывается. Если, словом или своим делом, ты ответил Ему "нет", Он отходит от тебя. Не нужно опасаться мести с Его стороны, Он не мы, Он не умеет мстить, Он умеет только любить. Можно ли другого палкой или страхом заставить любить себя? Нет, конечно. Если бы все было так просто, Бог ограничился бы собакой, но Он создал человека, со всеми вытекающими отсюда последствиями, как для Него, так и для нас. И, если Бог не посягает на нашу свободу, то имеем ли мы право посягать на духовную свободу других людей, даже если эти люди нам близки, и мы думаем, что желаем им только добра?

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Не навреди» опубликован: 16.01.2009 в жж alex-the-priest.livejournal.com

«Всякое дыхание…»

Может быть за его милосердие к братьям нашим меньшим,
Господь позволил этой наболевшейся душе -
воспарить в небо вместе с большими красивыми птицами?
Может быть, это голуби за него похлопотали?..

Когда мы ещё только начинали восстанавливать храм, то об устроении церковной территории никто всерьёз и не задумывался. Тогда это было чем-то наподобие волшебной мечты, а сейчас уже и газоны формируем, и цветники разбиваем. Хорошее это дело, - выращивать цветы, - красивое. Цветы - это всегда гармония и тишина, а ещё и запахи. Остановится человек, постоит в окружении совершенных форм, помолчит в мыслях, прислушается, глядишь, через голоса цветов, - и Божий голос пробьётся.

Вдоль дорожки, ведущей от входной арки непосредственно к храму, наши труженицы высаживают множество самых разных цветов, цветущих всё лето, последовательно сменяя друг друга. Для того, чтобы цветники поднять выше уровня самой дорожки, мы воткнули в землю вдоль неё полоски из оцинкованного металла. А с целью придать сооружению завершённый вид, наша староста догадалась взять старый резиновый шланг, нарезать его на куски, и, разрезав вдоль, надеть его сверху непосредственно на металл. Получилось дёшево и эстетично. Полюбовались мы на эту красоту пару дней, и стали уже привыкать, как вдруг однажды утром видим, что все куски шланга, общей протяженностью, метров этак около сорока, грубо сорваны с мест и валяются разбросанными по всей дорожке. Какой-то вандализм, прямо. Стоим, размышляем, кому это надо? Взрослому человеку? Так у него и без нас дел полно. Пьяному? Так он бы ещё и цветы потоптал, а цветы нетронуты. Скорее всего, дети, только дети ночью у нас не ходят. Пороптали, да вновь воткнули шланги на место. Назавтра приходим, та же самая картина. Ну, что за свинство! Кому это нужно?! И вот такого свинства - несколько дней подряд.

Наконец, звонит мне староста: «Батюшка, я почему-то уверена, что хулиганят у нас вороны, что-то мне подсказывает, что это они». Я вспомнил, как года три назад мы наблюдали вот такую картину:
У нас на крыше церковного дома строители оставили лесенку, и для того, чтобы она не слетела, привязали её верёвочкой. Так что вы думаете? Две галки за день эту верёвочку умудрились развязать и стащить. Ну, ладно, верёвочку ещё можно приспособить для нужд в гнезде, но резиновые шланги? Зачем их с таким упорством каждое утро стаскивать с мест и бросать здесь же, на тротуаре. Нет, если они тебе нужны, - так забирай! Ничего подобного! Ну, просто издевательство какое-то.

В эти же дни звонят мне рано утром и просят немедленно причастить умирающего. Садимся в машину и едем в храм. Ещё только светает. Прохожу в калитку, и вижу, по дорожке разгуливает пара ворон, шланги пока на месте. Вороны меня тоже увидели, взлетели и опустились тут же, на ограду. Сидят и смотрят своими большими круглыми глазищами. Вот они, думаю, две хулиганки (или два хулигана, попробуй их разбери)! Можно, конечно, закричать на них, и даже бросить чем-нибудь. А толку? Отлетят на пару метров, сядут на тот же самый забор и скажут: «Какой, однако, у нас глупый поп. Ещё и озорует, пожалуй, мы ему за это цветочки-то да повыдёргиваем».

И в тот момент мне внезапно пришла в голову мысль поступить так, как это иногда описывают в житийной литературе. Я решил попробовать подобно святому Франциску Ассизскому - убедить ворон больше не трогать наши скромные игрушки. Поскольку определить вороний пол мне не удалось, то и обратился я к ним старым проверенным нейтральным словом:

Повернулся и пошел за Святыми Дарами. Иду и думаю: «Как хорошо, что никто этого не видел и не слышал, а то досталось бы мне за «товарищей ворон»». Хотите, верьте, хотите - нет, но посягательства на наши шланги прекратились. Больше их никто не снимал и по дорожкам не разбрасывал. Наверно вороны действительно понимают человеческую речь. Насколько же они смышленее нас. И главное, им не нужно, как оказалось, повторять дважды.

Вороны вообще загадочные птицы, можно сказать - таинственные. Мне рассказывали, что в одном местечке жил в своём доме человек, а фамилия у него была наподобие «Воронецкий». Так весь его дом и окружающие дом деревья были постоянным местом присутствия и гнездования ворон и галок. Когда этот человек умер, то его дом достался новому хозяину с другой фамилией. Птицы немедленно снялись с насиженных мест, и ушли навсегда.

Когда у нас ещё не было ограждения, местные жители, что держали коров, пригоняли их пастись к нам под храм. Летом заканчивается служба, выходит народ из храма, и такое стадо «священных коров», со всеми приличествующими им отходами жизнедеятельности, встречает прихожан здесь же под колокольней. Коровок отгоняют, а продукты жизнедеятельности остаются. Представьте, как это гармонично: в самом храме идёт Литургия, стоят и молятся люди, а с другой стороны двери под сводами колокольни отдыхают коровы. Прямо, как в раю! Просил хозяев не гонять бурёнок к храму, а они недоумевают: «Да как же не гонять, батюшка, мы ведь всегда в летнюю жару скотинку в храм загоняли, ей же тоже охолодится надо. Они же вам не мешают, в сам храм - то не заходят, а под колокольней, ничего, пускай полежат».

Потом всё-таки, героическими усилиями бригады «ух» нам удалось соорудить что-то, напоминающее ограду, протяжённостью в пятьсот метров. Помню, что бригада по своему составу была замечательная: академик медицины, консул в одной из латиноамериканских стран, энтузиаст-доброхот дядя Жора, и прибившийся к нам бомж Эдик. Наверно только в церкви может быть такое единение. После того, как у нас появился какой-никакой забор, коровы больше не докучали, зато козы пролезали кое-где и объедали наши цветочки. И я сделал вывод, что, как интеллект, так и совесть, у вечно жующей скотинки отсутствуют, и договориться с ней практически невозможно. Это вам не вороны...

Зато, какие умницы кошки. К нам постоянно подбрасывают котят, и мы в память о каких-то значимых событиях из жизни нашего прихода награждаем их кличками. Как-то приезжали к нам в гости австралийцы, отцы (т.е. монахи или клирики храмов) из русской Зарубежной Церкви. В честь их посещения мы и назвали очередного котёнка Сиднеем, потом он, правда, превратился в Сида. Таким образом факт посещения дорогих гостей закрепился в прозвище деревенского аборигена.

А последнее время нас часто навещает одна такая славненькая пушистая кошечка, имени я её не знаю, правда это не мешает ей подъедаться у нас при трапезной. В благодарность за приют кошечка решила быть нам чем-нибудь полезной. Но поскольку кошки при столовых мышей не ловят, то в благодарность она решила сопровождать меня в погребальных процессиях (вот уже почти полгода)... После отпевания усопшего, траурная процессия, выходящая из ворот нашего храма, выглядит так: Сперва несут крест, потом крышку гроба, затем вышагивает кот с высоко поднятым плюмажём хвоста, и уж только за котом идёт батюшка. Я уже настолько привык к этой кошачьей странности, что, выходя из храма, начинаю невольно искать глазами нашего кошака, чтобы соблюсти ритуал. Однажды не выдержал и говорю ей: «Кошка, откуда в тебе столько гордыни? Почему ты всё время идёшь передо мной? Следуй за провожающими, будь скромнее». А она смотрит на меня своими преданными глазами-плошками и отвечает: «Мяу»! Точь в точь, как ещё в советские годы в каком-нибудь литовском магазинчике продавщица улыбается тебе вежливо-вежливо, и на все твои попытки что-то купить отвечает: «Несу пранту» - не понимаю, мол, тебя, дорогой товарищ оккупант. Так и кошка: «Не понимаю я тебя, дорогой товарищ поп». А в следующий раз снова вышагивает впереди меня с гордо поднятым к небу хвостом.

Поскольку наши кошки мышей ловить не хотят, то заниматься этим делом приходится нашей старосте, которая достигла в этом деле значительной сноровки и опыта. Но это с мышами, а с крысами, хоть плачь. Крыс у нас в округе много, поскольку со всех сторон храм окружён коровниками. Так что осенью не зевай и не оставляй без присмотра открытыми храм или дом, - обязательно забегут. В храм, правда, крысы не идут, нечего им там делать, а вот в трапезную спешат и с превеликим удовольствием. Крысы - животные очень хозяйственные. Если какая попадает в дом, то сразу же наводит в нём надлежащий, с её точки зрения, порядок. Находит укромное место и устраивает в нём склад, куда стаскивает всё съестное. Распознать наличие в доме крысы можно не только по шорохам под полом и в стенах. Начинают пропадать продукты.

Привез я на кухню сетку картошки, поставил на пол в углу, а утром кормилица наша, тётя Шура негодует: «Батюшка, ты же обещал нормальной картошки привезти, а привёз «на тебе Боже, что мне негоже»». Заглядываю на кухню и вижу, что действительно, в сетке не картошка, а не пойми что, и самое главное, этого «не пойми что», совсем мало. Картошку обнаружили только через месяц, она была отсортирована и тщательно уложена в днище дивана, что стоит у нас в трапезной, там же лежали в порядке пропадания сухари, пряники, и даже почти полная упаковка печенья «Юбилейного».

Крысы готовы жить с хозяином в дружеском паритетном общении и взаимопонимании. Один раз я причащал старенькую бабушку. Пока готовил в комнате всё для причастия, слышу на кухне такое характерное: «шлёп»!
- Селёдка! - заволновалась старушка, - и на кухню!
Я за ней. Гляжу, она руку под батарею, и громко так: «Дай сюда»!
Возня, сопение, и у бабушки в руке большая селёдка с растерзанным хвостом. Бабушка довольна:
- Успела, знаешь, какая она у меня бедовая, всё тащит. Глаз да глаз за ней нужен.
- За кем это, бабань? - интересуюсь.
- Да за квартиранткой моей, крыса у меня живёт, здоровущая!
Потом взяла ножик, отрезала от селёдки большую часть хвоста и бросила его под батарею:
- Ладно, на посолись, я ведь не жадная. Делиться надо, слышишь, квартирантка, а ты всё только для себя, понимаешь...
А у меня такое чувство отвращения наступило:
- Мать, давай я в ЖКО зайду, попрошу крысу твою эту извести.
- Спаси тебя Бог, батюшка! Только "Лариску" мою травить не надо. Мы ведь с ней дружим, даже в одной постели спим. Она зимой ко мне в ноги забирается, свернётся клубочком, и спит. Я ведь человек одинокий, ни детям, ни внукам, никому не нужна, хорошо хоть крыса прибилась...
Крыса, животное внешне гадкое, но очень разумное. И вот что мне иногда на ум приходит: может это не бабка крысу приютила, а крыса бабку пожалела?

А однажды я был свидетелем такого интересного случая. Это было задолго до моего рукоположения. Отслужили воскресную службу и отец Нифонт, тогдашний наш второй священник говорит мне:
- Пошли со мной. В одной квартире помолиться надо. Хозяйка жалуется, что житья уже не стало от тараканов. Вот мы с тобой мученику Трифону молебен послужим, а потом святой водичкой дом покропим, они и уйдут.
- Тараканы боятся чистоплотных хозяек, батюшка, - отвечаю.
- Бывает, что и не всегда, - глубокомысленно заметил отец игумен, и мы проследовали по предложенному нам адресу.
Зашли в квартиру, в доме опрятно, но присутствие тараканов заметно и невооружённым глазом. Хозяйка пригласила подругу, и видно, что той вся эта затея с молитвой от тараканов забавна. Порой она и вовсе начинает смеяться, даже не таясь. Батюшка помолился своим трескучим голоском, а, уже уходя, и говорит смешливой подруге:
- Вот ты, говоришь, живёшь в соседнем доме, так вот гляди. Ночью здешние тараканы уйдут из этого дома, а придут к тебе. Так что, встречай гостей.
Женщина прыснула в кулак, ей неудобно было смеяться откровенно в лицо священнику. И, на самом деле, всё это наше действо со стороны выглядело комично. Только ведь действительно, тараканы в ночь ушли из этого дома, а точнее - из этой квартиры на четвёртом этаже. И, вот не знаю, те ли это тараканы, или из тех, что проживали в соседней пятиэтажке, но к смешливой женщине в ту же ночь нагрянула, как в том анекдоте, такая толпа вредных насекомых, что ей бедняжке было уже не до смеха.

Но самый удивительный пример дружбы и взаимопонимания завязавшийся между человеком и птицами, а именно голубями, произошёл у нас в посёлке всего несколько лет назад. В одном из пятиэтажных домов на первом этаже жил пожилой и очень больной человек. Друзья звали его Бобом. Боб страдал запущенной формой диабета, и непонятно было, как он вообще дожил до своего возраста. Человек большого роста и большого сердца. Ему было очень трудно ходить, передвигаться он мог только с палочкой, тяжело опираясь на неё. Не знаю, в каких случаях, но иногда страдающим этой тяжёлой болезнью разрешают выпивать немного водки. Бобу это снадобье помогало, а поскольку тело у него было большое, то и количество водки, что он выпивал тоже было немалым, но без неё он уже жить не мог. Любил он сидеть у открытого окна, или зимой на лоджии, и смотреть на играющих в детском городке малышей. Однажды у него перед окном приземлилась большая стая голубей. И птицы не улетали до тех пор, пока Боб не раскрошил им батон белого хлеба. Голуби стали появляться каждый день к одному и тому же часу. А Боб уже ждал их с батоном. Его жене это, наконец, надоело, и однажды, она в сердцах высказала мужу:
- Если хочешь кормить своих дармоедов, то и ходи сам им за хлебом.
И Боб стал ходить в ближайший магазин. Каждый день, не взирая, на погоду, в одно и то же время он выходил из дома и шёл, если это конечно можно было назвать ходьбой. А перед его выходом у подъезда уже собиралась толпа друзей-нахлебников. Впереди еле передвигая ноги, шёл Боб, а за ним шло всё стадо голубей, именно стадо, а не стая. Стая, та летает, а стадо исключительно ходит. Они вместе с человеком шли в магазин, затем возвращались под окно и терпеливо ждали кормильца. А тот, добравшись до окна, кормил птиц и был счастлив!

Когда Боб окончательно слёг, голуби продолжали прилетать к нему и садились, кто на отлив, кто на форточку, словно подбадривали умирающего своим воркованием. Когда же Боб умер, а это был уже август, и тело усопшего выносили из дома, птицы прилетели к подъезду и расселись кругом на выступах и козырьках. Потом они перебежками и перелётами следовали с ним до самого кладбища... А еще люди говорят, что видели стаю голубей, кружащих над могилкой Боба на девятый день после его смерти. Не знаю, правда это, или нет.

Только в тот же год я видел, как осенью над нами в тёплые края пролетела стая, по всей видимости, журавлей. Погода уже портилась, на улице было неуютно, моросил мелкий дождик. Стая больших красивых птиц летела точно над нашим храмом, ну и, разумеется, кладбищем. Вдруг птицы стали кричать что-то на своём птичьем языке. Они внезапно свернули с высоты привычного маршрута и спустились к храму. А потом, вся стая, как единое целое, сделала три круга у нас над большим куполом, и, с непрекращающимся курлыканьем, стала уходить в небо. Это было так завораживающе прекрасно. И вдруг, я почему-то вспомнил Боба. Ведь из-за своего постоянного «лечения» - он стеснялся пригласить к себе священника, и так и ушёл из этой жизни - не причастившись. Но может быть за его милосердие к братьям нашим меньшим, Господь позволил этой наболевшейся душе - воспарить в небо вместе с большими красивыми птицами? Может быть, это голуби за него похлопотали?

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Всякое дыхание…» опубликован: 19.07.2009 - alex-the-priest.livejournal.com/19693.html

PS   Спасибо, теперь буду знать - кому молиться от избавления от тараканов, которых даже дихлофос не берет.
История совсем недавняя: гуляю с собакой в лесочке рядом с домом. И что-то вороны уж сильно беспокоятся. Вдруг вижу, вороны нападают на ястреба, который в лапах держит голубя. Голубь вырвался на свободу и улетел. Потом видела этого голубя в стае ворон.
Неожидала я такого от ворон!

PPS   Спасибо Вам за чудесный рассказ! Пока у нас кот не появился, не подозревал, что животные настолько всё понимать могут. Теперь не сомневаюсь, когда рассказывают про ворон. Или что волки могут даже марки оружия различать (если нарезное - говорят, ближе чем на дальность стрельбы не подходят). А еще - когда голодно, под собак маскируются: хвост поднимают как собаки, походку меняют, подбегая к помойкам. Зато обратно уже привычным ходом в лес чешут! Про котов вообще историй масса. У нашей знакомой кошка, когда услышала сетования, что она дорого обходится семье, мышей стала приносить. А сжалившись над причитаниями хозяйки, когда та ее полчаса поймать не могла, чтобы к ветеринару везти, сама в сумку залезла... Вот ведь создания какие. А главное, что они действительно любить учат. Для нас, теперешних, это самое важное!
Священник Александр Дьяченко:   Кот прекрасно дрессирует своих хозяев! Но пытаюсь сопротивляться...

«Я смотрю в окно»

Человек - существо необыкновенное,
если в душе его свет, то этот свет ощущается всею тварью…

Зимой, как только похолодает, прилетают синицы. Весь год они обитают где-то там у себя в лесу, а зимой возвращаются к людям. Матушкиным иждивением на лоджии устроена большая кормушка, и из ближайшего леса не прекращается в нашу сторону живой поток из синиц и воробьёв. Однажды шёл я по улице рядом со своим домом, посмотрел к себе на окна и поразился, как много у нас собирается птиц. Вообще, это и не удивительно, лес-то рядом, через дорогу.

Я люблю смотреть на деревья, особенно зимой, когда берёзы и ивы стоят покрытые инеем, а огромные ёлки становятся такими дремучими.
Синичка хватает семечку и летит с ней на ветку. Не пойму, что она там с ней делает, клюёт или прячет? Пробовал замечать птичек - не получается, все они на одно лицо, или лучше сказать, на «один клюв». Зато как они потешно ведут себя у кормушки. Среди них есть такие забавные, точно люди. Сядет синичка на краешек кормушки, и давай крылышки топорщить, мол, я здесь самая главная. Уже и места матушка устроила предостаточно, чтобы никто не толпился, подлетай и клюй. Но нет, загораживает собой кормушку и всем своим видом заявляет - моё. И не хочешь, а улыбнёшься. Зайдёшь на кухню чайку попить, смотришь на них, и душа отдыхает.

Утром с рассветом они уже тут как тут, семечки из кормушки сметаются в пять минут, а потом синички начинают высматривать хозяев. Стоит им только заприметить в окошке твой силуэт, сразу начинают биться в стекло и пищать:
- Эй, кормилец, семечек подсыпь!
А дверь на лоджию откроешь, стайка бросается врассыпную и улепётывает во все лопатки. Мол, как они меня боятся, как боятся! А сами рассядутся сверху и наблюдают. Я же вижу их маленькие любопытные головки с блестящими чёрненькими глазками. Ну, как их не любить, этих чудесных малюток, таких невесомых и беззащитных? Возьмёшь птичку-малышку в руку, а она ничего не весит.

На днях прямо на наших глазах хищная птица, мгновенно обрушившись на пирующую братию, сбила одну синичку. Главное, все почувствовали опасность и разлетелись, а эта сидит себе, клювиком вертит. Уже даже матушка не выдержала, и кричит ей:
- Не будь так беспечна! Хватай семечку и лети, иначе тебя саму сейчас схватят!
И вот он, ястребок, тут же появился. Накаркала матушка, я ей так и сказал. А она чуть не плачет, выбежала на лоджию, взяла маленький пушистый комочек в руки, дует на него, пальчиком гладит. Синичка вдруг ожила и упорхнула с ладошки, точна матушка волшебник, оживляющий маленьких птичек. Человек - существо необыкновенное, если в душе его свет, то этот свет ощущается всеми, не только птичками, но даже и совсем маленькими насекомыми.

Помню, отпевал одного старого-престарого майора ВВС. На другой день после похорон его дочь пришла в церковь и стала рассказывать мне об отце. Удивительно, как много может вместить в себя человеческая жизнь. Во время службы они переезжали из одного гарнизона в другой, и везде отец сажал сады. Казалось бы, человек такой немирной профессии, лётчик-истребитель, впоследствии по ранению списанный на землю - и сады. Но, куда бы он ни приезжал, будь то Сибирь, Казахстан или дальний Восток, сперва подыскивал подходящий кусочек земли, разрабатывал его, где-то добывал саженцы, и пожалуйста, через несколько лет там, где никто не мог и представить, уже шумел сад. Весной деревья зацветали, и к ним слетались пчёлы. Он и пчёл любил, но заняться ими смог, только уже выйдя на пенсию. Пчёлы не деревья, их просто так не оставишь, они особой заботы требуют.

Звали бывшего майора Василий, и что характерно, в их семье всем старшим сыновьям было принято давать только это имя. И сколько они себя помнят, всегда так и было, только последнего единственного отпрыска почему-то назвали Павлом. Так этот Павел, юноша современный, отыскал в интернете, что, оказывается, их род происходит из тех мест, куда были сосланы потомки царя Василия Шуйского. Вот, в память об их великом предке сосланные и решили увековечить его память в именах старших сыновей. Ведь Василий - значит «царь», «царственный». Пашка раскопал свою родословную и возмутился: «Ну, вы, родители, даёте, столько веков существовала старинная традиция, а на мне прекратилась». Вот как бывает, корни свои люди забыли, а традиция просуществовала четыре века.

На пенсию ветеран вышел в наших местах, здесь же и остался. Понятно, что и на пенсии он не стал отдыхать и тоже посадил сад. И поставил в нём несколько ульев с пчёлами. Особенно старик любил скрещивать местные дички с культурными сортами. Долгое время у него ничего не выходило, а буквально в последний год жизни его окультуренная дичка дала плоды, да какие, и главное, вызрели они точно к яблочному Спасу. Умер бывший лётчик 12 августа на день ВВС, отпевали мы его на медовый Спас, и на Преображение принесли к нему на могилку замечательные яблоки из его сада, словно зримые плоды его жизни. Пчёлки - дело хлопотное, потому к концу жизни Василий держал только два улья. В день его смерти оба роя поднялись и улетели. Когда усопшего предали земле, поставили, по обычаю, крест, обложили его венками. Вдруг, откуда ни возьмись, налетели пчёлы и облепили все эти искусственные венки. На другой день, когда родные пришли на могилку, пчёлы всё ещё оставались на месте.

Смотрю в окно и вижу мою алтарницу Веру Николаевну. Она каждый день ходит через дорогу кормить своих кошек. Вернее, это раньше кошки были её, потому что жили в сарайчике, где моя помощница держала козочек. Потом козочек порушили, а кошки остались. Жалко бросать животных на произвол судьбы, она их и подкармливает. Изо дня в день, вот уже десять лет. Тех кошек, что жили с её козочками, уже и на свете нет, а она всё одно продолжает о ком-то заботиться. Доброе сердце. У нас, христиан, вообще добрые сердца. И от этого радостно.

Скоро Рождество, и появились снегири. О, перед этими ребятами я снимаю шляпу. Потому, что это самые важные птицы на свете. Росточка им только не хватает. Вот были бы они, предположим, размером с хорошую кошку, так это бы мы с вами, человеки, на веточках сидели, а они бы вальяжно разгуливали по дорогам. Когда прилетает снегириная стайка, начинается настоящий спектакль. Если учесть, что у этих птиц настоящий матриархат, то выглядит это приблизительно следующим образом. Самочка с серенькой грудкой расхаживает по лоджии, а сверху из кормушки красногрудые удальцы пытаются сбросить вниз несколько семечек. Снегири их не расклёвывают, подобно синицам, а жуют. Жуют, жуют, пока наконец не разжуют и не выплюнут шелуху. Мы специально насыпаем семечек на пол, чтобы снегири не мешали синичкам, но те всё равно мешают. Поскольку никто не имеет право даже думать о семечках, если за них принялись такие важные едоки, как снегири. Но нужно видеть забавных маленьких синичек, как они прошмыгивают за толстыми неповоротливыми красавцами, чтобы урвать-таки немножко из содержимого кормушки. Снегири делают вид, что возмущены их наглостью безпредельно, но за нарушителями не гоняются, сохраняют достоинство и невозмутимость.

Скоро Рождество. Народ готовится к новому году, бегают по магазинам, закупают подарки, начались новогодние вечера, а в нашем доме живёт семья, в которой никто ничего не закупает. Она из разряда тех, о ком принято говорить «неблагополучные». Люди не то, чтобы очень уж пьющие, хотя и это случается, они ещё и немного болящие. Я это понял, когда их бабушка пригласила меня к ним на дом отпеть её маму. Прихожу и вижу в одной из комнат странное сооружение из множества подушек, полога и занавесок с рюшечками. Самой усопшей среди этого нагромождения вообще не было видно. Пока жива была бабушка, её безумные дети и внуки ещё как-то существовали, хотя у них давно уже отключили всё, что только можно отключить - и свет, и газ. Но дети не обращали внимания на такие мелочи, они вообще мало на что обращали внимания, кроме того, что несут в руках их благополучные соседи. Кстати, соседи и вынуждены были взять опеку над этой семьёй, ведь если у людей нет возможности приготовить пищу на газу, они начинают разводить костры на балконе или в ванной, а это для соседей настоящая бомба.

Я смотрел в своё окно и видел иногда, как гуляет не очень трезвая мама с самым маленьким из своих пятерых детей. Не перестаёшь удивляться, такие мамы рожают чуть ли не каждый год, а нормальные обезпеченные семьи от детей отказываются. Неимоверными усилиями соседей троих малолетних внуков удалось-таки поместить в детский дом, а самого маленького, годовалого, почему-то не взяли. Так и остались они у меня в памяти: троица маленьких сорвиголов, носящихся по двору, и непрекращающийся указующий крик балконной бабушки. Она считала своим долгом кричать на детей с балкона. Постепенно старушка увлеклась, и стала кричать вообще на всех, в том числе и на обычных прохожих, а потом взяла и померла. Странная бабушка была единственным человеком, способным в этой семье на любовь. Она не только кричала, но могла и приготовить какую-то пищу, почитать малышам сказку и просто приласкать. Ведь даже странная бабушка остаётся бабушкой. Во дворе стало непривычно тихо. Соседи скинулись и сами похоронили старушку, а мы её отпели. Остались мама, молодая ещё женщина лет тридцати пяти, шестнадцатилетняя девушка, её старшая дочь, дядя призывного возраста и маленький двухлетний мальчик. За бабушкой и её пенсией они ещё как-то чувствовали себя единой семьёй, а после каждый зажил по-своему. У всех была своя жизнь, только малыш никому не был нужен, а ему всё время хотелось есть. Сердобольные соседи не оставляли мальчика своим вниманием, но не станешь же чужого ребёнка растить, словно своего.

Его мама, наконец, пошла работать, устроившись выпекать булочки со сладкой начинкой. Чаще всего этими булочками дитя и кормилось. Ему бросали, словно собачонке, упаковку сладких булочек на день. Из-за этого у малыша случился диабетический криз, его всего лихорадило. Если бы не соседка, которая вызвала скорую, ребёнок бы умер. Когда приехали врачи, старшая сестра не хотела отдавать им братика. Ей говорят: - Он же умрёт, как ты этого не понимаешь? - Так я и хочу, чтобы он поскорее сдох, надоел уже, орёт и орёт. В больницу с мальчиком согласился ехать только дядя. Он у них в семье один такой жалостливый. После смерти матери даже в церковь один раз приходил, на службе стоял. Я тогда порадовался за него: - Молодец, - говорю, - Вадик, приходи в храм почаще. Он обещал. У них у всех глаза такие голубые, мутные и навыкате, а у Вадика тоже навыкате, но тёмные, и будто влажные, если бы не читаемое в них безумие, можно даже сказать, красивые. Так вот, только он и согласился лечь с племянником в больницу. После выписки Вадик вернулся домой и в первый же вечер забил мальчика до смерти. Забил и тельце подсунул под шкаф. Когда малыша нашли, он ещё подавал признаки жизни. После всех этих событий его мама приходит ко мне и просит:
- Нам бы малыша покрестить.
Думаю, может у них ещё какие дети появились?
- Да нет же, - удивляется она моей непонятливости, - вот этого, которого Вадик убил. Нам же его отпеть нужно.
Младенчика похоронили на католическое Рождество. Мы привыкли, что Рождество Христово прекрасный повод окунутся в детство, получить подарок и самому что-нибудь подарить. Люди наряжают ёлки, едят мандарины, всё это, конечно, здорово. Но почему-то забывают, что за рождением Христа последовало избиение Вифлеемских младенцев.

Соседка, что больше других заботилась о малыше, иногда навещает в детском доме ту забавную троицу ребятишек с такими же голубыми, как у мамы, глазами.
- Батюшка, они даром что дети, а уже во всю воруют, воспитатели от них стонут. А вырастут, что их ждёт, и что ждёт нас? Вот и думаю, может и хорошо, что этот маленький умер.
Женщина из нашего подъезда каждый день ходит в деревню кормить собаку, когда узнала о смерти несчастного младенчика, заплакала и сказала:
- Если я каждый день готовлю для собаки, наверно могла бы готовить и для мальчика.
Моя Вера Николаевна с любовью вот уже столько лет кормит кошек, а я не забываю о маленьких птичках, все мы по-настоящему хорошие добрые люди.

Старый добрый сказочник Андерсен понял это давным давно, иначе бы не написал свою «Девочку со спичками». Сказка, уразуметь которую способен далеко не каждый. Маленькую девочку посылают продавать шведские спички. В праздничную ночь она замерзает рядом с домами, в которых веселятся счастливые сытые дети. Бедный ребёнок заглядывает в окна и видит нарядную ёлку. Прежде чем окончательно замёрзнуть, она вспоминает бабушку, единственного человека, который её когда-то любил и сжигает спички, одну за одной, согревая руки их огоньком.

Помню, как одна наша прихожанка попросила меня пообщаться со своими внучками-погодками восьми и девяти лет. Папа этих девочек был человеком очень состоятельным. Я пришёл в их богатый загородный дом, где есть всё, о чём только можно пожелать человеку. Бабушка девочек, человек глубокой искренней веры, хотела, чтобы батюшка каким-нибудь волшебным словом заронил в их маленькие сердечки то, что никоим образом не могло прорасти в них в том мире, в котором они обитали. Весёлые дурашливые мордашки, с пытливыми глазёнками, обычные дети, только не знающие ни в чём отказа. Понимаю, что им не скажи, всё будет воспринято как очередная забава. Огляделся вокруг и вижу, на кровати одной из девочек лежит книжка сказок Андерсена. Открыл наудачу и сразу попал на «Девочку со спичками». Читаю сказку, а дети её не воспринимают, может, даже и сочувствуют несчастной нищенке, но через минуту уже вновь смеются. Им весело, так и должно быть, если тебе всего девять лет, и тебя любят - и папа, и мама.
Через год их папу застрелили, и вскоре от прежнего семейного довольства не осталось ничего. Это сейчас они вновь смогли вернуться к нормальной человеческой жизни, а тогда денег и на хлеб не хватало. В этом году на Рождество девчонки обещали подготовиться и, как когда-то в детстве, споют нам колядки. Они вспоминают, как я приходил к ним домой и читал сказку, даже помнят, какую. Чтобы зёрнышко проросло, нужно взрыхлить для него почву.

Если так интересно смотреть на маленьких птичек, то ещё интереснее наблюдать за большими. Иногда на сало прилетают дятлы. Они такие красивые, чёрные и зелёные, но очень уж пугливые. Встанешь сбоку у окошка, замрёшь и весь превращаешься во внимание. А те хоть и оглядываются поминутно, а меня им всё равно не видать. Такое наслаждение от этого получаешь.

А недавно по телевизору показали репортаж о лебедях. Уже поздней осенью, на окраине большого города люди заметили в маленьком водоёме плавающего лебедя. Когда к нему приблизились, оказалось, что лебедь настолько обезсилен, что не может лететь. Люди решили, видимо, во время перелёта отстал от стаи, и отнесли его в питомник. Птицу посадили в большой вольер и принялись выхаживать. Буквально через пару дней всё те же люди и на том же водоёме обнаружили ещё одного лебедя. Птица, хоть и была совершенно здорова, не сопротивлялась. А когда её принесли и поместили в тот же вольер к больному лебедю, раскрыла крылья и пошла тому навстречу. И поняли, что лебедь самочка, потеряв во время перелёта любимого, отказалась лететь дальше и вернулась к нему на то же озерцо, чтобы вместе с ним разделить и общую судьбу. Сейчас они снова вместе, лебедь поправляется, а его подруга трогательно заботится о нём и защищает от всех, кто заходит в клетку, смешно шипя и хлопая крылья.

Мой хороший знакомый журналист из далёкого Красноярска однажды оставил свой родной город и прилетел в Москву. Думал, приедет, осмотрится, попробует себя в журналистике, и если повезёт, останется в столице. Имея за плечами пару неудачных попыток создать семью, он уже махнул рукой на свою личную жизнь. И поскольку Игорь, так зовут моего друга, из журналистов переквалифицировался в киносценаристы, то ему только и оставалось, что в своих сценариях придумывать счастливых людей и любящих супругов. Так он прохолостяковал целых пятнадцать лет. Я был на его съёмной холостяцкой квартире. Стены, ободранные хозяйской кошкой, старый продавленный диван. Нет, так жить нельзя. Наверно, он и сам это понял, потому и написал в специальный сайт знакомств, что такой-то сорока восьмилетний лысеющий джентельмен устал жить в одиночку в комнате с ободранными обоями.
- Мне стали звонить женщины, и чуть ли не каждая спрашивает: «А кто вы по гороскопу»? Или начинают представляться, типа: «Меня зовут Виолетта, я прошла курс тантрического секса. Могла бы преподать несколько уроков». И это мне, верующему человеку. Понял, что ничего хорошего из этого не получится, и снова окунулся в свой сценарий, где у главного героя рождаются дети, с работы его встречает жена и банально кормит жареной картошкой.
Я улыбаюсь:
- Игорь, тебе хочется жареной картошки? Давай пожарим.
- Да ну тебя, - смеётся мой друг. - Я уже было перестал на что-то надеяться, и тут мне приходит предложение о знакомстве. Списался, думал из Москвы, а она аж из Новосибирска. Писала совсем другому человеку, а случайно попала на меня. Начала извиняться, а мне что-то внутри подсказывает, вот она, та, которую ты ждёшь. И не случайно она на тебя вышла, не ошибка это, а судьба. Стали переписываться, я ей предлагаю, приезжай. Она:
- Из Новосибирска?
- А что, самолёты летают и в Москву. Она прилетела. Мы были вместе четыре дня. Я сделал ей предложение, она согласилась. Вот напиши такой сценарий, никто не поверит, скажут, да ты привык сочинять, такого не может быть, разве только в какой-нибудь рождественской сказке. Теперь ты видишь перед собой самого счастливого из смертных. Мне сорок восемь, а жизнь только начинается. Ты знаешь, какая она? Мне интересно:
- Какая?
- Она очень хорошая, - мечтательно улыбается Игорь.
- И это все слова, на что способен сценарист?
- Нет, не только. Я ещё хочу иметь детей, хочу купить дом и обязательно разобью сад. Но сперва мы повенчаемся, это моё условие, и Катя не против. Она прилетает пятого января, а на Рождество мы планируем к тебе в деревню, как вы, кстати, гостей принимаете?

Я представил себе трапезную в церковном доме, как соберёмся мы на Рождество после службы вокруг большого стола. Ещё хочет моя двоюродная сестра приехать из Москвы с внуком Пашкой. И те две, уже повзрослевшие, сестрички, которым я когда-то читал сказки Андерсена, тоже обещались быть. Вот ещё Игорь с Катенькой подъедут, как здорово. Нет, определённо нам будет мало нашего стола.

Но, прежде чем сесть за праздничную трапезу, я теперь обязательно подойду к окну, и постараюсь всмотреться в темноту Рождественской ночи, выглядывая мерцающий огонёк одиноко горящей шведской спички. Потому что нельзя, чтобы в эту счастливую ночь, когда станем разговляться и радоваться тому, что мы вместе, где-то здесь же рядом с нами кто-то плакал от холода и одиночества. Если мы себе это позволим, то в эту ночь Христос не родится...

Священник Александр Дьяченко
Рассказ «Я смотрю в окно» опубликован: 09.01.2012 - pravmir.ru/ya-smotryu-v-okno

«Метаморфозы»

Так было всегда. Святых всегда было и будет мало, но на них стоит мир. Ради них он и существует.
Когда земля перестанет давать святых её существование потеряет всякий смысл…

Помню, когда я ещё только начинал служить, как-то звонит мне староста:
- Батюшка, приезжай у тебя в 12 отпевание, настоятель благословил.
- Кого отпеваем?
- Девицу одну, вон уж привезли, лежит в подвенечном платье.

- Да ты не переживай, отец, - продолжает староста, знает она мою слабость, - этой девице уже за 80. Это она так пошутила. Приехал в храм, захожу. Вижу краем глаза, в боковом приделе стоит гроб, а из него фата выглядывает. Вот, думаю, нашли развлечение, - это я про сродников, - делать им больше нечего, как на старуху фату напяливать. И появилось у меня к этим людям нехорошее чувство. Подхожу отпевать, сухо поздоровался с людьми, можно сказать, еле кивнул, и только потом посмотрел в гроб.

Чаще всего лица умерших ничего не выражают, кроме страданий и следов болезни. Бывают лица испуганные, поведённые судорогой. Словно за человеком кто-то гнался, гнался, а тот сумел спрятаться от этого «страшного», только заскочив в гроб. Заскочил и от ужаса издох. Так скорчившись, бедный и преставился.

Наконец, я смог оторвать взгляд от лица усопшей:
- Кто она? Почему у неё такое прекрасное лицо? Почему она в фате? Расскажите мне, и потом будем отпевать. - Как пулемёт, не останавливаясь, задавал я им свои вопросы.
- Да мы, батюшка, на самом деле, ей не родственники, - отозвался мужчина средних лет. Бабушка Ольга пришла к нам в дом по рекомендации наших друзей, когда у нас появился очередной ребёнок, и нужна была помощь. Ещё у нас тогда мать очень болела, не знали, что и делать. Бабушка помогала нам растить детей, а потом уже и внуков. Много молилась, нас учила. Ходила по другим домам ещё ухаживать за одинокими больными стариками. Мы мало что знаем о ней. Знаем только, что к нам она попала уже далеко не к первым. И до нас она помогала многим, а с нами, просто уже постарев, осталась навсегда. Бабушка хотела в молодости стать монахиней в миру, но духовник отговорил её, времена были сложные. Сказал:
- Помогай людям, и этим будешь служить Богу, а служение это и вменится тебе в монашество. Вот она, как могла, и служила. Ничего у неё своего не было. Всё, что имела, отдавала другим. А про фату, так это мы сами решили, всё же она невеста Христова.

Я отпевал Ольгу и понимал, что мне несказанно повезло. Ведь я пересёкся с живым примером святости. Этот человек жил рядом со мной, дышал со мной одним воздухом, а я про неё ничего и не знал. Может и хорошо, что не знал, это даёт право надеяться, что рядом с нами живут ещё и другие святые, просто мы про них ничего не знаем.

Когда стал ходить по домам причащать стариков, удивлялся, какие же они разные. Придёшь в один дом начнёшь разговаривать со старым человеком, а тот и говорит:
- Батюшка, у меня дочь, гадюка, деньги тырит. Вот, под подушкой их прячу.
- Так может, она нуждается в них, отец, за тобой же уход нужен, лекарства? Зачем дочь обижаешь, ведь не бросает тебя, заботиться.
- Нет, тырит! капризно кричит старик. - Я знаю!
Грустно... Вы не замечали, как порой тягостно, и даже невыносимо тяжело, сидеть рядом со старым человеком. Вроде, он и одет чисто, а с души воротит, как уйти хочется.

Спросите такого:
- Отец, как поживаете? И скорее всего в ответ услышишь, что всё плохо, что президент - гад, что губернатор - вор, а мэр - проходимец, пробы негде ставить. Страшное состояние души. А ведь старость - это итог, с которым человек стартует в вечность. Кто сказал, что ад начинается на небе? Он начинается ещё на земле, как, впрочем, и рай.

Помню, лежит старушка, на глазах линзы, как телескопы, почти не видит. Двигаться не может, да ещё и не слышит ничего. Брёвнышко брёвнышком. Думаю: интересно, а какие у неё мысли и желания? А у неё вообще есть желания?
- Мать, ору, - ты чего-нибудь хочешь? У тебя есть желания?
- Есть, отвечает, я жить хочу.
- А зачем тебе жить, мать? Ты же не живёшь, а мучаешься?
- Мне, батюшка, детей жалко, что они без меня делать будут? И заплакала. А дети уже и сами на пенсии.

Иногда задаёшься вопросом: почему некоторые люди так долго живут? Бабушке, а это, как правило, бабушки, уже за 90, а она всё никак помереть не может. Плачет:
- Устала, говорит, а Бог всё меня на земле терпит.

Вот как-то поговорил так с одной нашей бывшей прихожанкой, бабушкой Таней, а через год, где-то, смотрю, в храм на службу приходит её внук с женой и двумя детьми. Всю службу стоят молятся, жена с детьми причащаются. Возликовала душа моя, а на следующий день баба Таня и померла. Отпустил Господь, молитвенная смена пришла. Правда, ребята эти очень уж редко в храм приходят. А здесь кризис поприжал, с деньгами тяжело стало, дела не идут. Приходит внук бабы Тани и на жизнь жалуется. Тяжело, мол. А я ему отвечаю:
- Так ты в храм ходи, молитвенную смену принял, так и ходи. Тебя Господь вразумляет - молиться нужно, а ты всё о делах. Внук подумал, почесал в затылке и обещал заходить. Он мой сосед, в одном доме живём. Всё идёт, с зимы уже.

Да, интересно порой жизнь поворачивается.. В нашем храме двое прославленных Церковью новомучеников, бутовские страдальцы. Мы когда поехали на Бутовский полигон, то с нами была внучка одного из наших святых. Во время служения панихиды, еще в старом деревянном храме, перечисляя имена расстрелянных, обнаружили, что имя нашего псаломщика выделено красным маркером. Спрашиваем:
- Почему имена некоторых новомучеников выделены, в том числе и нашего бывшего псаломщика, а другие нет?
А нам говорят, что он уже прославлен в лике святых. Теперь не о нём, а ему молиться нужно. Представляете? Внучке узнать, что её дед святой.

Вернулись домой с Бутово, пошли к дочери святого новомученика Димитрия, Надежде Дмитриевне. Ей тогда было что около 85 лет. Бабушка Надежда в храм уже не ходила, физически не могла. Но ум имела поразительно ясный и изумительную память. Она даже помнила, что колокол, сброшенный с нашей колокольни, весил 6250 пудов. Рассказывала, как такую махину водружали на высоту почти сорока метров, правда это было ещё до её рождения, но рассказы участников подъёма были ещё свежи и остались в её памяти. Точно так же ясно отпечатались у неё и события, связанные с разгромом храма. Для того, чтобы сбросить колокол понадобилось прорубать в стенах колокольни дополнительные отверстия. Колокол упал и не разбился. Добивали эту красоту его же языком. Потом куски погрузили в машину и увезли.

Надежда Дмитриевна прожила очень нелёгкую жизнь. Дочь врага народа. Семья, оставшаяся без кормильца и без имущества. Старшего брата расстреляли вскоре вслед за отцом. Её саму выгнали из техникума. Поначалу вообще за кусок хлеба трудилась. Так и проработала всю жизнь на самых грязных и тяжёлых работах. Как только появилась возможность восстанавливать родной храм, первой же и пришла. Ей уже тогда было за 70. Кто ещё тогда так радовался, и кто так трудился, как эта женщина? У неё же в доме и книги, и иконы хранились. На все службы летала птичкой. Но время брало своё, и вот уже наша бабушка Надя перестала выходить из дому. Мы по её просьбе фотографировали храм, все изменения в нём. Как она была счастлива, прижимая к груди дорогие ей картинки. Когда бабушка уже не могла ходить на службы, то она свой дом превратила в храм. Первым делом ей подключили церковный канал, по которому она могла смотреть богослужения. Бабушка освоила магнитофон и ежедневно прослушивала одно из Евангелий, слушала Псалтирь. Клирос по её просьбе записал весь цикл воскресного богослужения, и во все праздники Надежда Дмитриевна молилась вместе с народом Божиим. А ещё она ежедневно вычитывала все положенные молитвы, акафисты и часы.

Помню, зашли к бабушке Наде, пожалели её одиночество. И однажды после службы я обратился к нашим общинникам и призвал их чаще посещать старушку. Через несколько дней шлёт она мне послание:
- Батюшка, милый, Христом Богом прошу тебя, останови это паломничество ко мне, я же не успеваю совершить положенный мне молитвенный круг. Уже потом, она говорила мне:
- Ты не смотри на моё одиночество, я же ведь живу, как в раю. Никогда мне не было так хорошо.
И ещё, всякий раз, когда я приходил к ней, она официально заказывала мне молебен своему отцу. Денежку достанет, всё чин по чину. И никакие протесты не принимаются. Вы можете себе представить: дочь заказывает молебен своему отцу. Не за отца, а отцу, святому новомученику Димитрию. У меня это до сих пор в голове не укладывается.

Однажды спросил её:
- Надежда Дмитриевна, вот ты прожила такую долгую и трудную жизнь, и дождалась, что отца не только реабилитировали, но ещё и во святых прославили. Справедливость восторжествовала. Скажи мне, ты счастлива?
- Счастлива, батюшка. Только не знаю, поймёшь ли ты меня. Вот гляжу на свою жизнь с высоты прожитых годов и понимаю, что самым-то хорошим для меня временем, или лучше сказать, настоящим, было то время страданий. Никогда я так больше не молилась, и не ощущала помощи Божией. Я же кожей чувствовала, что Он рядом стоял.

Умерла она совсем недавно не дожив недели до своих 90 лет. Хотела было даже пригласить нас на юбилей, но не смогла. Тихо уходила, мирно. После причастия, а причаститься ей было трудно, всю ночь её рвало, печень подвела. И, тем не менее, мы её причастили и сидели возле неё с банкой, на всякий случай. Она всё меня за руку держала. Потом ей стало получше, она заснула. Пришла в себя, попросила её посадить и преставилась.

Вы наверняка можете себе представить, как выглядит старый больной человек 90 лет. А вот во время отпевания, во гробе я снова увидел уже знакомый мне отпечаток святости на лице усопшей. Его трудно описать словами, но и невозможно с чем-то спутать. Лицо становится таким, что от него невозможно оторвать взгляд. Так и смотрел бы на него и смотрел. Что-то в нём появляется весомое, подлинное, что скрывалось за простым добрым взглядом стареньких подслеповатых глаз. В лице человека явственно и победоносно отпечатывается Небо. И тебе радостно, что Небо не прошло мимо тебя. Что рядом с тобой, и в унисон с твоим, билось и молилось такое сердце. Как же я благодарен Тебе, Господи, за таких людей, за такую науку!

На другой день после отпевания случайно обнаружил, что в храме заелеоточило сразу несколько икон. Все образы стоят на открытых местах, вот и заметил. Думаю: «А образ отца Надежды Дмитриевны, святого мученика Димитрия? Он-то как?» Подхожу к иконе, а она повешена в таком уголке, куда почти не доходит дневной свет, присмотрелся. Действительно, елеоточит (или, еще говорят: мироточит). Что в этом знаке? Небо радуется от того, что ещё одна праведная душа вознеслась в горние обители? Или это в утешение нам, пока ещё остающимся здесь на земле?

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Метаморфозы» опубликован: 10.08.2009 - alex-the-priest.livejournal.com/20346.html

07.08.13   Спасибо.Очень хорошо.Спаси Господи
28.03.14   Как хорошо что есть святые! Благодарение Богу за таких людей! Юрий
27.11.14   Рассказ удивительный, поучительный и очень нравственный. Меня удивляет то, что люди, пускай не все, но некоторые, ощущают рядом с собой присутствие БОГА. А я точно знаю, что БОГ - есть. Я не знаю как эти люди прожили свою жизнь, но они почему-то заслужили любовь Отца Нашего Небесного. Да будет им всем хорошо в Царствие Небесном !!! Анатолий
22.01.20   Отпевали свёкра. В городе сейчас как? Увозят в морг, там же обмывают, одевают и рядом помещение для отпевания. Батюшку мы привозили сами, а потом оттуда везут на кладбище. Слава богу, что в маленьких городках всех ещё хоронят в землю, а не кремируют, как в Москве.
Поэтому я его увидела уже в гробу на отпевании. И он такой светлый, красивый и умиротворённый там лежал, мне кажется наяву таким я его видела много лет назад. Казалось так ему сейчас необыкновенно хорошо. Такой покой от него исходил. И я, глядя на его лик непроизвольно стала улыбаться. А потом содрогнулась, ведь все стоят со скорбными лицами, подумают, что я радуюсь его смерти. Он всю жизнь работал, даже в выходные. Приходил с производства, закрывался в своей комнате и работал. Вышел на пенсию и с тех пор всё время собирался умирать. Я его ругала за это, подвигала на какие то хозяйственные дела. Потом он говорил мне спасибо. Но мы не так уж часто приезжали к ним в город. Я очень скучаю по нему. Вот уже 5 лет. Заказывала заупокойную, сорокоуст. А всё равно тоска не отпускает. Гложет чувство вины за недостаточное внимание, за то что откладывала разговор с ним по душам, да так и не поговорили толком. Что делать?

R: Отпевали свёкра   Смерть праведников: Это в порядке Божьей Правды, что когда чистые и святые люди умирают, уходят из сего мира в мир Горний, Небесный, то на похоронах бывает непроизвольная радость у добрых людей. Прочитайте пример: http://afon-ru.com/pisatel-pavle-rak-priblizheniya-k-afonu#11-blagaya-smert
И ещё случай вспомнил. Частенько бывало, что я в неофитстком порыве горячо что-то рассказывал о Боге. В частности, как умирают святые. Одна женщина, главбух, с удивлением поведала мне в 90-х, что на похоронах племянницы у неё не было слёз и горя, а было чувство радости. И ведь они, родственники, по сути её и убили, желая добра. Умершая с рождения не имела матки и, не знаю, может ещё каких половых органов. И вот когда ей было лет 15, родственники смогли осуществить операцию по пересадке отсутствующих органов. И девочка умерла после операции.
Бог легко забирает человека, когда он готов для райской жизни. Тем более - часто люди, взрослея, теряют детскую чистоту жизни. Потому и младенцы у добрых родителей умирают, если Бог провидит, что взрослая жизнь их пойдёт не по лучшему пути.
А скучаете, скорее всего, не по нему, а по Царствию Божию, где он теперь обретается. Старайтесь жить так, чтобы рядом с ним оказаться! И еще потому, что переживаете за его посмертную участь. Не надо скучать! Лучше догонять свёкра в чистоте и в стремлении к Богу, желании хорошо умереть. А кто не имеет природной чистоты (как у него), то это даётся в церковных Таинствах Исповеди и Причащения!
И даже, если и имеете природную чистоту. У Бога обителей в Раю много, не в смысле, что несколько "раев". Рай один, но все попавшие туда, по слову преподобного Исаака Сирина, видят Христа в разной степени, разная степень любви у них к Богу и разное блаженство. И очень хорошо, если природная чистота развилась и уподобилась Самому Христу, стала сама Любовью. Это удобнее всего достичь в Православной Церкви. И если грешный человек достигает Святости, то это много ценнее, чем если человек просто сохранил свою природную чистоту. Да и не бывает природной чистоты без изъяна, поэтому Апостол Павел говорит о "спасении как из огня", - попал человек в Рай, но не подготовился к нему, не знает духовной жизни с Богом, как-бы "голый", как выскакивают из горящего дома в одном исподнем. Нам бы дуовные сокровища стяжать, светлые Христовы одежды!

«Будьте как дети»

Может именно эту способность детей
за внешней стороной жизни рассмотреть подлинную сущность вещей,
Господь и имеет в виду, когда призывает нас уподобиться детям?…

У соседа умерла жена, баптистка. Хорошая была женщина, и глубоко верующая, с Новым Заветом практически не расставалась. Зато муж её, - от всего этого, - человек совершенно далёкий. Сколько раз пыталась она привести его в общину, да ничего у неё не вышло. Я с ним тоже потом разговаривал - безполезно! Только и слышишь:
- Нет, сосед, извини, небожественный я человек, ничего у тебя не получится.
Он и раньше-то никогда весёлым не был, а теперь и подавно сник, правда, пить не пьёт, но как-то совсем к жизни интерес потерял, бросил работать, растолстел, обрюзг. Я за него даже бояться начал, думаю, вот так, не дай Бог, помрёт сосед, придут сродники и будут просить отпеть его заочно, а крещёный он или нет, поди, никто и не вспомнит. Встречаю его на днях:
- Ген, - спрашиваю, так, на всякий случай, - а ты, вообще, крещёный?
Спросил, безо всякой надежды на взаимность, думаю, махнёт сейчас рукой, как обычно, и мимо пройдёт. Но ошибся, и впервые узнал, что мой сосед, оказывается, умеет улыбаться:
- Крещёный, а как же? Ты понимаешь, там всё так смешно получилось. Меня мамка в шесть лет крестила, а тамошний поп, ты понимаешь, - он начинает смеяться, - он мне после крещения вот этого вашего «сладенького» из такой металлической банки дал.
Я его поправляю:
- Ген, это не «банка», это «Чаша» называется.
- Вот, вот, я и говорю, мне это «сладенькое» так понравилось, что я за чашу ухватился и хотел ещё из неё отхлебнуть, а поп как даст мне по лбу:
- Ах, ты, - кричит, - паразит, уйди от чаши!
Генка уже в голос хохочет и умиляется:
- Я ж тогда ещё совсем маленький был, а на попа обиделся, что он мне «сладенького» пожалел, и больше в храм уже не ходил.
Смотрю и глазам не верю, человек, уже было впавший в отчаяние, внезапно оттаял из-за такого, казалось бы, простого вопроса из детства. Так мы с ним ещё с полчаса на лавочке возле дома просидели, и он всё рассказывал и рассказывал про свою жизнь, смеялся и плакал одновременно.

Мы любим повторять, что "все мы родом из детства". Так оно и есть. Детство - это особое время, даже не время, а скорее состояние души и духа. Детьми мы ближе к Богу, чем когда бы-то ни было после. С интересом наблюдаю за грудничками, когда после крещения вношу их в алтарь. Дитя до этого может плакать, а войдёшь с ним в алтарь, глядишь, он и замолчал. И только глазками водит туда-сюда. Думаю, что же ты там видишь, дружочек, ведь кроме закопченного потолка там ничего интересного, а он видит. Я в этом не сомневаюсь, и даже в их глазёнки специально заглядываю, а вдруг в них отразится играющий ангел.

Есть у меня один приятель, ему четыре года и зовут его Дениской. Где бы он меня не встретил, сразу спешит поздороваться. Бежит и кричит своим хрипловатым голоском:
- Батюшка, благослови! - но здороваемся строго за руку.
Мы с ним задружились ещё до его рождения. Ирина, его мама, будучи беременной вторым ребёнком, узнала, что муж ушёл к другой. Он просто поставил её перед фактом и ушёл. И как тут быть? Первая девочка уже большая, да внимания всё одно требует. Роди второго, и думай потом, как прокормиться. Не для того мужики уходят, чтобы о прежних детях заботиться. Здравый смысл ей подсказывает: пока не поздно, избавляйся от второго, да рука не поднимается. Вот в таком положении и пришла Ирочка к нам в общину. Воцерковилась быстро, и вопрос рожать или убивать решился сам собой. В роддоме меня пропустили к Ирине в палату, и Дениску я увидел уже на второй день после его рождения.
- Батюшка, что значит, я во время беременности постоянно причащалась, - делится со мной мамочка, - дитя родилось так легко и быстро, что даже видавшие виды медики удивляются. У меня всё хорошо, вот только имени мальчику никак не придумаю, может, ты чего посоветуешь. Я начинаю вспоминать:
- Вчера была память, - и перечисляю имена святых. - Вот-вот! Дионисий!
Какое красивое имя. Так наш Дениска и стал Дионисием.
Мальчика причащали каждое воскресенье, и храм для него стал вторым домом. Девочки обычно начинают говорить раньше пацанов, и нам всё казалось, что наш Дениска маленький, раз своего имени произнести не может. Однажды Ирочка подходит после службы к кресту, Дениска на руках. Я подаю ей приложиться, а сам говорю:
- Ну, а Дениска у нас ещё маленький, ему пока рановато крест целовать.
Малыш, не говоря ни слова, берёт меня за руку с крестом, притягивает его к себе и целует. И при этом он смотрит на меня так победно, что невольно заставляет себя уважать.

А потом мальчик заговорил, и стал задавать вопросы:
- Вы знаете, из кого состоит «хор небесный»?
Вот попробуйте это объяснить трёхлетнему ребёнку!
- А как люди могут петь на небесах?
- Почему нужно молиться каждый день?
- Бог высоко на небе, а где же к Нему лесенка?
Я легко отвечаю на вопрос Дениски: "Есть ли друзья у Бога"?
Но зато следующий вопрос ставит меня в тупик:
- Батюшка, но если ты тоже друг Христов, как же ты допустил, что Его убили?

Основную проблему христианства сформулировал девятилетний ребёнок, взрослые такие вопросы исследуют в докторских диссертациях, или дебатируют на Вселенских Соборах. И самое главное, в разговорах с детьми нет необходимости доказывать им существование Бога, они в этом не сомневаются. Сомнения приходят с развитием страстей...

Когда мы только стали восстанавливать храм, нам помогали дети. Это было хорошо во всех отношениях, дети и помогали, и сами имели возможность лишний раз побывать в церкви. Мы, ожидая их прихода, всякий раз готовились, пекли блины, закупали сладости, грели чай. Почему-то детворе неизменно нравится посидеть у нас в трапезной за нашим огромным столом, и хотя никто из них дома не голодает, но о чаепитии они напоминают нам постоянно. Даже сейчас, когда их рабочие руки нам уже не нужны так, как раньше, когда они, словно муравьи, выстроившись в три-четыре ручейка, в несколько минут разгружали шаланду с кирпичом, мы продолжаем неизменно приглашать их к нам потрудиться и почаёвничать. Благо, что земли у нас вокруг храма целый гектар, и есть где приложить усилия.

В последние годы стал замечать одну пугающую меня особенность. Если из тех, прежних подростков, кто действительно работал вместе с нами, убирая территорию от мусора, разбирая завалы из битого кирпича в самом храме, разгружая с машин те же самые стройматериалы, никто не требовал оплаты, то сейчас всё чаще и чаще я слышу от детей требования денег. Так получается, что через храм у нас проходят, как правило, ученики с пятого класса по девятый. Ребят, с согласия их родителей, во время сдвоенных уроков труда приводят учителя. И вот, однажды дети не пришли. Мы, как обычно, напекли пончиков, заварили чай, а едоков нет. Думали, что поход сорвался по объективным причинам, а оказалось, что родители не пустили. Раз они там у себя в церкви детей эксплуатируют, так пускай поп и оплачивает детям их труд. И никакие доводы учителей, что дети не столько работают, сколько играют возле храма, никого не убедили. Нет работы - плати повремёнку...

Нужно было искать какой-то выход, и тогда мы стали приглашать учителей истории проводить в церкви один обязательный урок по краеведению. Это и логично, храм самое старое и красивое место в округе, да и все нынешние родители, некогда бывшие детьми, играли среди его развалин. Меня всегда умиляет, когда в церковь заходят уже немолодые люди и начинают, осматриваясь в знакомом пространстве, исследовать стены, в надежде отыскать то место, где когда-то очень давно, они с приятелями, словно на поверженном Рейхстаге, оставили свои автографы.
- Батюшка, мы здесь давно когда-то пацанами в войнушку играли, а здесь у нас был штаб, а вот на этом месте на плитах пола, мы жгли костры. Смотрите-смотрите, - и растроганно так, - вот даже ещё следы от огня остались!
Действительно, следы костров со старых плит не стираются и напоминают о том страшном времени запустения. Ни у кого их тех, кто раньше бедокурил в заброшенном храме, нет ни к Богу, ни к Церкви какой-то ненависти, или даже простой неприязни.
- Почему ломали?
- А кто же его знает? Все ломали, ну и мы тоже, так было принято.

Познакомился, помню, с одним человеком, который подробно рассказал, как выглядел старый иконостас. Он брал карандаш и со знанием дела рисовал колонны, показывал места, где крепились все эти деревянные карнизы и поребрики. Спрашиваю:
- Вань, откуда ты всё это знаешь?
- Батюшка, обижаешь, - и укоризненно смотрит на меня, - я же сам своими руками здесь всё и ломал. А вот на этом месте из кусков иконостаса жгли костры, пекли картошку, играли на гитарах. И такая у нас компания хорошая собиралась, мы здесь просто отдыхали душой! Много чего он ещё забавного рассказывал, - что только не вытворяли пацаны в храме под «портвешок» местного разлива! И такой дядька хороший попался, он нам потом ещё электричество помогал безплатно проводить. Мы его спрашиваем:
- А почему безплатно, Вань?
- Да, смотрю, ребята вы славные, хорошо с вами, я среди вас душой отдыхаю.
Такой вот дядя Ваня, простой добрый русский человек, которому, по большому счёту, всё равно, ломать ему этот храм или строить, лишь бы коллектив подобрался душевный!

И вот как-то приводят к нам девятиклассников на урок краеведении. Я привычно провёл их по зимнему храму, а потом мы проходим в ещё невосстановленную летнюю часть церкви. Тогда уже в ней стояли огромные леса, но к штукатурным работам пока не приступали. Дети слушали меня краем уха и всё разглядывали надписи, оставленные на стенах туристами и местными аборигенами. Привычные: «здесь был Вася», перемежались с надписями неприличного содержания. Внизу, где достали, мы их затёрли, но выше нам было не забраться. Девятиклассники, локтями подталкивая, друг дружку, показывают на нецензурщину. Они хихикают и с интересом поглядывают в мою сторону. Короче, я им про храм рассказываю, а они всё эту пахабщину разглядывают. Чувствую, что-то у них в головах не срастается, говорю:
- Может, чего спросить хотите? Один мальчик, указывая пальцем на исписанные стены, интересуется:
- Батюшка, а вот это кто написал?
- Ну, если вы местные жители, то, скорее всего ваши родители, вот в таком же приблизительно возрасте, как и вы сейчас.
Дети в недоумении: - А зачем они это написали?
- Да, глупые были, вот и написали, может, кто друг перед другом похвастать хотел, вот, мол, какой я крутой, вон аж куда забрался.

У нас, кстати, на внешней стороне купола, на одном из самых высоких мест долго ещё, даже когда уже служить начали, была одна надпись, сделанная девочкой подростком. Потом эта девочка выросла, окончила университет, и каждый день, проходя в школу мимо храма, читала свою фамилию и краснела. Я об этом узнал, когда надпись, наконец, закрасили, и она пришла поблагодарить.

Возвращаюсь к девятиклассникам, они стоят переваривают мои слова, и только потом задают вопрос, который всё расставляет по своим местам.
- Ну, вот, они всё это писали, а ты-то где был, почему ты им разрешил такие слова написать?
И наступила уже моя очередь удивляться:
- А вы что же, разве не знаете, что наш храм был заброшен? Что наших священников расстреляли, и не только наших, но и почитай, всех остальных, кто служил в округе?
Оказалось, что они ничего этого не знают. Удивительно, живут люди в одних семьях, но живут в каких-то своих временных параллелях. И параллели эти не пересекаются. Неужели родители никому из своих детей не рассказывали о своём детстве, и о том, что храм был заброшен и разрушался, а они играли и искали в нём клады? А о чём они тогда с ними говорят, проходя мимо церкви?

Но времена, слава Богу, меняются, и сегодня родители вновь позволяют детям приходить к нам в церковь. В этом году снег сошёл рано, и к крёстному ходу нужно было срочно убрать территорию вокруг. На помощь знакомые учителя привели человек шестьдесят учеников пятых-шестых классов. Ребята собирали бумажки, где-то убирали прошлогоднюю листву и сухую траву, но большей частью они играли. Оно и понятно, детей без игры не бывает, тем более на свежем воздухе.

Школьники убирают территорию перед храмом, а мимо по дороге проходит пожилая женщина. Увидела работающих детей, остановилась, и кричит:
- Это что такое!? Почему здесь дети!? Они что, эксплуатируют детский труд? Так, слушайте меня, немедленно собирайтесь и идите в школу, наводите порядок в самом посёлке, но не работайте на попа!
Дети опешили, прекратили собирать мусор и побежали за учительницей. Та пришла и объясняет разгневанной женщине, что дети работают с устного согласия их родителей, да и сами они постоянно выражают желание побывать в храме. Пожилая женщина недоверчиво спрашивает:
- Так они что же, у вас все верующие, что ли?
И детвора, не сговариваясь, хором:
- Да! Мы верующие, мы православные!
Хорошие православные ребята, только о вере своей ничего не знают.
Из всех ребятишек самостоятельно в храм зашёл один мальчик, спросил свечку и стал искать «картину Аве Мария». Всё обошёл, но картину не нашёл, попросил чтобы показали. Матушка им потом о Пасхе рассказывала, и выяснилось, что из шестидесяти человек только одна девочка что-то знает о Христе. Ей единственной бабушка из храма детские книжки приносит.

После работы детвора возвращается в школу. Выходя из трапезной, они набивают кармашки конфетами, понятное дело, что у нас они вкуснее, чем дома. Идут, галдят между собой, разворачивают конфеты, и бросают фантики тут же на землю, где ещё десять минут назад они сами же и убирались. Логика их поступка ставит меня в тупик...

Это вам не четырёхлетний рассудительный Дениска, он, кстати, с нами «Попа» смотрел, за два часа, что идёт фильм, ни разу не пискнул. Что уж он там понял? Недавно они с моей матушкой, возле храма в беседке, какую-то книжку читали. Дениска маленький, он сидит, а ножки до земли ещё не достают, и он ими потешно болтает в воздухе. Матушка показывает ему картинку:
- Смотри какой здесь голубочек нарисован. Дионисий, ты сможешь нарисовать птичку?
- Какую птичку? - переспрашивает малыш. - Ну, вот эту самую, что на картинке,- уточняет матушка.
Мальчик внимательно смотрит на то место, куда ему указывает взрослый человек, а потом говорит:
- Матушка, смотри, здесь же Голгофа.
Действительно, на заднем плане картинки изображено место казни Христа. Взрослый и малыш одновременно смотрели на одну и ту же картинку, взрослый разглядел на ней птичку, а четырёхлетний мальчик увидел Голгофу.

На Антипасху ребятки из воскресной школы поздравляют нас с праздником. И «кошечки», и «лисы», и «зайчики», и «собачки», все славят Христа, потом рассказывают стихи и поют весёлые песенки. На руках у мамы сидит полуторагодовалая Лизавета. На её головке, как и положено девочке, платочек. Лизавете страшно нравится всё, что происходит вокруг. Дитя ликует, улыбка не сходит с её лица ни на минуту. Она даже пытается что-то там подпевать. Ротик от восхищения приоткрыт, и я вижу четыре зуба, может там их уже и больше, но я с моего места вижу именно четыре. Потом Лизка сползает с маминых рук и направляется к детям. Те поют, а она пытается танцевать, ротик снова приоткрыт, и всё те же четыре счастливых зуба. Да вот же, вот он, ликующий ангел!

Ребята поют, я смотрю на них, и на нашего мыслителя Дениску, и на счастливую Лизавету, и так хочется сказать: дети, милые дети, вырастая, не становитесь взрослыми, оставайтесь детьми, оставайтесь такими навсегда. Пойте Христа, танцуйте и смейтесь! Тогда и нам, скучным взрослым, приоткроется через вас та таинственная завеса, через которую и мы станем причастниками небесной радости, - видя, как в ваших глазах отразился играющий ангел.

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Будьте как дети» опубликован: 18.04.2010 - alex-the-priest.livejournal.com/31369.html

PS   Прочитала, сразу же столько воспоминаний. :) Крещение, когда батюшка с головой окунал меня в купель три раза, а я открывала глаза в воде, до сих пор помню ее цвет и запах, такой сладкий. И радость, которую невозможно забыть, благодаря памяти о которой возвращаешься в храм снова и снова, не смотря ни на что, ни на какую собственную сухость и теплохладность. Младенцы, действительно, видят кого-то, улыбаются белому потолку, поднимают высоко головы, и такая радость на лице. Я еще спрашивала сына - кого ты там видишь? После 4-х месяцев это прекратилось...
Священник Александр Дьяченко:   О способности детей видить души умерших я слышу очень часто, диапозон возраста от 2,5 - до 4 лет. Младше чем 2.5 - они просто пока ещё говорить не могут, но пальчиками показывают!

PPS   Как Вы верно про детей написали! Про младенцев, я имею в виду. Мой сын тоже, когда еще малышом был, тоже на иконы дома так смотрел, что я была уверена, что он видит там что-то такое, что не видим мы, взрослые. И из алтаря его когда батюшка после Крещения вынес, такое лицо воодушевленное было :)

PPPS   Это самое страшное... "После работы детвора возвращается в школу. Выходя из трапезной, они набивают кармашки конфетами, понятное дело, что у нас они вкуснее, чем дома. Идут, галдят между собой, разворачивают конфеты, и бросают фантики тут же на землю, где ещё десять минут назад они сами же и убирались. Логика их поступка ставит меня в тупик"
Мне отче, кажется, что это то же самое что выше... Какая разница - сорить, убирать - лишь бы в хорошей компании. Мы (весь наш народ) становимся растениями какими-то, без ума, без разума... Был на днях в провинции - целые города загажены мусором, - да так, что я, родившийся в самом неблагополучном городе Подмосковья, в жизни такого не видел!
Священник Александр Дьяченко:   Re: Да, какое-то всепоглащающее безразличие, испортили людей...

PPPPS   Мы, еще когда в школе учились, году этак в 1986/87, ходили на субботники помогать восстанавливать церковь. Действительно уникальная архитектура, была спроектирована и построенна знаненитым Баженовым. Сейчас уже вновь открыта и действует. Будете в подмосковном Жуковском - загляните. А тогда, что интересно, как-то и не задумывались о том, что нас "эксплуатируют", или, что "религия - опиум для народа" - просто было ощущение, что делаем полезное и нужное дело. Сейчас, конечно, трудно представить, но, помню, на одном комсомольском собрании мой приятель зажигательно выступил на тему: "почему не все комсомольцы участвуют в восстановлении церкви?!" - попенял, то бишь, "неучастникам". Как-то вполне безконфликтно уживались в наших головах идеи божественного и коммунистического. Сейчас, увы, так уже не получается. Повзрослели?!... Или заболели "взрослостью"... Спасибо за добрые слова, успехов в благородных начинаниях!
Священник Александр Дьяченко:   Спаси вас Бог. В те годы прежняя идеология уже уходила в прошлое. Торжествовал разум и совесть!

PPPPPS   Благословите, батюшка. С нетерпением ждем Ваших очерков. Спасибо за живые слова. Как повезло детям, которых родители в детстве могли привести в храм. А мы даже слова такого не знали. Почему-то про порчу слышали, а про храм нет. У нас недалеко от дома была разрушенная часовня, давно разрушенная. На ее карнизах столько налетело пыли, что уже росли даже деревца. От нее один остов остался и сваленные балки. Внутри росла трава и "куриная слепота", летали пчелы. Были ли там надписи - не помню, потому что еще читать не умела. Все там было как будто двухмерным, потерявшим объем. И если голову поднимешь, сквозь разрушенный купол видно небо. Там, вероятно, гадили, потому что запах стоял соответствующий. И ни у кого даже не возникало мыслей о святотатстве. Мы не знали, что это такое. Нам некому было сказать, что такое храм, кто такой Бог. А жаль. Если бы мы знали Бога с детства, может быть, не совершили бы столько смертных грехов. Может быть, детьми бы не остались, но души бы так не сквернили. А получилось, что пройдя до половины земную жизнь, вдруг осознал себя вот этой самой заброшенной часовней.
Священник Александр Дьяченко:   Думаю, Господь нашему поколению дает поправку на время...

PPPPPPS   Дети, действительно, мыслят без границ. Тимохе моему 4 года. Библию (детскую) мы начали читать год назад. Сначала ему не нравилось, потому что там всех убивают и наказывают, а потом, когда понял, что у Бога все живы, а наказывают отрицательных героев, начал задумываться. И вот этой зимой он подходит ко мне и серьезно так говорит: "Мама, а ты, наверное, рада была, если бы я был Богом". Я, конечно, в ужасе от такого вопроса. Был вопрос и попроще. К концу зимы у нас в Храме завершили роспись свода (Небесный Иерусалим). Он смотрит на него во время Причастия и спрашивает: "А что, Бог животных тоже к себе берет?" Уж на это я твердо отвечаю: "Да, берет". Думаю: "Раз Ною Господь не забыл про животных сказать, так значит и Сам про них всегда помнит". А еще вспоминается один случай. В миссионерской школе у нас преподавал один замечательный человек по фамилии Гриц. Так он раз рассказывал знакомым, что дети, играя в Литургию, причащали всех подряд: мам, пап, братишек, кошечек и собачек и даже дюбимые игрушки!

«Соседи»

- А ведь ты наш, - цыган!
- Наш, наш, - смеётся женщина, - я свою кровь, ни с какой другой не спутаю!
- Ладно, - говорю, - ты права, у меня прабабка цыганка, но это уже четвёртое поколение.
- Я способна видеть до десятого колена, - ответила она.
И с этого момента я научился распознавать владеющих цыганской магией от простых цыганок…

Когда я стал входить в опасный возраст, в тот самый, в котором молодые люди начинают влюбляться, моя мама сказала: «Сынок, я понимаю, ты становишься взрослым и недалёк тот час, когда приведёшь в наш дом будущую невестку. Любовь зла, и ты можешь полюбить такую девицу, которую не сможем полюбить мы, но, я сразу хочу тебя предупредить, окончательный выбор всегда останется за тобой. Если ты скажешь, что вот именно эта девушка будет твоей женой, значит, так оно и будет. Она может быть маленькой, или высокой ростом, она может быть худенькой или полненькой, она может быть украинкой, может полькой, белоруской, да кем угодно. Об одном только прошу тебя, сынок - не женись на цыганке».

У нас в западной Белоруссии как раз и жили все, кого перечисляла моя мама, но цыган, я хоть убей, там не помню. Это не значит, что я не встречался с ними вообще. Нет, как-то на подъезде к Вильнюсу я видел кочующий цыганский табор. В тот момент, когда мы проезжали мимо них, а табор в это время расположился на отдых, я наблюдал несколько десятков туристических палаток, причём все они были одной разцветки - жёлто-голубые, как нынешний флаг Украины. И, если бы не лошади, которые паслись тут же и конные кибитки, их можно было бы принять за группу туристов- автостопвщиков. Правда, запомнились только мужчины, занимавшиеся с лошадьми. Загорелые, да ещё и по природе смуглые, они так киношно смотрелись на фоне пасущихся лошадей и жёлто-голубых палаток, что я чуть было не свернул себе шею, провожая их взглядом из уходящей машины.

Слушая мою маму, я представил себе девушку с точно таким же цветом лица, что и те мужики из табора, и клятвенно пообещал ей, что на цыганке не женюсь. Через какое-то время, разсматривая фотографии своей украинской родни, я обратил внимание на то, что моя тамошняя ветвь почему-то смуглее обычных обитателей юга Украины. На мой вопрос, чем вызвана такая особенность, оказалось, что моя прабабка, а соответственно и бабушка моего папы, была чистокровной цыганкой. Оказывается, мой прадед воевал в русско-турецкую войну 1877 года и привёз себе из тех мест жену, которая ему досталась в качестве трофея. Говорят, что красоты она была неописуемой. Правда, так и не смогла научиться нашему языку и очень тосковала по родным местам. Родила мужу сына Фёдора и умерла. Вот тебе раз, думаю, это что же выходит? Значит, тот табор, из-под Вильнюса, вполне мог быть мне и кровно родственным. Хотя, с другой стороны, почему моя прабабка обязательно должна была быть цыганкой, разве не могла она быть турчанкой? Ведь это логичнее, воюя с турками, взять в плен именно турчанку. Чего ради из Болгарии цыганку везти, если их и в Малороссии полно. И вообще - видно его мама не предупредила вовремя насчёт цыганок.

Время шло, и я постепенно стал забывать о том разговоре, и вспоминал о нём только, когда по телевизору крутили фильм про цыгана Будулая. Хотя, я знал, что одно время у нас в дивизии служил полковник - настоящий цыган. Воспитанник суворовского училища, он попал в него после войны, оставшись сиротой. Так вот, он был очень грамотный и способный человек. Все учебные заведения, где учился, заканчивал только с золотой медалью, в том числе и военную академию.

Чуть ли не в первую мою встречу с одной старой цыганкой, что произошла у нас на автостанции, та преспокойно "выцыганила" у меня трёшку советских времён. Тогда это ещё были деньги. Она так художественно расписала мне, непуганому белорусу, о страшной порче, что навели на меня одна молодая девица и её мамаша, что я просто оторопел. А поскольку сам термин «одна девица» звучал весьма расплывчато, то значит и вполне гипотетично. И я без колебаний, ради собственного спасения, отдал ей те самые три рубля. Но, когда она заявила, что видит в моём кармане ещё и красную бумажку с профилем любимого вождя, то понял, что мне врут, ибо «червонцев» у меня на тот момент, к счастью, не было. Когда я это понял, то потребовал у тётки вернуть мои три рубля, но старая мошенница упёрлась, и ни в какую. Тогда я ей объяснил, что у меня нет денег на проезд, и если она не вернёт мне хотя бы часть, то, оставаясь на автостанции, я всё равно от неё не отстану. Тётка неохотно полезла в карман и, ругая меня разными индийскими словами, подала мне немного мелочи. Так я получил свой первый в жизни урок общения с моими возможными кровными родственниками.

Потом, мне пришлось много ездить электричками, и я почти не припоминаю такого случая, чтобы не появилась в вагоне группа цыганских тёток в несуразных одеждах, постоянно пристающих к пассажирам, в основном к молодым женщинам и одиноко сидящим девушкам. Я неоднократно был свидетелем, так называемого цыганского гипноза, но который неизменно оборачивался простым шулерством. Хотя мне рассказывали и про реальные примеры такого гипноза, среди них бывают и экстрасенсы.

Цыганки, а это делают именно женщины, мужики у них народ привилегированный и обычно неработающий, окружают жертву и все разом начинают запугивать её. Чего только не наговорят человеку, и всё с одной единственной целью: заставить его добровольно вытащить денежку и положить её на ладонь основной разводящей. Та зажимает деньги в кулак, и велит очередному дурачку дуть на него. Пока тот дует, его деньги из кулака незаметно переправляются рядом стоящей напарнице. Такие фокусы даже дети знают. Кулак после дутья разжимается, а купюра, понятно дело, «таинственным» образом исчезает. И имей ты хоть какие кулаки, а с пятью-шестью неопрятными, постоянно вопящими и угрожающими тебе всевозможными проклятиями и небесными карами тётками, ты связываться не будешь.

Однажды (это было ещё до моего священства) мы с женой ехали днём электричкой в Москву. В вагоне было почти пусто. В какой-то момент вошла очередная «группа захвата». Тётки быстро следуя друг за другом, выискивали подходящую добычу. Одна из них посмотрела в нашу сторону, и кивком головы, без слов, одним взглядом спросила меня: «Гадать будем»? Я точно так же покачиванием головы, ответил: «Обойдёмся». «Дело ваше» - пожатием плеч заключила разговор цыганка.

Зато через проход в отсеке наискосок от нас сидела одинокая молодая женщина и читала книжку. Вот к ней-то эта кампашка и пристала. В такой группе все действия распределяются заранее. Одна начинает быстро и громко убеждать жертву в том, что её определённо "сглазили", «подсадили порчу» и «сделали насмерть». Задача центровой напугать и не давать опомниться. Другая тут же начинает поддерживать разводящую и всем своим видом словами и жестами подтверждать правоту её слов. Остальные стоят и своими телами отсекают «объект» от всех, кто мог бы вмешаться в ситуацию, и каким-то образом помочь жертве. Здесь лучше не соваться, так отматерят, что надолго запомнишь.

И вот во время этого действа, одна из цыганок, повернувшись спиной к происходящему, внимательно посмотрела мне в лицо. А потом и говорит:
- А ведь ты наш.
- Что значит ваш - спрашиваю?
Мне стало определённо неприятно.
- Наш, - говорит, - цыган!
Меня бросило в пот:
- Почему это цыган? Может у меня турецкие корни.
- Нет, - смеётся женщина, - наш, наш. Я свою кровь, ни с какой другой не спутаю!
Интересно, с чего она вообще взяла, что у меня есть их кровь, ведь внешне во мне ничего не выдаёт родства с моей прабабкой.
- Ладно, - говорю, - ты права, у меня прабабка цыганка, но это уже четвёртое поколение.
- Я способна видеть до десятого колена, - ответила она.

Таким образом, получив от «родственников» подтверждение, что я всё-таки имею их кровь, мне был дан замечательный козырь. С этого момента я научился распознавать действительно людей владеющих цыганской магией от простых мошенников. Стоило какой-нибудь цыганке начать докладывать о порче, которую мне, по её словам, где-нибудь успели подцепить, я всякий раз отвечал приблизительно так:
- Ты посмотри на меня внимательнее. Ты видишь, кто я? - Типа, «узнаёшь брата Колю»?
И, если она не могла мне ничего ответить, тогда уже я, со своей стороны, делал ей предложение погадать. Тем более, что гадать им легко: «Наркотики, воровство, дальняя дорога, казённый дом».

Как-то я снова выбрался в Москву, наверное, в [Свято-Тихоновский] богословский институт на экзамены. В вагоне было почти пусто. На одной из станций к нам ввалилась огромная толпа цыган, мужчин и женщин (детей не было). Общим числом, где-то около сотни. Как я потом узнал, в столице их ждал барон, на суд ехали. Я сидел один у окошка. Рядом со мной уселось пятеро цыганок, одна средних лет, остальные совсем молоденькие девчонки. В их кампании была ещё одна такая же девица, которой из-за моего присутствия, не хватило места. Видя такую вопиющую несправедливость, она начала отпускать в мой адрес сперва колкие словечки, а потом, видя, что я не собираюсь ей уступать, перешла на брань. Бранятся цыгане легко, при этом совершенно не испытывая никакого смущения. У них, в принципе, не существует таких понятий как: «встать в очередь», или «неудобно», или «стыдно».

Что мне оставалось делать? Цыгане заполонили всё окружающее пространство, остальные пассажиры предпочли ретироваться и искать места в соседних вагонах. А мне не хотелось уступать девице, хотя и сидеть в таком окружении было неприятно. Остальная молодёжь поощряла её. Всем было интересно, сколько ей понадобится времени, чтобы заставить меня уйти.
Ладно, думаю, уйду, не до Москвы же мне эту словесную грязь слушать, да ещё из таких с виду невинных уст. И только решил встать, как услышал голос старшей, из сидевших рядом. Она повернулась к той, что поносила меня, и вдруг сказала:
- Замолчи, - и кивнув на меня, - разве ты не видишь, что он цыган?
Не видит, молодые этого уже не видят, и слава Богу - не хочется мне такого родства. Тем более, что моя прабабка, говорят, была очень красивой женщиной, а среди наших цыган я красивых людей не встречал.

Став священником, мне пришлось пересечься ещё и с внутренним миром, обычаями и верованиями этих людей, о чём я могу рассказать как-нибудь в дальнейшем. А пока, вот что поведую (на днях услышал): "что где-то там в Англии цыганский табор топорами полицейский вертолёт порубал". Услышал и порадовался тому, что это были не мои соседи-цыгане. А ещё наверное тому - что у меня нет вертолёта...

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Соседи» опубликован: 28.05.2009 - alex-the-priest.livejournal.com/16526.html

«Страсти-мордасти»

Во-первых, мы все смертны, и это не секрет.
Потом, они (нечистые) могут прозревать недалёкое будущее.
И главное (в самом начале я пишу, что многие ситуации ставили меня в тупик),
смысл рассказика очень простой: "не греши, иначе погибнешь для вечности",
а уж как там у них, у той бесовской иерархии всё устроено, лучше даже и не интересоваться…

Описываемые мною события имели место в одном маленьком периферийном городке много лет тому назад. Правда, в мелочах я что-то, может, и путаю, вы уж меня за это простите, много воды с тех пор утекло. Меня тогда только-только рукоположили, и я служил в храме вторым священником. Опыта служения ещё не было почти никакого, поэтому некоторые события, с которыми пришлось столкнуться, откровенно ставили меня в тупик. И на многие вопросы я не находил ответа.

Однажды, а дело было летом, в один из будних дней, я, как и полагается второму священнику, бегал по требам. Именно бегал, городок хоть и небольшой, но заявок на освящение домов, на причастии и соборование людей, больных и старых, было много. Кстати, это свидетельство того, что храм в городе почти не закрывался, и обычай приглашать священника на дом считается у тамошнего населения чем-то само собой разумеющимся. В новых городках и посёлках, где церквей никогда раньше не было, нет и такого обычая.

Машины я тогда ещё не имел, потому ходить приходилось много. Во время одного такого моего похода меня остановила женщина средних лет. И хотя одета она была как цыганка, и повадки, жесты, само обращение ко мне, было похоже на цыганское, тем не менее, женщина оказалась русской.
- Просто я долго живу среди цыган, вот и внешне стала на них походить, и даже говорю с их акцентом. Слушай-ка, батюшка, мне здесь сестра недавно позвонила, говорит, что видела меня во сне очень плохо. А потому и велит мне немедленно освятить квартиру. А тут ещё и мать вчера то же звонит, беспокоится:
- Дочка, у вас там всё в порядке? В последнее время я всё почему-то о тебе думаю, места себе не нахожу, ты уж, пожалуйста, будь осторожна.

Раз я с тобой встретилась, значит это знак, мне тебя Бог послал. Вот мой адрес, прошу тебя, освяти мне квартиру. Только я по выходным дням в Москве работаю, так что давай встретимся на буднях, лучше всего в ближайшую среду часика в два. В назначенный день в два часа дня я уже стоял перед дверью её квартиры и вовсю жал на кнопку звонка. Но, как ни странно, мне никто так и не открыл. Я снова звонил, прислушивался к тому, что происходит за дверью, но ничего не слышал. Такое со мной случилось в первый раз, чтобы люди пригласили священника на дом, а сами, забыв об этом, ушли.
- Ладно, - думаю, - ушла, ну и ушла, в конце концов, это не мне, это тебе нужно.
Уже в храме, незадолго до вечерней службы, я не утерпел и позвонил своей знакомой, она жила в том же доме по соседству с квартирой, куда меня приглашали, и попросил её снова сходить позвонить в указанною мною дверь.
- Знаешь, мне почему-то тревожно, человек так просил к ней придти, время назначил, а потом вдруг взял и обо всём забыл? Что-то здесь не так.
Минут через пятнадцать меня зовут к телефону:
- Отче, хозяйка у себя дома, только, она тебя наверно приглашала не дом освятить, а на отпевание. Ты понимаешь, звоню ей в дверь, никто не отзывается. Я взяла и толкнула дверь рукой, та и открылась. Захожу, никого нет, зову, никто не отзывается, прохожу в комнату, а она в гробу лежит на столе. Наверняка ты сам что-то спутал, видимо, она просила её отпеть.
- Ты в своём уме?! - я почти кричу в трубку. Как может человек, будучи живым, пригласить священника к себе на отпевание в определённый день, к определённому часу?

И только на следующий день мы узнали, что накануне, в соседнем с нами районе, на обратном пути из столицы, попав в аварию, погибли несколько цыганок, а вместе с ними и моя новая знакомая. С тех пор не перестаю удивляться женской способности к предвидению. Ведь и у сестры, и у матери погибшей было предчувствие, что их близкому человеку грозит беда.

Понятно, как взволновалась наша цыганская община. Они вообще очень трепетно относятся к самому факту похорон кого-либо из цыган, а здесь сразу несколько покойников. Отпевали погибших женщин порознь в течение нескольких дней, и каждые похороны превращались в демонстрации из плачущих родственников. Я отпевал одну из погибших, и моё отпевание было последним в этой чреде погребений. В храм на отпевание набилось множество цыганского народу. Поначалу всё шло как обычно, громко плакала мать, её утешали родные, вокруг носились дети и выходили периодически покурить мужики.

Внезапно я услышал, как недовольный ропот прокатился среди тех, кто находился в церкви. Поворачиваюсь к двери и замечаю небольшую группу цыган, только-что вошедших. Они прошли вглубь и встали особняком поодаль от всех остальных. А остальные, явно возмущённые их появлением, стали возбуждённо переговариваться между собой, громко и резко что-то выкрикивая на своём языке. Потом один цыган решительным шагом подошёл ко вновь вошедшим и резко толкнул в плечо одного из них, юношу, почти ещё мальчика, хотя там были и взрослые мужчины. Стало понятно, что назревает конфликт, и я подумал, надо что-то делать, не хватало, чтобы они ещё и подрались у нас в храме. И, прервав молитву, предупредил:
- Драться будете на улице, и пока хулиган, ударивший юношу, не выйдет из храма, отпевать не стану. И тут же почти все мужчины, а за ними и мальчики повалили на улицу, сперва были слышны только громкие выкрики, а потом я различил и шум от взаимного обмена ударами. Ладно, - думаю, - пускай сами разбираются, это их личное дело, и продолжил отпевание. Конечно, мне было любопытно, из-за чего эти люди так разругались, что даже похороны не помешали хотя бы временному перемирию. Если уж цыгане решили выяснять отношения в храме, значит, кто-то кого-то действительно допёк. Да только кто же из них об этом расскажет, цыгане не любят посвящать в свои дела посторонних.

Но уже через несколько дней, буквально в течение следующей недели, я вновь увидел в церкви тех недавних возмутителей, чьё присутствие на похоронах не потерпели остальные. Среди этих людей был и мальчик лет пятнадцати, именно его тогда толкнули в плечо. Мальчик стоял напротив и рассматривал меня с нескрываемым любопытством. В его глазах было столько детской непосредственности, что я решил заговорить с ним и выяснить, чем этот забавный на вид мальчишка мог насолить такому числу взрослых серьёзных цыган. А тот, словно ждал моего вопроса, и стоило только с ним заговорить, как и он в свою очередь излил на меня целый поток вопросов, от самых простых и смешных, до таких, ответить на которые можно только имея богословскую подготовку.

Метя, так звали мальчика, рассказал, что их семья, будучи родственной с местными цыганами, жила в одном из городов соседней с нами области. В их семье некоторое время назад покончил с собой молодой мужчина. Его привезли к нам и похоронили на старом городском кладбище. Понятно, что отпевать его никто не отпевал, так как руки он наложил на себя сам, да ещё и по пьяному делу, а пьянство причина только усугубляющая. Время шло, и о нём пора было бы уже и забыть, да не тут-то было. Где-то по прошествии полугода стал он являться во снах к местным цыганам. А явившись, всякий раз предупреждал:
- На днях один из вас умрёт, - и он называл имя жертвы.

Непонятно каким образом, но и Метя, независимо от других, узнавал о предстоящей кому-то из цыган кончине, и ни разу не ошибся. Кстати, Метя знал и о близкой смерти женщин, что разбились в той аварии. Но самое страшное, чуть ли не в день их гибели, удавленник снова явился и указал уже на девочку-подростка, единственного ребёнка в одной из семей...

Здесь уже цыгане не выдержали и взорвались, поставив Метиным родственникам ультиматум: или они всеми правдами и неправдами добиваются разрешение на отпевание самоубийцы, или цыгане сами выкопают его тело и сожгут где-нибудь за городом. Короче, достал он их своими предсказаниями, и не просто достал, но и окончательно запугал.

Родственник, даже если он и самоубийца, не перестаёт быть родным человеком, и никому не хочется, чтобы его тело сожгли, словно упыря какого.
- Батюшка, - спрашивают меня Метины сродники, - что нужно для того, чтобы ты отпел нашего самоубийцу? Давай так, мы дадим тебе много денег, а ты отпоёшь его нам без всякой суеты. Разумеется я отказался. И не потому, что знаю: если цыган тебе обещает много денег, - значит гарантированно обманет, а из-за того, что никакой священник не станет отпевать самоубийцу. И вопрос о деньгах, сколько бы их не сулили, в таком случае вообще никем даже рассматриваться не будет.
- Цыгане, вы должны ехать в епархиальное управление той епархии, к которой формально принадлежал ваш самоубийца и привезти разрешение на его заочное отпевание, а дадут его вам только в том случае, если вы будете иметь на руках справки от врачей, что ваш сродник был психически болен. Будучи уверенным, что такого разрешения им никак не добиться, я уже стал было забывать об этой истории. И забыл бы, если недели через две передо мной не стоял бы Метя с группой сродников и не размахивал перед моим носом самым что ни наесть настоящим разрешением на отпевание с оттиском печати управления соседней с нами епархией.
- Цыгане, как вам это удалось?
- О, батюшка, - явно гордясь собою, заговорил юноша, - сперва мы съездили в нашу городскую психушку, там познакомились с одним хорошим человеком, и он нам помог (за небольшие деньги). Так что мы за тобой, собирайся и едем на кладбище. Метя, откровенно рассказывая мне о своём прохиндействе, даже и допустить не мог, что я, узнав об обмане, отпевать самоубийцу всё одно не стану, и никакая бумажка для меня в таком случае не авторитет.

Только спорить с цыганами и доказывать им, что они неправы в таком случае дело совершенно безперспективное. Бумага на руках, и чувствуя свою формальную правоту, они тебя и из постели выдернут. Потому я не стал спорить, и согласился ехать на старое кладбище. Еду, а сам ещё толком не знаю - что буду делать. В том, что не стану отпевать, это понятно, но и проблему несчастной семьи нужно было как-то решать. Обстоятельства загнали людей в угол, и без моего участия им уже было не обойтись.

Ехал и молился, а когда приехали и подошли к могиле, то я вдруг с радостью обнаружил, что буквально рядом похоронен человек с точно таким же именем, что и несчастный самоубийца. И я с полным правом послужил заупокойную литию по его приснопоминаемому соседу, а потом придал земле цыганское погребение, кстати, это я бы мог сделать и без специального разрешения. Метя с компанией были счастливы, теперь им уже не стоило опасаться посягательств на бренные останки их бедного сродника.

Прошло ещё месяцев восемь, и вновь Метя, наш добрый друг, с сияющей улыбкой на устах, посетил наш храм. Ко мне он подошёл, уже как к старому знакомому:
- Батюшка, я к тебе по делу, нам нужно отца отпеть!
Отмечая несоответствие его, сияющего радостью, лица и трагичности события, я поначалу даже не мог сообразить, как мне себя вести, выразить юноше соболезнование, или порадоваться за него. Наученный горьким опытом Метиного семейства, сразу поинтересовался:
- Надеюсь не самоубийца?
- Нет, батюшка, - и его рот растягивается уже в совершенно счастливую улыбку, - на машине доездился. Я его всегда предупреждал, не кури травку, если за руль садишься. А он любитель был за рулём покурить. Машина, короче, вдребезги, и себе шею свернул. Может мальчик и радовался тому, что хоть с папкой у него не будет проблем, и хоронить его можно по-человечески?

Вот, что-что, а хоронить цыгане умеют. Во-первых, покупается, как правило, очень дорогой гроб. Семья выкладывается полностью, в долги залезает, но гроб и всё такое прочее - будут на высоте! Ладно, договорились мы о времени отпевания, а рано утром в назначенный день находит меня посланец от Мети с просьбой после отпевание возглавить траурное шествие по городу. Я представил, как пойду через весь город до кладбища с крестом и кадилом перед траурной колонной родственников и со счастливым Метей, и мне стало не по себе. Хотя, традиция православного погребения всегда подразумевала провожать тело усопшего православного христианина священником до места его последнего упокоения. Но, во-первых, сегодня эта традиция практически уже не поддерживается, особенно в городах. А во-вторых, если и идти - так не перед гробом же великовозрастного хулигана, обкурившегося, а потому и свернувшего себе шею! После моего отказа, всё утро меня находили всё новые и новые парламентёры с просьбой обязательно проводить в последний путь «уважаемого человека». Может в моём присутствии на похоронах Метя видел гарантию того, что к этому покойнику из их семьи у единокровников уже точно не возникнет никаких подозрений. Настоятель в то время был в отпуске, и мне не с кем было посоветоваться, как поступить в такой ситуации. Подхожу к старосте:
- Петровна, что делать, цыгане измором берут, сил уже нет сопротивляться.
- А ты, батюшка, пойди на хитрость, назначь им за сопровождение какую-нибудь высоченную плату, назови цифру, пускай самую шальную, невозможную! Тогда только отстанут, по-другому не отобьёшься.
Следуя совету старосты, я и назначил очередному ходоку такую «невозможную», на мой взгляд, сумму. Но то, что мне, вчерашнему работяге с железной дороги, казалось невозможным, для Метиной семьи видимо были карманными деньгами, - мне тут же их и вручили.

После отпевания, с видом мученика выхожу из церкви и молюсь, чтобы Господь, сжалившись надо мной, излил в этот момент на город тонны воды, или обрушил бы град величиной с куриное яйцо, только бы не участвовать мне в этом крестном ходу. Но оказалось, что милостивый Господь пожалел меня ещё до того, как я стал просить Его об этом. Видимо это мой ангел-хранитель надоумил кого-то из оргкомитета похорон Метиного папы заказать духовой оркестр. Сегодня духовой оркестр, сопровождающий траурную процессию, уже не встретить, а когда-то, в советские времена, без такого сопровождения хоронить было немыслимо. Это всё равно, что если бы сегодня невеста не стала бы надевать на свадьбу белое платье, или номера машин свадебного кортежа не заклеить какой-нибудь ерундой, типа «мы гуляем». Тогда, в описываемые мною годы, время духовых оркестров уже прошло, но, как оказалось, не для всех. Мой ангел-хранитель подсказал цыганам, где можно разыскать этот анахронизм и привез музыкантов на похороны. Хоронить, так хоронить, - и с попом, и с оркестром! Вот за этих музыкантов, словно за соломинку, я и ухватился:
- Метя, разве ты не знаешь, что православные похороны исключают присутствие духового оркестра? Это раньше, когда людей принципиально отказывались отпевать, хоронили под революционные мелодии. Так что, вот ваши деньги, и я пошёл. Но не тут-то было, Метя, действительно, обладал недюжинной сообразительностью. Слышу, кричит мне в спину:
- Батюшка, не надо деньги. Делаем так, ты садишься в машину и едешь с нами до кладбища, в это время играет оркестр, а как приедем, музыканты замолкают и продолжаем уже по-христиански!
Это было спасение, внутренне ликуя, но внешне оставаясь спокойным, сажусь к ним в машину.

И только там, в машине, я понял чему так радовался Метя. Он признался, что от общения со мной у него немедленно поднимается настроение, и тогда чувствует он себя превосходно. А потому с удовольствием прокатится со мной в одном автомобиле. За это время любопытный юноша успел задать мне множество вопросов. Ему было интересно - как живут священники, что пьют и что едят, и ещё много-много чего другого. Я предложил ему:
- Метя, начинай ходить в храм, ты многое поймёшь, а потом, глядишь, и учиться поедешь. Сам священником станешь, и цыганам о Христе будешь проповедовать.
Юноша смеётся, он очень доволен, но мои слова воспринимает как шутку.

Наконец процессия приблизилась к кладбищенским воротам и остановилась. Пришла пора сменить музыкантов, и те, закончив работу, стали укладывать инструменты. Все, кто ехал, вышли из машин, и дальше шли пешком. Я хотел было уже запеть «Святый Боже…», но в этот момент душераздирающим криком закричала вдова. Поразительная метаморфоза: только что женщина ехала с нами, спокойно участвуя в общем разговоре, и тут на тебе, так закричать. Метя сразу же меня успокоил:
- Ничего-ничего, не пугайся, у нас так принято.
Мы подошли к могиле, а вернее к склепу. Цыгане хоронят своих покойников не так, как остальные. Они выкладывают могилу изнутри кирпичом, ставят в неё гроб и сверху кладут бетонную плиту. В склеп вместе с останками усопшего могут, словно в древнем Египте, класть какие-то вещи, ковры, бутылки с вином. Гроб поставили на возвышение, вдова стоит на коленях и продолжает вопить душераздирающим криком:
- Кормилец, на кого ты нас оставил?!
Хотя у цыган чаще всего именно женщины являются кормильцами, а не мужики, как у нас. Правда в последнее время и в наших семьях всё больше зарабатывают женщины, так что уже и не поймёшь, кто кого кормит. А если муж дармоед, то чего по нему убиваться? Наклоняюсь к женщине и тихонько спрашиваю:
- Ты ещё долго? Мне бы послужить.
Крик на мгновение прекращается, и я слышу в ответ: «Ещё минуты полторы». Ладно, подождём. Крик оборвался так же внезапно, как и начался. Вдова быстро и по-деловому уложила в гроб несколько свёртков. В одном, как мне показалось по форме, было спиртное, а что в других, я так и не разобрал. Наконец послужил, и гроб стали опускать в склеп, а я, оставшись без дела, отошёл в сторонку, а потом, чувствуя себя совершенно лишним, решил вернуться в храм. Собрав в саквояж свои пожитки, уже было пошёл пешком, и в этот момент меня отыскал Метя:
- Хорошо, что я тебя нашёл, батюшка. Мы тебя сейчас отвезём. Ты уж извини, если что не так. Очень уж мне хотелось, чтобы наши видели тебя на кладбище, а то, не дай Бог, получится как с тем нашим родственником-самоубийцей.

Я спросил: - А, кстати, чем кончилась история с его похождениями с того света? Никого он больше не забирает?
- А он, батюшка, никого и не забирал. Я стал о нём молиться, как ты меня научил, он пришёл ко мне во сне и сказал:
- Метя, передай им, пускай они меня не боятся, я здесь совершенно непричём. Это их бес за грехи забирает. Так и передай, Метя, «за грехи». Не будут грешить - перестанут бояться!
Юноша простился со мной и побежал к своим, а я смотрел ему в след и удивлялся, как милостивый Господь, пытаясь докричаться до каждого из нас, предупреждает об опасности греха, даже и таким необычайным образом. Пошла ли эта наука на пользу Метиному семейству, не знаю, только самого Метю с тех пор я больше не видел.

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Страсти-мордасти» опубликован: 22.07.2010 - alex-the-priest.livejournal.com/34766.html

PS   Молдавские цыгане часто кладут в могилу любимые вещи покойника, так что в последнее время туда идут телевизоры и компьютеры, что вызывает некоторое неудобство, но традиция, однако :-)
Священник Александр Дьяченко:   Зато археологам потом легче будет датировать останки, и современные компы дойдут до потомков в нормальном состоянии :)

PPS   "Он признался, что от общения со мной у него немедленно поднимается настроение, и тогда чувствует он себя превосходно. А потому с удовольствием прокатится со мной в одном автомобиле" - Очень хорошо понимаю Метю :) А в рассказиках теперь сразу думать начинаю, где тут "ложь", а где "намек". :( хочу обратно в блаженное состояние уверенности, что все абсолютная подноготная чистая натуральная правда :) А цыган я боюсь. очень.
Священник Александр Дьяченко:   Ты их не бойся, а лучше молись. Они тебя и не тронут. А по поводу сюжета, - здесь только имя другое, и возможно какие-то временные перестановки, а так всё чистейшая правда :)

PPPS   Как в кино. - Точно. Просто готовый сценарий!
Священник Александр Дьяченко:   Да, сюжет интересный, но и другой, который тоже хотел бы оформить, не менее загадочен и непонятен, только ещё более драматичен.

PPPPS   Неожиданная развязка. Чаще говорят о долготерпении Божием, "не хотяй смерти грешника, но еже обратитися и живы быти ему".
Священник Александр Дьяченко:   Мальчик, видимо, с душой, куда заглядывают и те, и Эти. Что-то видимо в нём было такое, за что можно было бы побороться.

PPPPPS   Дивная исторя. Хочу верить, что правдивая. А в том, что у Мети настроение улучшалось, верю безоговорочно. Спасибо.
Священник Александр Дьяченко:   Так ли это важно, правдивая она или с некоторыми добавлениями. Разве плохо, если автор иногда воспользуется правом на "приврать для интересу"? Ведь по такому принципу строится всё наше кино и TV. История в реальности более жутковата, я немного смягчил акценты.

PPPPPPS   Отче, Вы умеете из серых буден выхватывать целые картины, с сюжетной линией и прекрасной развязкой. Поэтому Ваши рассказы так легко читаются, они лучше чем в жизни, где не поймешь, а где собственно начало, где завязка и где развязка. Поэтому их даже можно принять за выдумку, а не жизненный сценарий. У Вас дар литератора, не каждый может так тонко чувствовать жизнь. О рассказе. Интуитивно прихожу к следующему выводу: обман как жизненная цель ведут Метю и его народ к духовной гибели. Они кладут в могилу покойного не предметы роскоши и дорогой гроб с музыкой, они сами нисходят в могилу, как тот самоубийца и обкурившийся наркоман. Они, зная, что занимаются обманом, убивают себя, лицемерно прикрывшись Православием, как тем листочком с печатью из епархии. И будучи в Храме извергают себя из Него, и более не приходят к Нему, как впрочем и мы тоже. О нас этот рассказ. О нас.
Священник Александр Дьяченко:   Да, об этом я хочу ещё расказать. Среди цыган очень сильно обрядоверие, доводимое ими практически до магизма.

PPPPPPPS   Господь, конечно долготерпит, но:
"...Он радует праведника и обжигает грешника. И для нас мучителен он, пока не очистимся мы от всякой неправды и нечистоты..."
"...Ибо, если Бог ангелов согрешивших не пощадил, но, связав узами адского мрака, предал блюсти на суд для наказания..."
"...То конечно знает Господь, как избавлять благочестивых от искушения, а беззаконников соблюдать ко дню суда, для наказания..."
Священник Александр Дьяченко:   Процесс очищения идёт постоянно, это не только то, что однажды произойдёт в будущем, но и повседневная реальность. И не только среди цыган, это всеобщий процесс...

PPPPPPPPS   Хотя Вы и служили литию за другого человека, но для Мети (как и для всех остальных) это было отпеванием его отца-самоубийцы. Интересно, как Метя, в будущем, будет относиться к Церкви, не соблазнится ли?
Священник Александр Дьяченко:   Это очень похоже на рассказ у Лескова, когда отцы вместо незаконного венчания совершали над молодыми обычный молебен. Думаю, что у Мети "здоровый рациональный взгляд" на вещи. Ему наверняка всё равно - кто и как отпет, ему важно соблюсти букву. Цель, пускай и незаконно, достигнута, а что там с душой усопшего, его волнует мало...

«Колыбельная»

- А в чём же тогда счастье, Фатима?
- Любить, быть любимым и кому-то нужным, - наверно это главное.
А деньги, власть, - они как болезнь, - хватают человека и уже не отпускают.
Беда это, батюшка, а не счастье…

Эта история началась с того, что к нам в храм на причастие поднесли девочку трёх с половиной лет. Маленькая цыганская девочка, такой же ребёнок, как и все остальные. Правда одета она была побогаче, чем другие дети, в ушках уже висели золотые серёжки, а на головке красовалась не по возрасту затейливая шляпка. Отец, взяв ребёнка на руки, подошёл с ней под Причастие. Не скажу, причащали они своё дитя у нас в первый раз, или нет, во всяком случае, не припомню, чтобы я видел их раньше. Когда девочку поднесли непосредственно к Чаше, она, до того спокойно сидевшая на руках у отца, вдруг вся начала извиваться. Ребёнок не плакал, она только очень активно и забавно, словно маленькая обезьянка, перебирала ручками и ножками, а потом, как мне показалось, все её косточки вдруг сложились в тоненькую трубочку, и она «песочком» стекла из отцовских рук на пол храма. Легла на плиты личиком вниз и закрыла головку руками, словно ожидая нападения сверху. Оба родителя, молодые, одетые по-европейски и со вкусом, обескураженные таким поведением ребёнка, выглядели крайне расстроенными. Не говоря ни слова, без суеты, они подняли девочку, но та, словно безжизненная вещь повисла на руке у отца. Так на руке может быть переброшен и висеть какой-нибудь плащ, или халат, но никак не живой человек, тем более ребёнок. Только после того, как её умыли святой водой, личико девочки стало розоветь и возвращаться к жизни. После окончания службы на выходе из храма меня дожидались родители девочки, а сама она, вновь полная сил и энергии, прыгала здесь же, в маленьком цветнике у входа.

- Батюшка, - оба родителя обращаются ко мне, чуть ли не одновременно, - вы видели что произошло с ребёнком. И это уже не в первый раз. Мы привезли её в храм специально, чтобы посмотреть, как она себя будет вести. С нашей дочкой вообще творится что-то неладное. Дело в том, что она постоянно видит моего старшего брата. Павел погиб в автомобильной катастрофе пятнадцать лет назад. С того времени я успел вырасти, жениться, а сейчас заканчиваю строительство большого нового дома, в котором он, естественно, никогда не был. Три с половиной года назад у нас с женой родилась дочка. Мы её долго ждали, и появление на свет нашей девочки стало для нас большой радостью, но как только Сашенька начала говорить, то чуть ли не первым её словом стало имя моего покойного брата - «Паша». В сравнении с другими детьми, девочка говорит мало, но в умственном отношении развивается нормально. Ей никто не рассказывал о Паше, и уж тем более, об обстоятельствах его гибели. Да и как такой крохе объяснить, почему автомобиль брата вдруг выбросило с дороги и он, вылетев из машины, погиб, ударившись головой о дерево. В три года для человека ещё не существует понятие смерти, а она подойдёт к его фотографии, укажет пальчиком и говорит: «Паси нет, Пася умер». Мы у себя в доме попрятали все Пашкины снимки, так она наладилась ходить по соседству в бабушкин дом, а там его портреты чуть ли не в каждой комнате. Ходит от фотографии к фотографии, и всё: «Пася ехал - ямка бух. Пася умер». Меня, - продолжает отец, - это уже бесит, словно для ребёнка вообще не существует других тем. Дома и кошка, и собака, просим: Сашенька, расскажи нам про собачку, так нет же ведь, - всё про «Пасю».

А сейчас, батюшка, она его реально видит, и мы это понимаем. За стол садимся, она требует поставить стул для брата. Чем-то её где-то угостят, сама не съест, несёт с ним поделиться. Мы наблюдаем за ней, когда она играет в игрушки, батюшка, она явно не одна. Поначалу думали, что ребёнок, наблюдая привидение, будет бояться, и решили, чтобы дитя не пугалось, брать её на ночь к себе в постель. Вечером ложимся, кладём девочку между нами, свет ещё не выключали, а она садится, и давай ему вот так ручкой махать: «Спи, Пася, спи». С полгода назад мы в первый раз взяли её с собой на кладбище, когда поехали на могилу к Пашке, и очень потом об этом пожалели. Что тут началось, на словах не расскажешь, это нужно было видеть. Увидела памятник, ручки протянула, радуется. На могиле у брата стоит большая гранитная плита, и он на ней во весь рост, каким и был тогда в шестнадцать лет. Подошла к памятнику, встала и смотрит во все глаза, а потом, словно с ней заигрывать начинают, отпрыгнула и хохочет. Так дети смеются, когда им щекочут по животику. А потом, давай вокруг памятника бегать, бежит, хохочет, и ручкой так отбивается, словно кто-то невидимый её за спинку хватает...

Батюшка, на это же невозможно смотреть. Берёт грушу и предлагает её фотографии на памятнике: «Пася, кусяй». С тех пор мы её с собой на кладбище не берём, оставляем с бабушкой. А она, словно знает, когда мы на кладбище собираемся. Молчим с женой, как партизаны, ни одним словом себя не выдадим, а она всё равно знает. Представьте, под какие вопли мы уезжаем из дома! Теперь вот ещё и эта беда добавилось, вы видели, что происходит с ребёнком при попытке её причастить. Батюшка, нужно что-то делать, давайте хоть дом освятим, что ли? Мы договорились о времени освящения, и уже через пару дней я искал их дом на небольшой тенистой улочке. Подхожу к массивным тяжёлым воротам, стучу кольцом в калитку. Мне навстречу спешит привратник, пожилой, но крепкий цыган:
- Проходите, батюшка, ждём вас.
Захожу и попадаю на обширный двор с многочисленными хозяйственными постройками. Во дворе два больших дома, один старый деревянный, но ещё в хорошем состоянии, а второй совсем новый из современных материалов.
- Молодой хозяин просил провести вас к себе в новый дом.
Мы ещё не зашли, а на порог уже выскакивает забавная малышка, хватает меня за руку и ведёт к родителям. Дом, хотя в нём уже и живут, всё ещё продолжает строиться, вернее в ряде помещений ведутся отделочные работы.
- Большой дом, Николай, - называю хозяина по имени, - зачем тебе такой большой?
- Наверно это гены, батюшка, цыгане простор любят. Но и в надежде на большую семью, хотя что-то, после нашей малышки, у нас больше никак с детьми не получается.

Во время освящения в тех комнатах, что уже были обставлены мебелью, я обратил внимание на шкафы. И не сама мебель привлекала внимание, хотя и на неё можно было полюбоваться, а тот факт, что на всех шкафах плотно друг к другу сидело, лежало, стояло множество игрушечных собак, обезьян, крокодилов и прочей живности огромной величины. Весь этот зоопарк, чтобы ему не пылится, был накрыт кусками полиэтилена. Увидев мой вопросительный взгляд, Николай, словно извиняясь, развёл руками:
- Я с удовольствием отдал бы все эти игрушки в детский дом, и избавился бы от этих пылесборников, но не могу. Каждый год на именины и в день рождения ребёнка к нам приходят многочисленные родственники, которые обязательно инспектируют наши шкафы на предмет присутствия на них вот этих самых игрушек. Всё это подарки дядей, тётей, двоюродных и троюродных братьев и сестёр. И только попробуй что-нибудь их этого зверинца передарить, приобретёшь головную боль на всю оставшуюся жизнь.

После того, как я, прочитав полагающиеся молитвы, прошёл по всем комнатам и окропил пространство дома святой водой, Николай попросил меня пройти помолиться и в родительском доме.
- Сашенька часто бывает в доме у бабушки, поэтому хорошо будет, и там всё почистить.
Мы так и сделали, благо, что расстояния между домами всего метров пятьдесят. Старый дом кардинально отличался от нового. Хотя и одноэтажный, но со множеством больших проходных комнат, обставленных старинной мебелью. Во всём ощущалась какая-то основательность и наличие традиции. Не хватало только парадных портретов далёких предков. После освящения, я собрал свой "тревожный" чемоданчик, и уже было засобирался домой, но Николай вместо того, чтобы проводить меня до ворот, неожиданно заявил:
- Батюшка, с тобой хочет пообщаться моя мама, бабушка нашей Сашеньки, её зовут Фатима.

Я согласился, и меня снова провели в старый дом, в одной из комнат которого, словно по мановению волшебной палочки уже стоял богато накрытый стол. За столом сидела пожилая, но совсем ещё нестарая цыганка, одетая во всё тёмное. В её чёрных, с интересом разглядывающих меня глазах, я увидел покой и уверенность в себе, и вообще в этой женщине, даже в самой её осанке, угадывалась внутренняя сила. Было понятно, что она больше привыкла повелевать, а если с кем-то и разговаривала, то не иначе, как соглашаясь на беседу, а не наоборот. Когда я вошёл в комнату, женщина встала:
- Меня зовут бабушка Фатима, ты наверно слышал обо мне. - Она не спрашивала, а скорее утверждала, но я, к своему стыду, ничего о ней не знал. Но чтобы не обидеть хозяйку, кивнул головой в знак согласия.
- Раз так случилось, батюшка, и мой сын попросил тебя освятить дом, то я не могу не пригласить такого гостя за стол. Садись, дорогой, не стесняйся. Ко мне на днях один большой человек из столицы приезжал, вот, подарок привёз, - она берёт в руки бутылку коньяку и читает, - называется «Хеннесси». Утверждает, что хороший коньяк, давай проверим.
И видя сомнение на моём лице, добавляет:
- Ничего, ничего, я тоже не пью, но с тобой мы капель по двадцать себе позволим.
Она налила содержимое в маленькие рюмочки, и таким образом я впервые попробовал этот барский напиток.
- Фатима, зачем к тебе большой человек из Москвы приезжал, что ему было нужно?
- Как что? Счастливым хочет быть, денег, власти хочет.
- А ты можешь сделать его счастливым?
Она улыбнулась, немного презрительно опустив вниз уголки губ:
- Говорят, могу. Только разве счастье в деньгах, или в обладании людьми? Неправда всё это.
Мы снова выпили по двадцать капель коньяку, и больше к нему уже не прикладывались.
- А в чём же тогда счастье, Фатима?
Она испытующе посмотрела на меня, словно размышляя, стоит ли мне открывать эту тайну.
- Всё очень просто, батюшка, нам кажется, что оно где-то там далеко-далеко, а оно рядышком с тобой. Это твой дом, твоя жена, твои дети. Иметь их рядом с собой, смотреть на них, разговаривать с ними, даже наказывать их за озорство, как без этого? Но любить, быть любимым и кому-то нужным, наверно это главное. А деньги, власть, они как болезнь, хватают человека и уже не отпускают. Беда это, батюшка, а не счастье.

Потом мы с ней пили чай, причём на столе стояло несколько сортов этого напитка, выбирай какой хочешь, и очень вкусные конфеты.
- Отец, что происходит с моей внучкой?
Я постарался ей объяснить, что по какой-то причине её старший, давно погибший сын, Павел, почему-то стал являться ребёнку. А поскольку души усопших (как разясняют Святые Отцы православной Церкви) сами приходить не могут, то под их видом в таких случаях действует какое-то злое инфернальное начало. Возможно с девочкой это и случилось. У нас (в православной Церкви) принято считать, что на сороковой день по смерти - душа определяется в вечности, и совсем обрываются ее связи с этим миром (потому и никак не может она нам являться).

Но знаешь, с другой стороны, преподобный Лаврентий Черниговский как-то на вопрос о сорока днях ответил приблизительно так: «Кому сорок дней, а кому и сорок лет»... Получается, что душа может оставаться неприкаянной много лет, «сорок» означает ещё и «много». Возможно, что кто-то или что-то не позволяет упокоиться твоему сыну... Но это всё мои предположения, а я ещё не слишком опытен в этих вещах. Фатима тревожно спросила меня:
- А что ощущает такая неприкаянная, неопределившаяся в вечности душа?
- Не знаю, но наверно ничего хорошего, не зря же мы желаем усопшим, в первую очередь, «покоя».
- Получается, что мой Пашенька неприкаянная душа? Батюшка, это я во всём виновата, моя вина. Я любила его безконечно, вся моя жизнь, весь её смысл заключался в нём одном. И такая беда, мой мальчик в шестнадцать лет погибает на ровном месте. Его машину выбрасывает с дороги... И всё, нет моего драгоценного сыночка. Мне оставалось только одно, умереть вместе с ним, но, вдруг я почувствовала, что нет, он жив, он рядом, и я никому его не отдам. Всем, чем могла и умела, стала я препятствовать его уходу. Не считала его умершим, наоборот, разговаривала с ним, словно с живым. Никогда не заходила в церковь помолиться о его упокоении, даже из домовой книги не стала его вычёркивать. А к нему на могилку - практически не езжу. И вот во что всё это вылилось, теперь из-за меня страдает моя единственная внучка. Что же делать, батюшка, можно ли это исправить?

- Фатима, поедем на кладбище, мы сделаем то, что ты должна была делать в течение всех этих пятнадцати лет. Мы будем молиться об упокоении души твоего сына. Я видел, как тяжело было пожилой женщине решиться и согласиться на моё предложение. И всё-таки она решилась. Позвали Николая, и втроём мы отправились на кладбище. Мы приехали и идём между могил.

Мы подошли к Пашиному памятнику. Фатима остановилась за несколько шагов от могилы, будучи не в состоянии идти дальше. Стояла и молча, не отрываясь, смотрела на его большую, в рост, фотографию на камне. Было такое впечатление, будто и мальчик с памятника вглядывался в свою мать: «Наконец, ты смирилась и пришла, моя мама. Я ждал тебя, ты бы знала, как мне тебя не хватает». Я решил послужить панихиду, хотя на кладбищах, по обычаю, служатся литии. Панихида значительно дольше, зато в ней много проникновенных слов и песнопений. Всё это время, пока я пел, ходил с каждением, Фатима не сходила с места, точно сама превратилась в памятник - только живой, с немигающими и полными слёз глазами. Слёзы стекали по её щекам, она их не вытирала, и только что-то еле слышно шептала губами. Наконец я закончил службу, очистил кадило и отошёл в сторону. Фатима медленно и тяжело, совсем как древняя старуха, стала подходить к могиле сына. Она вплотную подошла к памятнику, и её глаза оказались вровень с глазами на фотографии. Мать протянула руку вперёд и погладила сына по лицу:
- Прости меня, сынок. Я была неправа, отпускаю тебя, покойся с миром. Никогда не молилась о тебе как о мёртвом, прости, я не умею молиться. Лучше я спою тебе, мой мальчик.

Через несколько дней, после воскресной Литургии обедаем в трапезной с отцом настоятелем. Он озабочен вопросом: что подарить мэру на день его рождения? Икона уже была, и картина тоже. Не книгу же ему дарить, на самом деле! Хотя, ведь говорят, что книга лучший подарок?
- Слушай, - советую ему в шутку, - подари мэру бутылку «Хеннесси».
- А что это такое?
- Это такой доругущий коньяк, его только олигархи и пьют, мэр будет счастлив. И на вкус он, действительно, так, ничего себе.
- А ты что, его пробовал?
- Да, недавно вот, дегустировал, - и рассказал о том, как меня угощали коньяком в доме у Фатимы.
- Это у какой Фатимы? - встрепенулся мой начальник, - уж, не у бабушки ли Василевской?
И после уточняющих расспросов, он, застонав, хватается за голову:
- Ты хоть знаешь, с кем коньяк-то распивал?
Мне становится не по себе. Помилуй Бог, что же я натворил?
- Запомни! Фатима Василевская, - продолжает поучать мой добрый отец настоятель, - известнейшая в округе колдунья. К ней не только из России, - из-за границы едут. А у нас в городе люди её дом, от греха подальше, чуть ли не за квартал обходят. Представь, если слух пойдёт, что наш православный батюшка на пару с колдуньей, перед которой весь город трепещет, коньяк, что для олигархов, дегустирует! Так что ты уж, бать, молчи об этом, и никому не рассказывай!

После этого случая я только однажды виделся с Николаем. Он рассказал, что девочка больше не вспоминает погибшего дядю, но причащаться она всё так же не в состоянии, видимо, это беда теперь с ней надолго...

А через пару месяцев я получил самостоятельный приход, и никогда уже больше с ними не пересекался. А ещё, где-то через полгода, разнеслась весть о смерти бабушки Василевской:
- Слава Богу, батюшка, такая страшная колдунья на тот свет убралась, - перекрестившись, с облегчением резюмировал человек, принесший мне эту новость.

Её похоронили рядом с сыном, в одной с ним могиле, я захожу к ним, когда приходится служить в тех местах. Не знаю, может, она и действительно была такой страшной, но мне, когда кто-нибудь произносит её имя, представляется не властная грозная Фатима Василевская, а старая, раздавленная горем мать, тихо поющая колыбельную песню над могилой погибшего сына. И когда захожу к ним, мне кажется, что я вновь её слышу...

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Колыбельная» опубликован: 28.07.2010 - alex-the-priest.livejournal.com/35042.html

PS   Ндя, а самого главного Вам Фатима так и не сказала, неужели не знала, как Церковь к колдовству относится.....
Священник Александр Дьяченко:   Если бы я знал, чем она занималась, то будьте уверены, обязательно перекрестил бы её и потребовал покаяния, и немедленно...

PPS   Она вовсе не грустная, батюшка. эта история... И скажите... Всегда ли это происходит - у человека отнимается то (тот), чем (кем) он начинает жить?
Священник Александр Дьяченко:   Не знаю. Раньше, до знакомства с тобой, слышал, что так бывает с фигурами типа Мессинга или Фатимы, мол, Бог их так наказывает. а столкнулся с тобой, и не знаю что сказать, хотя, может ты тоже из этой кагорты? :)

Прим.редактора:   "Бог их так наказывает" - Думаю, что это не совсем так...
И так как трагические безвременные смерти близких у занимающихся магией и колдовством - это общеизвестные многочисленные факты, то предлагаю такое рассуждение:
1. Сильная человеческая Любовь способна сначала отдалить, а потом и отвратить таких людей от их властелина, что тому, разумеется, не угодно. И этот падший дух, Люцифер, убивает любимых или любящих близких людей своего инициированного (посвященного, преданного) чада. Убивает, ибо, действуя, в частности, через свое чадо, ввергает м.б. и их, обычных людей, в такие грехи, что получает власть над их жизнями.
Однако скорее это все не так (враг не может заполучить такой власти над ними), и действует совсем другой духовный закон:
2. Настоящая Любовь духовно соединяет людей, и они сами подсознательно уже готовы умереть за любимого, "отдать жизнь за други своя". И тогда власть князя тьмы над своим слугой захватывает (как-бы проецируется) и на его близких. Причем мужья, дети - убиваются лишь физически, души их врагу не принадлежат. Вроде бы зачем? Нет сатане выгоды. Но его выгода в том, что добровольно преданное господину чадо остается в холодном безлюбовном "высокогорном" вакууме и может продолжать ему служить без опасности растаять от тепла близкой живой души. (И если такая христианская, русская душевная теплота и жертвенность уже "зашиты" в корнях души, то лукавый может убить этого человека и "авансом", прямо в день свадьбы).

PPPS   п.с. Вам понравился хеннеси? :)
Священник Александр Дьяченко:   Про Хеннесси сказать ничего не могу. Я не помню, на самом деле, как назывался тот коньяк, просто я не знаю ничего круче! Мне правда подарили его на ДР, но я его ещё не открывал :)

PPPPS   Интереснейшая история в прекрасном изложении. "Не отягощяй себя прошлым..." и ему, прошлому, тоже дай уйти с миром - как-то так, наверное? Когда матушка умерла (последние два года после инсульта она практически не вставала), она после похорон и мне, и жене всего по одному разу приснилась - мне сказала, что подруг своих старых встретила, а ей - что "здесь я уже хожу, а скоро смогу танцевать". Было у меня чувство - неловкости, что ли - любимый человек, а один раз во сне пришел - и все, как отрезало... А Ваш рассказ прочитал - посмотрел на это по-другому. Спасибо.
Священник Александр Дьяченко:   Спаси вас Христос! Рад, что вам это пригодилось.

PPPPPS   Рассказ мне, как и все предыдущие, очень понравился. Вот интересно, а что делать, если я (ни разу не колдунья) тоже не смогла бы "отпустить" особо любимых мною людей?
Священник Александр Дьяченко:   Спаси Бог! У вас очень много "если". Все эти "если" разрешаются только в практической ситуации. Чего ни вам, ни себе, ни ещё кому бы то ни было - не пожелаю...

PPPPPPS   Вещь замечательная, а коньяк как коньяк... армянский "Ной" выдержанный вовсе не хуже:))) Я совсем не олигарх, и рядом нет таковых. И коньяк разве что лизнуть могу. :) А у зятя всё время откуда-то этот Хеннесси возникает в красивых таких бутылях, похожих на флаконы, и подолгу стоит, так и не продегустированный. Почему-то коньяк притягивает внимание в рассказе, хотя, может, и не заслуженно ))). Символ легких денег? // Фатима на могиле сына очень хорошее место, до слёз.
Священник Александр Дьяченко:   Если вы присмотритесь к моему главному герою, а герой это тот, от имени которого идёт повествование, т.е. "я". То этот самый "я" - слишком простоват и очень наивен. Он не понимает, чем занимается Фатима, думает, что Хеннесси - питие для олигархов, ну и т.д. (хотя, на самом деле Хеннесси - это переходящий приз из рук в руки, который нестыдно подарить, но сам пить его не станешь (пример - ваш зять), и это всё-таки жалко). "Я" рассказа и я, как автор - вовсе не всегда совпадают. "Я" рассказа - скорее просто фон, на котором разворачиваются события и соединяются в единое целое... Так что не принимайте всерьёз то, что касается коньяков ;) Но немного странно: никого, кроме вас эта тема почему-то не зацепила, хотя вы, как сами признаётесь, его только "лижите" :))) А про могилу - да, действительно, пробивает, это наверно самое главное... Отношение к смерти обнажает твою подлинную сущность. И во многом она мерило твоего духовного состояния. Рядом с ней - ничего, кроме человеческой жизни (во всей её полноте), - не сопоставить. Всё остальное слишком мелко...

PPPPPPPS   Ах, батюшка! Что за чудесный рассказ! Сцена с колыбельной просто прожигает душу! А насчёт колдуний - действительно закономерность просматривается… Сын Джуны - «цесаревич» - тоже погиб в молодом возрасте. Страшно платят они за своё ремесло...
Священник Александр Дьяченко:   У меня был рассказик, я описывал как папа требовал от дочки постижения магии. Та отказалась, и Господь прибрал ребёнка, наверно пожалел... Да, закономерность явно присутствует...

PPPPPPPPS   Тяжело, наверное, матери, чем бы она ни занималась по жизни, смириться с потерей сына. Я так понимаю, он у Фатимы старший, первенец, любимый и такой был ещё молодой. Колдовство же, гадание - это извечный цыганский промысел, ничего зазорного они в этом не видят. Ну живут они так. Умный человек Вас, батюшка, не осудит, это Ваше, пастырское дело, - молиться о заблудших и помогать оступившимся. А на всякий чих не наздравствуешься... Что касается "не могу отпустить", "потерять то, чем живёшь", - то это часто встречается. Уж как мой муж любил нашу таксочку, первую собаку в своей жизни. А когда её украли, я думала, что с ним инфаркт будет. Иногда мне кажется, что, может, её ангел у нас увёл, потому что нельзя так любить? (Только не кидайтесь в меня тапками, ну, люблю я собак...)
Священник Александр Дьяченко:   Это я уже заметил :))

PPPPPPPPPS   Батюшка! Спасибо за рассказ! До глубины души!!! А то, что дети колдуний умирают, может это закономерность? Вот у нас в соседней деревне тоже живёт такая, и у неё сын повесился. Батюшка, вы наверное уже слышали о взрыве храма в Запорожье - это МОЙ РОДНОЙ храм, где я провела 4 года своей жизни, моя Родина!!! Больно очень!!!!!
Священник Александр Дьяченко:   Сочувствую, но знаете, тоже закономерность... Бывает слышишь, что храм сгорел, или что-то в этом роде, так восстанавливают потом ещё более красивым. Так что, надеюсь, храм отремонтируют, и он будет даже лучше прежнего... Людей пострадавших жалко, очень... А вот за 80-летнюю бабушку я даже рад (если конечно это слово подходит в данной ситуации), просто теперь она мученица. Думала ли она, что в конце своей долгой жизни пострадает за истину. А по-человечески, всё это,конечно, великая подлость...

PPPPPPPPPPS   "А я стоял, словно оплёванный, и никак не мог поверить, что такое действительно могло произойти" - В психологии описан такой механизм, очень распространённый, называется "Треугольник Карпмана"... Похоже, он и сработал. Если интересно, то вкратце опишу... Есть три стороны этого треугольника, три роли: "Жертва", "Спасатель" и Преследователь". Обычно жертва, точнее, человек, который взял роль Жертвы, предпочитает не напрямую с другим человеком конфликты решать, а привлекает третью сторону, перекладываю на неё ответственность - и требует, чтобы её спасли. Если другой человек соглашается, на эту роль, то попадает в игру под названием "спасательство". Всё штука в том, что внутри треугольника эти роли постоянно меняются. Жертва требует её спасти, Спасатель пытается это сделать и начинает преследовать Преследователя, ему это не удаётся, потом сам же и получает по голове, становится Жертвой и т.д. Образуются всё новые и новые треугольники... Иногда целые организациии так работают. И семьях алкоголиков, например, спасательства такого рода очень много... Жёны же то пытаются спасти мужей - бутылки прячут, покрывают их от начальства, - то бьют и ругают: то они Жертвы, то Спасатели, то Преследователи... И так безконечно... Выход же только один - грамотно распределять ответственность. И не спасать там, где достаточно помощи. Хотя сказать проще, чем сделать... :)
Священник Александр Дьяченко:   Значит эта цыганка почитывает учебники по психологии ;)
R:   Судя по распространённости этого механизма, те учебники почитывают ВСЕ. :)) Очень распростанённая модель, особенно в России.

PPPPPPPPPPS   Спаси Господи, батюшка! Какая радость всегда видеть Ваши новые рассказы! Прочитала и почувствовала, как волосы на голове зашевелились. Почему-то мне стало очень страшно. Видела таких деток, когда ездила в Почаевскую Лавру. Да и не только деток, конечно. Запомнился один мальчик лет 4-х, который мирно спал на руках у папы в автобусе всю дорогу. Когда до Лавры осталось ехать меньше получаса, он проснулся, заволновался, замычал (оказалось, он не разговаривает) и стал вырываться из рук. Я ехала уже не в первый раз и поняла почему. Мне стало не по себе. Одно дело об этом читать, а другое видеть самой. Стоит ли говорить, что потом, случайно оказавшись в храме перед началом чина вычитки, я увидела папу, несущего на руках мальчика, идущего за батюшкой в алтарь. Звуки из алтаря передавать не стану, я быстренько вышла из храма. Понятно, сколько работы предстоит еще проделать родителям девочки. Спасибо, батюшка, что Вы пишете об этом. Хотя было и очень страшно...

«Прощеное воскресенье»

- Ты подумай! - говорил он мне.
- Брат девять дней не понимал, что умер.
И там никому до него не было дела, он никому не был нужен!…

У меня есть хороший товарищ, он такой же священник, как и я. В семье у них было трое братьев, а воспитывала их мама одна. Старший из них, потом уехал в Питер, и там погиб, несчастный случай. Младший брат спился и умер оттого, что никто ему вовремя не дал опохмелиться, а средний, пройдя тяжелейшим путем очищения, стал служить у престола Божиего... Вот он мне и рассказывал...

Однажды, отслужив воскресную Литургию, он, пока в трапезной накрывали обед, сел в кресло и, как говорит, немного задремал. Видит, стоит перед ним его младший брат. Батюшка в тот момент ещё ничего не знал о его смерти... А накануне тот, у себя на родине, зашел в кафе, попросил ему налить, а заплатить было нечем. Ему отказали, он сел на стул, и здесь же в кафе умер... И ему было всего 26 лет... Так вот, младший брат спрашивает:
- Брат, что со мной происходит? Я не могу ни с кем заговорить. Меня никто не видит, не слышит, дотрагиваюсь до людей, а они не чувствуют. Я все время один. Что со мной, брат?
Я его в ответ спрашиваю, - говорит батюшка:
- А ты часом не помер?
- Помер? А что же мне тогда делать? - недоумевает младший брат, - идти на кладбище?
- Нет, иди пока домой...
- Я очнулся, - продолжал батюшка, - или, лучше сказать, пришел в себя, это не было сном в полном понимании, - скорее какая-то полудрёма. Немедленно связался с матерью, и та подтвердила, что в то воскресенье был уже девятый день со дня смерти младшего брата. Сама, будучи женщиной неверующей, она не стала тревожить сына-священника, расстраивать его.
- Ты подумай! - говорил он мне. - Брат девять дней не понимал, что умер. И там никому до него не было дела, он никому не был нужен!

Явления из мира умерших в мир пока еще живых - дело, хотя и редкое, но вполне обыденное... Так и у нас, жил в поселке человек по имени Иван Григорьевич. Мы с ним прожили в одном доме наверно лет пятнадцать. Был он в своё время начальником среднего уровня, со мной знакомства не поддерживал, но знаю, что наблюдал со стороны. Посмеивался над моим приходом в Церковь, а уж как я стал священником, встречая меня, откровенно смеялся... Нет пророка в своем отечестве! Нет, и не будет... Знаю, что охоч был мужик до женского пола, жена даже одно время уходила от него, но потом родили девочку, плод их примирения, и семья сохранилась. Правда, со временем девочка подросла и повела не очень хороший образ жизни. А потом, когда к нам пришли наркотики, в зависимость от них тогда попали многие, и та девочка, к сожалению, тоже. Выйдя на пенсию, Иван Григорьевич остепенился постоянно ездил велосипедом на дачу, и стал на удивление заботливым семьянином. Узнав, что неизлечимо болен, постарался сделать дома посильный ремонт, починил сантехнику и умер на руках у жены. Заносить его тело в храм он не велел, но на заочное отпевание согласился. Тронуло то, что, уходя, человек заботился о своих близких. Меня не обижали его насмешки в прошлом, и я совершал все, что мог в его память, - с добрым чувством на сердце. Окончилось время заказанного по нему сорокоуста, и я забыл о нём...

Прошло не более трех месяцев после его кончины, и наступало время начала Великого Поста. В день Прощеного воскресения, уже перед тем, как мне окончательно проснуться рано утром на Литургию, я увидел Ивана Григорьевича... Он стоял передо мной одетый в свою обычную одежду, в которой ездил на дачу. И хотя все пуговки на пиджаке и рубашке были у него на месте и застёгнуты, а на голове была неизменная фетровая коричневого цвета шляпа, но что-то придавало его внешнему виду жалкое состояние. Я пригляделся, и увидел, что вся его одежда была по краям обтрепана, и рубашка, и пиджак, а шляпа, так ту, словно сильно побило молью. Его щеки, прежде всегда старательно выбритые, покрылись черно-белой старческой щетиной... Он стоял передо мной, слегка согнувшись, и не смотрел мне в лицо, но я мог видеть его глаза. Такие глаза раньше я видел только на фотографиях узников фашистских концлагерей, что случайно попадали в объектив фотокамер. Отчаяние и никакой надежды...
- Иван Григорьевич? - спросил я, - почему у тебя такой жалкий вид? Почему ты такой оборванный, небритый? Неужели твоя Валентина Ивановна перестала следить за тобой?
Его лицо скривилось, словно от боли, и он заплакал как ребенок, плакал и кричал, но я его голоса не слышал. Понимал, что кричит, но что кричит, - не слышал. По-моему, Серафим Роуз писал о чем-то подобном. Не каждому, приходящему к нам оттуда, дозволяется говорить с нами... И вот, Иван Григорьевич пришел на Прощеное воскресенье и просил прощения.

После службы, на которой с особым чувством поминал несчастного Ивана Григорьевича, я просил верующих передать Валентине Ивановне, его вдове, чтобы та нашла меня. О человеке никто не молился, его забыли, это понималось в его глазах, и в его немом крике... Помню, как Валентина Ивановна, сама на то время уже больная женщина, придя в храм, сидела на скамеечке и ждала меня. Я вышел из алтаря, и мы вместе сидели и долго беседовали. Рассказал о своём видении и спросил её, молится ли она о покойном супруге? В храме я её раньше не встречал, но она могла бы молиться и дома, уж во всяком случае, ничто ей не мешало читать по нему Псалтирь. Женщина сидела молча, теребила руками носовой платочек и слушала меня. Когда я закончил свой монолог, она ещё немного помолчала, а потом, словно собравшись с силами, говорит мне:
- А ты знаешь, батюшка, какой это был гад?
Вот именно так, этим словом, она и назвала своего бывшего мужа.
- То, что он изменял мне, я уже простила ему и никогда не вспоминала, тем более, что наша дочь родилась, как знак примирения и прощения. Но есть то, что я не могу ему простить, как не пытаюсь...

С нами семнадцать лет жила моя мама. Она всю свою жизнь проработала в колхозе, в Белоруссии. Вырастила нас пятерых, оставшихся сиротами после гибели на фронте отца. Те, кто работал в колхозах, практически не получили никакой пенсии, всего несколько рублей. Так вышло, что мама должна была жить с нами. Батюшка, ты не поверишь, но все семнадцать лет, не было ни одного дня, когда бы мы, садясь за стол, не услышали бы его дежурную фразу:
- Мать, цени, что твой зять кормит тебя, ты ведь нищенка, и если бы не я, ты бы сейчас побиралась где-нибудь, или жила в доме для престарелых!
Мама была человеком глубоко верующим, она смирялась и постоянно молилась о нас. А он, видя, что бабушка большую часть времени проводит в молитве, и здесь доставал её:
- Не твой Бог, а я кормлю тебя. Значит, на меня ты и должна молиться, а не на свои иконы!
Такая у него была любимая шутка. Незадолго до своей кончины мама попросила меня набрать ей множество самых разных лоскутков материи. И из них она по своей деревенской технологии стала шить лоскутное одеяло. Когда муж спросил мать, что, мол, она делает, та ответила, что шьёт ему подарок от себя на старость. Все время, пока мама шила это одеяло, он потешался над ней, и говорил, что в состоянии купить себе любое самое дорогое и теплое одеяло. Но, батюшка, последние пять лет своей жизни он мог согреться только под мамиными лоскутками, никакое другое одеяло, даже пуховое, не могло их ему заменить...

Не знаю, молилась ли Валентина Ивановна, как я её просил? Больше её я не встречал. А увидел лишь месяцев через восемь в её же доме, на столе, лежащей в гробу. На отпевании присутствовала только одна дочь, её старший брат к этому времени уже практически спился... Помню, как я хотел донести до молодой женщины, то, о чем говорил с её покойной матерью, просил молиться о родителях, приходить, хотя бы иногда, в храм. Говорил и понимал, что слов моих она не слышит... В храме их дочь с того времени я не видел, а через полгода к нам пришла её подруга, такая же несчастная наркоманка, и заказала уже по ней заочное отпевание. Когда подруга выходила из храма, то повернулась к нам и сказала: «Я - следующая»... Правда, прошло уже несколько лет с описываемых мною событий, а она все ещё (слава Богу!) жива. Всякий раз, пересекаясь с ней на улице, вспоминаю те её слова, а скорее их интонацию фатальной безнадёги...

Сейчас на кладбище кто-то поставил памятники над всеми тремя могилками, вряд ли это сын, он уже "не человек", скорее его бывшая жена. Она давно ушла от мужа-пьяницы, воспитывает от него двоих детей: мальчика и девочку. Мальчик, правда, говорят, уже подсел на иглу, но девочка ещё хорошая, и мы надеемся, что может быть, в ней и проявится прабабушкино благочестие... Дай Бог! Но только ни маму, ни девочку мы у нас в храме ещё ни разу не видели...

Может, именно обо всем этом тогда так горько, беззвучным криком, и плакал несчастный Иван Григорьевич?

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Прощеное воскресенье» опубликован: 01.03.2009 - alex-the-priest.livejournal.com/9883.html

PS   Случай из собственной жизни. После смерти матери я через несколько дней стала чувствовать какое-то неудобство, что-то меня терзало изнутри... Она была человеком верующим, поэтому я ей заказала отпевание. Но ничего не помогало... И свечек я ей понаставила о упокоении в разных церквях, и прощения попросила... Все было напрасно! Я не понимала, что ей еще от меня надо. Тогда в какой-то церкви я обратилась с вопросом к бабулькам, торговавшим свечками, рассказав об этой проблеме. Почему-то те мне сразу сказали, что это мать у тебя прощения просит. Этого я услышать не ожидала, характер у нее был командирский, а наши отношения простыми не назовешь. Поэтому я тут же этим женщинам возразила, что этого от матери ждать просто невозможно, быть такого не может НИКОГДА! Она "скорее умрет", чем перед кем-либо извинится, тем более передо мной! Но они предложили поставить свечку и при этом сказать, что я ее прощаю. Я не послушала и сказала про себя, что прошу у нее прощения, только, чтоб оставила меня в покое! И так несколько раз - и никакого толку... Тогда сказала, ни на что уже не надеясь, что я ее прощаю, и кошмар тут же прекратился! Так что и после смерти иногда можно прощения попросить, если живые родственники поймут, конечно...
Второй случай такой. Пару лет назад меня начала преследовать мысль, что надо бы заказать заочное отпевание деду, который умер четверть века назад. Мысль была странной, и я ее отбрасывала, но она со временем стала как гвоздь в мозгу. При этом я не знала точно, к какой церкви дед принадлежал - к русской или к армянской... В конце концов, когда я поняла, что эта странная идея меня просто доконала, я все ж убедила православного священника совершить отпевание, правда, предупредив, что за конфессию не ручаюсь... И откуда только такая сила убеждения взялась?! И точно помню, что внутри у меня было убеждение, что я все делаю абсолютно правильно! Помню, что стоя на Литургии: вместо того, чтобы молиться, в голове была только одна мысль, - как убедить священника, т.к. тетки, которым надо было заплатить за отпевание, мне отказали именно за давностью времени, тем более, что я даже точно вспомнить год рождения и смерти не могла - дед был мне дальний родственник. Стояли мы со священником вдвоем, но тут вдруг подошли еще какие-то старушки, и молились вместе с нами. После этого, я сама от себя не ожидая, отправилась в тот же день на кладбище на его могилу, хотя толком не знала, где он похоронен, только приблизительно, однако же умудрилась дозвониться до его дочери и внуков - люди хорошие, но атеисты, - выяснила, как добраться до кладбища и найти могилу... Помню, что неприятные ощущения чего-то несделанного сразу прекратились, как только священник начал обряд отпевания. Замечу только, что дед при жизни был человеком верующим.
Так что всякие случаи бывают. Кому-то позволяют и с живыми связаться... Странно только, что все это происходило спустя столько времени после его смерти...
Священник Александр Дьяченко:   У вас развита интуиция, а кроме того, они приходят к вам, т.к. вы человек верующий, а они ищут именно верующих людей, что толку идти к другим?

PPS   Отец, скажите, пожалуйста, а я вот поминаю своего дядю некрещеного и неверующего на славах на Псалтири? Это можно делать?
Священник Александр Дьяченко:   Проблема в том, что у Вашего дяди нет имени, оно даётся во время крещения, но для домашней молитвы, думаю, если назовёте Вашего дядю - греха не будет, и даже если свечу в храме зажжёте за него. Ведь те, кто туда уже пришёл, даже если он не верил, то, приобретая знание, меняет свою точку зрения. В алтарь молиться за дядю не подавайте, только на домашней молитве...
R:   - Ну да, он безымянным зовется. Некрещеный. Просто там (в псалтири) мы просим Царства небесного и всех благих... (меня этот момент смущает). А может корректнее Канон Мученику Уару читать ? Вообще , что несет именно чтение псалтири по кафизме? И вот мы просим этого Царства, а может мы даже просить его недостойны? Или тем, кому просим?
- У меня есть еще три знакомых покойных наркомана, но не родственники. Два бывших близких друга, и одна мельком знакомая. Я их тоже там поминаю! Мне кажется, что им то точно нужно... И есть один самоубийца - наркоман, мужчина. Много лет прошло. За него боюсь молиться... За алкоголиков есть Неупиваемая чаша, Вонифатий великомученник, а за наркоманов - ?
- У меня сейчас есть минимум два человека, живых иногда в соблазн вводящих. Один из них верующий. Как за них молиться?
- У меня целая семья неверующая, хоть и некрещен лишь один. А вообще есть какая -то возможность им существование улучшить...? Как Вы думаете по практике духовной? Мертвым уже? Куда человек девается, который жил даже крещеный, но не веря в Бога..?
Священник Александр Дьяченко:   Чтение Псалтири, это чтение Слова Божия, из строк псалмов выстраивается и вся наша служба, а канон - слово молитвенное, но уже человеческое. Потом, молитва в любом случае - есть молитва Богу. По поводу молитвы за алкоголиков и наркоманов, я вам не советовал бы этого делать, молитесь о своих родных, а о тех людях пускай молятся их родные или священники, не берите этого на себя. А кто - куда является, это мы с вами узнаем уже когда сами явимся, а так мы можем легко скатиться в осуждение, а это нам неполезно...
R:   - Простите меня, батюшка, у меня нет живых родных. А умершие были когда-то мне очень близкими людьми, много чего для меня делали доброго. Поэтому мои друзья и бывшие друзья и есть моя семья. Лет так с 16. Если б у них было кому за них молиться, они б на том свете не были. Насчет осуждения - очень правильно.
Священник Александр Дьяченко:   Тогда конечно, молитесь за них.

«Дед Мороз»

1990-е годы - необычные годы, - на наших глазах творилась история,
и мы творили её вместе со всеми, свободного времени постоянно не хватало.
Вспоминаются те годы хорошо, после них осталось послевкусие надежды.…

Начало 1980-х - это то время, когда я только-только, отслужив в армии, приехал жить сюда на новое место. Всё вокруг пока ещё было незнакомо и интересно. Воскресным днём иду по широкой лесной дороге, накануне шёл снег, но дорогу уже успели расчистить. Снега в ту зиму выпало много, оттого и вдоль неё по обеим сторонам выросли высоченные сугробы. Утро, совершенно чистое солнечное небо. Я люблю солнце, люблю, когда тяжёлая прибивающая к земле серая мгла, наконец, исчезает и появляется оно. Душа ликует, я иду прямо на солнце, а вокруг меня редкий лес и сверкающий снег.

Отвлекшись буквально на секунду, я даже не понял, откуда они появились, ведь только что их не было, а теперь навстречу мне неслась целая кавалькада всадников на удивительно красивых лошадях. Я не силён в породах лошадей, но то, что передо мной были изящные верховые чистокровные и ахалтекинцы, в этом не было никакого сомнения, даже я легко узнаю эти узкие лошадиные морды, грациозные шеи и слегка выгнутые у основания конские хвосты. Всадников было много, никак не меньше десятка, лошади рысью мчались навстречу, а уйти и укрыться у меня не было никакой возможности - чуть ли не отвесные сугробы по обеим сторонам дороги делали меня заложником их благородства. Я так и остался стоять посередине и смотреть на них. Помните, как у Андерсена, гадкий утёнок, увидев лебедей, вышел из своего укрытия с мыслью: пускай лучше эти прекрасные птицы заклюют меня, чем оставаться таким уродливым. Так же и я стоял и смотрел на эту стремительно приближающуюся ко мне лавину. Если и придётся умереть, так уж лучше под копытами этих удивительно красивых созданий.

Вот всадники почти приблизились, я стал различать их лица и понял, что все они дети не старше десяти-двенадцати лет. Они смеялись над моей растерянностью и махали мне руками, а умные лошади, выстроившись в две колонны, подобно волнам обтекали меня с обеих сторон. Из-под копыт летел снег, и было загадкой, откуда он взялся, казалось, что кони летели, не касаясь земли. Я застыл словно очарованный, и вдруг мне тоже захотелось радоваться как ребёнку и тоже махать им в ответ руками. Наверно, я бы так и поступил, если бы не резкий окрик и удар хлыстом по плечу. Чуть было не упав от неожиданности, но в последний миг, удержавшись на ногах, я увидел, как замыкающий всадник - а это был взрослый мужчина - предостерегающе погрозил мне зажатым в руку хлыстом и что-то крикнул. И всё равно, даже этот удар, а он был совсем и несильный, не испортил мне настроения, и я, ликуя, продолжил путь навстречу солнцу.

Когда на следующий день на работе я рассказал о своей встрече в лесу, мой собеседник в ответ улыбнулся: «Это Марк Флегинских, тренер детской конноспортивной школы, это он тебя хлестнул. И правильно сделал, не разевай варежку, лошади - это опасно. Хорошо, что ты не засуетился, а то ещё неизвестно, как бы они себя повели, и что бы могло случиться с детьми».
Потом ещё не раз, во время прогулок по округе, мне встречались дети верхом на лошадях. А каждый год у нас весной проводились соревнования среди конников. Ребята демонстрировали выездку и мастерство в преодолении препятствий. Но мне почему-то всегда было жалко лошадей. Смотреть, как бьются они ногами о жерди, как от напряжения у них на губах появляется пена и набухают вены на животе. С Флегинских мне не пришлось больше пересекаться, хотя я и видел его пару раз тогда же на соревнованиях. Рассказывали, что он безумно любил лошадей и относился к ним словно к детям, хотя по натуре был человеком достаточно жёстким. Слышал, что конники, как правило, все люди жёсткие, но не знаю, у меня не было среди них знакомых.

В начале 1990-х лошадей, как говорят в нашей местности, «порушили». Наступило такое время, что человеку стало не до красоты. Кого-то продали, кого-то отдавали просто за безценок, чтобы не отправлять на мясокомбинат. Бывшие воспитанники секции спасали животных как могли, но могли они немного. После разгрома секции Флегинских умер, он был ещё сравнительно молод, но, видимо, не перенёс того, что люди сделали с лошадьми.

Я тогда уже ходил в церковь, во всю причащался и даже читал Апостол на службах в храме. И однажды во сне увидел всадников. Тех самых всадников на тех же самых лошадях солнечным январским утром 198… го года: Они так же скакали рысью, дети свысока улыбались мне и в знак приветствия поднимали руки, и точно так же Флегинских ударил меня по плечу хлыстом. Ударил и закричал, вот, только кричал он явно дольше, чем тогда, когда наша встреча произошла наяву. Но что он кричал, я не расслышал. Может, он просил молитв? Кто знает, молится ли о нём кто-нибудь? Фамилия для наших мест редкая, похоже, польская, где его родные? Но, говорят, раз человек пришёл во сне, значит, просит молитв, и я стал его поминать.

Тогда многие стали заниматься предпринимательством, у кого-то получалось, кто-то прогорал, а кого и вообще находили мёртвым с пулей в голове. В это время начала заниматься бизнесом и Марина. Она приехала в Москву откуда-то из провинции и, несмотря на то, что девушка была абсолютно одинока, у неё не было ни семьи, ни даже родственников, смогла заработать первичный капитал. Прочно став на ноги, она выгодно вложилась в какое-то дело и стала зарабатывать уже неплохие деньги. Купила в Москве квартиру и обстановку.

Однажды Марина где-то, то ли в гостях, то ли в кафе, я не стал выяснять, познакомилась с коренной москвичкой приблизительно одного с ней возраста. А эта москвичка в летние месяцы, выезжая на дачу, становилась нашей прихожанкой. Человек она сама по себе интересный и, как это бывает среди женщин, разговорчивый. Нам, верующим, только дай поговорить! Правда, скажем в наше оправдание, мы и разговариваем чаще всего на важные для нас темы спасения. Так что будем считать, что и тот раз разговор между двумя женщинами состоялся во спасение души. Познакомившись с нашей прихожанкой и записав её телефон, Марина обещала позвонить и продолжить знакомство. Правда, в следующий раз она позвонила только через два года и сразу же попросила о встрече.

Когда женщины встретились, то Марина выглядела осунувшейся и заметно постаревшей. «Я захотела с тобой встретиться, - начала она, - потому что ты единственный верующий человек из числа всех моих знакомых. Я одинока, у меня нет родных, но у меня есть небольшое состояние. Дело в том, что я неизлечимо больна. Мои дни практически сочтены, а меня и похоронить некому. Ты, пожалуйста, не отказывайся, я тебе доверяю и делаю тебя своим душеприказчиком. Вот здесь - и она стала выкладывать из сумки пачки долларов - вся моя наличность. Я уже продала квартиру, покупатель любезно обещал подождать, - она улыбнулась, - пока я умру, потом въедет. Здесь и золото, украшения, ты тоже преврати их в деньги». Потом Марина достала список с указанием, какие суммы и в какие храмы должны быть пожертвованы в упокоении её души: «А вот этими деньгами, - она взяла в руки увесистую пачку, - ты на своё усмотрение должна будешь помочь нуждающимся семьям с детьми».

«Сначала мне пришлось отпевать и хоронить Марину, - рассказывала наша прихожанка, - потом ездить по Москве, исполняя её завещание, а теперь осталось самое для меня трудное, решить в какие семьи я должна отдать оставшиеся деньги. Батюшка, помогай, давай вместе думать. У вас есть на примете, кому необходима помощь?»

В то время я уже несколько лет как служил у себя в деревне. Молодых семей среди верующих у нас не было и таких, кто бы очень нуждался, тоже, и мы стали справляться по другим приходам. Я тогда ездил по верующим, много видел людей нуждающихся, но неунывающих. И нередко замечал в их глазах радость и надежду на Господа и когда привозил деньги, то никто этому не удивлялся, а принимал как должное, словно кто-то им заранее сделал почтовый перевод и предупредил, что почтальон зайдёт со дня на день. Люди смирились и привыкли жить в совершеннейшей нужде, а я, уже столько лет сталкиваясь с человеческой бедой, никак не могу к ней привыкнуть.

«Что же это такое, этак в следующий раз он мне вообще голову снесёт!» Наверно, я вскрикнул, потому что матушка тоже проснулась и с тревогой спросила: «Что с тобой? Почему ты кричишь?» И мне словно маме в детстве пришлось сказать, что видел страшный сон. Я пересказал ей сон, что в первый раз видел чуть ли не десять лет назад, и который почему-то приснился вновь. «Какой же ты выдумщик. Судорогой свело тебе руку, а в твоём подсознании боль в плече уже связалась с тем давним ударом хлыста. Слишком уж ты впечатлительный, батюшка, спи».

К этому времени мы распределили уже почти все деньги, и оставались средства на то, чтобы помочь ещё одной семье. Но у меня уже не было вариантов. И, как всегда, на помощь пришла моя матушка. Она как раз вернулась от парикмахера, где стала невольным свидетелем разговора двух женщин. Они говорили об одной молодой семье, из которой ушёл муж. «Представляешь, - рассказывает мне моя половина, - у них сперва родились мальчики-близнецы, а потом через три года ещё и девочка. И только спустя год педиатр установил, что у ребёнка вывихнуты обе ножки в тазобедренных суставах. Мать кинулись к врачам, ездила к специалисту в Москву, тот взялся, было, лечить. Но оказалось, что всё это время лечил неправильно, и теперь, если не сделать срочную операцию в петербургской клинике, дитя на всю жизнь останется инвалидом. А пока мать занималась ребёнком, муж встретил другую женщину. Трое маленьких детей, один из которых инвалид, а отец их бросает, потому что наконец-то его посетила настоящая любовь».
- Это ты о ком рассказываешь, кто эти люди?
- Их фамилия Сорокины, и они живут…, - она назвала мне адрес.
В храме я их не видел, потому и не смог себе представить. Мы навели справки, и матушкин рассказ подтвердился. Сорокины в то время держали маленький магазинчик. Когда семья жила вместе, то дело потихоньку шло и давало пускай небольшой, но стабильный доход. Глава семьи работал ещё где-то на стороне, и им хватало. А сейчас, когда он их бросил, и нужно было спасать ребёнка, то если бы не самоотверженная помощь бабушки, практически взвалившей магазинчик на свои плечи, они бы просто не выжили.

Взяв оставшиеся Маринины деньги, я отправился по известному мне адресу. И, набрав на домофоне нужный номер двери, услышал:
- Кто там?
- Это батюшка, открывайте.
- Кто-кто? - удивлённо переспросил женский голос. - Батюшка?
Но дверь уже открылась, и я вошёл внутрь. Не переставая удивляться, бабушка, ещё нестарая женщина, впустила меня в квартиру. Усадив гостя на кухне за стол, она молча смотрела на меня и ждала.
- Анна, вы простите за внезапный визит, но я по делу. Вот, - достаю из подрясника достаточно внушительную по тем временам сумму денег и кладу их перед женщиной, - это просили вам передать.
- Кто просил? - недоумевает она.
- Матушка, какая вам разница, кто, вы всё равно её не знаете.
- Это ваши деньги, батюшка!
- Нет, - улыбаясь, отвечаю ей, - не мои. У меня таких денег нет, а если бы и были, то я бы не дал. Вы же знаете, - мы, попы, народ жадный, об этом во всех газетах пишут!
- Это действительно нам? - всё еще не может поверить бабушка.
Я киваю головой, она смотрит на доллары:
- А говорят, - Бога нет. Мы не знали, как наскрести средств на операцию в петербургской клинике. Там замечательные врачи, но везде нужны деньги, хотя бы для того, чтобы бы туда к ним доехать. А этого нам хватит на всё. Батюшка, что я должна для вас сделать?
- Мне ничего не нужно, я повторяю, это не мои деньги. Вот имя, - я написал на бумажке «Марина», - пожалуйста, молитесь об упокоении её души.
- Но мы не умеем молиться и никогда этого раньше не делали.
- Ничего страшного, все когда-то начинали, настал и ваш черёд.

Я уходил от Сорокиных, а внутри меня всё ликовало, кто бы только знал, как это здорово, делать людей счастливыми. Не получать, к чему ты уже привык, а именно отдавать. Давно мне не было так хорошо, я словно вновь вернулся на много лет назад в свою молодость, в тот самый день встречи со счастливыми детьми, скачущими на лошадях небесной красоты. И отчего-то подумалось, что если бы я не стал священником, то быть Дедом Морозом - это, пожалуй, единственное, чем бы я хотел заниматься.

Месяца через два бабушка специально пришла в храм, чтобы рассказать о поездке в Петербург и о том, что Настеньку удачно прооперировали. Лечащий врач сказал:
- Ваше счастье, что вы успели. Ещё бы немного, и мы не смогли бы вам помочь. Теперь девочка будет у нас под наблюдением, а к школе у ребёнка всё должно окончательно прийти в норму.
С тех пор мы познакомились со всей семьёй Сорокиных: и с мамой девочки, и с самой девочкой, которую иногда, пока ещё на машине, привозили в храм на причастие.

И что вы думаете, Флегинских после этого оставил меня в покое? Ничего подобного. Он приходил ещё один раз. У меня эти смеющиеся во сне лица детей, скачущих на лошадях, всегда вызывали чувство радости, но потом неизменный удар хлыстом превращал сон в головную боль.
А здесь я увидел их, они вновь огибали меня с двух сторон, вновь смеялись и приветствовали своими ладошками, а потом уже я, давая волю чувствам, долго-долго махал им в ответ, провожая их, исчезающих вместе с лошадьми в облаке снежной пыли.

Утром, проснувшись, вспомнил сон. На душе было покойно и уютно, и в то же время грустно. Так бывает. Увидишь во сне свою первую любовь, говоришь с ней и даже заходишь в гости, а сам понимаешь, что это сон. Утром проснёшься, и точно такое же чувство, вроде и радость от случившейся встречи, а с другой стороны - грусть от того, что это только сон. И это при том, что в своей жизни тебе совершенно ничего не хочется менять и ты дорожишь единственно близким тебе дорогим человеком, но всё-таки… отчего-то грустно. Вспоминаю сон, ставший для меня уже частью моего "я", и с изумлением обнаруживаю, а ведь Флегинских меня не ударил. И, по-моему, проскакав мимо, даже улыбнулся. И ещё, он молчал. Точно-точно, улыбался и молчал. Нет, всё-таки правильно матушка говорит: «Утром встал, сон забыл».

Прошло ещё несколько лет, и как-то Настенька вместе с мамой зашли в наш храм.
- Ну что, радость моя, - спрашиваю девочку, - ты в школу-то собираешься? Что, уже этой осенью? А писать научилась? Очень хорошо, тогда вот тебе ручка и две бумажки. На одной ты напишешь тех, кто живёт вместе с тобой, и кому ты хочешь пожелать здоровья, а на этой тех, кто уже умер, но кого мы всё равно продолжаем любить, а они нас.
Пока ребёнок старательно писал имена, мы беседовали с её мамой.
- Муж как-то было вернулся, но потом я поняла, что он продолжает меня обманывать, и рассталась с ним окончательно. Нет отца и это не отец, я вернула девичью фамилию себе и детям. Не хочу даже имени его слышать.
В этот момент Настенька приносит и показывает мне свою работу.
- Так, что у нас получилось?
Заздравно: «мама», «бабушка», «братики». А здесь - «дедушка» и «Марина». Мы рассмеялись:
- Нет, дитя, нужно писать имена полностью. Возьми другую бумажечку и попробуй написать своё имя.
- Как меня в детском саду называют?
- Да-да, именно так и напиши.
Через минуту Настенька торжественно вручает мне листок бумаги с рядом весело пляшущих разнокалиберных букв: «Настя Флегинских». И мне всё стало понятно. Дитя смотрит на меня, а я словно в первый раз с интересом вглядываюсь в ребёнка. Так вот о ком он всякий раз пытался мне докричаться. Но ведь Марк ушёл из жизни ещё до рождения внучки, выходит, любовь действительно не умирает. Она улыбается, и мы молчим. «Значит, всадники больше не вернутся?» - тихо спрашиваю девочку. «Не-а», - словно понимая, о чём идёт речь, так же заговорщицки шёпотом отвечает она.

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Дед Мороз» опубликован: 02.03.2010 - alex-the-priest.livejournal.com/29736.html

PS   Как же всё-таки глухо залеплены наши уши, даже у Вас, человека, пребывающего по долгу службы в молитве... А что говорить о нас грешных... И представить трудно, как тяжело Ангелам достучатся до наших сердец...
Священник Александр Дьяченко:   Практически это уже нереально :(

PPS   Вас наверное надо спрашивать - как же вы молитесь, что замечаете столько удивительного в мире?
Священник Александр Дьяченко:   У людей занятых нет времени что-то замечать, а мы сидим в деревне, здесь если ты не заметил, то соседи заметят обязательно :) Так вот и живём. Спаси Бог за такие хорошие мысли о нас, грешных…

«Священник и ГАИ - из дорожной хроники»

Заманили они меня-таки в ловушку и с трёх сторон патрульными машинами заперли...
- Гони 50 рублей. - Вы чего, мужики, я таких денег с собой не ношу…

Мой старый друг Борис Иванович, опытный дипломат почти с тридцатилетним стажем, много лет проработал в Европе и Латинской Америке. Он за рулём, мы едем в столицу на его автомобиле.
- Боря, где ты так хорошо научился машину водить?
- Начинал в Москве, а потом где только не водил. И скажу тебе, сможешь ездить у нас в Москве, будешь ездить везде. Конечно, приходится учитывать местные особенности, темперамент жителей и даже их привычки. Например, бразильцы носят деньги в заднем кармане брюк, а пистолет - в кобуре под мышкой или во внутреннем кармане пиджака. Сотрудник нашего консульства в Бразилии остановился на красный свет светофора. К нему тут же подскочил грабитель, приставил ко лбу пистолет и потребовал кошелёк. Дипломат не стал возражать, полез в пиджак за деньгами и получил пулю. Белым днём убили человека. После этого нам рекомендовали носить деньги в карманах брюк.

Так, за разговором мы подъехали и остановились у железнодорожного переезда в хвосте огромной пробки. Но это мы остановились, другие, чуть сбавив скорость, принялись огибать нас по обочине.
- Борь, интересно, а пробки в закордонье есть?
Он усмехнулся:
- В «закордонье» пробки есть, и люди в них ведут себя тоже по-разному. В той же Испании, там, как и у нас, народ давится и лезет во все щёлки. Выстраиваются в несколько рядов, ругаются, гудят друг другу. Что поделаешь, южане. А вот бельгийцы и скандинавы, те ведут себя вежливо, чувствуется выдержанная нордическая кровь и, конечно, культура. Эти люди давиться не станут, друг за другом выстраиваются и ждут.
- Борис, если следовать твоей логике, то мы северяне с южной кровью?
- Нет, мы такие же, как и все, просто у нас на дорогах порядка нет. Ни камер нет, ни милиции. На этом переезде пробки всегда, а где гаишники?
Действительно, почему-то никогда в таких местах нет тех, кто должен был бы регулировать движение. Потому и поражаешься какой-то мистической способности сотрудников ГАИ появляться там, где в этот момент их никто не ждёт.

Звонит мне однажды дочь, в те дни мы как раз ожидали появление на свет нашей внучки Лизаветы.
- Папа, представляешь, я так глупо попала на дэпэсников.
Вместо того, чтобы ехать к светофору и там, честно отстояв положенное время в пробке, развернуться в сторону своего дома, она, оглядевшись вокруг, минуя светофор, шмыгнула в свой двор через двойную сплошную. И тут же нос к носу оказалась с патрульной машиной, в которой её уже ждали «оборотни в пагонах». Двое взрослых дядек, потирая от удовольствия руки, дружно приветствовали нарушительницу. Мой бедный проштрафившийся ребёнок, сама маленькая с огромным девятимесячным животом, словно загипнотизированная мышка, покорно проследовала в пасть к «удаву». «Удав» потребовал двадцать тысяч. Мой ребёнок выплакал пятнадцать скидки, но живот в данном случае выступил как отягчающее обстоятельство.
- Дяденьки, пожалуйста, не отбирайте у меня права, мне же рожать скоро. Я как схватки почувствую, так сразу же и поеду. «Скорая», она пока ещё через наши пробки пробьётся, а я заранее уже все объездные дорожки до роддома разведала.
Один оборотень посмотрел на другого:
- Ты понял? Она собирается за рулём рожать. И это на нашем с тобой участке, тебе это надо?
- Нет, мне этого не надо. Давай лишать. Хотя, ты понимаешь, лишай её не лишай, а прижмёт, она и без прав поедет. Ладно, гони пять штук. Давай сюда кошелёк, я тебе помогу.
Но будущая мамочка, проявив оперативность, швырнула выкуп и пулей, насколько это было возможно в её положении, выскочила из патрульной машины.
- Нет, ну почему она мне не позвонила, - горячился потом мой друг отец Виктор, - эта смена была бы для них последней, негодники, «развели» беременную девчонку. Самое большее, ей грозил бы штраф в полторы тысячи рублей.

Вечером мне звонок из Москвы: - Папа, у меня беда, я попала в «подставу». Синий «Логан», в нём двое взрослых дядек, каждому лет по сорок. По национальности, скорее всего, - и она произнесла название одной бывшей советской закавказской республики. - Папа, так получилось, мы оба нарушили. Они выскочили, и давай кричать на своём языке. Вытащили меня из машины, показывают царапину у себя на крыле. Отобрали у меня документы и, главное, заставили уехать с места аварии. - Мы, горцы, с женщинами о делах не разговариваем. Вот тебе телефон, пускай с нами свяжется кто-нибудь из твоих мужчин, потолкуем о выкупе документов. Тогда я и позвонил отцу Виктору, до того, как стать священником, он много лет прослужил в подразделениях спецназа.
- Передай ей, пусть особо не безпокоится. Послезавтра вернусь с дачи, разберёмся.
И действительно, разобрался. Потом рассказывал:
- По телефону: «мы горцы, мы мужчины». Приехал, а их там пятнадцать человек. Из всех щелей повылазили, ну точно саранча. Пока я был один, они мне ещё чего-то там пытались доказать, но потом ко мне присоединился наш Вова. Забыл тебе сказать, он уж две недели как вернулся после полугодового сидения у себя там в горах, на блокпосту. Они сейчас у меня на даче с тёщей помидоры заворачивают. Знаешь как спелись. Я ему сказал, что дочка отца Александра в «подставу» попала и нужно ехать с бандитами договариваться. Он так загорелся, в гости хочет к тебе приехать. Слушай, Вовка такой выдумщик, - батюшка смеётся, - представляешь, они там у себя на блокпосту…
Я волнуюсь: - Отче, давай про это потом, ты лучше расскажи, что там дальше-то было?
- Что дальше? Пока я с этой шпаной общался, Вова вычислил двух старших, выхватил их из толпы и поднял, как котят, за шкирку. Те только ногами дрыгают, вырваться хотят. Да куда там, ты же помнишь, какая у него лапища, - отец Виктор показал мне свой огромный кулак, - я против него точно ребёнок. Слушай, я тебе рассказывал, он в прошлом году на занятиях по физподготовке гриф от штанги сломал? Короче, пока те двое в воздухе ногами болтали, остальные, как мыши врассыпную. Вытрясли мы из них её документы, пусть не волнуется. Ну, это всё мелочи, ты послушай, что они там у себя на блокпосту придумали, - продолжает смеяться мой друг...

- Смотри, ты смотри, что творят! - восхищённый Борин крик возвращает меня к реальности. Мой друг показывает пальцем на смельчаков, что из самого хвоста пробки выскакивают на встречку, и, рискуя столкнуться, мчатся задом наперёд, а перед самым железнодорожным переездом, делая резкий разворот, протискиваются в голову очереди.
- Такого я даже в Испании не видел! Вот оно наше дикое необузданное начало. Представляешь, на днях был свидетелем как по обочине, огибая пробку, на трёх колёсах при четвёртом, свободно болтающемся в воздухе, ползла «газелька», полная пассажиров. И люди в салоне смотрелись совершенно спокойными, и главное, никто не протестовал. Слушай, зачем они едут по встречке да ещё и задом наперёд? Всё равно гаишников не видать?

Кстати, батюшка, у тебя-то есть опыт общения с работниками ДПС? Говорят, будто они с вашим братом особо не связываются. Есть даже такое поверье: «попа не обижай, а то ноги отсохнут».
- Да по-разному бывает, на кого нарвёшься. Но чаще мне везёт на хороших людей. Замечание сделают: - Что же вы, батюшка? - и отпустят. Не поверишь, но эти замечания действуют сильнее, чем наказания. Даже исповедуешься потом. А случались и курьёзные моменты. Помню, в областном центре выехал навстречу одностороннему движению, запрещающий знак стоял как-то совсем неприметно. Те, кто там постоянно ездят, в курсе, а я радостный шпарю им навстречу. Вижу машину ГАИ, тормозит меня молодой лейтенант:
- Нарушаем, батюшка, нехорошо.
- Где же нарушаем!? - я прямо-таки взорвался, ведь всё по правилам. Лейтенант внимательно на меня смотрит, часом не издеваюсь ли я над ним:
- Вас же прав лишать нужно. Вы под кирпич проехали.
- Какой кирпич!? Я всегда здесь езжу!
- Всегда!? Он снова посмотрел на меня, но уже с какой-то жалостью, что ли, и молча вернул документы. Как мне потом было стыдно.
А как-то превысил скорость по населённому пункту, немного совсем, но превысил. Злой еду, бумажку какую-то оформлял, и загоняли по инстанциям, бюрократы. Тормозит меня лейтенант. Козырнул и показывает на радаре: «72».
- Нарушаем, Александр Ильич. Что будем делать? А я не сказал, что рядом с ним стоят милицейский майор и даже целый подполковник.
- Что делать!? Накажите меня, товарищ лейтенант! Раз виноват, так и наказывайте! Лейтенант замялся, понятно, будь бы он один, то, конечно же, отпустил, но рядом начальство. Потому и передал мои права майору. Тот козырнул:
- Нарушаем, Александр Ильич. Что будем делать?
Я снова, уже майору, повторяю свою гневную тираду. Он выслушивает и передаёт меня по эстафете подполковнику. Подполковник привычно козыряет, а я уже знаю, что он сейчас скажет. Вот только ему-то эстафету передавать уже некому. Забираю документы и еду дальше. И думаю, ну чего я разорался, ведь на самом деле нарушил, а они меня отпустили.

Но подлинное чудо случилось во время моей поездки в Краснодарский край. Ехал в разгар купального сезона, это то самое время, которое кормит в крае всех, в том числе и бойцов «невидимого фронта». На самом деле невидимого. Дорога незнакомая, я в одном месте запутался и нарушил правило рядности. И вот они, откуда ни возьмись, - словно из воздуха материализовавшиеся гаишники в белых форменных рубашках. Приглашают к себе в автомобиль:
- Ну что же вы, батюшка, не хотите уважать нашу разметку? Мы ведь для вас старались, а вы вот так, обидно. Что-то нужно делать, Александр Ильич. Вы, как мы понимаем, едете к морю, ещё не поистратились, давайте решим этот вопрос полюбовно.
Вот от слова «полюбовно» я и оттолкнулся.
- Как это правильно, братья, на самом деле между нами должна царить любовь, мы же все верующие, православные. Знаете, давайте я о вас помолюсь. Ребята, будто под гипнозом, называют мне свои имена, а я начинаю читать наше обычное молитвенное начало. Смотрю, снимают они фуражки, крестятся. Короче, расставались мы лучшими друзьями, а всё благодаря молитве. Вот такое маленькое чудо.

Батюшка знакомый рассказывал. Мы с ним одних лет, но служить он начинал ещё при советской власти. Его храм находился в далёкой глухой деревеньке. От большака в их сторону по абсолютному бездорожью нужно было добираться ещё целых пять километров. На «жигулях» туда не проехать, а о внедорожниках тогда и не мечтали. Если к ним и ездили, так только на грузовиках.
- Наступило перестроечное время, и воинское начальство получило разрешение реализовать часть устаревшей колёсной техники. Друзья подсказали, к кому обратиться, и вскоре у меня появился замечательный по проходимости ЗИЛ-157, известный в народе ещё и как «Колун». Вот это, я тебе скажу, машина. Им даже управлять не нужно, въехал в колею и бросай руль, тем более, что по пальцам он бил беспощадно. Правда, покупать мне его пришлось на свой страх и риск, граждане тогда не имели право владеть грузовиками, только юридические организации, а церковные приходы таковыми не являлись. Поэтому и продолжал мой «Колун» ездить с военными номерами. Гаишники прознали, что местный поп приобрёл у вояк могучий грузовик и теперь нахально разъезжает на нём по району. Пытались они меня ловить, но всякий раз мне удавалось уходить от погони.

Хуже всего было то, что отношения с милицией у меня к тому времени сложились, мягко говоря, напряжённые. А началось всё с рынды. Да - да, с той самой рынды, что висела у нас на речной пристани. Специально я к ней никогда не приглядывался, а тут договорились с человеком встретиться, и пока его ждал, от нечего делать рассмотрел. И обомлел. Оказалось, что рында вовсе и не рында, а колокол с церковной звонницы, и мало того, с нашей звонницы. Мой родной колокол, экспроприированный у нас советской властью ещё в далёкие тридцатые годы. Прижался я к нему щекой, глажу и шепчу, точно ребёнку: - Родненький, я тебя в храм заберу, ты только немного потерпи.
Дождался темноты, надел кепку, перчатки и, подняв воротник, двинулся на пристань. Прихожу, вокруг никого. Быстро откручиваю гайки крепления, и мой колокол падает на деревянные подмостки. Тяжёлый оказался, не смог я его удержать. На шум выходит заспанный сторож и кричит:
- Ты чего тут делаешь, а?
- Дяденька, вы не знаете, во сколько первый пароход отчаливает?
- В шесть утра, дурья твоя голова, ты на часы-то смотришь? Давай, иди отсюда, а то милицию позову. - И пошёл досыпать.
Я не долго думая колокол в рюкзак и на плечи. Иду, согнувшись под его тяжестью, а в городе этой ночью, как назло, объявили план «перехват». Милицейских нарядов вокруг полно, а я с тяжеленным рюкзаком, в очках и кепке. Но, ты представляешь, - и он перекрестился, - они меня словно не видели.
Проходит ещё, может, с месяц. Приезжают ко мне двое знакомых мужиков и заводят разговор:
- Бать, говорят, в городе с пристани колокол утащили. Понятно, нам до этого дела нет, только если хочешь, мы тебе ещё пару таких колоколов можем привезти. Тут они рядом, на территории пожарной части висят.
Сговорились мы с ними, и те за 250 тех ещё рублей привезли мне эти колокола. Посмотрел я на них, и снова чуть было не прослезился, наши колокола, дореволюционные с дарственной надписью. Потом соображаю, если меня эти двое вычислили, то теперь точно милицию в гости жди. Оттащил я эти колокола на кладбище рядом с храмом и закопал под старой металлической пирамидой со звездой. И вовремя. Нагрянули представители власти.
- Поп, верни колокола по-хорошему. Мы же их всё равно найдём, хуже будет.
Развожу руками:
- Ищите, ребята, всё, что найдёте, - ваше. А про себя думаю, конечно, так я вам их и отдал, держи карман шире, мои колокола, исторические, да и 250 рублей кто мне за них вернет? Слава Богу, всё случилось 10 ноября - как раз на день милиции. На них даже форма была парадная. Предупредили, завтра, мол, жди, мы у тебя с собаками обыск делать будем. Я молился, а утром выпал снег и собачки след не взяли. Так они ни с чем и уехали, но обиду затаили.

Потому твёрдо решили отыграться на моём «Колуне». Где-то по осени заманили они меня-таки в ловушку и с трёх сторон патрульными машинами заперли. Довольные, улыбаются. Мы, говорят, машину забирать не будем, но всякий раз станем тебя штрафовать. Так что для начала гони 50 рублей. Отвечаю, вы чего, мужики, я таких денег с собой не ношу, хотите сейчас в храм сгоняю, привезу. Они смеются, привезёт он, как же, так мы тебе и поверили, вместе поедем. Поехали, только не учли ребята, что в такую пору ко мне на «жигулях» лучше не соваться. Я ехал первым, отпустил руль своего «Колуна», и ползу себе потихоньку. Проехав с полпути, вспомнил про гаишников, поворачиваюсь, а их нигде нет. Включаю задний ход и назад. В общем, нашёл я их, сидят бедолаги всеми тремя машинами в здоровенной луже. Толкать пытались, безполезно. Только вымокли. А мне от военных ещё и трос достался, метров на сорок, вот я их на этот трос, как рыбок на кукан, навязал и всех разом за собой поволок.

Приехали к нам, они мокрые, продрогли, трясутся от холода. И главное, без моего «Колуна» им никуда. Мужики, говорю, давайте с устатку. Те - давай, мы не против. Короче, литра три они у меня самогону выдули, хлопцы-то здоровые. Согрелись бойцы, покушали, подобрели. Потом один вспоминает: «а у меня сынок не крещёный», у другого мамка не отпета. И так мы хорошо посидели, несмотря на всю тогдашнюю подлую пропаганду. Нутром почувствовали, что вместе нам надо держаться. С той поры и задружились, детей их покрестил, отпел стариков, и они помогли мне машину оформить. Потом во время празднований 1000-летия крещения Руси она нам очень пригодилась.

- Так вот, Борь, с того самого дня и началась дружба священников с гаишниками. Со взаимопонимания, а ты говоришь: «ноги отсохнут».
Мой друг чешет затылок и тянет в задумчивости:
- «Умом Россию не понять…».
- Да, Борис Иванович. Россия - это тебе не Испания. Согласись?
- Эт точно!

Священник Александр Дьяченко
Рассказ «Священник и ГАИ - из дорожной хроники» опубликован: 26.01.2012 - pravmir.ru/svyashhennik-i-gai-iz-dorozhnoj-xroniki

«Дорогой мой незнакомый человек (ДТП)»

Эй, человек, остановись, давай посмотрим друг другу в глаза,
кто знает, может, мы и не чужие! Что, если я твой брат?
Тогда и наше одиночество в этом мире только кажущееся…

Не знаю, как вы, а я порой не могу вспомнить, что делал второго или третьего дня, не говоря уж неделю назад. Но есть в моей памяти день, который я и сегодня с лёгкостью распишу буквально по минутам: вторник, 1 февраля 2005 года. Утром того дня было очень скользко, накануне подтаяло, и с утра прихватило морозцем, а мне в семинарию ехать. Всякий раз по вторникам, прежде чем зайти в учебную аудиторию, я должен был преодолеть без малого сотню километров. Причём в любую погоду, и неважно, дождь на дворе или снег, плюс тридцать градусов или минус.

До священства мне не приходилось водить машину, и за руль я сел вынужденно только в 43 года. А что делать? Храм-то нужно было восстанавливать. «Иж-Ода», скромный ослик-работяга, как никакая другая машинка подходил для этой цели. Во-первых, он был фантастически дёшев и поразительно вынослив. И ещё в него можно было погрузить всё что угодно. Зато на заснеженной дороге, да ещё и с ледком, машину заметно вело из стороны в сторону. И при неосторожной перегазовке, несмотря на замечательную шипованную резину фирмы «Кама», я мог легко оказаться в кювете. Зима 2005 года - моя вторая зима за рулём. Нужно ехать - и такой гололёд.

Сел за руль, перекрестился. Прочитал девяностый псалом, потом ещё и восьмой. Это мне батюшка знакомый посоветовал: «Собираешься вести автомобиль - читай восьмой псалом». А ему об этом, в свою очередь, когда-то рассказывал один прозорливый старец. Потихоньку выбрался из посёлка, затем ещё три километра лесом, и выехал на трассу. А наша трасса, скажу вам, всем трассам трасса, интенсивность движения сорок тысяч автомобилей в сутки. Машины идут сплошным потоком и днём и ночью, не смотри что четыре полосы, чуть зазевался, тут же снесут. Потому, приезжая в семинарию, я всякий раз говорил не в меру расшалившимся студентам: «Мне совершенно безразлично, уважаете вы меня как преподавателя и человека или не уважаете. Меня это мало беспокоит. Но тот факт, что в такую погоду, по такой дороге добираясь к вам на занятия, за все эти годы я ни разу не опоздал, - этот факт, вы уж меня простите, я вас заставлю уважать». Скажу честно, меня всегда умиляло, как после этой моей тирады в классе надолго воцарялась мёртвая тишина.

В то утро моего «ослика» то и дело кидало вдоль скользкой, ещё не обработанной реагентами трассе, оттого и ехал я очень медленно. Уже светало, дорогу было видно, а тем, кто ехал ночью, не повезло: то в одном, то в другом месте в кюветах «отдыхали» машины. Где-то ближе к областному центру, когда движение ещё больше замедлилось, прямо на трассе, посередине, я увидел одиноко стоящую «Жигули-девятку» тёмно-зелёного цвета. Недалеко от неё и немного в стороне, не мешая движению, застыла фура с прицепом. Беда случилась совсем недавно, даже пробка не успела образоваться. Иногда так бывает, большая машина с прицепом неожиданно начинает складываться, образуя так называемые «ножницы», и горе её маленьким соседям, оказавшимся рядом. В тот раз не повезло водителю «Жигулей», хотя сам автомобиль почти не пострадал. Проезжая мимо, я видел лицо мёртвого человека. Мертвец сидел, устало откинув голову в мою сторону, и, казалось, всматривался в лица тех, кто медленно продолжал движение.

Я ехал дальше, а мысли не давали покоя: «Вот наша жизнь. Ещё какой-нибудь час назад человек сел за руль и поехал, наверно, на работу, или в магазин, или ещё куда-то по делам. Поехал и умер, а дома у него об этом ещё никто не знает». И так мне стало их жалко и одновременно страшно за себя, а вернее за тех, кто ждёт моего возвращения домой. Я люблю их, тех, кто меня ждёт, и не хочу, чтобы они тоже плакали, потому и начинаю молиться. Самая горячая молитва получается в минуту, когда тебе по-настоящему страшно.

И вот когда до цели моей поездки оставалось совсем уже немного, ну от силы километров пятнадцать, на противоположной стороне дороги я увидел мощный грузовик «Ман» с огромным прицепом. Видимо, уходя от столкновения с вылетевшей ему навстречу легковушкой, грузовик снёс бетонный столб освещения и стоял, уткнувшись носом в дерево. Рядом с ним находилось то, во что после столкновения превратилась та легковушка. Мой взгляд успел различить зелёную металлическую лепёшку на четырёх колёсах, и ещё мне почему-то показалось, что это тоже были «Жигули». Первая мысль: «Зелёному цвету сегодня определённо не везёт». Рядом суетились гаишники, ну и работка у людей, не позавидуешь. Теперь им полдня придётся выковыривать из этой «лепёшки» то, что осталось от тех, кто ещё сегодня утром ел, пил, строил какие-то планы. Продолжая свой путь, я всё думал: «Как странно. Жил на земле человек, а потом взял и погиб. Какие-то секунды - и всё, и нет этого человека, как будто никогда и не было. Ещё вчера мы могли с ним пересечься где-нибудь в магазине или в кино, улыбнуться друг другу, перекинуться словом, а сейчас его нет, и никто больше не узнает, каким он был. Да и кому интересно, каким он был, ведь для тебя этот человек никто, ты можешь забыть его и спокойно жить себе дальше». Кстати, так мы и поступаем, когда проезжаем мимо очередного места ДТП или слышим о новом взрыве в метро, падении самолёта… а иначе и нельзя. Как потом садиться в машину, входить в метрополитен или лететь самолётом в сторону моря? Днём, возвращаясь домой, я заметил, что раздавленные зелёные «Жигули» всё ещё на месте, но, поравнявшись с местом аварии, отвернулся и даже не стал смотреть в их сторону.

Со времени той поездки прошло недели полторы, и в храм неожиданно приехали мои друзья, муж и жена. Они живут в городе, а к нам заезжают крайне редко. Значит, что-то случилось, да и вид у них был какой-то потерянный.
- Ой, батюшка, мы за последние дни так много всего пережили. Нет-нет, не волнуйся, у нас-то как раз всё в порядке, а вот у соседей по площадке - там беда. И они рассказали мне, как с месяц назад их соседке, пожилой уже женщине, проехала по ноге колесом маленькая машинка типа «Оки». Женщина переходила дорогу на светофоре, а машинка её не пропустила и сделала инвалидом. Так она оказалась в больнице, ей что-то делали с ногой, и врачи посоветовали родственникам съездить в ортопедический центр и заказать для мамы какое-то необходимое приспособление. Они и поехали, Владимир Иванович и Марина, отец и дочь.
- Я утром их видел. Они как раз садились в машину. А на улице с утра подморозило, даже идти было невозможно, не то что ехать. Говорю им: «Соседи, может, дома останетесь, переждёте, смотрите, как скользко». А они: ничего, мы потихонечку. Не ехать тоже нельзя, нужно срочно заказывать ортопедическое устройство, иначе мать обречена и не сможет ходить.
Вечером звонок в дверь. Открываю, стоит милиционер: «Скажите, вы не знаете, в квартире напротив есть ещё кто-нибудь, кроме…» - и он назвал имена Владимира Ивановича и Марины. У меня внутри всё оборвалось. Что случилось?
Оказалось, машина с моими соседями, уже практически доехав до места следования, неожиданно вылетела на встречку и столкнулась с фурой. Шофёр большой машины пытался избежать столкновения, но не смог: «Ваши соседи погибли. И теперь вопрос: кто будет хоронить? Их родственница лежит в больнице, и если никто не возьмёт на себя это дело, то социальные службы просто закопают их останки в полиэтиленовых пакетах. И ещё, - продолжил милиционер, - пожалуйста, сходите в больницу и передайте матери, что случилось».
Не стану тебе рассказывать, как мы ходили к Ольге Николаевне, как бедная женщина узнала о гибели мужа и дочери. Потом были похороны. Я ездил покупать венчальное платье и забирал из морга тело Марины. Меня попросили помочь положить её в гроб, и когда я поднял тело, оно повисло на моих руках, точно полотенце. Все косточки были переломаны. Батюшка, это так страшно. Хоронили их в закрытых гробах. Сейчас приходим в себя, и снова нужно ехать в ортопедический центр, делать заказ для Ольги Николаевны, больше-то всё равно некому.

Уже оставшись один, я вспомнил 1 февраля. Именно в тот день был страшный гололёд, и там, где те зелёные «Жигули», влетевшие под тяжёлый «Ман», как раз и находится областной ортопедический центр. Набираю номер моих друзей.
- Какая у твоих соседей была машина? Зелёные «Жигули»? А погибли они 1 февраля, рядом с ортопедическим центром?
Значит, это они были в той зелёной «лепёшке». Оказывается, эти люди жили совсем рядом, на одной лестничной площадке с моими друзьями. А ведь я нередко бываю в их доме и вполне мог с ними пересекаться. Может, даже и здоровался.

Прошло ещё сколько-то времени, и мы, сидя за столом в загородном доме моих друзей, пили чай с самодельным тортом.
- Какие у вас интересные чашки, раньше я их не видел.
- Это Маринины чашки, той, что погибла тогда, зимой. Ольга Николаевна, её мама, подарила. Она готовила их дочери в приданое, а после её смерти решила: пускай этот сервиз достанется нашей Наташке.
В тот момент я снова был вынужден вернуться в тот страшный день. Надо же, вот я сейчас сижу и пью чай из чашки, принадлежавшей той самой девушке, свидетелем гибели которой я стал. Чужой, ещё совсем недавно неизвестный мне человек всё больше и больше входил в мою жизнь. Входил после своей смерти.

Потом, помню, звонок:
- Отец Александр, наша соседка Ольга Николаевна - да, та самая, - она просит, чтобы ты освятил ей квартиру.
Я согласился и через несколько дней вошёл в их дом. После освящения мы сидели на диване и вместе с хозяйкой рассматривали фотографии. Вот совсем ещё молодые Владимир и Ольга, а здесь на свет уже появилась маленькая Маринка. И так страница за страницей, фотография за фотографией, четверть века через историю жизни одной семьи. Ольга Николаевна рассказывала мне такие интимные подробности их семейной жизни, которые могут знать только члены семьи или самые близкие друзья, а мне неудобно было прервать рассказ немолодой уже женщины. Ей было очень нужно кому-нибудь выговориться, и священник для неё оказался самым подходящим собеседником.
- Это альбом моей доченьки. Здесь фотографии, сделанные во время отдыха в Египте и у нас на Чёрном море. Посмотрите, какая она у меня была красавица.
Со всех снимков на меня смотрела высокая стройная девушка с голубыми глазами и длинными волосами льняного цвета. На самом деле она была очень красивой. Наверняка молодые люди оборачивались ей вслед. И глаза, какие они глубокие. Глаза - зеркало души, я прикоснулся к этой душе и почувствовал, что мне она не чужая. Почему я тогда так подумал? Не знаю, скорее это произошло на каком-то подсознательном уровне. Попробуйте объяснить, почему этот незнакомый человек вам так симпатичен? В отличие вон от того, тоже, кстати, встреченного вами впервые.

В тот вечер неожиданно для себя я снова заехал к тем моим друзьям. Мне нравится бывать у них, людей отзывчивых и очень простых. К ним можно заехать в любое время, и тебе в их доме всегда будут рады. Не оставляли они своим вниманием и Ольгу Николаевну, для которой и я после того разговора стал своим человеком. А та, узнав, что батюшка в квартире напротив, попросила меня заглянуть на секундочку к ней, чтобы познакомить с родственниками мужа, приехавшими из Белоруссии. Разумеется, я не мог пройти мимо возможности пообщаться с земляками.
- Из Белоруссии? Интересно, из какой же вы области?
- Мы живём в ста километрах от Минска, в Крупках. Есть такой городок между Минском и Оршей. Вы, наверно, о нас и не слышали?
- Почему же, очень даже слышал. Моя мама родом из этого района. Она родилась в Якимовке.
Наступило время удивляться уже моим собеседникам.
- В Якимовке? Наши корни тоже из этой деревни. Интересно, а как девичья фамилия вашей мамы?
Я назвал её полное имя. Белорусы переглянулись.
- Подождите, получается, вашего дедушку звали Сильвестром. Так и есть, именно он в своё время, ещё до революции, уехал в Москву. А мы - потомки Анны, его родной сестры. Значит, Владимир Иванович приходился вам… После этого открытия, ошеломлённые и растроганные, мы долго чертили на бумажке наше генеалогическое древо, а Ольга Николаевна просто сидела рядом и плакала. Столько лет мы прожили бок о бок, ни о чём не догадываясь, и только в момент их гибели наконец встретились.

После всех этих событий что-то во мне изменилось. Мысль о том, что любой человек рядом со мной вполне может оказаться моим братом или сестрой, заставляет всматриваться в лица и глаза прохожих, случайных собеседников или просто попутчиков в том же автобусе или электричке. Эта мысль живёт во мне сама по себе, каким-то независимым фоном. Эй, человек, остановись, давай посмотрим друг другу в глаза, кто знает, может, мы и не чужие. Что если ты мой брат или моя сестра, тогда и наше одиночество в этом мире только кажущееся. И ещё, потеряв Володю и Марину, я начинаю беспокоиться о тебе, мой незнакомый близкий человек. Может, ты сейчас ведёшь машину или пролетаешь надо мной высоко в небе? Доброй тебе дороги, брат, и храни тебя Бог.

Уже в этом году одна наша верующая рассказывала, как во время возвращения с зимних каникул у них внезапно выключилась машина.
- Вроде и автомобиль неплохой, иномарка, а заглохла во время движения, и всё тут. Вся электрика отключилась в момент. Муж пробует - не заводится. Один раз, другой - глухо. Хорошо ещё на обочину по инерции откатились. И вдруг видим - буквально перед нами в машину, что нас обогнала, со встречной полосы вылетает джип и бьёт со всего размаха. Не успевают они остановиться, как в них тут же бьётся одна машина, потом другая. Короче, куча мала. Как только это побоище прекратилось, наша машинка завелась так же внезапно, и мы, боясь снова заглохнуть, поехали дальше. Я её спросил, а не подумала ли она тогда, что в той куче мог оказаться кровно близкий ей человек, брат, там, может, или сестра. Пускай многоюродные, но тем не менее.
- Нет, батюшка, это исключено, я своих братьев и сестёр знаю, там никого из них не было.
Я не стал продолжать эту тему и вообще стараюсь ни с кем её не обсуждать, ведь это так трудно - вместить, что любой из тех, кто идёт по жизни рядом, способен быть с тобой одной крови.

Прошлым летом, когда мы были в Черногории, я иногда показывал моей внучке Лизавете на летящий в небе самолёт и говорил:
- Малышка, давай помолимся о тех, кто сейчас летит над нами. Кто знает, может в нём летит твой братик или сестричка.
Я крещусь, а Лизавета, сидя у меня на руках, потешно кланяется, потом берёт мой нательный крестик, целует сама и подносит его к моим губам. Это бабушка её так научила. Креститься она сама ещё не умеет, а кланяется очень славно. Не знаю, понимает она меня или нет, может, ещё слишком маленькая, но время бежит быстро. И я расскажу ей, что любой человек, может, даже тот, на кого никогда и не подумаешь, на самом деле тебе брат или сестра. Кто они, где? Разве узнаешь. Потому, чтобы потом не жалеть, делай всем добро и всех благословляй.

Совсем недавно у меня появилась ещё одна внучка, такая же забавная, и совсем ещё крошка, но это сейчас, а пройдёт ещё год, другой, третий, и я ей об этом тоже расскажу.

Священник Александр Дьяченко
Рассказ «Дорогой мой незнакомый человек (ДТП)» опубликован: 22.03.2012 - moya-semya.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=1117:2012-03-21-14-47-36&catid=96:2011-06-24-11-29-05&Itemid=175
и, подсокращенный, на сайте издателя: nikeabooks.ru/blog/dorogoy-moy-neznakomyy-chelovek/

«Письмо Зорице»

Это как бы - письмо Зорице, следы которой затерялись во времени…

Это было так давно... Господи, какой же я старый... Помню, как в один из воскресных дней к нам в храм, уже после службы, зашла молодая высокая девушка. Не могу назвать её красавицей, и в тоже время, черты её лица располагали к себе. В глазах читалась внутренняя свобода и раскованность. И ещё, сразу было понятно, что она нерусская, хотя и славянка.
- Я Зорица Андрич из Сербии. Мой отец работает в Москве, а мы будем жить у вас в посёлке. Теперь я буду приходить к вам в храм, а вы, батюшка, будете моим духовным отцом.
Этот абсолютно безапелляционный тон, эти резко очерченные тонкие губы, растянувшиеся в широкой улыбке. Да, в этом была вся наша Зорица. Совершенно и во всём свободный человек... Она не задумываясь, могла позвонить тебе ночью и задать вопрос, который вполне можно было бы разрешить и днём. Причём, ей и в голову не могло придти, что она делает что-то не так. И что её поступки могут вызывать, у кого бы то ни было, раздражение или досаду. Зорица раньше довольно серьёзно занималась баскетболом и играла за молодёжную сборную своей страны, а сейчас, пока её отец работал в Москве, училась на журналиста.

Понятное дело, что девушка с таким непосредственным отношением к жизни, вскорости перезнакомилась, наверное, со всеми сербами, работавшими в Москве и учащимися в Троицкой семинарии (в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре). О ком не спросишь, все ей хорошо знакомы, и даже закадычные друзья. Причём, для друзей она была абсолютно открыта, и готова была поделиться всем, что имела в личной собственности. А поскольку имела она немного, то и делиться ей пока ещё было нечем, за исключением внимания и сердечного тепла. Хотя, согласитесь, сегодня этого как раз то чаще всего и не хватает.

Зорица очень любила свой родной сербский город Новий Сад. Рассказывая о нём, она воодушевлялась, её глаза начинали блестеть, а голос неизменно переходил на верхние тона от восхищения его улицами и домами, а самое главное, мостами. Но мы, всякий раз, как только начинался рассказ о Новем Саде, старались перевести разговор на другую тему, потому, что как только дело доходило до мостов, Зорица начинала плакать в голос. Потому, что знаменитых мостов через Дунай в Новом Саде тогда уже не было. А сама девушка вспоминала, как они со сверстниками выстраивали из самих себя живой щит, чтобы спасти эти самые мосты. Но ничего не получилось, и на её глазах американские самолёты бомбили её детство.

Живя в нашей стране, сербская девчонка обрела новую родину. И особенно она не уставала восхищаться нашими святынями.
- О, Лавра! О, преподобный Сергий (Радонежский)!
И таких «о!», из её уст, да ещё с могучим сербским акцентом, исходило безконечное множество!

- Батюшка, - говорила она мне, - у вас в России всё так…, - и она пыталась подобрать то слово, которое могло бы вместить в себя всё её восхищение нашими святыми, подвижниками, и просто верующими людьми. Но из всех слов, что хотелось ей высказать, оказалось, что кроме как «прикольно», у неё ничего больше не находилось. Всё у неё было «прикольно». Возвращается из Дивеева, впечатлений столько, что и говорить не может.
- Зорица, тебе понравилось в монастыре?
- Ой, батюшка, слов нет. Она делает жест руками, закатывает глаза и произносит свою знаменитую фразу:
- В Дивеево всё так «прикольно»!

Приезжал при ней к нам служить на престол наш владыка. Зорица внимательно ловила каждое слово из его проповеди. А за праздничным столом ухитрилась угостить святителя сербским блюдом из фасоли. Потом она ещё долго вспоминала разговор с ним и неизменно заканчивала свой рассказ словами:
- Наш владыка (у неё получалось «владика») - такой «прикольный»!

Понятно, что и сама Зорица старалась рассказать нам о своей родине, её святынях. И чаще всего она называла имя святителя Василия Острожского.
- Мы, сербы, почитаем его как вы почитаете преподобного Серафима Саровского. Он очень любил людей. Батюшка, как я хочу, чтобы ты побывал у нас в Черногории у святителя Василия Острожского!

Как-то после очередной поездки домой, Зорица привезла нам фильм о великом святителе Василии Острожском. Правда, фильм был на сербском, и поэтому она, как могла, его переводила. Меня поразили такие кадры. Не помню уж по какой причине, возможно в связи с недавней войной, мощи святителя Василия Острожского провозили крестным ходом по сербской земле. И вот показывают:
Лошадь. На лугу пасётся лошадь, а мимо на автомобиле везут святые мощи. Лошадка прекращает щипать траву, тревожно вытягивает шею в сторону передвигающейся автоколонны, и вдруг срывается с места и галопом скачет за мощами святителя Василия Острожского. Машины ускоряют ход, а лошадка всё скачет и скачет. Это кадры, что успели отснять создатели фильма, а вообще, рассказывали: бывало, за мощами святителя Василия Острожского вслед увязывались стада рядом пасущихся овец и коз. Животные чувствовали святыню и не хотели уходить от неё.

Зорица прожила с нами несколько лет. За это время она получила высшее образование, успела поработать в Москве, а потом, всё же, засобиралась домой. Прощаясь, она подарила нам большую икону святителя Василия Острожского. Обняла меня одной рукой, другой, размазывая слезы на щеках и сквозь всхлипывания проговорила:
- Так жалко уезжать, я уже полюбила всех вас!
И потом, глядя на меня сверху вниз, добавила:
- Батюшка, ты такой «прикольный»! Приезжай к нам в Сербию, я буду молиться, чтобы ты побывал у святителя Василия Острожского.
Все эти годы образ Василия Острожского висел у меня в алтаре. Иногда, глядя на него, я вспоминал нашу Зорку, и молился о ней. Где ты сейчас, добрый друг, как сложилась твоя судьба?

И вот в мае звонок. Звонит верующая женщина, моя хорошая знакомая:
- Батюшка, мы здесь с друзьями подумали, и решили, что тебе этим летом нужно будет обязательно съездить в Черногорию. Есть возможность. Ты там и по святым местам поездишь, о нас всех помолишься, да и отдохнёшь. Так что - матушку «подмышку» и вперёд.
Вот-так так, да я уже не помню, когда в Москву-то последний раз ездил. А тут Черногория! Во-первых, далеко, а во-вторых - я за границей ни разу не был, страшновато. А как здесь без меня приход останется? Да и где я столько денег наберу, чтобы нам с матушкой по Европам путешествовать? Поэтому, я, естественно, отказался. И, хотите, верьте, хотите - нет, но пошла такая «бомбардировка». Чуть ли не каждый третий разговор с людьми, и даже незнакомыми мне, сводился, в конце концов, к Черногории. Всё, свет клином на ней сошёлся. Да, что же это за такое!? Пришлось лезть в интернет. Открываю святыни Черногории, и первой строкой - святитель Василий Острожский. И я всё понял. Набираю номер моей знакомой: - Маша, я согласен.

Чёрные Горы - удивительно красивая земля. Море, прозрачное, как стекло, непередаваемо прекрасного цвета. Солнце и люди. Если и существует рай на земле, так это в Черногории. Мы летели на «деревню к дедушке». Я поначалу думал, что лечу в один город, а меня привезли совершенно в другой. Как хорошо, что нас встречали. Мужчина и женщина. Женщина размахивала листком бумаги с нашей фамилией. Люди нам совершенно чужие, но встречали, словно старых друзей. Оно и понятно, мы же православные. Никогда и нигде нас так не принимали, как в этом доме в посёлке Светый Стефан. Мы с матушкой никак не могли понять, почему к нам, скромному сельскому священнику и его матушке, так отнеслись? Может, нас с кем-то спутали? Я попытался было осторожно разведать, но в ответ мне только улыбались и успокаивали:
- Всё в порядке, батюшка, мы ждали именно вас.

И начались поездки по монастырям и храмам. И каждая поездка становилась для нас откровением и сопровождалась очередным чудом. Ну, представьте, нас заводят в совершенно пустой храм, открывают раку, и перед нами мощи святителя Петра Цетиньского, а на них сверху - десница Иоанна Крестителя. К нам подходит монах, и ничего не говоря, вручает акафист Предтече Иоанну на русском языке. И мы с матушкой вдвоём служим молебен. Когда в Москву привозили эту святыню, люди сутками стояли только для того, чтобы приложиться к ней, а нам, пожалуйста, хоть весь день. Только молитесь, не умолкайте.

Нас всё удивляло в Черногории, и особенно сами черногорцы. Мы подружились с нашим гидом-шофёром и кормильцем, и как про него сказала наша хозяйка Грета: «Милорад - это наше всё». Причём, не познакомились, а именно подружились. Крепкий сильный мужчина, инструктор по дайвингу, и ещё много по чему. Вылитый Эмир Кустурица. Кстати, когда последний бывает в Черногории, то неизменно заезжает к Милораду.

Помню, как он рассказывал нам о чуде, произшедшем на его глазах с парализованной девочкой, исцелившейся возле мощей преподобного Симеона Дайбабеского. Рассказывает, и, умиляясь, плачет. Я поначалу думал, что Милорад сам по себе такой человек, но потом, познакомившись с другими сербами понял, что они здесь все такие. Да и как можно быть другим, когда живёшь в окружении таких святынь, а у тебя самого под боком пещерный храм, чуть ли не первого христианского века. Преподобный Симеон, монах из Острога, в начале прошлого века раскопал своими руками этот самый древний храм. А указание о том, что храм существует и его нужно обязательно найти, пришло во сне простому пастуху, некогда жившему здесь, и пасшему рядом с пещерой своих овец. Монах раскопал пещеру, устроенную крестом, с маленьким помещением пещерного храма, и остался в нём на всю жизнь... Уже в наши годы, когда обретали мощи преподобного Симеона и открыли его гробницу, то благовонный запах вдруг стал неудержимо распространяться и накрыл всю округу. В километре от входа в монастырь раскинулся корпусами алюминиевый завод. Так вот, благоухание от мощей перекрыло собой все производственные запахи. А люди не могли понять, откуда всё это, и только потом узнали.

Мы вошли в пещерный храм, молодой человек, единственный, который там находился, разрешил нам самим открыть раку и приложиться к благоухающим мощам. Мы в абсолютном одиночестве стояли в древнем храме рядом с преподобным Симеоном, и пели тропари. Русские и сербы, объединённые одной верой, одной историей, одной Любовью. И нам не нужен был переводчик, мы так легко понимали друг друга.

И вот, наконец, Острог. Описать дорогу к монастырю словами невозможно, её нужно именно проходить, или проезжать, причём лучше всего двухэтажным экскурсионным автобусом. Только в нём, пробираясь по узкому серпантину, где разойтись, по-моему, возможно только двум встречным осликам, и непонятно каким образом проложенном на такой высоте, ты по-настоящему начинаешь осваивать Иисусову молитву, и творишь её не в тишине сердца, а на весь салон. Причём, точно так же рядом с тобой в унисон её орут и остальные попутчики. Всё-таки, ничто так не сближает людей, как совместная молитва. Наша встреча со святителем Василием Острожским состоялась, и я понял, почему та лошадка всё мчалась и мчалась вслед за святым человеком. Всякий раз, вновь и вновь вставая в очередь к мощам, я вспоминал её бег, и думал, а у меня насколько хватит сил? И только после прочитанной над нами отцом Венидиктом молитвы возле мощей святителя, мы смогли расстаться с этим местом.

На обратном пути Милорад завез нас в женский монастырь в Рустово. Лучше бы он этого не делал, потому что стоит он у меня теперь перед глазами, и всё тут. Вспоминается, как принимали нас матушки монашенки с послушницами (искушеницами по-сербски). Столько внимания и тепла, я же ведь теперь всегда сравнивать стану. Монастырь, как и многие здесь храмы, стоит на вершине горы, с которой открывается необыкновенный вид на Адриатическое море. Тишина. Море, горы и птицы. И Бог.

Мы послужили молебен в новом деревянном храме, освященном в честь наших Царственных страстотерцев. После молебна сёстры рассказали нам, что этот храм, оказывается, был построен по благословению и попечением отца Илия (из Оптиной Пустыни). Он приезжал в Черногорию несколько лет назад, и его точно так же, как и нас, возил по святым местам всё тот же Милорад. Но приезжал он не один, а в сопровождении своих состоятельных духовных чад. Они проехали здесь по многим православным монастырям, посмотрели состояние храмов и монашеских келий. Результатом поездки стала значительная помощь Сербской церкви. А когда они приехали в Рустово, то батюшка Илий неожиданно обратился к своим спутникам:
- Братья, соберём наши карманные деньги и сделаем взнос на устроение в Черногории храма в память о русских страдальцах.
Карманных денег и хватило на то, чтобы построить эту славную церквушечку. А после постройки храма один из благодетелей побезпокоился о его внутреннем убранстве. Во время освящения церкви митрополитом Амфилохием, из числа искушениц две сестры были пострижены в монашество с именами Ольги и Татианы.
Уже прощаясь, я подошёл к матушке Ольге, совсем худенькой и воздушной на вид девочке.
- Скажи, матушка, монахом быть тяжело?
Она засмеялась, протестующее помахав руками:
- Нет-нет, монашество - это радость! И улыбка во всё лицо, как у Зорицы.
Когда одна из молоденьких матушек благословлялась, я взял её запястье и показал своей матушке:
- Ты посмотри, какие у неё тоненькие ручки.
На что моя вторая половина мне тихо заметила, что и у неё самой они не толще.

Рассказывают, что здесь, недалеко от монастыря тренировалась группа альпинистов перед восхождением на Эверест. Сперва они должны были пройти местные подъёмы, затем продолжить тренировки на Монблане, а потом уже и штурмовать высочайшую вершину планеты. Две альпинистки как-то зашли в монастырь, да так и остались в нём на всю жизнь. Теперь они здесь штурмуют свой духовный Эверест.

А однажды Милорад указал мне на остров Святителя Николая и сказал:
- Я возил туда на лодке отца Илия. От острова Свята Стефана, вон туда. Видишь? Там на острове стоит маленький храм Святого Николая. Батюшка в нём молился, потом я отплыл от берега, а он разулся и опустил ноги в воду. Старец смотрел на меня и улыбался счастливый, как ребёнок. Никогда прежде он не входил в море.

Нас там любят. Отец Хризостом, игумен маленького островного монастыря на Скадарском озере, бывший краповый берет, воевал вместе с нашими добровольцами за Сербию. Так вот, он всегда пребывал в полной уверенности, что все русские - святые! Когда его потом, после начала туристического бума, вновь спросили:
- Ты и теперь уверен, что все русские - святые, и даже те, что сюда приезжают? Он, помолчав, ответил:
- Да, наверное, кроме этих, все остальные святые. А потом всё равно добавил:
- Эти тоже святые, только они этого, к сожалению, не знают.

Отец Миленко из Котора, уже поздно вечером провёл нас в храм в честь евангелиста Луки и вынес из алтаря серебряный ковчег с большой мироточащей частицей его мощей. Мы прикладывались к мощам и не могли ничего понять, нас охватил необыкновенный восторг и одновременно радость. Мы не могли оторваться от ковчежца, всё продолжая и продолжая прикладываться к святыне. Это было пиршество духа, мы были счастливы. Отец Миленко вдруг куда-то убежал, и мы услышали запись хора Свято-Троицкой Сергиевой Лавры.
- Отец Александр из Москвы подарил, - всё повторял батюшка, одновременно вместе с нами испытывая блаженный восторг.
Он ещё что-то говорил, но мы не понимали его слов. Но зато отлично поняли, что русские и сербы братья во Христе, братья на веки. Они простили нам наше предательство (при Ельцине, видимо)...

Совсем недавно для того, чтобы отделить Черногорию от Сербии, задумали провести по Черногории опрос: "Кто вы - черногорцы, или сербы?" Один из уважаемых старейшин большой патриархальной семьи на вопрос детей и внуков, что им отвечать, сказал:
- Пишите, мы - Русские.

Наш самолёт взмывал над морем и чёрными горами, мы возвращались домой. Нужно будет ещё осмыслить и уложить по полочкам, всё, что мы здесь увидели и услышали, найти подходящие слова и определения. Ведь здесь даже кошки отзываются на «мац-мац», а не как у нас - на «кис-кис», это точно, я проверял. А пока, я подобно апостолам на горе Фаворской только и могу, что лепетать какие-то обрывочные безсмысленные фразы.

Зорица, милая-милая Зорица, спасибо тебе за твои молитвы. Мы побывали на твоей родине, мы прикоснулись к твоим, а теперь уже и к нашим, святыням. Мы подружились с людьми Черногории, и даже приняли участие в праздновании Славы в одной из здешних семей (каждая сербская семья-род имеет святого покровителя, и день его памяти называют Славой и конечно празднуют его).

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Письмо Зорице» опубликован: 16.09.2009 - alex-the-priest.livejournal.com/21646.html

PS   До слез трогательно, очень трогает! А почему "письмо" называется?
Священник Александр Дьяченко:   Это как бы письмо Зорице, следы которой затерялись во времени. Когда писал - представлял её, словно разговаривал с ней...

PPS   Знаете, батюшка.. Может и не к месту я тут об этом, простите заранее, глупую... Так вот... Мне все казалось, что никакой мечты, такой, чтоб взаправду, никогда у меня не было. А последнее время вижу, что на самом деле всегда была! Только за мечту я ее не держала, скорее за сказку из сна или выдумку какую случайную. Все мне виделось всегда тихое-тихое место, безлюдное, спокойное. Жилище какое-то (не могу разглядеть толком, да и не важно оно). И с одной стороны - непременно горы, а с другой - вода! И жить в этом месте невероятно спокойно и правильно... Только всегда я там оказываюсь непременно одна. Собственно, к чему я "так много букофф" понаписала ненужных? Просто от Вашего описания встала у меня перед глазами опять эта картинка, с которой всю жизнь живу. И похожи они очень, картинки эти... Спасибо Вам, батюшка, Спасибо.
Священник Александр Дьяченко:   Если и есть на земле рай, то это именно там! Но прошло немного времени, и меня стало тянуть назад, сюда, на родину. Покой, видимо, настигает нас после исполнения того, ради чего ты пришёл в этот мир. И ещё... Этот покой должен сопровождаться радостью, а радость возможна только при Его присутствии!

PPPS   :) Зорицу-то отчего не повидали?
Священник Александр Дьяченко:   Не нашёл. Наводил справки, может замуж вышла? Малая надежда на этот рассказик...

PPPPS   Ох, батюшка, как же хорошо Вы все это описали! Я была в Черногории три года назад, и тоже осталась в полнейшем восторге!! Жили мы тоже на Светом Стефане, и ездили почти по всем тем же местам. Как люди радовались в церквях, узнавая, что мы русские (не знаю, правда, как они это узнавали)! Как по доброму относились к нам в храмах, да и вообще везде, готовы были помочь чем могли...
Священник Александр Дьяченко:   Зашёл в старой Будве в магазинчик вместе с группой старых немцев. Молчал, как рыба. Продавец смотрит на меня и спрашивает по-русски: - чем помочь? Я себя даже в зеркало осмотрел! Думаю, может у меня (как в том анекдоте) - где-то чайная ложечка из кармана торчит? (Батюшка Александр развил эту тему в рассказе «Валя, Валентина, что с тобой теперь…»)

PPPPPS   Да интересна судьба этой девушки Зорицы, если будет информация про неё - поведайте пожалста! И ещё у меня мысль возникла: посылать наших строгих, суровых и иногда даже грубых батюшек в такие края и к таким людям. И да смягчится нрав их!
Священник Александр Дьяченко:   Если узнаю о судьбе Зорицы - обязательно сообщу. Видимо она с тех пор к нам не приезжала, иначе бы обязательно дала о себе весточку. А по поводу отцов, я согласен, и под эту марку ещё бы разочек туда съездил :)

PPPPPPS   Это правда, они "прикольные " :о). Сербы, когда приезжают на престольный наш праздник (храм в Германии), то себя чувствуешь как в одной огромной семье :о) А св.Василий Острожский - покровитель моего духовного отца. После прочтения вспомнилась недавняя беседа нашего отца Паисия с нами. Он сказал замечательную вещь: "Мы должны прекратить думать, что мы сербы, русские, греки. Мы должны научиться думать, что мы все Православные!" (То есть: "В Царствии Божием нет ни еллина, ни грека...")
Священник Александр Дьяченко:   В Царствии Божием - всё так и есть! Но если бы не было монастыря в Рустово, я бы никогда не узнал, как Бог приводит монаха к Любви. Если бы не встретил Милорада, то моя душа была бы беднее. На примере этих людей, своеобразной и оригинальной сербской культуры - Господь показывает одну из граней человеческой души! О которой ты раньше может быть и слышал, но реально не встречал. Точно так же и мы для них - во многом откровение и находка. Я за разнообразие во внешнем, и за единство в Цели.

PPPPPPPS   :) Отче! Ваш рассказ для меня как елей на раны. Вы описываете и места, и людей хорошо мне знакомых. Под каждым словом подписываюсь! И под тем, что Иисусову молитву не произносишь, а кричишь хором всем автобусом при подъеме на Острог. Маленькое примечание - если подниматься ночью с багажником, укрепленным позади автобуса, то молитва становится все живее и живее с каждым поворотом:))). Написала, что рассказ как елей, а теперь думаю, что может как соль на раны? Утешает воспоминание о словах на прощание монахини Ольги из Рустово:
- Мы, конечно, еще встретимся!
А на недоуменные лица добавила:
- Там, в Царствии Небесном!
Честно говоря, надеюсь увидить и монахинь Рустово, и других монастырей еще в царствии земном... Кстати отче, мои сербки (тоже любящие звонить по ночам :)) - настаивают (и требуют!!!), чтобы я собрала группу и привезла в Сербию-Черногорию-Косово. Как отче? Вы согласны? :) Организационная сторона вопроса за мной, а за вами - окормление.
Священник Александр Дьяченко:   Для меня такие поездки - дело нелёгкое! Приехал домой и узнаю, что некоторые прихожане в течение двух недель вообще не приходили в храм! Не хотят видеть другого батюшку... Другие - "на шею бросаются", просят не покидать их на столь долгий срок. Вот как это сложно. Впервые за 15 лет у меня был отпуск в две недели, - и всё, сразу проблемы... Я "рабочая лошадка", и мне трудно выкроить свободное время...

10.10.2009   Священник Александр Дьяченко:   Отозвалась - наконец-то! Вчера вечером, после стольких лет неизвестности, вдруг позвонила Зорица. Она вышла замуж за серба и уехала во Францию, вместе с мужем. Его родители живут там уже давно. У них родилась дочка, годик и два месяца. Говорит: почувствовала желание позвонить нам, и позвонила, - вот, так всё просто… И пусть она будет счастлива, эта девочка из Нови Сада!

«Исповедь гастарбайтера»

Мы лучше вернёмся в тюрьму, - гно иудами не станем!

- Так, очень хорошо, батюшка, сидим и рот не закрываем.
Татьяна Александровна отворачивается к своему столику и, быстро смешивая содержимое из разных бутылочек и мешочков, начинает творить будущую пломбу. Одновременно она продолжает наш было прервавшийся разговор, а вернее свой монолог, поскольку мои редкие междометия «угу» и «ага» вряд ли можно принимать всерьёз.
- Значит, внучка у вас родилась, как славно! Мои вам поздравления, отец Александр.
В ответ я благодарно угукнул.
- Девочки - это замечательно, лучше чем мальчишки. И если она появилась в конце июля, а это у нас по знаку будет «лев», то выходит, - Татьяна Александровна на мгновение оставила в покое свои бутылочки, - что у вас родился «лев» в год «тигра»!
И уже с неким то ли сочувствием, то ли восхищением повторила:
- Батюшка, поздравляю, но и не завидую, - в вашей семье родился командир!
Понятно, что в ответ я вновь что-то благодарно промычал, а про себя подумал: «Что, ещё один командир? Ну, то было вполне ожидаемо».

Прошёл год, дочка с Лизаветой приехали в гости. Садимся обедать, матушка подаёт первое и немедленно делает мне привычное замечание:
- Дедушка, ты взял не ту ложку, твоя - десертная. Сколько раз тебе повторять, ты ешь слишком быстро, а пищу, прежде чем проглотить, необходимо жевать.
Действительно, как научили меня в армии, что на обед из трёх горячих блюд отводится двенадцать минут, так эта дурная привычка по жизни за мной и увязалась. Молча откладываю столовую ложку и тянусь за десертной. И в эту же минуту раздаётся голос в мою поддержку:
- Мама, наш папа - личность и свободный человек, а потому он сам имеет право выбирать, какой ложкой есть ему суп.
Мне интересно, что будет дальше, а дальше происходит следующее, «львёнок» Лизавета, издав соответствующий «рык», указала пальчиком на обе мои ложки и затребовала их себе. А потом, довольно улыбаясь, принялась лупить ими по столу. Конечно, это было очень смешно, но про себя я, однако, отметил: вот он - командир моих командиров.

Человека даже последней радости лишили. Вот должен у тебя ребёнок на свет появиться, и ты до последнего дня гадаешь, кто же там родится - мальчик или девочка? Волнуешься, переживаешь, всё думаешь, а как мы его назовём? Ага, если девочка, то вот так, а если пацан, то этим именем. Завтрашние бабушки суетятся в приятных хлопотах и шьют для младенчика оба комплекта: и красный, и голубой. Интрига все девять месяцев.

Помню, как у моего соседа жена рожала, ещё в те далёкие годы. Уже скорая приезжала, отвезли роженицу куда положено, а сами бегом в магазин. Накупили всего-всего, накрыли стол и сидят в ожидании известий. Наконец долгожданный звонок:
- Ивановы? Поздравляем, у вас девочка! Рост такой-то, вес такой-то.
Ивановы вне себя от радости стреляют в потолок шампанским, кричат тосты и пьют за новоиспечённого папашу. Хоть и «бракодел», а всё одно, молодец! Проходит где-то час времени, снова звонок:
- Ивановы? Поздравляем, у вас мальчик! Рост такой-то, вес такой-то.
Ивановы снова радуются, нет, зря они молодого папашу обижали, «бракоделом» называли - мальчика родил, да какого богатыря. В ход идут бутылки с горячительным, и пир у них горой. В самый разгар веселья опять звонят:
- Ивановы? Поздравляем, у вас двойня! Мальчишки.
Тут Ивановы протрезвели. Как двойня? И вообще, что значат все эти звонки? Сперва девочка, потом звонят, будто мальчик. А может девочка, а потом ещё и мальчик, тогда что означает ещё и «двойня»? Может, их там уже четверо родилось? И счастливый папаша уже не такой счастливый, ходит затылок чешет: сколько же у него теперь детей-то? Один, два, четверо? Ничего не понимает.
Тогда идут к нам и просят мою маму перезвонить и разобраться в ситуации, пускай уточнят, за кого конкретно пить, а то они уже запутались. Звоним в роддом. Там отвечают:
- Сейчас разберёмся. Иванова Екатерина, такого-то года рождения? Домашний адрес такой-то? Ожидайте, ещё не рожала, но уже в предродовой палате, так что готовьтесь.
И снова у Ивановых радость, хоть как-то ситуация прояснилась, и папаша счастлив, всё-таки, ну, сами подумайте, куда четверых-то? Бегом за стол. Вновь улыбки на лицах и откупориваются новые бутылки:
- Выпьем за Катю, чтобы всё у неё там было хорошо!

Сегодня такую ситуацию просто невозможно себе представить. Чуть только порадовались самому факту, что вот оно, скоро будет, а всёвидящее око уже докладывает: «Поздравляем, у вас девочка» или «мальчик». Оно ещё не родилось, а уже есть имя и одёжку нужного цвета закупили. Короче, нет интриги, нет ожидания, а есть только сухой факт. Сегодня роженица до последней минуты в «аську» сообщения отсылает, как у неё дела обстоят. Порой недоумеваешь: у них чего, там мобильники вообще не отбирают? Не прошло и пятнадцати минут, как младенчик народился, а уже звонят. Причём сами и звонят. Будят родителей, мужей, любимых, мол, поздравляю вас, дорогие, вы уж и про нас там не забывайте.

Всё чаще и чаще на свет появляются детки из пробирки. Хорошо это или плохо? Не знаю, просто всегда считалось, что дитя есть плод любви, а эти? Плоды технологий? Порой прибегают к услугам суррогатных матерей, а тогда и вовсе не понять, чей он, этот ребёнок, и кто его мама? Наука развивается стремительно, несомненно, в скором будущем придумают некий «инкубатор», заменитель материнской утробы. Тогда весь процесс будет выглядеть приблизительно так: сперва в пробирках с исходными клеточками «нахимичат», подберут нужный пол, потом из пробирки в инкубатор, и в положенное время, пожалуйста, получите готовый продукт. Боюсь, что тогда и остальные, те, кто и сами могут, тоже рожать перестанут. А зачем мучиться-страдать? Только чей это в таком случае будет ребёнок? Инкубаторов? И ещё, а будет ли он кому-нибудь дорог? Станут ли его любить, как собственного, выстраданного? Да, вопросов больше, чем ответов.

То ли дело в наши годы. Помню, как я нарезал круги вокруг московского главпочтамта. За ним как раз находился переговорный пункт, и я с кучей пятнадцатикопеечных монеток в кармане только и делал, что поминутно поглядывая на циферблат, пережидал ещё один мучительный час, чтобы вновь бежать звонить в Гродно и узнавать:
- Ну, что там у вас, как дела? Пока ещё ничего?
И снова кружить, и вновь звонить. Потом зачем-то зашёл на почту и написал ей письмо. В тот момент я физически страдал так, будто это не она, это я рожаю. Через несколько дней моё письмо доставят в роддом и целая палата рожениц, как в фильмах про далёкие военные годы, будет хором читать моё письмо и рыдать. И вот наконец долгожданная минута: узнаю, что родила и что родила девочку. Почему-то я хотел мальчика, но, намучившись бродить по улице имени Горького, в конце концов был согласен и на девочку. Боже мой, как я был счастлив. Редко когда ещё я так ликовал, всё моё нутро мне кричало: «Ты стал отцом! Теперь у тебя есть твоя собственная девочка!» Интересно, станет ли будущий счастливый отец скакать от радости вокруг инкубатора?

Смотрю на фотографию моей внучки: она сидит на каком-то берлинском лужке перед каким-то мемориальным зданием и внимательнейшим образом изучает одуванчик. Когда-то раньше я тоже срывал эти белые пушистые шарики, дул на них изо всех сил и смотрел, как разлетаются в разные стороны их маленькие парашютики. Потом перестал это делать - недосуг, да и по-детски всё это как-то. А теперь мы вместе с Лизаветой снова дуем на цветок, и меня на самом деле это увлекает. Столько лет под моим окном каждое лето стрекочут кузнечики, а как они это делают, никогда не видел. Скажу больше, мне было совершенно безразлично, как они это делают, до тех пор, пока этим вопросом не заинтересовалась моя внучка. Мы-таки нашли большого зелёного кузнечика «Кузю», который сидел на веточке высокого куста, прямо напротив наших глаз. Когда мы приблизились к нему совершенно и, отведя в сторону другие ветки, увидели стрекочущего Кузю, то поразились, с каким самозабвением он это делал. Мой «львёнок» тут же решил схватить кузнечика, но я объяснил ей, что крошечный скрипач так увлёкся своей маленькой скрипочкой, что потерял всякую осторожность. И что он так старается, чтобы всех нас порадовать своей виртуозной игрой.
- Нельзя обижать музыканта, малыш. Иначе мир потеряет свои привычные краски, а наша жизнь станет серой и скучной.
Вот попытался бы я то же самое про маленькую скрипочку и про кузнечика «Кузю» рассказать Лизаветиной маме или тому же отцу благочинному - представляю, как бы они на меня посмотрели. А Лизавета поняла.

Этим летом мы с матушкой снова засобирались в Черногорию. Узнав об этом, наши дети надумали ехать вместе с нами. Перед поездкой в разговоре с одной молодой бабушкой я поделился планами и услышал от неё, с нотками разочарования:
- Так значит, вы в качестве гастарбайтеров, а я думала, отдыхать…

Тогда я её словам особого внимания не придал, и только потом понял, что означала эта фраза. Вообще-то в Черногории мы с матушкой уже были и много поездили по стране вместе с Милорадом, нашим гидом, в конце концов ставшим ещё и нашим другом. Желание новой встречи появлялось всё больше и больше. Поэтому, когда встал вопрос о выборе места отдыха, я, не колеблясь, указал на Черногорию. Решили только сменить место дислокации, а поскольку в прошлый раз были в Свете Стефане, то в этом году остановились на Рафаиловичах. Мне нравится эта крошечная страна, где никто никуда не спешит, где любят посидеть в холодке и, неспешно попивая кофе, листать пухлые газеты со сводками последних спортивных достижений и множеством некрологов. Почему-то местные жители очень любят читать некрологи, может, в этом и таится секрет их философского отношения к окружающему миру?

В первый же день, как приехали, молодёжь, арендовав машину, принялась путешествовать по разным местам, а нам предоставила наслаждаться общением с Лизаветой. Знаете, я совершенно не жалею, что так получилось. Общение с маленьким забавным и родным тебе человечком вполне компенсирует все эти поездки. Только очень уж это хлопотное дело. Каждый вечер мы с матушкой обдумывали план действий на следующий день. Куда ехать за продуктами, что приготовить для ребёнка, куда пойдём до обеда и где станем проводить время вечером. Поскольку выбор у нас был небольшой, то до обеда мы все вместе уходили на пляж в Каменово, а вечером до приезда молодых катали коляску по набережной. Эти две недели под палящим солнцем, дни, неотличимо похожие друг на дружку, - не отдых. На самом деле это работа, и работа нелёгкая. Тогда я и вспомнил слова той молодой бабушки:
- Так вы, значит, гастарбайтерами.
Уставал так, что однажды днём, приняв душ, упал на кровать и тут же провалился в сон. И снится мне, что бредём мы по африканской пустыне. Я толкаю перед собой оранжевую коляску с Лизаветой. За нами идёт матушка, в руках у неё надувная «черепаха». Вокруг почему-то колючая проволока и боевые порядки немецкого африканского корпуса фельдмаршала Роммеля. Нас никто не трогает, немцы молча провожают глазами нашу компанию, и в глазах их сочувствие. - Приснится же такое, и, главное, причём тут Роммель?

А к Милораду я всё-таки выбрался. Утром, проводив своих на пляж, взял такси и поехал в Свете Стефан. Вместе со мной в машину села и одна словоохотливая россиянка и с ходу принялась расхваливать престижный отель, в котором остановилась, комфортабельный номер в несколько комнат, питание в их ресторане, безплатный массаж и ещё много-много чего. Конечно, мысленно я сравнивал все это с нашим с матушкой номером в двухзвёздной гостинице, правда, нас он вполне устраивал.
- Всё благодаря моему сыну, - с гордостью продолжала женщина, - это он устроил мне такой замечательный отдых. А вы, если не секрет, где остановились?
- Недалеко, в Рафаиловичах, только нам здесь не до отдыха, мы гастарбайтеры.
- Как интересно, всегда думала, что гастарбайтеры - это только где-то там у нас, вроде узбеков на стройке. Вы тоже здесь что-то строите?
- Нет, мы не строим, мы с женой внучку пасём.
И в двух словах я поведал ей о наших суровых трудовых буднях.
Сперва она улыбалась, потом перестала, а прощаясь произнесла:
- А мой сын до сих пор не подарил мне внуков.
Смотрю на неё и понимаю, что сейчас она мысленно старается подобрать эпитет в его адрес.
- Поросёнок? - подсказал я.
- Паразит! - засмеялась моя попутчица и, немного замявшись, почему-то шёпотом добавила:
- Я завидую вам и тоже хочу быть гастарбайтером.

Не стану рассказывать, как я искал и нашёл Милорада, главное, мы встретились и обнялись, словно старые друзья. Потом сидели в маленьком ресторанчике, пили кофе и апельсиновый сок в маленьких пузатых бутылочках.
- Милорад, скажи, почему вы, черногорцы, такие медлительные и флегматичные?
- Потому что очень жарко. При сорока градусах хочется спать где-нибудь в теньке.
- Значит, зимой вы пробуждаетесь и становитесь активными?
Милорад смеётся:
- Зимой туристов нет, делать нечего. Нет смысла и суетиться. Зимой мы усаживаемся возле каминов, читаем газеты и пьём ракию.
Ресторанчик разместился достаточно высоко над морем, потому перед нами превосходный вид на их знаменитый остров.
- Красиво здесь у вас, словно в раю.
- Красиво и тихо, - согласился Милорад, - но не всегда.

Ты же знаешь, что наш остров вместе с домами и храмами отдали в аренду непонятно кому на много лет вперёд. Новые хозяева вроде как из Сингапура, строители из Греции, управляющий - ирландец. Короче, стали эти таинственные владельцы перестраивать на острове всё, как им вздумается. Решили они установить и комфортабельные джакузи, но не нашли другого места, как только то, где стоял храм в честь святого князя Александра Невского. Они разобрали церковь, и из её камней соорудили фундамент под эти самые джакузи.

В своё время, ещё в средневековье, остров и вся эта земля принадлежали роду Паштровичей. Я как раз к этому роду и отношусь, и храм Александра Невского строили мои предки, а сейчас на этом святом для меня месте кто-то непонятный городит свои джакузи. Мы с друзьями решили бороться. Вход на остров со стороны суши перекрыт, а со стороны моря, пожалуйста, заходи. Мы взяли несколько имеющихся у нас лодок, загрузили строительным материалом и ночью перевезли его на остров. Денег собрали немного, поэтому стали продавать ценности, какие у кого были. А потом о том, что мы задумали, узнали люди и весь город включился в общее дело.

Ты бы видел, что тут творилось по ночам. Народ, словно муравьи, нес к пристани кто камни, кто цемент, доски, гвозди. Всё это везли на остров, а строители на прежнем месте возводили разрушенный храм. В ресторанчиках - вот в этих, что у моря - хозяева готовили еду и кормили тех, кто строит. Это было такое воодушевление, такой всеобщий подъём, а руководил всеми отец Синеша. Ты его должен помнить, в прошлый твой приезд вы служили с ним вместе в монастыре в Прасковице.
Наши храмы маленькие, не то, что в России, и за две недели общими усилиями церковь Александра Невского вновь стояла на прежнем месте. Узнали об этом арендаторы и пожаловались властям, а те решили храм опять снести, как якобы возведённый незаконно. Но никто из черногорцев не соглашался его разрушить. Стали искать добровольцев среди заключённых. Им сказали, нужно сделать кое-какую работу, а за неё вам уменьшат срок. Люди согласились, но когда приехали на место и поняли, что им предлагают разрушать, отказались и забросили молоты в море. «Мы лучше вернёмся в тюрьму, - говорили они, - но иудами не станем». Сейчас эти молоты хранятся у нас в импровизированном музее, но поверь, придёт время и здесь будет настоящий музей народного сопротивления. Тогда власти привезли албанцев и их руками под охраной полиции снесли наш храм, а отца Синешу решили выслать в Сербию.

Что было делать, у кого искать помощи и защиты? Через наших друзей мы обратились к верующим в России, ведь Александр Невский наш общий святой. Приехали ваши журналисты, потом приезжали официальные лица. Это преступление стало достоянием мировой общественности. Засуетились и наши руководители, у нас не так давно состоялась встреча с одним министром. Мы сказали ему так: «Господин министр, знайте, за нашу святыню, за храм Александра Невского, мы решили стоять до самой смерти». Мы хорошо понимаем, пока есть православная Россия, будем и мы, не станет России - и вместо наших храмов понастроят вот такие «джакузи». Только прежде они будут вынуждены расправиться с нами, черногорцами.

Когда мы уже расставались, я снял с себя маленький серебряный образок своего святого, князя Александра, и вручил его Милораду:
- В России есть такая высокая награда - орден Александра Невского, я не могу наградить тебя этим орденом, зато могу оставить тебе мой образок, и пусть святой князь хранит тебя.
Милорад подвёз меня на пляж в Каменово, и я возвращался к своим с тяжеленным черногорским арбузом, внешне напоминающим кабачок-переросток, и пакетом огромных слив из милорадова сада. Снова мы плескались с Лизаветой у самого бережка, собирали камушки, и здесь в какой-то момент я увидел двух молодых людей. Он и она, такие ещё беленькие, незагоревшие. Но главное, они смотрели друг на друга глазами, в которых легко читалась любовь. О! Я знаю, что бывает после того, как молодые люди смотрят друг на друга такими глазами. Это отличная примета для их родителей. Дорогие мои, готовьтесь, скоро и вы вольётесь в наши дружные гастарбайтерские ряды. Так что годика этак через два приезжайте сюда, в Каменово на пляж, здесь хорошо отдыхать с детьми. Конечно, нас тут таких немало, но ради вас мы подвинемся. Ведь мы делаем одно общее и важное дело, наших маленьких «львят», «тигрят», «поросят» и прочих «зверюшек» превращаем в человеков, и кроме нас, дедушек и бабушек, добровольных гастарбайтеров любви, заниматься этим некому. А то, что мы с Лизаветой сюда обязательно вернёмся, я даже не сомневаюсь, хотя бы ради того, чтобы познакомить её с моим другом Милорадом, его внуками и детьми. И ещё показать ей храм нашего общего русского и черногорского святого - великого князя Александра Невского.

Священник Александр Дьяченко
Рассказ «Исповедь гастарбайтера» опубликован: 20.10.2011 - pravmir.ru/ispoved-gastarbajtera

«Краеугольный камень»

Папа говорил мне, своему некрещёному сыну,
что мы православные, а католичество - не наша вера.
И я твёрдо знал, что это не наша вера, а мы - православные,
хотя, что это такое, тоже не знал…

В конце 60-х мой папа получил назначение в Гродно, и я оказался в замечательном городе, городе двух религий: православия и католицизма. Тогда, помню, службы шли в двух православных храмах, и в двух бывших католических монастырях. Всё остальное было, или закрыто и перепрофилировано на что-нибудь более полезное, психдиспансер там, тюрьма, или, более радикально - взорвано... Нас мальчишек манили к себе храмы, но не с целью молитвы, а как часть какого-то неведомого нам мира. Мечталось, что в их подвалах хранятся интереснейшие таинственные вещи, и так хотелось пробраться туда и посмотреть!

Нам же экскурсий никто не устраивал. В православных храмах постоянно кто-нибудь дежурил, так что нас неизменно отлавливали и выталкивали на улицу, то же самое было и в Фарном иезуитском костёле, а вот у бенедиктианцев мы почему-то могли погулять вволю. Там служил старенький ксёндз, и казалось, что он в нём вообще один. Весь комплекс монастыря, его кельи, были приспособлены под общежитие, а, видимо, в его трапезной части - размещался городской морг... Уже учась в институте, мы там отмечали свадьбу одной нашей девочки, прямо в бывших монашеских кельях. Келий было много, а туалет один, и наши подвыпившие девчонки тогда пришли и смеялись, рассказывая, как ходили курить в туалет, и долгое время не пускали туда этого самого старичка ксёндза, который тоже жил здесь же в общежитии. Он стоял и терпеливо ждал их, а они подглядывая на него через щель в двери, пускали через неё в его сторону дым от сигарет.

Детьми мы облазили все закоулки храма, правда в подвал так и не попали, но зато в одной из ниш я видел огромные книги на неизвестном языке, сейчас понимаю, что это была латынь. Книги были непередаваемо огромных размеров, они лежали друг на друге, точно элементы гигантского конструктора. И с ужасом представлялось, что если эта стопа на тебя завалится, то точно раздавит. А может просто мы были очень маленькие, и всё, что видели вокруг себя в древнем готическом храме, казалось нам невероятных размеров.

Гуляя рядом с костёлом, я впервые узнал и о такой красивой католической традиции, которая называется «конфирмация». Сейчас я могу со знанием дела рассказать о таинстве миропомазания, и его особенностях в католицизме, а тогда мне всё это было непонятно, завораживало... Представляете, в один из тёплых дней конца весны - начала лета весь город внезапно расцветал, словно белыми цветами, маленькими невестами, в красивых белых платьях до пят. И маленькими кавалерами в чёрных костюмчиках, белых рубашках и галстуках бабочках. В сопровождении взрослых дети 10-12 лет собирались в кафедральном соборе. Там, в определённый час начиналась богослужение, при котором сам епископ совершал помазание отроков миром, после которого они имели право принять первое причастие. К этому дню все: и дети, и их родители, и священники напряжённо готовились. Дети в обязательном порядке изучали Священное Писание, катехизис, основы своей веры. Сдавали экзамены преподавателям священникам, а потом проходили свою первую исповедь. Сейчас это официально совершается при всех католических костёлах, а тогда, видимо, учёбу с детьми должны были проводить родители, а потом уже дети проходили испытание в храмах на право принять таинство миропомазания и впервые причаститься.

Во дворе костёла стоял большой деревянный крест. У католиков есть такая традиция, устанавливать поклонные кресты. Они их ставят на въездах в сёла, на перепутьях дорог, и вот - возле церквей. Такие кресты обычно очень просты в устроении, их сбивают из двух прямых, как мачты, стволов, и указывают дату установки. Крест освящается и верующие, проходя на службу и после неё, прикладываются к нему. Со временем, когда крест приходит в ветхое состояние, его заменяют и ставят новый. Вот, как-то, играя возле костёла, наш старший товарищ, Эдичка, по-моему, ему было на тот момент 13 лет, вдруг предложил: «Пацаны, а давайте крест этот завалим, он уже в земле подгнил, я проверял. Так что если мы на него хорошенько попрыгаем, то он завалится. Вот будет хохма, придут завтра эти «женихи» с «невестами» на службу, а их крест валяется». Эдичка знал, что на следующий день у поляков состоится конфирмация, и детей поведут в храмы.

Нас было трое, я не помню, как звали второго мальчика, но он тоже горячо поддержал предложение Эдика. Мы тут же побежали к кресту. Первым разбежался Эдик и ударил по кресту ногами изо всех сил, потом побежал второй мальчик и тоже ударил, а потом наступила моя очередь, и я уже было готовился побежать, но посмотрел на крест, и не смог. Я ничего не знал о Христе, совершенно. В школе мне говорили, что Его нет, и никогда не было, что всё эти разговоры о Нём - только обман и пережитки прошлого, но ударить по кресту почему-то не смог. И даже больше, мне стало как-то неловко, я потерял всякий интерес к происходящему и, словно дистанцируясь от всего, зашёл в храм. А мои друзья в это время всё прыгали и прыгали на крест, били и били его, но крест устоял!

В храме шли последние приготовления к завтрашнему празднику. Маленькие католики проходили проверку знаний по Закону Божию, а потом расходились по кабинкам на исповедь. Я видел, как мои ровесники становились на коленки, и что-то горячо говорили священнику, но не на ухо, как это делается у нас, а через деревянную решётку. Мне всё было интересно и непонятно. Это сейчас я знаю, что они делали в тот вечер, а тогда для меня это был «тёмный лес»... Папа говорил мне, своему некрещёному сыну, что мы православные, а католичество - не наша вера. И я твёрдо знал, что это не наша вера, а мы - православные, хотя, что это такое, тоже не знал...

Прошло что-то около месяца с того памятного дня, и мы с Эдиком собрались «пострелять болтами». Это сегодняшним мальчишкам нет нужды делать самодельные бомбы. Заходи в любой магазин и набирай себе полные карманы взрывалок, и взрывай, пока не оглохнешь, или взрослые по шее не надают. А тогда всё приходилось делать самим. Технология забавы была простой. Брались два одинаковых больших болта и такая же гайка. На один болт накручивалась гайка, и в неё нужно было счищать серу со спичек, а потом, сера прессовалась вторым болтом Порой, чуть ли не весь коробок мог уйти, зато уж если жахнет, так жахнет, звук такой, будто граната взорвалась.

Мы с Эдиком стали счищать серу. Смотрю, он всё чистит и чистит. «Ты чего, - говорю, - так много кладёшь? Разорвать может. Дели на два раза». Эдик в ответ смеётся: «не дрейфь, мы с тобой сейчас весь дом переполошим». Но случилось то, чего я и боялся. Болты нужно было, размахнувшись, запустить или в кирпичную стену, или ударить об асфальт. До стены было далеко, поэтому он бросил его на дорогу, но то ли рука у него сорвалась, то ли болт заскользил, только рвануло рядом с моим товарищем. Грохот действительно удался на славу, аж, уши заложило, но зато и болты разорвало. Один из кусков, по одному ему известной траектории, полетел и ударил Эдика в лицо, прямо под глаз. Мальчик упал и потерял сознание. Я оттащил его в сторону с проезжей части дороги и побежал к нему домой, звать маму. Недели три Эдик пролежал в больнице с завязанными глазами, а когда повязку сняли, то поняли, что видеть он теперь сможет только одним глазом. Правда, по окончании школы он как-то умудрился поступить в какое-то военное училище.

Второй мальчик, время стёрло из памяти и его имя, и внешность, в этом же году, катаясь на велосипеде, попал под машину. Слава Богу, всё обошлось, но мальчик долгое время ходил с костылём. Как сложилась его дальнейшая судьба, я не знаю. Уже много лет спустя, придя в Церковь, я понял, что страдание моих товарищей стало следствием того безчинства, что творили мы тогда, накануне дня конфирмации. В те годы, понятное дело, все эти события не увязывались у меня в одну логическую цепочку...

После того, как я навсегда уехал из города моего детства, только один раз мне повезло снова попасть на праздник конфирмации. И снова нарядные дети. Девочки, словно маленькие невесты, и мальчики, вышагивающие в своих костюмчиках, подобно юным кавалерам, в сопровождении суетящихся взрослых, спешили в храмы. Город преобразился и расцвёл. Как хорошо, что у нас рождаются дети, как хорошо, когда их наставляют в отеческой вере, как радостно видеть их спешащими в храмы! Я специально никуда не торопился, а стоял напротив высокого холма, на котором возвышается готическая громада бенедиктианского собора, и любовался детьми. Все они дружно направлялись к воротам храма, и, проходя мимо поклонного креста, прикладывались к нему и крестились по-своему.

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Краеугольный камень» опубликован: 15.04.2009 - alex-the-priest.livejournal.com/13572.html

PS   Спасибо за рассказ. Похожих историй тысячи. В нашей семье тоже есть. Мой муж Александр еще мальчишкой нашел у бабушки в сарае старую икону. У ликов были выколоты глаза. Оказалось, что это сделал в пьяном угаре его дед, погибший на войне. Уже будучи взрослым муж нашел реставраторов и икону исправили. Как он честно сам признавался - хотел продать подороже. Но почему-то не продал. Икона осталась у нас. И только уже после воцерковления мы рассмотрели ее толком. На ней Христос благословляет Святого князя Александра Невского - небесного покровителя моего мужа.
Священник Александр Дьяченко:   Наше время, к сожалению, даёт почву для таких историй. А то, что произошло с Вашим супругом, должно только утвердить его в вере!

PPS   В Муромском Благовещенском монастыре нашу паломническую группу водили в подвал! Там костница, мощи и извилистые проходы. Всё это при свете свечки. Брат, лет 12-ти, был в восторге от вида честных глав.
Священник Александр Дьяченко:   Это то, что надо - для таких орлов!

PPPS   Мы почти что земляки. Моя прабабушка родилась в Гродно в 1874 году. У нее было 10 братьев и сестер, а разница между самыми старшими и самыми младшими была в 18 лет, и старшие были крестными младших. Семья жила на улице Садовая, затем Муравьева, а теперь Ожежкова, и все были прихожанами Фарного костела. Там же в Фарном костеле обвенчались мой прадед и моя прабабушка. У меня, найденная в Гродненском архиве, копия их брачного обыска с их подписями: уверенной и размашистой подписи прадеда и неровной, в волнении оставленной без "вдохновения" и эйфории прабабушкой. Чувствуется, она понимала, какой это серьезный шаг - замужество и не питала романтических иллюзий. Может, оттого их брак и был крепким. Выйдя замуж, прабабушка переехала в Пензу, а после 1915 года оказалась с родными по разные стороны сначала фронта, а затем границы. В 1939 году границы не стало, но и это не принесло воссоединения. Наоборот, уже старые прадед и прабабушка вынуждены были переселиться с привычного места в Поволжье, чтобы НКВД не смогло найти их родственные связи с людьми, лояльными межвоенной польской государственности. Такое бегство от родных и краев, где прошло детство и отрочество, было принято в ту эпоху. Во время войны они умерли. Так получилось, что я единственный их потомок. Я знал только районы, где они родились. Их единственный сын - мой дед - не вернулся с войны. Моя мама умерла в 1999 году, так и не узнав ничего об их прошлом. Несколько лет назад я установил по архивам прошлое их семей и их биографии. Наверное их ностальгия по Беларуси передалась и мне, и я любил ездить по ее западным районам. Когда же я узнал, откуда предки, проехал и по их местам. Как здорово было увидеть Фарный костел, где прабабушка была крещена и улицу Ожежковой. Деревянный дом, в котором жили предки не сохранился, и я даже не знаю, где он примерно стоял. Но проходя по самой улице Ожежковой, сидя на скамейке у ручья, я видел то, что годами видела и прабабушка. Такой вот зов предков. Меня в Гродно и в этом крае 19-го века привлекает то, что там было искреннее уважение к морали. А радостно то, что предки в большинстве своем в 16-м веке были православными. Православной умерла моя мама. Православный и я. Слава Богу! Я думаю в Фарном костеле католики будут поклоняться Богу и славить Бога пока Православная Церковь в Востояной Европе стоит твердо.
Священник Александр Дьяченко:   Поляки, особая нация в плане веры, на всём фоне католической Церкви Европы. У них сохраняются традиции - как нигде больше. 94% верующего населения. Даже в Испании уже, говорят, не так. Гродно и маленькие городочки Западной Белоруссии - действительно чудесны, и народ там неплохой, особенно сельский. Я ещё хочу о них немножко рассказать потом. Спаси Вас Бог, Вы ищите свои корни, это отрадно!

«Ломка»

Ломка после возвращения в Россию
из поездки на родину - Белоруссию

Путешествовать автомобилем удобно, и с этим фактом не поспоришь. Зато нигде, как в плацкартном вагоне ты не встретишь такого количества потенциальных собеседников. В машине крути баранку и слушай авторадио, а в поезде слушаешь голоса реальных людей. Тем более, что вагонные встречи, как правило, дальнейшего развития не имеют. Потому и собеседники нередко доверяют друг другу самые сокровенные сердечные помышления. Во всяком случае, так было раньше, наверное так будет и впредь.

Уже в последний момент к нам в купе заселились молоденькая мамочка с десятимесячной девочкой. Подумалось:
- Ну, вот ты и поспал. Наверняка об этом же подумали и остальные. За что и были впоследствии посрамлены. Потому что этот кудрявый ангел за время дороги не то что не заплакал, она даже ни разу не закапризничала! Постоянно весёлая, девочка улыбалась нам непосредственной очаровательной улыбкой, от которой и нам, людям взрослым, тоже хотелось улыбаться!

Я почти не помню как выглядела младенчиком моя дочка. Зато помню как ездил за продуктами в столицу, как простаивал в очередях, чтобы купить какой-нибудь еды. Как мы её лечили, и как учили. А вот, о том, как укачивал ребёнка на руках минут по сорок, как гулял с коляской и ещё многое другое - уже и не помню... Только однажды, и это почему-то отпечаталось на всю жизнь, ей тогда было немного больше годика, мы пошли гулять на стадион. Дитя ходило ещё совсем неуверенно, и поминутно присаживалась на траву. Тогда я взял её на руки, стал кружить и подбрасывать малышку в воздух. Девочка смеялась, а я, приближаясь своим носом к её маленькому курносому носику, заглядывал в её широко открытые глаза. От этого ребёнок смеялся ещё громче, а у меня в душе всё замирало от счастья. Но дети вырастают быстро, и за всей этой житейской суетой не успеваешь насладиться их детством.

Одна молодая женщина жаловалась мне на свою маму. Дочь практически одна поднимает двоих маленьких сыновей погодков, муж вынужден работать и днём, и ночью. А мать, живя от них в десяти минутах ходьбы, не зайдёт, чтобы помочь. - Она у тебя, что старая больная женщина? - Нет, батюшка, моей маме всего 53, но она устраивает свою личную жизнь. Вышла замуж, ублажает супруга, а на нас времени у неё уже не остаётся... Возможно, вы со мной и не согласитесь, но я думаю, что у человека в 53 - личной жизни быть уже не должно. Конечно, если люди думают о «стакане воды» (кто подаст в старости), или бегут от удушающего одиночества - их можно понять, а если бегут от внуков именно к личной жизни, то уж извините! Старикам ли думать о постели. Благо у нас, людей верующих, существует система постов, которая, не нарушая физиологии, с годами настраивает человека больше на духовное. Похотливая старость явное свидетельство неверия...

Гродно встречал меня прекрасной солнечной погодой. Бабье лето, тепло. Я иду по улочкам старого города и наслаждаюсь. Когда живёшь в этом городе и наблюдаешь его каждый день, то и не замечаешь происходящего вокруг. А такому как я, наведывающемуся сюда раз в год, все изменения немедленно бросаются в глаза. В этот раз Гродно превзошёл самого себя. Готовясь к встрече и желая меня порадовать, он украсил себя множеством цветов. В местах, где в прошлые годы велись реставрационные работы, все они как-то разом завершились, и стены домов старого города радовали яркими свежими расцветками. Словно все они раскрасились одновременно в течение нескольких последних дней...

И это тот Гродно, который в годы моей юности я привык наблюдать в постоянно серых тонах. А если на этот серый тон нанести ещё и несколько мазков в виде часто моросящего унылого дождичка, то можно понять, почему мой старый школьный приятель Серёга Ломов однажды в зоопарке, указав мне пальцем на одинокую печальную птицу Марабу, сказал:
- Вот эта славная птичка и есть символ нашего города. Они похожи друг на друга и точно также одинаково печальны...
Я уверен, сегодня Серёга взял бы свои слова обратно. Гродно преобразился и превратился в настоящий европейский город, ухоженный и потрясающе красивый.

И ещё, любого, кто приезжает сюда из наших краёв, поражает царящая вокруг чистота. Как удалось внушить местным жителям не бросать мусор себе под ноги, для меня так и остаётся загадкой. Вокруг, сколь бы я не всматривался, не нашёл ни одного плаката с призывом, типа «не сорите, люди»! Только знаете, мне вдруг подумалось, что чистота на улицах резко ограничивает меня в моём самовыражении, перестаёшь быть свободным. Пускай я не мусорю у себя в посёлке, зато у меня всегда имеется такая возможность. Могу, если будет такое желание, выйти на улицу и вывалить здесь же на дорогу помойное ведро, но я, в отличие от других, этого не делаю! И для меня это ещё и повод гордится собой. А здесь везде чисто, словно древние каменные мостовые нарочно помыли с мылом. И нет повода почувствовать себя лучше других... Иду через старый город по улочкам прежних веков и понимаю свою ущербность, прямо - таки ломка какая-то начинается. И вдруг, вижу! Посередине этой ухоженной мостовой валяется свежая пачка из под сигарет с такой, уже ставшей мне родной, надписью: «курение убивает». Я даже было вздрогнул от неожиданности: нате вот, мол, вам, аборигены, получите! Видать не я один прибыл этим утром в славный город Гродно, и ступил из вагона московского поезда на их ухоженный привокзальный асфальт. Скорее всего, это кто-то из наших не выдержал и расписался этой пачкой по их парадной мостовой. И я его понимаю, нечего ограничивать нашу внутреннюю свободу!

Конечно, это шутка, только не зря говорят, что в каждой шутке есть и доля истины. Что такое чистота на улицах, и вообще, кому она нужна? Неужели те же прибалты были когда-то культурнее белорусов? Да никогда, но в советские годы, когда мы ездили в Друскенинкай за колбасой, то поражались ухоженности и чистоте их улиц. Сегодня думаю, что таким образом тогдашние литовцы выражали нам, всем остальным советским людям, протест против их насильственного присоединения. А ещё это служило поводом кивнуть в нашу сторону и сказать что-то типа: «эти русские свиньи снова приехали за нашей колбасой», с чем уже было трудно поспорить.

В Китае чистоты на улицах добиваются мобилизацией множества уборщиков. Очевидцы рассказывали, что наблюдали такую картину... Стоит толпа китайцев в ожидании речного трамвайчика. Трамвайчик приплыл и увёз толпу, после которой остановка превратилась в сплошную помойку. Но тут же появилось несколько дворников, которые быстренько навели идеальный порядок. И так до следующего речного трамвайчика... А в Сингапуре за брошенный мимо урны окурок можно налететь на штраф в тысячу долларов... Интересно, что движет белорусами, почему за несколько лет страна так внешне преобразилась? Надеюсь, не ради того, что бы теперь им самим кивать нам в спины?

Каждый год в Беларуси проходит праздник урожая, отсюда и название: «Дожинки» ("Дажынкi" - От слова "дожинать/дожать"). Всякий раз празднуют в каком-нибудь районном центре, и каждый год этот центр меняется. Отзвучали весёлые мелодии, раздали подарки передовым механизаторам, и объявляется город, который будет принимать у себя это мероприятие на следующий год. И немедленно в назначенном месте начинаются работы по его подготовке. Прокладываются новые дороги, перекрываются асфальтом уже действующие. Пешеходные дорожки оформляются бордюрным камнем и укрываются каменной плиткой, в одних местах строят фонтаны, где-то устанавливается бронзовая скульптура. Если есть в городе какие-то исторические памятники, то и они приводятся в надлежащий вид, как, впрочем, и фасады жилых и административных зданий... Кстати, за все эти дни я не встретил ни одного гастарбайтера из Средней Азии...

У нас в посёлке в самом центре вмурован в асфальт громадный металлический транспарант: «Чисто не там, где убирают, а там, где не сорят», а в поселковой администрации даже имеется чиновник, ответственный за уборку мусора, но, это почему-то не работает. Наверно стоит послать его в Китай перенимать их китайский опыт. Хотя можно так далеко и не ездить. В соседнем селе кто-то, предварительно очистив лес вокруг московских дач от мусора, развесил таблички: "Кто будет сорить, на того наведу порчу". Я у тамошнего батюшки всё добиться хотел, не его ли рук дело. В ответ он только смеётся:
- Не важно чьих рук, главное, что действует! А что, стоит подумать...

В таких размышлениях я и бродил в одиночестве по городу, заглядывая в некогда дорогие моему сердцу места. Зашёл и в главный корпус своего института. При мне в нём было много света и свободного пространства, широкие красивые коридоры, огромные окна. Сейчас ничего этого нет, и каждый квадратный сантиметр полезной площади приспособлен под новые кабинеты и аудитории. От этого прежняя красота здания померкла, и оно стало больше походить на общежитие, зато и число факультетов увеличилось почти втрое. В фойе на первом этаже появились портреты прежних ректоров. Художник изобразил их в одинаково дорогих старинных шубах и с цепью на шее, напоминающей бургомистерскую. В одном из них я узнал и нашего бывшего ректора. Вот бы он удивился, увидев себя в такой шубе с цепью.

Ректор читал у нас на факультете лекции по гельминтологии в общем курсе зоологии... Рассказывая обо всех этих паразитах, он словно артист пантомимы с помощью искусных жестов представлял нам как корова слизывает с травы яйца какого-нибудь цепня, как потом они движутся по организму и выделяются из него естественным путём. Для того, чтобы познать - нужно полюбить, и чувствовалось, что человек любит объект своего исследования, сроднился с ним и воспел в своих лекциях... На одной из них он при помощи всё тех же жестов показывал на себе круг движения аскарид в человеческом теле. Увлёкшись, он так откровенно тыкал пальцем себя в разные места, а потом, представляя, как ребёнок засовывает этот же пальчик в ротик, ректор залихватски сунул палец себе в рот и облизал. И немедленно девушка с первого ряда, сидящая как раз напротив кафедры, издав характерный звук, закрыла рот ладонями и выбежала из лекционного зала... Говорили, что наш ректор был контужен на фронте и имел орден «Александра Невского». Так что цепь на его портрете выглядит вполне заслуженной...

На противоположной стене портреты профессоров, все в каких-то шутовских средневековых шапках. Видимо в средние века они так и ходили, но на старике Акулинине она не смотрелась совершенно. Хотя дед и в правду любил пошутить. Во время его экзамена кто-нибудь из студентов обязательно дежурил под окошками аудитории. Если профессор был не доволен ответом, то зачётка несчастного могла вылететь в форточку птичкой, или юркнуть мышкой под шкаф с заспиртованными препаратами. Причём Акулинин был настолько великодушен, что предлагал студенту самому решать лезть ли тому под шкаф или бежать на улицу. А ещё он обожал студенток в миниюбках, и по этой причине в дни сессии коридор перед кабинетом анатомии больше напоминал "улицу красных фонарей", а не серьёзное учебное заведение... Смотрю на портрет моего старого доброго учителя, и в ушах снова слышится его заразительный смех, да такой, что я и вправду рассмеялся. Хочется с кем-нибудь поделиться смехом, рассказать о тех временах, - но я один... Оборачиваюсь в надежде найти собеседника. У окна девушка пьёт кофе со скучающим видом. И нет ей никакого дела до седеющего бородатого дядьки, стоящего у портрета профессора Акулинина, который успел умереть ещё задолго до её рождения...

Непредсказуемости профессора у нас не боялся один только Славка Михневич. Потому, что он вообще никого не боялся. Славка был везунчиком, - ему везло, можно сказать, просто вызывающе. Он никогда, подобно нам, не готовился к экзаменам. Ему достаточно было пролистать треть вопросов, чтобы они обязательно попались ему в билете. Девчонки от него были без ума. А когда на улицах города появились первые продавцы лотереи «спортлото» Славка немедленно выиграл тяжёлый мотоцикл с коляской. Мы, помню, со смехом потребовали отпраздновать такую удачу. Тогда везунчик тут же вновь вытянул лотерейный билетик, и не глядя на выигрыш, вручил одному из нас:
- Гуляем, ребята. Разворачиваем, а там 50 рублей, тогда это были большие деньги!

И однажды, словно снег на голову, узнаём, что Слава женится на Галочке, студентке с нашего же курса. Галочка, невзрачная дурнушка, зато папа председатель колхоза-миллионера. Сегодня "жениться на деньгах" стало нормой, но тогда ещё в цене была любовь, и потому мы слишком прозрачно намекали красавчику Славке на это обстоятельство. Поначалу он даже было обижался, но поскольку по сути-то мы были правы, перестал дуться и мы остались друзьями. Зато Галочка, понимая, что она не ровня мужу, и наши намёки слишком похожи на правду, ревновала Славку к каждому фонарному столбу, и даже иногда поколачивала его. А после того, как он однажды пришёл на занятия с синяком под глазом, мы под общий смех подарили ему мотоциклетный шлём в качестве ночного колпака...

Помню, это уже лет через десять после окончания института, во время одного из моих приездов в родной город, меня неожиданно окликнули на улице. Оборачиваюсь, Славка, собственной персоной! Мы обнялись, и посыпались вопросы:
- Ты как?
- А, ты как?
- Славка, у меня в этом году дочка в школу идёт, а у вас с Галочкой, детки, небось уже классе в четвёртом?
Мой однокашник слушает меня, улыбается и молчит.
- Слав, ну, чего ты всё молчишь, как жена, дети?
- Саша, у меня нет детей, и Гали нет. Она погибла сразу же в первый же год после окончания института. Мы уже ребёнка ждали. Не знал? Ах, да, ты же был в армии... В тот год мы закупали элитных животных и перевозили их в хозяйство. Машина, в которой она ехала, перевернулась. Бычкам хоть бы что, а Галочка умерла, и ребёночек наш так и не родился...
Недоумеваю:
- Так ты что же, до сих пор один?! И это с твоей-то внешностью и везением? Ведь столько лет прошло. Неужели никого больше не встретил, или бывший тесть против?
Славка пожал плечами:
- Да, нет, вы же сами меня называли счастливчиком. Карьера моя пошла круто в гору, сам уже руковожу немалым хозяйством, дом полная чаша, и тесть здесь не причём. Наоборот, как встретимся, так и он меня агитирует. Только, вот не ожидал, что действительно полюблю и окажусь однолюбом...

Все эти дни я старался проводить со своими дорогими старичками. Наконец-то мы смогли наговорится и вместе посидеть у телевизора. Помню, что смотрели круглый стол по вопросу повышения качества выпускаемой продукции предприятиями лёгкой промышленности. А ещё многочисленные репортажи с полей, сводки по сбору урожая... Шутки шутками, а в Гродненской области собирают пшеницы по сотне центнеров с гектара, а в некоторых хозяйствах и больше. В мои студенческие годы такие урожаи были просто немыслимы. И это при том, что земля белорусская не самая плодородная. Ещё видел, как один из их больших начальников подошёл к бурту с картошкой, зачерпнул её своими ручищами-лопатами, улыбается и говорит в камеру:
- Вот она наша белорусская валюта! (Белорусов даже бульбашами называют).
Всё это так напомнило мне далёкие годы детства, когда школа была большой, а родители молодыми.

Кстати, в этом году, что неудивительно, в Беларусь потянулось множество ходоков с разных областей России за мясом, молоком, кормами. Вывозят всё, вплоть до соломы. Эта зима для нас будет трудной.

В последний день за мной заехала сестра: - Предлагаю съездить в одно местечко, оно принадлежит нашему предприятию, я давно уже хотела тебе его показать, но всё как-то не получалось. Мы отъехали за несколько километров от города, и подъехали к большим деревянным воротам, за которыми расположился совершенно необычный детский городок. Там и избушка бабы Яги, и огромный трёхглавый Змей Горыныч, деревянный корабль и ещё множество всего интересного особенно для малышей. Рядом с городком начинается естественный природный парк, разделённый на несколько больших зон. Стоило только приблизится к одной из сеток, как из-за деревьев навстречу нам вышел лось. В других местах я увидел диких кабанов, косуль, оленей с огромными ветвистыми рогами. А на дальнем плане разгуливали длинноногие страусы. Подходим к пруду, в нём плавают красные рыбки, а рядом, не обращая на нас внимания, сидит на камушке и умывается нутрия. Таких прудов несколько, чтобы их обойти и всё рассмотреть - нужно время... Почёсываю между ушей маленького пони, а он доверчиво уткнулся мне мордой в живот. Состояние непередаваемое!
- Зачем вам всё это, сестра? В ответ она улыбается: - Красиво!
Мы приехали сюда в выходной день, никого из посетителей в парке не было, но нас пропустили, потому что это сказочное ранчо принадлежит местному мясокомбинату и работники предприятия могут в любое время приехать сюда на рыбалку.
- Нам, - продолжает сестра, - выделили эти неудобья и предложили устроить здесь маленький рай. Попросили: «Сделайте так, чтобы было интересно и детям и взрослым, но особенно детям. Нужно научить их чувствовать красоту»!

Всё хорошее пролетает очень быстро, возвращаюсь домой. Приезжаю в Москву, иду по городу, еду в метро, а такое ощущение, будто отсутствовал не неделю, а сотню лет. Словно на автомате, беру билет на автобус и успеваю вскочить в последний момент перед отправкой. Вот уже и мой посёлок. Тяжело возвращаться после преподанного тебе урока красоты. Смотрю на наш огромный металлический транспарант (и одновременно украшение посёлка), призывающий граждан беречь свою землю... Нет, определённо, нам нужно бы выписать в поселок с десяток китайских уборщиков. Китайцы народ неприхотливый и работящий, уж как-нибудь их прокормим...

Зашел домой, поел и по привычке включил телевизор - время новостей. Ловлю себя на мысли, что хочу услышать что-нибудь про повышение качества продукции нашей лёгкой промышленности, но с экрана девушка взволнованным голосом сообщает: "подстрелили, мол, деда Хасана".
- Ну и дела! Это же надо, такого человека не уберегли!
Девушка продолжает: оказывается, «дед» контролировал весь российский общак... И так весь день по всем каналам. А ещё где-то что-то горит, кого-то взорвали. И чувствую, уходит, безнадёжно прочь отлетает ватное состояние покоя и умиротворённости. Воспоминания засыпают и укладываются на их законные места, каждое на свою полку памяти. И, наконец, приходит осознание: снова дома. Здравствуй, страна, я вернулся...

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Ломка» опубликован: 24.09.2010 - alex-the-priest.livejournal.com/37396.html

PS   Поэтому, батюшка, я и не смотрю телевизор. Не хочется терять дух мирен. И времени на учебу хватает. Печальная история со Славкой. Во всем везло, а в главном не повезло! Впрочем, наверняка и это к лучшему, правда? Спаси вас Бог за рассказы. Почитаю - и тише, и теплее на душе... А на седеющего бородатого дядьку очень охота и посмотреть, и поговорить :)
Священник Александр Дьяченко:   О Славке: Истории такого типа нередки. Человек рвётся к деньгам и получает их, но семейного счастья не получает... Бывает - нет детей, или другое. Обязательно что-то берётся взамен...

PPS   Спасибо за прекрасный рассказ! От имени поколения мам, воспитывающих детей без 53-летних бабушек...
Священник Александр Дьяченко:   Виват! Моя дочь тоже за самостоятельность, а бабушке очень уж хочется к малышке...

PPPS   Как мне кажется, дело тут не в личной жизни - она может быть, может и не быть - другое дело, что это по любому не повод забивать на дочь и внуков в тяжелой ситуации! Я знаю например людей, у которых нет личной жизни - но только по отношению к близким они ведут себя примерно точно так же; только не мужа ублажают, а типа "отстаньте от меня, мне ничего не надо и ко мне не лезьте"!
Священник Александр Дьяченко:   Наверно это западный стиль общения поколений...

PPPPS   "у человека в 53 личной жизни быть уже не должно" - Ну это как-то слишком, мне кажется! Уж простите, при всем уважении к Вам. Что такое личная жизнь? Это жизнь самого человека (почему именно интимная жизнь имеется в виду)? У 53-летней женщины своя семья, у ее дочери своя. И каждая женщина прежде всего - жена. Тем более у дочери не какая-то особо тяжелая ситуация. У нее есть муж и всего 2 детей. Мне как раз непонятно почему молодое поколение мам так инфантильно, что рассчитывает не на свои силы, а на обязательную помощь в деле ведения хозяйства и воспитания своих детей.
Священник Александр Дьяченко:   Может просто невнимание. Муж - сирота, удивительно способный программист. Семью обезпечивает. Нанимали в помощь няню, но няня не заменит родную бабку. Без бабушкиных сказок плохо! Хотя, у всех своя правда. Только потом эта бабушка будет обижаться на свою дочь, когда придёт одинокая старость...

PPPPPS   Да. Всё-таки задели Вы струну этой 53-летней старостью, батюшка! И во мне, вообще-то, тоже. Из-за Жени, прежде всего. Ему шёл как раз 53-й год, когда... И внутренне это был любопытный, любознательный, живой, молодой человек (моложе меня в плане интереса к жизни, мне иногда казалось), радостно и восторженно узнающий жизнь с новой стороны. Впрочем, тут, конечно, несколько другая ситуация... А еще я вот что думаю... Моя мама, например... Её с детства никогда никто не любил (папа - вечный дитё-инфант не считается, он любит её чисто по-своему и исключительно для себя). И вот она родила меня. И сразу стала воспитывать - как умела! - так, чтобы защитить, оградить меня от собственных страданий. Она внушала мне, что во всей жизни безо всяких исключений можно рассчитывать только и только на себя, что никакой любви не бывает, что извне не может быть никакой поддержки и опоры и прочее... Что человек никому другому не может быть по-настоящему нужен, разве только на очень короткое время... И продолжает внушать... И вот итог: я не получилась такая, как она. Но под кожей у меня впиталась эта непоправимость от невозможности любви, тепла, поддержки и защиты, которые, тем не менее, так нестерпимо нужны... Я, собственно, к чему. Если у человека никогда не было "личной жизни", то пусть даже она впервые появится в 53, в 57 или в 69 - от этого может стать светлее и легче не только им самим, но и близким вокруг них! Даже если у них при этом не останется времени помогать варить щи или шить слинговкладки...
Священник Александр Дьяченко:   Светик, мы живём с тобой на разных планетах...

PPPPPPS   Мы тоже в августе (по пути из Польши - ходили на Грабарку) были в Гродно. Просто влюбились в этот город. И чистота, и неспешность, и какое-то внутреннее достоинство местных жителей потрясло (даже не буду употреблять слово "удивило")...
Мы были у матушки Гавриилы в монастыре Рождества Пресвятой Богородицы. И девушки из воскресной школы нам показали город, много рассказывали. Да и вся Белоруссия - это что-то другое, чем что "кажуть по телеку"...
Священник Александр Дьяченко:   Если бы не Чернобыль... А в монастыре помню была очень общительная схимонахиня...

PPPPPPPS   Почти 33 года живу в Гродно, с самого рождения... И знаете, читал Вашу заметку, и испытывал двойственное чувство. С одной стороны все так. И я очень люблю наш маленький уютный город. А вот с другой стороны - что до телевидения, пшеницы и показателей... Бог весть как оно обстоит на самом деле - мы уже давно привыкли, что телевизор выдает нам бодрые новости, которые могут вовсе не отражать реальность. Помните как в "1984" Оруэла - "норма выдачи шоколада возросла на 2.5 процента и составляет 17 грамм на человека"... Как мне кажется, Беларусь так и осталась советской республикой. Отсюда и весь этот телевизионный пафос центнеров и надоев. А за фасадом все тот же совок - возрождение пионерии и комсомола с принудиловкой, принудительное вступление в партию "Белая Русь", обязательное присутствие на митингах... Все для галочки, все для отчетности - в бюджетных сферах люди захлебываются от количества отчетности... В милицию никто не хочет идти работать, набирают уже по газете "Из рук в руки". Нехватка кадров на таможне до 70 процентов. Все льготы устранили, зарплаты низкие и колоссальная ответственность... Конечно грех нам жаловаться - зарплаты пусть и небольшие, но платят их вовремя. Чисто, красиво, реставрируется все вокруг. Но коснись чего - та же реставрация - это закатывание исторического Гродно в евро-ремонт и плитку, срок использования которой 5 лет. От Старого Города скоро совсем ничего не останется - все осовременено по-максимуму... Об отношении к религии можно вполне судить по статье зам.администрации президента Рубинова (ссылка на sb.by устарела). Впрочем все познается в сравнении. И скорее всего по сравнению с Москвой у нас тут действительно что-то близкое к раю! Спасибо Вам за рассказ. И пусть все будет так как Вы описали - чисто, светло, солнечно и полно цветов!
Священник Александр Дьяченко:   Для меня мой Гродно - и Гродно реальный несколько разные вещи. Мой город это город-фантом, город-миф. На самом деле его давно уже не существует. Потому, что он привязан не столько к месту сколько ко времени. Моему времени, 30 лет тому назад. Я неслучайно пишу, что везде один и разговариваю с портретами умерших людей, других почти нет. Это ощущение моего детства, беззаботной юности, память о первой любви. Остались только эти дома, которые вижу несколько дней в году, и они меня радуют, но без привязки к моим воспоминаниям и эти дома не имеют для меня никакой ценности. Возвращаясь в Гродно, я пытаюсь вернуться на десятки лет назад, приходят воспоминания, а потом укладываются спать до следующего раза... Я привык к тому месту, где живу все эти годы, дорожу своим служением священника, и не стану ничего менять. Хотя возможность вернуться - есть. В прошлое вернуться невозможно, да и безсмысленно... А по поводу всего остального, простите, но это, как говорится, ваши проблемы. Хотя вы же сами понимаете, что не всё так плохо, как вы сетуете...

PPPPPPPPS   Я из Минска. Минск и Москва - две разные планеты. Минск - тихий, сонный, благополучный городок. Москва - это и свобода, и вседозволенность - одновременно. Для тех, кто любит кураж и гонки - самое то. Минск - спальник, тут хорошо просто жить, никуда не спеша, не нервничая. Большинство жителей дисциплинированы, привыкли подчинятся правилам по поддержанию порядка. Это выражается и в чистоте, и в порядке на дорогах, и в низкой преступности. Всегда можно куда-то пожаловаться на ЖЭС, магазин, врача... Поэтому все стараются поддерживать систему. А в Москве - некуда жаловаться, поэтому много шарлатанов и обманщиков. Но в Минске и вообще в Беларуси - низкие зарплаты. Люди работают в сельском хоз-ве потому, что нельзя надеяться на свою нефть и газ. Хотя вобщем-то и высокие зарплаты некуда тратить - ассортимент услуг в сфере развлечений очень мал, а то что есть - бешеные деньги. За те деньги, что отдохнешь в Беларуси - можно в Египте лучше отдохнуть!
Священник Александр Дьяченко:   Каждому своё...

PPPPPPPPPS   Гродно преобразился и превратился в настоящий европейский город, ухоженный и потрясающе красивый. И ещё, любого, кто приезжает сюда из наших краёв поражает царящая вокруг чистота. Как удалось внушить местным жителям не бросать мусор себе под ноги, для меня так и остаётся загадкой. Вокруг, сколь бы я не всматривался, не нашёл ни одного плаката с призывом, типа «не сорите, люди». - Батюшка, а разве раньше здесь "местные жители" себе под ноги мусор бросали? В Европе это вообще как-то не принято. А в Гродненской области - почти Европа. И не внешняя - внутренняя.
2. Сегодня думаю, что таким образом тогдашние литовцы выражали нам, всем остальным советским людям, протест против их насильственного присоединения. - Протест тогда выражался множеством других способов :) Например, непониманием русского языка. А склонность к порядку - это разве протест? Это просто уверенность, что здесь всё - моё. Не в смысле "колхозное", а в смысле - личное. И отсюда балкончики с цветочками, палисаднички ухоженные.
3. Таблички: "Кто будет сорить, на того наведу порчу". Я у тамошнего батюшки всё добиться хотел, не его ли рук дело. В ответ он только смеётся: - Не важно чьих, главное, что действует. А что, стоит подумать. - Отче, "цель оправдывает средства" - это, кажется, всё-таки не из христианского арсенала... Хотя, может быть, я ошибаюсь...
4. ОТДЕЛЬНОЕ СПАСИБО за то, что страна, в которую Вы периодически приезжаете, всё чаще называется Беларусь :))) Совершенно серьёзно - ОГРОМНОЕ СПАСИБО!!! И вообще - спасибо за посты :)) Не сердитесь, я если и наезжаю слегка, так ить любя :))
Священник Александр Дьяченко:   Батюшка отношения к этой надписи не имеет, но и попыток снять не делает :) По поводу названия - прежнее мне, как не верти, ближе, всё время ошибаюсь...

«Взгляд (О поездах)»

Поезд тронулся, и через несколько минут я услышал
безсмертный белорусский тост: «хай живе и пасецца бяларуская птушка бусел»…

Люблю ездить в поездах. Наверно, потому, что поезда - это часть моего детства. В течение нескольких лет каждый год вместе с родителями я проезжал всю Россию от Москвы через Урал на Иркутск, потом были Байкал и Монголия. Мой отец тогда был советником в монгольской армии. Да и кроме Монголии пришлось поездить, но большая часть моего детства прошла в моей дорогой Белоруссии. Жили мы и в Баравухе под Полоцком, и в Бобруйске, но моей малой родиной я считаю славный город Гродно. Это, безусловно, мой город, хотя, я уехал из него еще в 1982 году, и с тех пор только «заскакиваю» иногда навестить моих близких...

Уже и не помню, когда у меня был полноценный отпуск, как у всех нормальных людей. Сначала учеба в Свято-Тихоновском богословском институте (ПСТБИ) «съедала» все мое время отпусков, когда работал на железной дороге. А уж став священником, забыл о них и вовсе. Когда собираюсь навестить моих старичков, то никогда не беру билета заранее. Не знаешь, как развернутся события на будущей неделе, так что собираешься в путь за сутки-двое до отъезда. Обычно служишь воскресную Литургию, потом друзья сажают тебя в электричку. Москва, метро, Белорусский вокзал. Понятное дело, что все это бегом. Да еще нужно ухитриться привезти домой какие-то гостинцы. Билеты покупаешь в кассе, что за два часа до отправления, там же и билеты обратно, обычно на четверг. Уже перед самим поездом на Гродно набираешь газетной чепухи, чтобы, прочитав ее в дороге, оставить в вагоне, с удовлетворенным осознанием, что не видишь всего этого хлама во все остальное время года. Понятное дело, что едешь на том месте и в том вагоне, куда удается взять билет в последний час до отправления состава. Потом поезд трогается, и ты уже предвкушаешь, что завтра утром увидишь свой город.

Как я мечтал пройти по его улицам в годы срочной службы! После команды "Отбой" ложишься спать, закроешь глаза и вот - ты уже на вокзале и пешком идешь в центр по улице Элизы Ожешко, Покровский храм, потом универмаг, кинотеатр "Гродно" и Советская площадь с Фарным костелом. Здесь садишься на троллейбус, а если повезет - на автобус третьего маршрута, и проезжая по улице Гагарина, ты долго провожаешь взглядом из окна свою школу, сегодня столь любезную твоему сердцу, и не можешь понять, почему ты ее в детстве терпеть не мог? Еще немного, вот уже твоя остановка, и ты дома...

Однажды, в одну из таких поездок, по уже до мелочей отработанных мною маршруту, я попал в плацкартный вагон, где мне досталась нижняя боковая полка почти в середине. Вокруг все было заполнено молодежью в спортивных костюмах. В купе наискосок, в котором я не мог никого видеть, но зато отлично слышал, уже, буквально, на последней минуте с шумом заселились двое пожилых мужчин. Поезд тронулся, и через несколько минут я в первый раз услышал безсмертный белорусский тост, попробую его передать, «хай живе и пасецца бяларуская птушка бусел». В очень вольном переводе по-русски эта шутливая фраза может звучать приблизительно так: «да процветет в веках Беларусь со всей её флорой и фауной»! Я засмеялся, засмеялись и другие пассажиры, засмеялся и тот, кто его произносил резким и сиплым голосом старика. Потом тосты зазвучали безконечным потоком, причем содержание их было все время одно и то же. У меня уже в «печенках сидела» вся фауна Беларуси с её жизнерадостной птичкой, и этот резкий стариковский смех. Мысль была уже только одна - неужели после каждого тоста следует прием водки? Неужели можно столько выпить?

Но, в конце концов, я заснул и проснулся уже только в Минске, хотя сон был тревожный и в него время от времени врывался идиотски жизнерадостный тост и этот, изматывающий меня, смех. Проснувшись, я огляделся вокруг. От яркого электрического освещения перрона в вагоне было светло как днем. Никого из пассажиров уже не было. Видимо, молодежь ехала в составе какой-то спортивной команды, а может это было несколько команд, и все они сошли в Минске. Остались только эти двое и я. И немедленно услышал удушающую меня здравицу в честь славной «птушки бусела». И вновь этот смех, гулкий из-за пустоты вагона.

Все, мое терпение иссякло. Это издевательство нужно было прекращать. Встал и пошел в купе наискосок. Один из стариков был мертвецки пьян и не подавал никаких признаков жизни. Зато второй пожилой человек уже не пил, он только сидел, смотрел перед собой в стол невидящим взглядом, и как неисправная пластинка все время повторял одну и ту же фразу, а потом смеялся...
«Отец», сказал я ему и потряс за плечо, «ложись спать». А тот, словно меня и не слышал. Ну, думаю, сейчас я тебя напугаю, старик. Я занес кулак над его головой и угрожающим голосом, сказал:
- Ну, все, дед, сейчас я тебя прибью!
В ответ тот перестал бормотать, и наконец поднял голову. На меня смотрели два кроваво-красных глаза. Человек совершенно спокойным трезвым голосом, без всяческих старческих хрипов, сказал мне в ответ:
- Ты не ударишь меня.
Я опешил: - Почему, дед?
- Потому, что ты человек свентый (по-русски - святой, освященный).
Ничто не выдавало моего сана, но он знал, что я священник. И вновь его голова опустилась на грудь, и я услышал все тот же смех, который всю дорогу сводил меня с ума...

Мне стало не по себе, я понял, кто смотрел на меня этими воспаленными от водки глазами, и кто разговаривал со мной в эту минуту. Мы были с ним в вагоне вдвоем, эти двое пьянчушек не в счет. Он провоцировал меня, чтобы заглянуть мне в глаза, а когда я занес кулак, то бездна открылась, и он добился своего. Я отошел от них, перекрестился, взял свои вещи, постель и, читая девяностый псалом, ушел в самое начало вагона, ближе к проводникам. Через какое-то время, уже подъезжая к Гродно, я проснулся. В вагоне ехало несколько человек, подсевших в Лиде. Моих ночных спутников уже не было, когда они сошли, не знаю. Их никто не видел и из тех, кто сел позже...

Время проходит, и я уже забыл, какой это был год, какой месяц, но тот ледяной взгляд кроваво-красных глаз из того мира, который не знает пощады, я не забуду вовек...

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Взгляд (О поездах)» опубликован: 21.01.2009 - alex-the-priest.livejournal.com/4257.html

PS   Вот, батюшка, на эту же тему: Друг детства Валерка: Мы учились с ним в одном классе… Служил он в погранвойсках на Камчатке. Закончил техникум по электричеству. В последние годы работал главным энергетиком в совхозе. Женился, пацана и девчонку «родил». И всё бы ничего, да вот слабость появилась - пить стал… Где-то в 1999 году повидаться в деревне заехал, а мать его говорит: «Ты бы, Слава, как-то отвлёк его - может, бросит пить…» Это был июль, я только что пошёл в отпуск. Договорился с ним - приезжаю, и едем на озеро на рыбалку. Это было как раз в воскресенье, я только что исповедался и причастился в Храме. Заезжаю за Валеркой - а он бухой. Взял я его всё-таки, и поехали мы на озеро. Там с горем пополам поставили сети (ну очень уж у него была координация нарушена), потом на берегу разожгли костёр. Ну и разговорились… И он рассказал мне историю, которую никому, видно, не рассказывал.

Потом мы с ним сидели у костра, пекли картошку и разговаривали (я абсолютно трезвый, вслушивающийся в себя после исповеди и принятия Святых Таин; а он пьяный, но в состоянии говорить и рассуждать)… И он стал мне рассказывать о том, как завёл себе любовницу моложе себя в соседней деревне (вдову); и - во всех подробностях… мол, дураки те, кто не понимает, что такое голая баба… Я молчал. И тогда он вдруг (!) меня спрашивает (причём я прекрасно понимал, КТО со мной говорит через него…):
- А КАК ТЫ СЧИТАЕШЬ, ЧЕЛОВЕК - ЭТО НИЧТОЖНОЕ, НИ К ЧЕМУ НЕ СПОСОБНОЕ СУЩЕСТВО?…
Во время паузы я прекрасно понял, что «тот», кто задает этот вопрос - прекрасно знает мое прошлое; мы уже с «ним» «общались», когда во время обряда Крещения я плевал на него и растирал ногой…
Я ответил: - «НЕТ»!
Потом я с Валерой вёл душеспасительные беседы; а он, хоть и несколько пытался спорить, но видно было, что слова мои достигают цели. Однако наутро я-таки допустил «КОСЯК». Поплыли с ним сети снимать; рыбы в них было мало; и… вдруг мы видим чужие сети. Он:
- «Давай украдём рыбу из них!» И… я «дал слабину»; выбрал (…) из тех сетей ШЕСТЬ крупных карасей. Вот это был проигрыш… я не выдержал того испытания (конечно, на следующей Исповеди я покаялся в этом; но факт есть факт)… И когда мы выплыли на берег (или уже ехали домой), Валерка сказал: - …НУ И НЕ НАДО МЕНЯ УЧИТЬ!… - Это была пощёчина…
Примерно через год после той рыбалки я узнал, что он бросил пить. Встретился с ним; и он рассказал, что КОДИРОВАЛСЯ от алкоголизма. Не пил он примерно с год или полтора… И последний раз мы с ним виделись где-то в начале марта 2001 года. Я приехал к матери в деревню; а он увидел мою машину (с сыном ехал мимо) и остановился. Мы посидели в его машине. Он сказал: мол, Славка, всё это время, пока не пил, чувство внутри было самое отвратительное. Как будто на душе камень лежал, ну невозможно было… А на 23 февраля отмечали на работе День Защитника, и я поддался на уговоры баб - выпить СТО ГРАММ. И выпил. И стало так легко… И вот с того дня выпиваю КАЖДЫЙ ДЕНЬ… Короче, поговорили мы с ним; а оказалось - в последний раз… И вот в начале апреля 2001 узнаю: бухал он с той поры БЕЗ ОСТАНОВКИ ПОЧТИ ДВА МЕСЯЦА. И в последний раз его видели поздно вечером - входящим в дом бабы Нади Кикоть, которая торговала самогонкой и про которую в деревне говорят, что она ведьма… Не знаю, что там было, но она вытащила ночью Валерку (уже мёртвого?) из дома и бросила у дороги - пусть, мол, думают, что сам тут упал… И ещё - вот совпадение! - мы с «агитбригадой» из училища в день похорон Валерки поехали по тем деревням, что в стороне этого села (историк В.А. и другие)… И пока они поехали в школу, я попросил, чтобы шофёр меня свозил туда… На пороге стоял крест (Валерка-таки был крещёный). Тут же был его брат Сашка; сестра Людка (жена военного)… Валерка лежал в гробу… Какой-то сине-чёрный, будто его задушили. К его руке… была привязана проволочка, уходящая под гроб; там стояло… ведро с землёй, куда эта проволочка была воткнута. Такого я больше нигде не видел (папа у него «технарь»; видно, и придумал «заземление»… Сестра Людка сидела, плакала и вспоминала вслух - мол, он ей говорил, что приснилась ему покойная мать и сказала: мол, если ты не бросишь пить, я тебя заберу…
Летом 2006, в собственный день рождения, перед Исповедью читал обязательные молитвы. Канон покаянный ко Господу нашему Иисусу Христу, Песнь 8: «Како не имам плакатися, егда помышляю смерть, видех бо во гробе лежаща брата моего, безславна и безобразна? Что убо чаю, и на что надеюся? Токмо даждь ми, Господи, прежде конца покаяние»… Именно он, друг детства Валерка, вспоминался, когда читал я эти строки… Так и умер он без покаяния… похоже, «забрал» его бес пьянства, которого он однажды видел наяву…
Священник Александр Дьяченко:   Мало кто это видит, и ещё меньше этому верят, незаметно для себя спиваясь, и сваливаясь всё в ту же яму…

PPS   Самый страшный - в своей откровенности - из Ваших рассказов. Жутко и от того еще, что смотрит-то он на многих, но многие этот взгляд не замечают. Или не придают ему значения… Мне вот так, в глаза прямо, слава Богу, не смотрел еще.
Священник Александр Дьяченко:   (29.10.2010) Знаете, самый страшный рассказ ещё не написан. И я не решаюсь его написать, и не могу сказать решусь ли, хотя надо бы для пользы дела
R:   Пожалуйста, напишите! Знаю, как страшно подступаться к этой теме, но это очень нужно, очень (опыт ада, бесовщины очень трудно передать в словах, но Вы-то умеете)!

PPPS   Страшный пост. Почему-то захотелось рассказать Вам свою историю на ту же тему - может быть, она тоже имеет какой-то смысл, который Вам виднее, а может я ошибаюсь, но для меня это было серьезно… Когда мне было лет 16-17, я знала, что я крещеная, что мои предки были христинанами и что Бог есть, и этим как-то мой круг мыслей насчет веры и ограничивался. Но как-то раз мне попала в руки книжка "Римляне. Рабы. Гладиаторы". А у меня немного румынских корней есть, может, в этом дело (румыны считают своими предками римлян). Суть в том, что кое-какие сцены убийств людей на арене, в качестве зрелища, мне показались смутно знакомыми - как давнее, личное воспоминание о чем-то… Хуже всего, что у меня было ощущение, что этот грех лежит на мне, что я имею какое-то отношение к этому. Это очень трудно рассказать словами, что я тогда пережила за несколько дней: наверное, психиатр назвал бы это депрессией или чем-то в этом роде. Как будто какая-то невидимая стена отгородила меня от мира, причем сделана она была из вины и ужаса. И мир был по другую сторону, а рядом со мной была странная бездна, из которой веяло не просто ужасом, но и какой-то нечеловеческой тоской и одиночеством… Понимаю, что это звучит совершенно по-сумасшедшему, хотя вела я себя как обычно - ходила в школу и так далее. Но хуже всего, что эта бездна была почему-то притягательна, она как будто не просто отстраняла от мира, но и возвышала над ним. В конце концов я написала какие-то стишки, пытаясь описать эти ощущения… Это меня спасло: перечитав их, я поняла, что пыталась сказать о чем-то и о ком-то действительно нечеловеческом, и что как будто и не совсем я их писала. Я их тут же сожгла. Собственно, тогда я и вспомнила всерьез про Христа, что он пришел в мир спасти его от греха. И сказала себе - или кому-то - что выбираю сторону Христа. И наваждение сразу исчезло, и с тех пор не повторялось.

26.12.14   Сын ехал в поезде и выпил с товарищем. Когда приехал домой, прошло некоторое время, он сказал, что ему очень страшно, что его мучают бесы. Рассказал, что произошло тогда в поезде... Услышал сначала какие-то непонятные звуки, визг, говор... Потом с ним заговорил бывший убитым молодой человек из нашего села. Он угрожал, что если расскажет его матери, что разговаривал с ним, то будет плохо. Он сказал, что находится в аду... Я почему-то не поверила в душе сыну. Ведь это происходило за тысячи километров от нашей местности. Подумала, что это пьяный бред. И боюсь расспрашивать его об этом случае... Может ли такое быть?!!
R:   Конечно такое случается иногда, а если человек допьется до "белочки" (белой горячки) - то и довольно часто являются ему бесы (злые сущности иного мира) в разных видах. А могут они принимать любой вид, ощутимо вонять, говорить, даже бить и прочее совершать. Любят представляться покойниками или иноземными космонавтами-пришельцами с НЛО (неопознанных летающих объектов). Могут сообщить что-то такое о человеке и новостях мира, что покажутся прозорливыми высшими существами, но это не касается серьезных духовных вещей, закрытых для них. Крутятся они близ нашего мира и знают все сплетни и тайные наши страсти, ибо сами и живут низкими страстями, сродное им легко распознать в любом человеке, - рыбак рыбака видит издалека. А расстояния земные для них ничто, в один миг могут перенестись куда угодно. Хорошо знают они и то, что творится в аду - это их любимая сфера, дом родной.
Отмечу, что запрет на разговор с матерью вызван опасением разоблачения темной сущности, что никакой он не покойник, а известный с древнейших времен бес рогатый и козлоногий, артист-мошенник, хотящий погубить душу человека и увлечь его в диалог и "дружбу", чтобы довести до самоубийства или по-другому испортить, "прописать" доверчивого "контактера" навечно в аду.
А что делать - это хорошо известно священникам, к ним часто обращаются пострадавшие от явного или неявного (через страсти) общения с врагами рода человеческого, как-то бесы, колдуны, масоны и прочая всякая сатанинская рать.

14.02.15   Несколько случаев подобных и я пережила. Первый раз: Была дома в квартире своих родителей, на 4-м месяце беременности, был январь, яркая лунная морозная ночь. Я встала и пошла по длинному коридору в туалет. И вот, проходя мимо входной двери, посмотрела в бок и увидела нечто: не человек, глаза , как угли, если их раздувают, тело в редких чёрных волосах, роста чуть больше метра, сидел в пол-оборота и смотрел на меня , выжидательно, с мерзкой ухмылкой. Я прошла мимо , не испугавшись, на обратной дороге его уже не было, долго не могла заснуть. Утром я рассказала маме, и она решила меня срочно покрестить. Крестили меня уже когда я была на сносях. С головой и психикой у меня всё нормально. Почему я не испугалась?! И ещё что странно; у меня близорукость -7, шла я без очков, а видела даже цвет кожи у той твари.

15.04.16   Меня в своё время удивило и то, что страшны эти сущности, главным образом, не внешностью - а глазами, полными бездны и ненависти. Имею я один грех, от которого никак не могу избавиться. Время от времени и сейчас, бывает, даю слабину. Но вот наступил у меня такой период, когда была возможность регулярно исповедоваться, причащаться, участвовать в соборованиях. Душа очищается - враг наступает. Случилось со мной искушение - согрешила. В ту же ночь просыпаюсь от того, что по мне прыгают трое персонажей. Маленькие, размером с ладошку всего. Хохочут тоненько и хрипло. Но страшны не внешностью, а той буйной злостью и ужасным взглядом бездонных глаз, полных густой тьмы. Вот уж где кошмар! С тех пор так и живу: ежели потянет опять на ту же слабость - являются персонажи, уже хоть не наяву, а во сне, а страх всегда один и тот же. Отрезвляет здОрово. Видать, другими вразумлениями меня не пробирает, вот Господь и попустил. Лена

«Поклон»

Отец Арсений не стал интересоваться погодой,
а сходу спросил, что я думаю о Втором Пришествии Христовом…

Каждый год вырываю недельку из своего служебного распорядка, и еду в Белоруссию. Раньше добирался поездом, а в последние годы пристрастился ездить на автомобиле. Как же я люблю совершать такие поездки! Ведь каждая из них, кроме самого факты перемещения в пространстве даёт ещё и непередаваемое чувство радости от совершаемого путешествия, в котором даже обычная остановка с целью перекусить превращается в настоящее тайнодействие! Ты останавливаешься где-нибудь на крупной автозаправке, достаёшь заранее припасённые продукты, раскладываешь их на багажнике - и не просто ешь! Ты набираешься сил перед очередным броском километров этак на триста. Рядом точно так же (размяться) останавливаются машины с номерами разных регионов, а ты стараешься отыскать земляков и перекинутся с ними несколькими незначащими фразами. И от самого этого факта, что ты переговорил со своими, становится немного теплее. В воскресный день, обычно сразу после Литургии, мы выезжаем с матушкой на Минскую трассу и отправляемся к западной границе. Минское шоссе, превосходная магистраль-автобан, одиноко, вдали от городов и посёлков, проложенная через всю Белоруссию, незаметно доставляет тебя к месту назначения.

Прошлым летом, во время такой же поездки, переночевав в Барановичах, рано утром мы направились в Жировичи. Жировицский монастырь для белорусов - место почитаемое, всё равно что Троице-Сергиева Лавра для русских. И для меня это место особое. Когда-то, очень давно, я мечтал поступить сюда на учёбу в духовную семинарию. Тогда отец меня не пустил, и я даже на него одно время обижался. А сегодня понимаю, что поступить у меня тогда - не было никаких шансов. В Успенский собор Жировичского монастыря мы попали только на окончание Литургии. А уже после начался молебен с акафистом и мы вместе со всеми пошли приложиться к чудотворному образу Пресвятой Богородицы Жировичской, одной из главных христианских святынь Белоруссии, причём как для православных, так и для католиков. К своему стыду, живя в России, я не представлял как выглядит сама икона. Нет, конечно, мне встречались её обычные иконописные изображения, и я ожидал увидеть её какой угодно, но не такой, какой она предстала перед нами. Вместо привычной, писанной красками на доске иконы, мы увидели старинную камею из камня, размером шесть на четыре сантиметра. Невозможно представить, сколько людей, начиная с 15-го века, молилось перед этой крошечной иконочкой. Когда в 1730 году католики короновали образ, только на саму коронацию собралось 38 тысяч человек!

После прогулки по самому монастырю, уже почти на выходе мы столкнулись с пожилым монахом. Помню, это был большой чернявый грузный человек с некрасивыми грубыми чертами лица. Но само лицо смотрело на нас двумя живыми и очень добрыми глазами.
- Батюшка, - обратился он ко мне, - ты откуда?
Я ответил.
- О, - обрадовался монах, - тогда ты должен знать отца Николая из N-ского монастыря! Мы с ним ещё вместе учились в Лавре у преподобного Сергия (Радонежского).
- Отца Николая, - да кто же его не знает!? Конечно, мы знакомы.
Батюшка радуется, у нас с ним общий знакомый, и это сближает, он потирает руки и довольно улыбается:
- Тогда попрошу передавать отцу Николаю от меня поклон. Будь добр, скажи ему, что игумен Пётр, это зовут меня так, собирается в скором времени побывать в Троице-Сергиевой Лавре, вспомнить нашу молодость, помолиться у мощей преподобного Сергия (Радонежского). И уж к нему-то я заеду обязательно, может, и в Сергиевой Лавре вместе побываем...
Отец игумен беседует со мной, а мыслями, чувствуется, он уже там - в наших местах гостит, у своего семинарского друга... Такие старые монахи по природе своей, как правило, люди очень простые и наивные, и в то же время мудрые. Мне всегда доставляет удовольствие разговаривать с ними, это всё одно, что с ребёнком общаться!
- Батюшка, как я понимаю, вы скорее меня встретитесь с отцом Николаем, зачем же мне тогда ему от вас поклон передавать?
- Как это зачем!? Батюшка в недоумении, как можно не понимать духовную составляющую «поклона», и он немедленно начинает меня просвещать:
- Что ты, отец Александр! Как же ты не понимаешь, в чём заключается смысл поклона. Неважно кто из нас и с кем раньше встретится. Ведь ты подойдёшь к отцу Николаю и скажешь ему обо мне. Человеку радостно, он же мой друг. Вот вы обо мне и помолитесь. А потом он при встрече со мною расскажет, что ты передавал от меня поклон, мы тебя вспомним и помянем в молитве. А где двое, или трое собраны во имя Христово, там, батюшка, и Церковь. Вот в чём смысл этого таинства - «передать поклон»! Главное, отец, - это общение между людьми. Господь дал нам возможность встретиться, значит, эта встреча для нас обоих полезна. Ни одна встреча, ни один разговор между верующими людьми не бывают безцельными и безплодными. Сегодня немного людей духовных, и мы учимся доброму в таком вот, как может показаться, «случайном» общении.
Манера отца игумена говорить сразу напомнила моего дорогого духовника батюшку Павла. Я вёл машину, и долго ещё вспоминал их обоих по дороге на Гродно...

Не помню уже сколько мы проехали, миновали Слоним, и буквально через несколько километров по правую сторону от дороги увидели необыкновенный храм. Проехать мимо такого чуда всякому путешествующему, и не остановится, - определённо невозможно, - и мы свернули в крошечное сельцо под названием Сынковичи. Образ древней церкви и сейчас стоит у меня перед глазами, но чтобы рассказать о ней, нужно быть одновременно и архитектором, и историком, и, несомненно, поэтом. Потому что это действительно чудо в камне! Церковь Архистратига Михаила (фото см.выше) стоит на этом месте уже шесть веков. И непонятно, то ли это церковь, служащая местным жителям ещё и как крепость, то ли это крепость, используемая ими же, но в качестве храма. Во всяком случае, на любого человека она производит такое впечатление, что до конца дней своих он её уже не забудет никогда, и не спутает больше ни с чем. Двери в храм не открывались, время уже было неслужебное, и мы с матушкой стали прогуливаться вокруг, фотографируясь на фоне древних стен. С его северной стороны нас привлекла могила юной матушки, которая умерла ещё в 19-ом веке всего двадцати лет отроду. Над ней стоит огромный памятник, возможно из-за этого могила и сохранилась. Моя матушка сразу стала строить догадки о причине её смерти:
- Наверное, родами умерла, бедная девочка, Царство ей небесное, - и перекрестилась.
А я думал о том батюшке, который потеряв супругу в самом начале пути своего служения, был обречён на одиночество, ему-то было каково! Кстати потом на стенде возле храма мы прочитали, что священник-вдовец прослужил на этом месте рядом с могилкой жены всю оставшуюся жизнь.

Мы уже было собрались уезжать, как к храму подъехала старенькая иномарка. Из неё вышел священник приблизительно одних лет со мною. Немедленно он направился в нашу сторону и представился:
- Протоиерей Арсений, настоятель храма, а вы, батюшка, из каких мест будете?
Мы разговорились, и он пригласил нас посмотреть храм внутри. Незнакомые люди, в силу обстоятельств обязанные поддерживать общение, обычно говорят о погоде, а священники - о приходе. Сколько собирается народу на службу, как часто служат, есть ли кому помочь восстанавливаться, не докучает ли благочинный? Затем поинтересуемся детками, здоровьем матушек, и хватает ли на хлебушек. И такой чудный разговор может завязаться, что и расставаться отцам не хочется. Родственные души-то! И слава Богу, что родственные.

Но отец Арсений не стал интересоваться погодой, а сходу спросил, что я думаю о втором пришествии Христовом. И не успел я рта открыть, как батюшка тут же стал излагать его собственную точку зрения. После небольшого экскурса в догматику, отец настоятель стал рассказывать о храме, его истории и истории его восстановления. Такую красоту в советские годы чуть было не потеряли. Отец Арсений вспоминал, что мечтал в своё время восстановить храм, и как Господь благословил его стать здесь настоятелем. Он говорил о своих чувствах, а я его прекрасно понимал, мало какой священник останется равнодушен к виду разрушенного храма. Даже если ему никогда в его жизни не придётся в нём послужить. Разрушенный храм - это всё одно, что разрушенная душа. Как мечтал он о новой звоннице, и как неожиданно для него самого колокола прибыли в храм. Это обычная история, и здесь нет никакого чуда, ведь храмы восстанавливает Сам Бог, а человек просто принимает в этом процессе посильное участие. И никто не убедит меня в обратном, этот вывод - результат собственного опыта.

Отец Арсений подвёл нас к иконе Пресвятой Богородицы «Всецарица» (оригинал "Пантанассы" - в афонском монастыре Ватопед). Образ написан недавно, и само письмо мне понравилось. Кстати, почти не приходилось видеть в белорусских храмах новых икон, написанных так, чтобы они останавливали взгляд и заставляли молиться. Отец Арсений, видя, что гостей икона заинтересовала, рассказал о чуде случившимся у них в храме, и связанным именно со «Всецарицей».
- К нам в храм, по дороге в онкоцентр в Боровлянах, что под Минском, везли молодую женщину 28-и лет. Последняя стадия, а ребёнку всего четыре года. По просьбе больной мы отслужили молебен перед иконой Божией Матери «Всецарица», и они поехали дальше. Операцию ей сделали, но реального улучшения не было, - уже было слишком поздно, чтобы справиться с болезнью. Её отправили умирать домой, и они снова проезжали мимо нашего храма. Сил у женщины уже почти не оставалось, но она снова попросила заехать помолится перед образом «Всецарицы». Мы с сочувствием встречали молодую умирающую маму, но чем могли помочь? Ты же знаешь, отец, как тяжело видеть человека, надеющегося на Бога, а помощи не получающего. Кажется, в лепёшку готов расшибиться и от жалости и от безсилия.

Отец Арсений продолжает:
- Умирающую подвели к иконе. Она уже не могла стоять самостоятельно, силы её покидали. Женщина не боялась смерти, напротив, смирилась и даже ждала её как избавление от болей. Перед иконой она молилась вслух, но уже не о себе, а о своей маленькой четырёхлетней дочечке:
- Матушка Богородица, я ухожу и никого не виню, на всё святая Божия Воля, но мой ребёнок, - кто ей заменит мать? Пресвятая Богородица, Дева Мария, - прошу Тебя, - стань для моей девочки второй матерью, не оставь её своим милосердием и Любовью!

Возможно её и оставила Божия Матерь - с целью указать человеку новый путь. Ведь если в твоей голове реально висит такой "дамоклов меч", страшное напоминание о недавней болезни, которая при неблагоприятных условиях вновь может пойти в рост, - то сделаешь всё, только бы остаться жить. И этот путь - жизнь без греха. Сейчас эта женщина - наша прихожанка, она специально приезжает к нам, чтобы петь на клиросе. И ты знаешь, она действительно не грешит! (Ну, кроме обычных наших грехов: не туда посмотрел, не то подумал). Почему Господь так решил, почему именно тот, а не другой человек исцеляется и остаётся жить, - не могу ответить. Но то, что такие случаи происходят, тому я сам свидетель...
- Замечательная история, батюшка Арсений! Но благословите, нам нужно спешить в дорогу.
- А давайте я вам ещё кое-что покажу, смотрите!
И он пошёл по храму, продолжая что-то говорить. Батюшка обошёл весь храм, и везде его голос звучал одинаково. Как, однако, умели в древности строить храмы, создавая в них необыкновенную акустику. Говорящего в храме человека одинаково хорошо слышно из любой точки. При этом нет наложения звуков друг на друга, и отсутствует эхо!
- Очень жаль, что вы так быстро уезжаете, - вздохнул добрый человек.
- Давайте на прощание я провозглашу вам «многае лета». Он запел, стараясь изо всех сил, но не рассчитал возможности своего голоса, и стал забираться очень высоко. И тогда, повернувшись к нам, начал жестами просить ему помочь. И мы на три голоса на высоких тонах запели эту чудную здравицу в древнем храме.

Наш путь продолжается... В эти дни на полях вдоль дороги шла уборка зерновых. Комбайн, обмолачивая валки с зерном, оставляет за собой длинные полосы из соломы. После него проходит трактор и при помощи специального приспособления прессует солому в прямоугольные тюки. Видимо под валками во влажных местах собирается всякая живность, и потому здесь же возле дороги мы увидели пару белых длинноногих аистов. Не обращая на нас никакого внимания, они важно прогуливались между валками в поисках пищи. И снова мы не могли ехать дальше, вышли из машины и, словно дети, хлопая от радости в ладоши, любовались этим белорусским чудом. Потом, проезжая через лес, решили, наконец, остановится в месте отдыха и позавтракать. Только расположились, как услышали резкий крик дятла. Он сидел на ветке немного поодаль от нас, и выглядывал из-за ствола дерева своими чёрными глазками бусинками:
- Не забывайте, - мол, - о ближних!

- Эй, глазки бусинки, мы о вас не забыли. Половинка варёного яйца на большом пне - это Вам от нас. Пока-пока, нам снова пора в дорогу!

Сейчас вспоминаю храм в Сынковичах, его чудотворный образ Божией Матери «Всецарицы». Прав был отец Пётр, не бывает у нас случайных встреч и случайных разговоров...
Совсем недавно пришла беда в дом близких мне людей, живущих именно в тех местах, которые я здесь вспоминаю. И, слава Богу, что случилась тогда эта встреча с отцом Арсением, и как я ему благодарен, что не поленился он рассказать нам о том чудесном исцелении молодой женщины...

После нашей поездки на мою родину, мы с матушкой успели побывать и в Черногории, потом, вернувшись, служили у себя на приходе. И только в самом конце года я сумел выполнить просьбу отца игумена и передать от него поклон отцу Николаю... Раз в году все мы встречаемся на общеепархиальном собрании, и там это было сделать удобнее всего. По правде говоря, я уже стал забывать о той просьбе, но увидев отца протоиерея, вспомнил и подошёл к нему поприветствовать.
- Батюшка, у меня к вам такое хорошее поручение, я обязан передать вам поклон от вашего близкого друга, с которым вы когда-то вместе учились. Мы с ним встречались в Жировичском монастыре, он мечтает с вами повидаться, а зовут его - игумен Пётр.
Я думал, поклон от друга вызовет у отца Николая, если не взрыв радостных эмоций, ну, так хотя бы улыбку. Но он молчал и грустно-грустно смотрел на меня:
- Отченька, а когда вы с ним виделись?
Я подробно рассказал об обстоятельствах нашей встречи и разговоре.
- Ты видишь, как бывает, - вздохнул мой собеседник. - Это как во время войны: сперва приходит в дом похоронка, а потом неожиданное письмо. Вроде бы радоваться надо, а письмо, оказывается, раньше было написано. Отец Пётр был у меня в гостях, мы ездили с ним в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, посетили там общих знакомых. Он был счастлив, и звал меня в гости. А на обратном пути, в районе Голицыно, это недалеко от Москвы, со второстепенной дороги наперерез их микроавтобусу неожиданно выскочил «камаз». Батюшка сидел рядом с водителем, на него основной удар и пришёлся...

Как ты говоришь, он учил? Передай поклон, и друзья о тебе вспомнят и обязательно помолятся? Молись и ты о нём, отче, через две недели, под Рождество, ему как раз будет сорок дней (от внезапной смерти). И ещё хочу тебе сказать, - в нашей жизни случайных встреч не бывает! - Хотя ты и без меня это знаешь...

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Поклон» опубликован: 03.09.2010 - alex-the-priest.livejournal.com/36639.html

PS   Батюшка! Вы так описываете Белорусию, что хочется попросить там политического убежища!
Священник Александр Дьяченко:   Советую просить убежище у Христа. Он всем предлагает "грин-карту". Приходишь в храм на ПМЖ (постоянное место жительства), там на тебя ПОСМОТРЯТ, и, глядишь, - получишь гражданство на Небесах!

PPS   Спасибо Вам, Батюшка, за вашу любовь. Так писать можно только с любовью!
Священник Александр Дьяченко:   Любовь - для меня это слово очень глубокого духовного смысла, даже сакрального. Если ты несёшь в себе Любовь, значит ты уже "одной ногой" в Царстве Небесном! У меня же скорее не Любовь... Просто я по натуре не злой, и память у меня хорошая!

PPPS   "Теряется всякий счёт времени, и ты выпадаешь из человеческого бытия" - Вот и ключ к пониманию. Супер!
Священник Александр Дьяченко:   К пониманию монашества?

PPPPS   А аисты, действительно, хороши в Белоруссии! Вот бы еще увидеть Храм Архистратига Михаила в Сынковичах. Так светло Вы про него написали.
Священник Александр Дьяченко:   Наберите в поисковике "Сынковичи церковь" и посмотрите!

01.08.11   Игумен Петр Бирюков принял весть о близкой смерти и потом авария.
Я был близко знаком с одним монахом из Жировичского монастыря, игуменом Петром Бирюковым (про него этот рассказ). Тот любил повторять чуть измененные слова из Нового Завета: «А где двое, или трое собраны во имя Христово, там, батюшка, и Церковь». Был он большим молитвенником, все время радовался (и кандидатская у него про это была), радостно (почти 2 года назад) принял весть о своей близкой смерти из уст одного старца, отдал свои деньги ближним, сел в микроавтобус и погиб в аварии. Для меня дорога эта цитата из Библии про Церковь: «ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Матф.18:20).
Владимир Мисников - gidepark.ru/community/61/article/357682

«Геркулесова болезнь»

Очень часто дети страдают по грехам родителей…

Я был тогда ещё совсем ребёнком, лет, может, восьми-девяти. У нас в Гродно, в гастрономе, что на улице Лизы Чайкиной, там, где сейчас находится обменный пункт, стоял чудо-аппарат. Опускаешь в него копейку, он сперва шумит, а потом наливает тебе почти полный стакан газированной воды, а за три копейки, вообще, газировки с сиропом. Ещё в этом гастрономе рядом с хлебным отделом продавались такие прессованные кубики растворимого кофе с сахаром, как сейчас помню, по семь копеек. Так что, если хочешь погрызть такой кубик и потом запить его газировкой, готовь гривенник. На такие деньги в школьной столовке можно было купить два пирожка с повидлом. Мама каждый день давала мне двадцать копеек на завтрак, которые я и расходовал соответствующим образом, а именно, в школе съедал пару пирожков, или пончиков в сахарной пудре, а после учёбы, если оставались деньги, иногда покупал кофейный кубик и заправлялся стаканчиком сладкой газировки. Возле аппарата всегда собиралась небольшая очередь в два - три человека. В тот раз передо мной стоял мужчина, наверно в возрасте, хотя в те годы, все, кто был выше меня хотя бы на голову, казались мне взрослыми и старыми.

Дяденька бросил в аппарат монетку, взял в руку стакан с водой и уже, было поднёс его к губам, как в ту же секунду стакан выскользнул у него из руки, полетел вниз и с шумом разбился. А сам он, издав какой-то нечеловеческий стон, стал опрокидываться на спину. Если бы я был такого же роста, как он, то наверняка бы сумел подхватить бедолагу, но тогда, будучи совсем ещё маленьким мальчиком, только и успел, что отскочить в сторону. Человек упал на цементный пол, и, изгибаясь всем телом, начал биться затылком. Это было так неожиданно и так страшно, что не понимаю, как это я сам не закричал, а спрятавшись за взрослых, с ужасом наблюдал за несчастным. А он, разбив голову в кровь, уже лежал на боку, и я видел, как у него вокруг рта собиралась пена со слюной.

Придя домой, я рассказал маме о том, что случилось в гастрономе, и тогда же впервые услышал от неё такое красивое и одновременно зловещее слово - «эпилепсия».
- Не приведи Бог, - добавила мама, - мучиться такой болезнью.
И рассказала, что после войны было очень много эпилептиков, особенно из числа тех, кто перенёс ранения в голову, или был контужен при бомбёжках. - Так что, если тот человек в возрасте, то, скорее всего, это ещё отголоски войны, - заключила мама.

Потом за всю свою жизнь, помню два случая, когда я становился свидетелем эпилептических припадков. Один раз через окно в магазине увидел внезапно упавшего на тротуаре молодого человека, а другой раз на рынке областного центра - бомжа, но не в момент падения, а уже после, когда несчастный перестаёт биться и лежит на земле с натекающей изо рта пеной. Но те детские впечатления остались самыми яркими.

Насколько помню, меня всегда интересовало от чего люди болеют такой, на самом деле, тяжёлой и мучительной болезнью. Я даже немного читал специальную литературу, и узнал, что припадками на подобие эпилептических могут страдать даже животные. Наверняка это такое же жуткое зрелище, что и с людьми. Один знакомый рассказывал, как у его соседа собака ротвейлер попала под колёса автомобиля. Пёс выжил, но после травмы стал, подобно людям, испытывать подобного рода припадки. Пишут, что эпилепсией болеют даже мыши. Не знаю, могут ли мыши вызвать сочувствие у человека, хотя ещё в школьном юннатском (юных натуралистов) кружке, помню, мне и моему товарищу поручили ухаживать за белыми мышами. Мыши жили в клетке, а мы должны были их кормить и убирать за ними. Однажды, понадеявшись друг на друга, мы с приятелем несколько дней не заглядывали к нашим питомцам. Наконец, когда я собрался их покормить, то обнаружил, что весь пол в клетке мокрый, и сами мыши мокрые, да так, словно их кто-то обильно окатил сверху водою. Тогда я вспомнил сравнение «мокрый как мышь» и понял что это я виновник страданий этих маленьких беззащитных существ. Честное слово, я очень жалел малышек, чувствовал себя виноватым, и, убираясь в тот день в клетке, искренне просил у них прощения.

Не так давно одна знакомая, участковый психиатр из Москвы, рассказывая мне о психических заболеваниях, сказала:
- Батюшка, эпилепсия - это всё больше от водки.
Вот взять хотя бы район, где я проработала всю свою жизнь. Мои пациенты в основном простые рабочие люди. Когда-то здесь АЗЛК строил жильё для своих сотрудников. От тех, кто непосредственно трудился на этом заводе уже практически никого не осталось. Жёны доживают, а мужиков нет. До такого возраста, как мы с тобой, батюшка, мало кто дотягивает, а виною всему водка. Насмотрелась я за свою практику на припадочных алкоголиков, невесёлые это картинки. А сколько от таких поражённых родителей рождается детей-эпилептиков.

Сейчас на пачках из-под сигарет пишут, что, мол, «курение убивает». Вот и на водочных этикетках обязали бы печатать фотографию какого-нибудь девятимесячного младенца в припадке, с тельцем, вывернувшемся из суставов. Никто никого не жалеет, себя губят и детей калечат.

Но не только водка может стать причиной болезни. Когда я служил в армии, у нас на узле связи дежурил один прапорщик. Человек трезвый, очень мирный и добрый. Про него тоже поговаривали, что де с Колей случаются эпилептические припадки, а эпилептикам оружие не положено, и вообще, человек с такого рода заболеванием не должен служить в армии. Но никто конкретно не видел, что бы Коля падал в людных местах, а те, кто видел, видимо, старались держать язык за зубами. Периодически наши прапорщики заступали на дежурство и должны были получать пистолеты Макарова. В тот вечер дежурил прапорщик Коля. Потом уже телефонистки рассказывали, что видели как прапорщик упал в конвульсиях, но пришёл в себя и просил девчонок скорую не вызывать и начальству не докладывать. Его напоили сладким чаем и уложили на диван. Он, вроде как задремал, потом вдруг достаёт из кобуры пистолет и идёт в телефонный зал. Пришёл и выстрелил в потолок. Дежурные телефонистки в ужасе попадали на пол. Но не зря Колю считали добрым, не стал он ни в кого стрелять, или брать в заложники, а просто прогнал всех на улицу и забаррикадировался изнутри. Набрал номер командира роты связи и стал выдвигать условия сдачи. Прибыли спецназовцы, тогда, а это ещё было советское время, все эти захваты заложников и прочие штучки с оружием были в новинку, потому наверно и штурмовать узел связи никто не спешил. Часа через два выходит Коля на порог и давай пистолет на пальце крутить, приблизительно так, как это делают ковбои в фильмах про дикий Запад. Никто на него не бросается, все ждут, чем всё это кончится. А кончилось тем, что Коля пистолет крутил-крутил, а потом, случайно нажав курок, выстрелил себе в бок. Ранение так себе, по касательной, зато стрелок испугался и оружие бросил. Так что отвезли нашего товарища сперва в больничку, перевязали, а потом отправили в психушку. Тамошние врачи пришли к выводу, что эпилептические припадки стали мостиком, в результате которого у Коли развилась тяжёлая форма шизофрении. Причиной всему стало то, что лет за пять до описываемого инцидента прапорщика кто-то, видать, по пьяному делу ударил палкой по голове. Это он сам уже нам рассказывал, когда после лечения приезжал оформлять документы на увольнение.

В случае с несчастным Колей есть отправная точка - сильный удар по голове, но уже став священником, я столкнулся со случаями заболевания эпилепсией без всяких, казалось бы, внешних физических повреждений. О некоторых из них и хочу с вами поделиться.

Однажды разговорились с одинокой молодой женщиной. Оказалось, что она страдает эпилептическими припадками уже лет пятнадцать. А началось всё это после одной детской проказы. К ним в дом из деревни перевезли старенькую бабушку. Больной беззащитный человек почему-то немедленно вызвал у девочки-подростка резкое неприятие. Ребёнку не нравилось как бабушка молится, впрочем, не нравился и сам факт того, что она молится. Раздражало и то, как старушка говорила, и как ходила. Всё, абсолютно всё в ней не нравилось. Когда родители уходили на работу, девочка с бабушкой оставались одни. И тут уж она не стеснялась ни в формах обращения с ненавистным старым человеком, ни в выражениях в её адрес. А та, будто и не слышит, как внучка с ней обращается, всё «Лизок, да Лизок» называет и улыбается так, словно «Лизок» не оскорбляет, а расточает ей комплименты.
- И вот однажды, - вспоминает моя собеседница, - вижу, бабка пошла на кухню и, видать, собирается попить чаю. Я стою в коридоре и тихонько за ней наблюдаю. Та, значит, налила себе в чашку кипятку, плеснула заварки, берёт конфетку и, не ожидая никакого подвоха, начинает садиться на стул. Этого момента я будто бы и ждала, а в самое последнее мгновение, неожиданно для себя, резким ударом ноги выбила из-под неё стул. Вы бы видели, как смешно она падала, как взлетели вверх её ноги, а тут ещё этот чай. Это было такая умора, что я не выдержала и захохотала. Смеюсь и не могу остановиться и слышу, что смех уже больше не смех, а крик. Мой крик. И сама я, перестав чувствовать и управлять своим телом, падаю навзничь и начинаю биться в конвульсиях. Так со мной случился первый припадок.

Ещё как-то общались мы с мамой одного двадцатилетнего юноши. Сама женщина приезжала погостить к кому-то здесь у нас на дачу. Зашла в храм, и в разговоре со мной поделилась своей проблемой. А заключалась она в следующем, её сын никак не мог причаститься. В храме вёл себя хорошо, на службе мог часами стоять где-нибудь в уголке и молиться. Подходил к исповеди, каялся обстоятельно, анализируя свою жизнь, мысли и чувства. Но как только делал попытку подойти к чаше на причастие, неведомая сила схватывала его и с силой швыряла на плиты пола, и юноша начинал заходиться в припадке. Эти припадки практически не случались с ним в другой обстановке потому я и предположил, что исходная причина его страданий лежит где-то в духовной области.

Конечно, разбираться с такими сложными духовными вопросами - не уровень сельского священника. Мы можем с человеком помолиться, исповедать его, подсказать как и стоит ли ему поститься, какое взять на себя молитвенное правило, а с подобными вопросами отправляем к более опытным духовникам. Это сегодня, в силу сложившихся обстоятельств, каждый священник является духовником и принимает исповедь. Раньше такого не было, исповедовали только очень опытные отцы. В больших мужских монастырях и сейчас далеко не каждому монаху-священнику благословляется принимать и исповедовать народ.

Но мать, переживая о своём единственном сыне, всё донимала меня вопросами. Отказать в помощи я не мог, хотя и реально помочь тоже был не в силах. Тогда я принялся расспрашивать женщину, и она рассказала о первом внезапном припадке сына, случившимся с ним в одиннадцать лет. После ничего подобного не происходило, до тех пор, пока лет через пять они вместе с мальчиком не стали посещать храм и молиться. Тогда-то при попытке причаститься с ним вновь случился припадок, и такие припадки повторялись только возле чаши. Зная, что дети часто болеют по грехам родителей, я попросил женщину подумать и вспомнить тогдашнюю её жизнь и поступки, предшествующие заболеванию мальчика.

Через несколько дней она меня вновь нашла и сказала, что ей удалось восстановить в памяти те давние события. В то лето они с сыном собрались в деревню к бабушке. Деревня находилась в глухом месте, вдалеке от столицы, и вообще от каких бы то ни было городов. Время пришло, её жители вспомнили, что когда-то их деревня именовалась селом и в нём была своя церковь. Выпросили они у владыки священника, но поскольку село то было маленькое и такое бедное, что даже неприхотливому сельскому батюшке выжить с семьёй было бы невозможно, то и благословили восстанавливать этот храм молодому иеромонаху. Буквально перед самой поездкой на отдых в деревню моя собеседница прочитала модную тогда книжку «Поющие в терновнике». Когда деревенская скука стала брать своё, молодая незамужняя мама вдруг почувствовала себя героиней того самого женского романа. И объект интереса совпадал, монах, как и в книжке. Столичная гостья применила всё своё искусство очаровывать и добилась-таки своего. Монах, он хоть и монах, но продолжая оставаться мужчиной, не устоял и вернулся обратно в монастырь на покаяние, а моя собеседница, удовлетворив честолюбие и ощутив себя героиней романа, вскоре забыла ту мимолётную деревенскую интрижку, да так, что пришлось приложить усилия, чтобы о ней вспомнить. Зато её невинный ребёнок вскоре по возвращении в столицу упал навзничь, в первый раз, корчась в муках и захлёбываясь собственной слюной. Всё больше и больше убеждаюсь, что в наше время, впрочем, как и всегда, дети страдают по грехам родителей. Я ничем не смог им помочь, но хотя бы указал матери путь к покаянию за поломанную судьбу её сына, а это, согласитесь, уже немало.

Ещё помню молодую женщину, она зашла в храм, ставила свечи и долго смотрела на иконы. Потом подошла ко мне, оказалось, что она откуда-то из-под Брянска:
- Батюшка, подскажите, кому нужно свечку поставить? У сестры маленький мальчик, не успел родиться, а уже из больницы не выходит. Постоянные эпилептические припадки. Первые три года было ещё терпимо, а сейчас, просто беда, один за другим.
Вспоминая наш разговор с той женщиной психиатром, я стал расспрашивать мою собеседницу о родителях ребёнка, пьют они, или нет, ну, и другие подобные вопросы. Оказалось, нет, родители мальчика очень приличные люди и дурными привычками не страдают.
- Скажите, а кем были ваши предки? Не было ли среди них тех, кто рушил храмы, монастыри, убивал верующих, участвовал в репрессиях, организации голодомора, издевался над крестьянами, охранял сталинские концлагеря?
Она задумалась:
- Батюшка, есть такое. Прадед младенца во время войны добровольно стал служить немцам и участвовал в карательных операциях против мирного населения. Причём, после войны он выжил, и я знаю, никогда не раскаивался в том, что творил с людьми. Считаете из-за него младенчик и страдает?

Дал я ей адрес одного батюшки из старинного русского монастыря и посоветовал свозить ребёнка к старцу.
- Думаю вам не только дитя, но и себя и сестру, и вообще всё ваше семейство отмаливать нужно.
- А что, это как-то возможно?
- Возможно, только вера нужна.
Я взял Евангелие от Марка и прочитал ей из девятой главы известную историю о мальчике-эпилептике, евангелист называет его бесноватым, и его несчастном отце, которому Господь на просьбу об исцелении отрока и ответил, «если сколько-нибудь можешь веровать, всё возможно верующему».

И видел потом, как подходит она к каждому образу, крестится и что-то говорит. Я не слышал слов её молитвы, но не сомневаюсь, что всякий раз она повторяет и повторяет вслед за тем рыдающим отцом из евангельской притчи: «верую, Господи! Помоги моему неверию».

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Геркулесова болезнь» опубликован: 11.09.2011 - alex-the-priest.livejournal.com/73068.html

PS   да..и почему мы, спрашивается, так плохо живем..((( а оглянуться вокруг.. - страшно даже становится..и ведь не понимают..судя по некоторым постам в ЖЖ.. А уж на Причастии на детей глядеть..я даже за 15 лет и то вижу, какие изменения(((
Священник Александр Дьяченко:   беснование повально, грех пожирает людей, становится нормой. и было бы странно, если бы этого поражения сегодня не было

PPS   "участковый психиатр из Москвы, рассказывая мне о психических заболеваниях, сказала: - Батюшка, эпилепсия - это всё больше от водки" - Странный психиатр! Даже немосковский психиатр знает, что эпилепсия, (как и прочие психические, алкоголизм, и наркомания) - заболевание врождённое, НАСЛЕДСТВЕННОЕ. Предрасположеность заложена в геноме. НО! Проявляется не у каждого. И вот тут уже Господь решает. Алкоголизм (и наркомания и травма головы) может провоцировать эту наследственность на развитие (как и многие прочие наследственые предрасположенности). Но не он причина. Алкоголизм вызывает целый список других психических расстройств, связаных с неизбежным повреждением мозга.
2. "как и всегда, дети страдают по грехам родителей" - По Ветхому завету. А вот если верить Евангелию, то не всегда так. Вы же знаете. Иудеи выросшие на ВЗ, спросили Христа: "За чьи грехи страдает этот слепорождённый? За свои, Или за грехи родителей? Ни за чьи. А для того, чтоб через него явилась Слава Божья"
Священник Александр Дьяченко:   психиатр - человек очень опытный всю жизнь промучилась с московскими алкашами

PPPS   Эпилепсия может случится не всегда от наследственной предрасположенности, а от травмы головы или перенесённой нейроинфекции (менингит, мезоэнцефалит). Напр, у актёра Николая Караченцова через некоторое время после того как он попал а аварию - началалась эпилепсия. Беснование и эпилепсия - тоже разные вещи.
Священник Александр Дьяченко:   я вовсе не претендую на научное исследование, это скорее попытка осмыслить то, с чем пересёкся

PPPPS   Страшно боюсь эпилепсии, у нас в пионерском лагере девочка во время припадка упала головой ударилась, серьезная черепно-мозговая травма и не смогли спасти :(((( очень талантливая девочка была, взрослая уже - лет 15-16, и парнишка рядом стоял, ничего не понял, очень переживал мальчик, что мог ее подхватить на руки, и не понял что надо:((( я тогда была молодым воспитателем, я-то и сейчас молодой воспитатель, а тогда мне лет 20 было, такой шок был. А вот с расплатой за грехи родителей мне вообще не понятно, с одной стороны вроде как каждый за свои поступки отвечает, тогда откуда понятие греха рода? У меня этот вопрос просто ужас вызывает...
Священник Александр Дьяченко:   у о. Анатолия Гармаева есть такое понятие "эффект четвёртого поколения". Следствия наших грехов способны передаваться потомству, и однажды, тельце и психика перегруженного потомка не выдерживает и ломается. Здесь ещё такой момент, эпилепсия - болезнь непростая, и часто рассматривается как беснование. Безобразия родителей полагает начало страдания детей. Точно так же, как и в тексте молитв на венчании - молитвы родителей утверждают основания домов у их детей. Судьбы детей и родителей неразрывны.
R:   тогда можно вопрос? путь исцеления от эффекта четвертого поколения это молитва, пост. монастырь? а ведь порой в жизни, временные рамки исцеления, могут быть длинною жизнь.... тогда следом возникает вопрос - для чего человек родился? чтобы отмолить грехи своих предков? ему ТАМ - это зачтется?
Священник Александр Дьяченко:   не знаю кому и что зачтётся. Но Иоанн Кронштадский появился не на пустом месте. 350 лет истории чистого молящегося рода воплотились в великом святом. Точно так же, как и в Сергии Радонежском, Александре Свирском, Серафимушке Саровском и множестве других святых и преподобных. Яблочко от яблоньки далеко не укатывается.
А если предки навалили на тебя кучу хлама, то хочешь ты этого или нет, но выбираться из под него как-то нужно. И в храм, и под причастие. Думаю, нужно просто кому-то начинать эту работу, а там Господь управит, Он же видит наши сердца. Здесь нет механики, Дух дышет где хочет.

19.02.17   При опухоли головного мозга возможны эпиприступы... Ну , а опухоли это тоже не так просто... На все воля божия !

«Я люблю Гродно»

«Я люблю Гродно»
(рекламный слоган в городе Гродно)…

И я люблю Гродно, кто же его не любит, - это моя первая реакция на огромный рекламный плакат, установленный на обочине одной из улиц города. Раньше их не было, а тут на днях родителей навещал и увидел. Сейчас стало привычно вместо слова «любить» рисовать сердечко. Особенно на майках часто видишь «Я (сердечко) Нью-Йорк», или то же самое, но вместо «Нью-Йорк» вставляют «Москва», а теперь уже и всё подряд. Представляю, если бы я прошёлся по Москве в такой же майке, с признанием в любви к городу Гродно. Народ читал бы и думал, «Гродно», это ещё что такое? А здесь, в Беларуси, на самой границе с Польшей, так органично петь ему о своей любви. Здесь все его любят и даже признаются в этом на множестве рекламных щитов.

Зубок

Именно потому, что я так люблю это место, где прошли мои детство и юность, я и попытался было сюда вернуться. Прошло уже несколько лет, как я окончил институт, отслужил в армии и в конце восьмидесятых совершил попытку, правда единственную, - повернуть время вспять и вновь стать жителем города Гродно. Жить, уж если и не в самом областном центре, так хотя бы поселиться и работать где-нибудь рядом. Сунулся в одно хозяйство, другое, но мне не везло - несмотря на красный диплом, нигде не брали. Встречал бывших однокурсников, за столь небольшой срок некоторые уже успели осесть на весьма солидных должностях. Но никто из бывших приятелей не помог. Этот факт стал для меня настоящим потрясением.

Один мой хороший знакомый, мы с ним в армии в одном взводе служили. Под конец, когда нам оставалось ещё полгода, я ему уступил своё место в Гродно, а сам остался дослуживать в Минске. Он был уже женат, ребёнок родился и понятно, что солдат тосковал по своим, а место рядом с домом было только одно, и оно было моим. Я его тогда пожалел, а спустя несколько лет сидел у него в приёмной и всё представлял, как он обрадуется, когда секретарша доложит, что его старый друг, с которым было так много всего пережито, и хорошего, и плохого, дожидается его здесь за дверью.
- Виктор Николаевич занят и вас не примет.
- Нет-нет, девушка, что вы!? Он, наверно, не понял, скажите ему, что это я, Саша Дьяченко, мы с вашим шефом в одном взводе служили. Сколько раз он мне ещё сапоги ремонтировал, не может он меня не принять!
Секретарша, обескураженная моим напором, снова скрывается за дверью. Потом выходит и твёрдо повторяет:
- Виктор Николаевич извиняется, но принять вас не может. Просит зайти как-нибудь в другой раз.

В расстроенных чувствах выхожу из приёмной в коридор областного сельхозуправления, и буквально нос к носу сталкиваюсь с Сашкой Новиковым. Правда, «нос к носу» звучит немного тщеславно, скорее «нос к животу», мой нос чуть было не воткнулся в Сашкин живот. Оказалось, что мой бывший однокашник, такой большой, толстый и очень добрый, заведовал в то время всеми областными пчёлами. Вот он и пообещал пристроить меня к одному председателю колхоза.
- Каких ты там высот достигнешь, сказать не берусь, вот только скучно тебе там не будет, это я тебе точно обещаю. Выдержишь его, далеко пойдёшь, а нет, тогда ищи лучшей доли. Это всё, что я могу для тебя сделать. Без связей у нас ловить нечего.

Через неделю я - новый помощник заведующего молочно-товарным комплексом в деревне рядом с таким вожделенным городом Гродно - приступаю к исполнению своих обязанностей. Те, кто поработал в колхозе, наверняка осведомлён о прелестях утренней дойки. До сих пор помню, как шагаю под волчье завывание часа в четыре утра, спотыкаясь о невидимые кочки. Угрюмые, невыспавшиеся люди, ради служебного жилья собравшиеся здесь, на этой ферме, с разных концов нашей необъятной страны. Кто-то плохо говорит по-русски, кто-то из-за крыши над головой оставил преподавание в школе и был вынужден перебраться в деревню. На рекламных проспектах всё очень красиво: довольные жизнью доярки и механизаторы, уверенно всматривающиеся в счастливое колхозное завтра, но есть реальность, ничего общего с этим счастьем не имеющая. Ты живёшь в доме, который тебе не принадлежит, годами сажаешь картошку в чужую землю. Можно десятилетиями жить в таком доме, и он никогда не будет твоим, стоит только заболеть или не угодить начальству, чтобы в миг превратиться в бомжа. Этакая ипотека, длинною в жизнь. Хозяева колхоза и твоей жизни знают, что без дома и без прописки ты никто, и эксплуатируют бедолаг, точно крепостных. Хорошо, ещё паспорт не забирают.

В самом начале работы я обратил внимание, что мой непосредственный начальник никогда не расстаётся с куском резинового шланга с вплавленным в него металлическим болтом.
- Зачем тебе этот шланг? Почему ты его постоянно носишь с собой?
- Ты человек ещё новый и не знаешь местных обычаев. Советую и тебе что-нибудь такое постоянно иметь при себе. Это на тот случай, если нагрянет с проверкой председатель колхоза. Понимаешь, если что-то не так, он сперва бьёт, а потом уже разбирается. Я недоумеваю:
- Как это бьёт?
- А вот так. Приезжает он не один. Если всё нормально, то уйдёт молча, а если нет, то жди удар. Мужик без тормозов. Может и рёбра переломать. Тут инвалидом сделают в одну минуту.
- А куда милиция смотрит, прокуратура?
- Откупается. Однажды едут они с начальником участка, видят, мужик на санках сено везёт. Зубок, наш председатель, кричит:
- Сено-то, небось у нас украл. Тот в ответ давай божиться, не брал, мол, я вашего сена. Зубок машину остановил, к мужику подбегает и без лишних слов хрясь ему в нос. Они с начальником участка бедолагу так уделали, что тот ещё месяц в больнице провалялся. Потом разобрались, а это его, мужика этого, сено. Зубок в палату подъехал и молча вложил ему в руку ключи от нового «жигуленка».

Потом уже и от других я слышал подобные истории, одну, самую смешную, - про шоферов с молоковозов. Те на машинах, принадлежащих молокозаводу, забирали с ферм молоко и везли его в город. А с завода другими машинами привозили на фермы "обрат" для выпойки молодняка. Обрат кислый и если цистерну после него не мыть, то молоко свернётся. Зубок и хотел, чтобы шофера возили в город молоко, а назад ими же везли обрат, а за мойку цистерн платить шоферам не соглашался. Вот и приходит к председателю их бригадир. Наш шеф подзывает того к своему столу и вроде как предлагает ознакомиться с расчётами. Бригадир наклонился, а Зубок хвать его за волосы головой об стол, и в драку. Но бригадир успел подать сигнал SOS. А дело было летом, и окно в кабинете не закрывалось. Шофера́ услыхали, что товарищ их на помощь зовёт, и бегом в контору.
Тогда уже и Зубок выскочив в коридор, заорал: - Наших бьют!
Короче, драка вышла на загляденье, и больше всех досталось бригадиру, Зубок ему об стол нос сломал. И тоже потом «жигулями» откупался...

Сам я за месяц, проведённый мною в колхозе, не видел, чтобы Зубок дрался, зато помню, как мелко и противно затряслись руки главного зоотехника, когда председатель вызвал его на отчёт. Поскольку самбо в сельхозе нам не преподавали, а перспектива стать инвалидом меня не очень прельщала, я и сбежал назад в Россию. Сейчас понимаю, что в этом был Промысл, а тогда я скорбел, а потом никак не мог поверить, что в каком-то году Зубок удостоился высшей государственной награды Беларуси. Помню, возмущался, неужели больше наградить некого? Хотя, конечно, урожаи на его полях на самом деле были удивительные. Всё думал, кому эта награда, Зубку, за его эффективный менеджмент, или колхозникам за их терпение и покорность.

С тех пор я уже не делал попыток вернуться в Беларусь. И хотя каждый год, навещая родителей, приезжал в город моей юности, в реальности всё больше и больше от него удалялся. Разъехались мои друзья, постарели и исчезли из виду те, кого я когда-то знал. Один только Сашка Новиков всё оставался на своём месте, командуя пчелиным народцем. Его контора находилась почти в центре старого города, и, гуляя, я иногда к нему забредал. Как-то Сашка пожаловался, что его никак в должности не повысят, и что он давно уже созрел для чего-то большего и готов к масштабному руководству. А я его тогда ещё утешал и обещал помолиться. На следующий год моего товарища, действительно, повысили, и перевели в высокое здание по соседству, зато туда меня уже не пускала охрана. Но всякий раз, проходя под окнами нового Сашкиного кабинета, я заочно слал ему поклон и радовался самому факту, что кто-то из моей юности ещё живёт и здравствует в этом городе.

Еврейское гетто. Геноцид. Бабий Яр

Ага, и здесь они умудрились втиснуть: «Я люблю Гродно». Вот здесь как раз бы и не стоило этого делать. Никак он сюда не вписывается. Старый город, узкие улочки середины позапрошлого века. Сколько раз я ходил по ним к Сашке и не знал, что именно здесь располагалось еврейское гетто. Над проходом, куда ныряют прохожие, привычно сокращая путь, недавно появилась мемориальная доска. С 1941 по начало 1943 здесь замучили 29 тысяч человек. Много это или мало? Мы привыкаем к масштабности цифр, потому что 29, что 39 нам ничего особенно не говорит. Конечно, если 29 тысяч человек, любых, детей там, женщин, мужчин, стариков построить на улице и представить, как все они уместились в несколько здешних кварталах, то диву даёшься организаторским способностям их шефа гестаповца Курта Визе. Он их таки всех разместил. И не только разместил, но ещё и работать заставил. Каких здесь только не было мастерских.

Оказывается, перед войной всё население Гродно составляло 60 тысяч человек, и по национальному признаку делилось ровно наполовину - поляки и евреи. Для справки, в Польше на то время проживало три миллиона евреев, и в Беларуси - миллион. Вот добросовестный Курт Визе половину города и зачистил. Не сам конечно, большую часть народа после закрытия гетто сожгли в печах Треблинки и Освенцима, но и Курт был охотник людей пострелять, и вешать любил, за что впоследствии был осуждён трибуналом на пожизненное заключение. Но убивать - это только так, увлечение, главное его призвание было - изобретать и рационализировать. И, как я узнал, многие из его предложений по организации производственной сферы в его гетто впоследствии были действительно внедрены в подобного рода учреждениях. По разным подсчётам, от рук Визе и его коллег погибло от 30 до 40 тысяч человек, без различия пола и возраста. После освобождения в Гродно в живых уцелело всего 180 евреев. Любят палачи всякие шутки и розыгрыши, они вообще народ смешливый. Беззащитность жертвы подогревает изобретательность палача. Когда в феврале 1943 поступило распоряжение уничтожить население гетто и людей погнали частью за город, чтобы расстрелять, одних здесь же на месте, а других - грузить в теплушки и везти в концлагеря, то во главе колонны обречённых заставили идти уважаемого всеми старца в шутовском колпаке, а за ним, напевая и привычно пританцовывая, шли еврейские музыканты, и играли свои весёлые еврейские мелодии.

Свернув в проулок, я зачем-то зашёл во двор бывшего гетто. Зашёл, остановился и стал осматриваться вокруг. Что здесь могло с того времени измениться? Те же старинные дома, та же каменная брусчатка под ногами. Вот только разве что в окнах появились стеклопакеты. Вглядываясь в стены домов и представляя себе, в какой цвет они были окрашены тогда, я внезапно разом и всей кожей ощутил ужас этого места. Даже через подошвы ботинок страх от камней брусчатки, поднимаясь по ногам, заползал в самое сердце. И я быстро, почти бегом вернулся на улицу. Потом только понял. Почти семьдесят лет назад страх господствовал здесь повсюду. Время прошло, тех страдальцев давно уже нет, а их боль и страх никуда не исчезли, затаились среди этих стен и ждут. На улице и тротуаре ничего вроде не чувствуется, но это не значит, что их нет, они здесь, рядом. Страх, накапливая критическую массу, перерождается в ненависть. Приходит время и ненависть, проливая кровь, вновь порождает страх. И так до бесконечности.

Однажды служил на кладбище и обратил внимание, что на одном из памятников дата рождения усопшей почти совпадает с началом Отечественной войны. Разговорился с родственниками, и те рассказали, что их мама родилась в Риге, когда немцы уже маршировали по улицам Латвийской столицы. Молодая мать еврейка, только-только оправившись от родов, с младенцем на руках убегала от эсесовцев. Очень долго она шла по немецким тылам вслед за отступающими советскими частями. Сколько раз готовилась умереть и тем не менее сама вышла и ребёнка спасла. Внуки вспоминали бабушкин рассказ, как однажды ей пришлось прятаться вместе с девочкой, зарывшись в сено. Немцы стояли рядом со стогом, а они затаились и почти не дышали. Запомнилось, когда мы отдыхали в Черногории, дочь, занимаясь делами, велела мне будить внучку и собираться на пляж. Я подошёл к спящей Лизавете, лёг рядом и стал нежно, как только мог, гладить её по спинке. Сперва малышка, открыв левый глазок, сонно посмотрела в мою сторону. Потом он снова закрылся, зато проснулся правый, открылся и больше уже не засыпал. Вот левая ручка подтянулась к маленькой головке. Обе ножки сразу упёрлись в матрац и стали подниматься подгузником вверх, но головка и правая ручка оставались неподвижными. Наконец проснулись и открылись оба глазика, и моя Лизавета улыбнулась. Я наслаждался радостью улыбающегося ребёнка, а в памяти звучал рассказ тех людей, и я думал, до какой же степени был замучен несчастный младенец, что наверняка уже и плакать не мог, потому и мать свою не выдал немцам.

И ещё, я не представляю, кем надо быть, чтобы убивать детей? Есть такая фотография, на ней здоровенный каратель в форме изготовился выстрелить в затылок молоденькой женщине с младенцем на руках. Ещё какие-то доли секунды, и он убьёт их обоих. В юности я мог спокойно смотреть на эту фотографию, но с тех пор, как появилась на свет моя Лизавета, не могу смотреть на неё совсем. Кстати, не факт, что человек с винтовкой - немец. Мне попутчица в поезде рассказывала, как немцы в 1942 году расстреляли учителей одной из школ в Могилёвской области. Среди этих учителей были и её дед с бабкой. Солдат выстрелил в деда, а бабушка на то время ходила беременная, месяце на восьмом. Так этот немец показывает ей, беги, мол. А та нет, никуда не побегу. Легла рядом с телом мужа, обняла его, стреляй, не побегу.
- Нельзя две жизни забирать, вот так, одной пулей. Грех это, - сказал солдат, выстрелил рядом в землю и ушёл. А бабушка голыми руками выкопала могилу и похоронила тело мужа.

Вполне возможно, что каратель, стреляющий в маму с младенчиком на руках, наш соотечественник. Эта фотография сделана в Киеве, было там такое расстрельное место, Бабий Яр. А известно, что кроме немцев в расстрелах участвовали каратели из числа предателей и местных националистов, наподобие знаменитого Шухевича. Кстати, украинские эсэсовцы убивали не только у себя на родине, убивали и на оккупированных немцами белорусских землях. А чего стариков-то не жечь, да малых детей, это ж не с регулярными войсками воевать. Зато потом полученный опыт ох как пригодился у себя на родине. Десятки тысяч и своих украинцев, и местных поляков положили. Прошло-то всего шестьдесят лет, а уже все всё забыли и тот ужас, который несли с собой эти люди, тоже забыли. Новая страна нуждается в новых героях, и вот уже именем эсэсовца называют улицы, в его честь ставят памятники и отливают Золотую Звезду Героя. В независимом Узбекистане сегодня спохватились и славят грозного Тамерлана, который после своих набегов, если что и оставлял, так только пирамиды из отрезанных голов. Национальный герой, на деньгах его портреты печатают, памятники возводят. Глядишь, не сегодня-завтра, тоже в официальные Герои произведут. И думаешь, почему, забывая творцов прекрасного, поэтов, мыслителей, учёных, врачей, люди с завидным упорством продолжают славить всё того же Каина?

Курту Визе просто не повезло, он родился не в той стране и сегодня его там считают обыкновенным убийцей. Только как ни обеляй этих призраков, и какими орденами ни увешивай, а посеянный ими страх живёт и поныне. Сегодня никто из горожан толком ничего и не знает о гродненском гетто. Начнёшь рассказывать, в ответ - чему, мол, тут удивляться, «это же немцы, это же евреев». Презумпция невиновности для одних «ну, что вы от них хотите»? И презумпция вины для других - «нет, ну, а что вы хотите»?! Инерция убивать, увы, остаётся и после войны. Есть данные, что только в освобождённой Польше в победном 45-м местные жители убили больше десяти тысяч евреев. Это ещё одно такое небольшое гетто с населением в десять тысяч человек, убитых после того, как люди насладились вкусом свободы. Кровь пролить легко, но решившись сделать это однажды, потом уже очень трудно остановиться.

Недалеко от моей школы, через дорогу, почти на берегу Немана, стоит старое еврейское кладбище. Пацанами мы сбегали туда с уроков, ловили рыбу и пекли её здесь же на костре. Сейчас вспоминаю, что старых стоящих каменных надгробий с выбитыми на них еврейскими надписями было совсем немного. Рассказывают, будто новая советская власть, устанавливая в городе памятник Владимиру Ильичу Ленину, распорядилась вывезти с еврейского кладбища большую часть надгробий и сложить из них основание, на которое и водрузили фигуру вождя. Сегодня перед горисполкомом высится огромное бронзовое изваяние вождя мирового пролетариата. Скульптору удалось передать в бронзе его энергичную волевую походку. Так и кажется, вот сейчас, словно пушкинский каменный гость, сойдёт он с пьедестала, и, сокрушая всё вокруг, поведёт человечество к новым свершениям и великим победам.

Наследники Зубка

Я снова шёл по улочкам старого города и вспоминал Сашку. После того, как его перевели на новое место работы, мы не виделись с ним, почитай, несколько лет. Вдруг звонок, правда, не мне, родителям:
- Меня районом назначили управлять. Помощники нужны. Саша, помню, в Белоруссию хотел вернуться, так что, если не передумал, пускай приезжает.
Только куда возвращаться, я уже диаконом стал, да и внутри всё давно перегорело. А за Сашку порадовался и за район его тоже. Он же столько лет с пчёлами работал, а пчёлки - народец Божий, они кого хочешь человеком сделают. Ты только заботься о них хоть чуть-чуть, не забирай весь мёд, оставляй хоть немножко на зиму. В голодный год сахарком побалуй, и любить они тебя станут и на руках носить. Прошло ещё, может, пару лет, и приходит мне из дому посылка. Содержимое разобрали, а газеты, в которые всё было завёрнуто, выбрасывать не стал и отложил до лучших времён с надеждой когда-нибудь полистать белорусскую прессу. В тот момент я сидел за столом и ел суп, а матушка, вынув из ящика мои газеты, решительно направилась к помойному ведру. Догадавшись о её намерениях, я вскочил и успел-таки вырвать у неё из рук одну газету. Потом вернулся за стол и, продолжая есть суп, принялся её просматривать. И на первом же развороте увидел Сашкину фотографию в чёрной траурной рамке. Увидел, да так с ложкой во рту и заплакал. Он был большим человеком во всех отношениях. Ростом под два метра и весом килограмм в 140, а ездил на «Опель кадете». Машинка перевернулась, и мой друг погиб. Будь бы она чуть больше, а Сашка - чуть поменьше, всё было бы по-другому. С его смертью порвалась последняя ниточка, которая связывала меня с моей юностью.

Наверно, потому так и обрадовался, когда безцельно слоняясь по улицам города, вдруг увидел магазинчик, над входом в который висела картинка с изображением высокой белорусской награды и рядом с ней фамилией Зубка. Я понял, что эта лавочка принадлежит тому самому колхозу, где я когда-то успел поработать. Сам выдающийся менеджер к тому времени уже покинул этот бренный мир, а благодарные колхозники, даже по смерти не желая расставаться со своим председателем, присвоили хозяйству его славное имя. В городе, кроме самых близких, уже почитай никого и не осталось, кто бы меня помнил, или кого бы знал я, и потому вдруг поймал себя на том, что Зубок, или, вернее, память о нём, есть тоже часть моей жизни и она мне тоже по-своему дорога. Захожу внутрь, магазин пуст, покупателей никого. Две молоденькие продавщицы и пожилой грузчик. Смотрю на них, а они вопросительно на меня. Чего, мол, тебе, мужик?
- Да, я так зашёл, смотрю у вас над входом имя Зубка написано, а я его знал, давно, правда.
Продавцы продолжают молча смотреть.
- Тот ещё был озорник, в нос бил не задумываясь. Его у нас на ферме все боялись.
И молчу. Всё, и сказать больше о человеке нечего. Девчонки разом захохотали, а пожилой грузчик ответил:
- Что, видать, и тебе перепадало? Да, хулиган он был изрядный, это точно. Но, ты понимаешь, за ним и доброе водилось, он прощать умел, а вот сыновья, что после него теперь колхозом командуют, вот эти да, наказание Господне, - и он перекрестился. Их у него четверо, людей, они, правда, особо не трогают, зато друг друга колотят нещадно. Как ни посмотришь, обязательно у кого-нибудь синяк под глазом. Дерутся, потом мирятся, и снова дерутся, но урожаи по-прежнему собирают высокие. Только я так думаю, если ты мужик, то всегда должен уметь дать хулигану отпор. Мне в своё время тоже от завгара доставалось. Потом надоело, однажды смотрю, он ко мне направляется. Понял, сейчас вздует, так не стал дожидаться, а первым как дал ему в лоб! Больше тот рук не распускал. Так что и с ними жить можно.

Я возвращался домой в переполненном плацкартном вагоне, и у меня никак не выходили из головы слова пожилого грузчика. Конечно, можно приспособиться и существовать в мире зла, но я так жить не хочу. И ещё было жалко Зубка, выходит, отцовская страсть передалась детям. Разделился несчастный Зубок в сыновьях, и теперь сам же себя и избивает.

Путь Христа, а значит и наш путь

Конец ноября, темнеет рано, и хотя время ещё детское, весь вагон заваливается в спячку. Ночью подъезжаем к Минску, никто не выходит, все продолжают спать. Я слезаю со своей полки и сажусь на свободное место у окна. Смотрю на пустынный ночной перрон, редких спешащих пассажиров. И замечаю одинокую пожилую женщину, она проходит в наш вагон и садится за столик на противоположное от меня место. Попутчица оказалась словоохотлива, и уже через пять минут я знал, что живёт она в маленьком посёлке рядом с Гродно, и что ходит в местный костёл и дружит с женой православного священника. Ещё она шёпотом добавила, что любит слушать православное радио, очень уж тамошние батюшки «божественно вещают». Потом женщина пристально на меня посмотрела и говорит:
- А вы, видать, человек не простой. Наверно, какой-нибудь начальник. Вот и цепочка у вас на шее такая драгоценная и крест тоже.
Я улыбаюсь:
- Цепочка как цепочка, обыкновенная серебряная, и крест такой же. Нет, я не начальник, я православный священник.
Нужно было видеть, как она обрадовалась.
- Гэта ж такое счастье! Ехать с батюшкой. И немедленно попросила, чтобы я её благословил.
- Мы с православными дружим, всегда помогаем друг дружке. Последнее время пан ксёндз часто ездит в Германию и привозит в костёл гуманитарную помощь, так мы и с ними делимся. Последний раз вот три больших автобуса приезжали, много разного добра навезли. Ксёндз велел пригласить православных и тоже им всего надавали. Зато оказалось, что нашим некоторым католикам ничего не досталось, и они стали выговаривать пану ксёндзу, что нельзя так - давать чужим и забывать про своих. Наш священник всех выслушал, а потом в воскресный день на проповеди сказал:

В тот момент я и сам, как та бабушка католичка, растрогался на проповедь пана ксёндза, ведь своими словами он указал мне выход. А ведь верно, кто-то однажды должен, переступив через себя, забыть причинённое ему зло и простить. Тогда эта дурная бесконечность, от страха к ненависти и наоборот, наконец прервётся, и мы вырвемся из «заколдованного» круга. Только без веры во Христа ничего у нас не получится. Утром, когда проснулся, моей ночной собеседницы в вагоне уже не было, наверно, сошла где-то под Оршей. Людей поспрашивал, никто её почему-то не видел. Я лежал на верхней полке, смотрел в окно и улыбался. А может, и не было вовсе никакой старушки, а Господь пожалел меня и в утешение послал ночного ангела в наш битком набитый плацкартный вагон. Кто знает, но всё равно спасибо.

Священник Александр Дьяченко
Рассказ «Я люблю Гродно» опубликован: 01.12.11 pravmir.ru/ya-lyublyu-grodno
И комменты см. 03.12.11 - alex-the-priest.livejournal.com/81805.html

PS   Полина Лазич (Сербия): Гродно вообще невозможно не полюбить, даже если бы это не был мой родной город, город моего беззаботного детства - в него влюбляешься с первого взгляда! Но никак уж не потому, что это когда-то было еврейское "местечко". Да, кстати, насчет нац. состава довоенного Гродно - там не только поляки и евреи жили! Там сам Столыпин губернаторствовал с 1902 г.
R:   Петрик Михаил: Это были не настоящие поляки:

Общее впечатление от текста: как-то неловко за о. Александра. Не удаются ему "рассказы по заказу"...

PPS   О Дубко, конечно, здорово и правдиво. Хотел он незадолго до смерти покреститься за компанию с внуком. Человек предполагает, Бог располагает. Умер некрещенным. Зашли бы на кладбище))), посмотрели бы на безвкусную помпезность в виде памятника. От входа на Космонавтов и сразу направо.
Священник Александр Дьяченко:   Образ Зубка - собирательный, что-то и от него, а вообще, это по-большому счёту, относится ко многим руководителям сельхозпроизводства и не только сельхоз. Правда не знал, что Дубко дрался :)
R:   И я узнал (что Дубко дрался) из Вашего рассказа)))

PPPS   Священник Александр Дьяченко:   Вчера Правмир поместил мой рассказ "Я люблю Гродно". Наверно это и не рассказ, а просто мысли. Тема, которая вызревала у меня несколько лет. Наконец вызрела :) Писал - душу рвал. Наверно это от того, что родился вскоре после окончания войны, и война для меня - не прошедший этап, а незаживающая рана. И рана эта не заживёт у меня до конца моих дней. Отчего так? Сам понять не могу, но это именно так...
Посмотрел отзывы на сайте, люди ругаются и пишут, что рассказик этот мой "заказной". Почему так пишут? Наверно от того, что наряду с поляками я не говорю ничего о белорусах? Да, нужно было конечно упомянуть и о нас (всё-таки продолжаю считать себя белорусом), - оплошность. Если когда-нибудь буду публиковать этот текст (если буду) то эту поправочку обязательно внесу.
R:   Не смущайтесь, отец Александр. В Гродно поляки те, - кто мало польских корней имеет. "Поляки" в Гродно - это белорусы, потомки жителей Киевской Руси, большинство из которых и на польском заговорило только в 19-м веке!..
R:   Да ну их, отче, этих критиков. Хороший рассказ. Я в Гродно была в июне. Наши братства там игру проводили. И местные ребята нам экскурсию устроили. Гетто тоже показали...

PPPS+   Да, отче, обязательно добавьте! А то как-то односторонне получилось...
Священник Александр Дьяченко:   конечно, конечно. был сейчас в Гродно купил кое что из источников по истории Беларуси. составитель, по-моему Тарас, 2010 г. Раньше я этого почему-то не видел, сейчас во всех книжных и навалом. Беларусь дрейфует в сторону от России. Пока только просмотрел, раньше такая литература встречалась только на беларусском, теперь уже и на русском. Симптоматично

PPPPS   спасибо большое земляку за рассказ! некоторые вещи были и для меня открытием, особенно про гетто... и это учитывая то, что сам я когда-то снимался в массовках фильма "Бабий яр", который снимался том числе и в Гродно
Священник Александр Дьяченко:   спасибо, приятно. правда, гетто было разделено на два, 1 и 2. Возле старого замка находилось первое, им и рулил Курт Визе

PPPPPS   Ваше настроение, отец Александр, чувствуется в каждой строчке, в каждой букве. на одном дыхании, взахлеб. Храни Вас Господь!

«Лучик света»

Не знаю, что там у кого из дачников поёт в душе,
но когда над селом плывёт колокольный звон,
вокруг в унисон с колоколами начинают петь собаки…

Наша родина - сто первый километр. В течение многих лет эти места заселялись теми, кому запрещалось проживать в столице. Потом эти люди переезжали в Москву, поскольку запретный плод, как известно, сладок. Но распробовав плод на вкус, и убедившись, что не так уж он и хорош, потянулись обратно. Спускаясь со своих двадцать пятых этажей, и сдавая московские квартиры мигрантам, они покупают у нас землю, строят дома и начинают вести нормальную человеческую жизнь, какой раньше жили их предки. У нас в деревне почти не осталось тех, кто обитал здесь до войны. Интересная закономерность: не сохранили люди в своём селе храма, а ещё хуже, сами его разграбили, и вскоре от села ничего не остаётся. Так и у нас, самые старые жители - переселенцы конца шестидесятых, а коренные точно сгинули, кто на войне погиб, кто спился, кто просто уехал. А сегодня и переселенцы наперечёт. Всё скупают москвичи.

Москвичи на земле

Первым делом москвичи обносят свои участки высоченными заборами и строят дома. Дома такие, словно в них собираются жить многодетные семьи из трёх поколений. На самом деле нет, самое большое человека три-четыре, и то, если дети к старикам заглянут на огонёк. Землю внутри оград москвичи, как правило, приводят в идеальный порядок, стригут газоны, разводят цветы, но о том, что принято называть общественными территориями - дорогами, помойками, обычно не интересуются. Вот и ползут годами по ухабам и рытвинам красавицы иномарки, из которых периодически, точно камни из пращи, летят мешки с мусором на обочины дороги, идущей к храму.

В селе на самом высоком месте стоит наш храм. Если забраться на колокольню, то вся округа как на ладони. И нас видно отовсюду. К кому ни придёшь усадьбу освятить, восхищаются:
- Батюшка, я так мечтала иметь дом в таком настоящем русском селе, вот, чтобы храм был, чтобы колокола звонили по утрам. Так хорошо, выйдешь из дому, и вот он, красавец, сердце поёт. В ответ поинтересуешься, так, больше для порядка:
- Раз вам нравится храм, то, может, и внутрь, как-нибудь загляните, свечку поставите.
Извиняются, разводят руками:
- Некогда, батюшка, столько дел, столько забот. Работать надо, под лежачий камень вода не течёт! Вы лучше сами к нам заходите, пообщаемся, чайку попьём. (Мол, тебе всё равно делать нечего).

У нас во дворе (дома, где живу), на скамеечке, особенно по лету, раньше постоянно собирались пенсионеры. Бывало, идёшь мимо:
- Батюшка, садись с нами, поговорим. Не гнушайся с народом-то пообщаться, здесь умные мысли, бывает, обсуждаются.
Я пробовал, пытался им о Христе чего-то рассказать, о вечной жизни. Но народ этим, как-то не заинтересовывался, - вот если бы про инопланетян! Жаль, времени прошло всего ничего, а лавочка уже пустует...

Не знаю, что там у кого из дачников поёт в душе, но знаю точно, когда над селом плывёт колокольный звон, вокруг в унисон с колоколами начинают петь собаки. И на общем фоне собачьего хора, особенно выделяется соло одного талантливейшего кавказца. Раньше даже представить себе не мог, что пёс способен так вдохновенно подвывать на два голоса одновременно. Хорошая собака - кавказская овчарка, душевная, я бы и дальше продолжал так считать, если бы не один случай...

Переехали в наши палестины двое москвичей, муж и жена, ещё нестарые. Купили сразу четыре участка земли по 15 соток, и обнесли их сплошным металлическим забором в два с половиной метра высотой. Для полноты картины добавьте к забору глухие цельнометаллические ворота и двух здоровенных кавказцев, поставленных сторожить хозяйское добро. Лают они, правда, как-то неубедительно, зато хватка у них железная. С такой же хваткой и эти люди повели своё хозяйство. Огородившись, сразу принялись строить большой двухэтажный дом и завели скотинку. Видать, изголодались люди в московской-то тесноте по простору и свежему деревенскому воздуху, потому так и спешили слиться с землёй. Для начала занялись разведением кроликов, попутно прикупая других домашних животных. Новые поселенцы жили в тёплом вагончике, и ударными темпами строили красавец дом. Те немногие соседи, с кем они общались, уже потом рассказывали:
- Батюшка, жили они замкнуто, и мы о них ничего не знаем. Единственно, что можем сказать, людьми они были очень прижимистыми и то, что у них было не пообедать, это точно.

Для деревенских вот это «не пообедать», не просто идиома, это целая философия, образ жизни. Со времени наплыва в наши края москвичей многие сообразили, молоко теперь станет востребованным товаром. Коров заводили сразу по нескольку голов, и наш храм теперь стоит в окружении множества миниферм. Летом нас терроризируют полчища мух, но мы, хоть и страдаем, но терпим, всё-таки у людей есть работа, - жалуемся на другое. Наши деревенские вдруг стали жаднеть, буквально на глазах. Знаю такой случай: - В одной семье дети старикам выделяли по стакану молока в день, а когда кто-то из родителей заикнулся было об увеличении нормы, те принялись вычитать стоимость дополнительного стакана из стариковской пенсии. И это ещё цветочки! Так что, если уж эти люди удивились прижимистости новых соседей, значит, там эта беда приняла уже нешуточные формы.

Во время сильных морозов, пожалев собак, хозяева пустили их в тёплый вагончик. В тот же вечер по непонятной причине оба, муж и жена, видимо, потеряв сознание, впали в кому. Но это мы так предполагаем, а что уж там на самом деле произошло, никто ничего определённо сказать не может. Знаем только, что собаки, запертые внутри вагончика, и которых в течение недели никто не кормил, съели своих хозяев... Не будь бы этого высокого забора, может, соседи и раньше бы подняли тревогу, хотя, кто знает?

Вон, слышал, в Америке в редакции одной из газет умер корректор. Будучи по натуре человеком одиноким и замкнутым, он не имел в редакции даже приятелей. Трудно представить, но в одной большой комнате, разделённой на тридцать рабочих мест невысокими перегородками, мертвец, оставаясь сидеть в рабочей позе за столом, пять дней провёл рядом с людьми живыми, и никто не обратил на него внимания.

О том, что овчарки съели людей, у нас в деревне стараются не говорить, видно эта тема больно уж страшная. Зато кого не послушаешь, все кругом переживают про Египет и про акул, что наших туристов покусали. И больше всего безпокоит финансовая сторона дела. Вот ведь, дурачьё, - рассуждают деревенские, - их там акулы едят, а они им за это ещё и деньги приплачивают! Остальное вопросов не вызывает. Оно и понятно, это же Африка, джунгли. И вообще, у них там народ голым ходит, и жрут всех подряд, - а у нас как такое может быть? Просто в сознание не вмещается. И молчит народ, будто ничего и не случилось.

День Победы в Великой Войне - 9 мая 1945 года

В этот день с утра я должен был идти поздравлять инвалидов с их праздником, Днем Победы в Великой Войне 9 мая 1945 года, а потом отпевать тех, кого съели собаки. Родственники накануне приходили в церковь, предъявили справку о смерти и попросили отпеть заочно. Сами они ни о чём не рассказывали, а расспрашивать я не стал. Кому приятно рассказывать о таких вещах?

Во дворце культуры в то утро столы расставили в шахматном порядке. Спросите почему, - не отвечу, - но, насколько помню, столы в этот день всегда стоят именно так. Однажды, правда очень давно, инвалидов поздравляли в ресторане, хотя и там угощение было скромное. На тарелку кладут несколько кусочков сыра и колбасы. Рядом на блюдце печенье, конфетки и банан. К печенью подают чай. Люди за столом сидели самые разные, от совсем пожилых до детей. Некоторых детей только здесь и можно увидеть. Всякий год к Рождеству Христову мы готовим для них подарки. Люди садятся за столы, и начинают есть, в это время хор ветеранов поёт народные песни. Им приятно. Нравится, что для них устраивают праздник. Они чувствуют себя будто в ресторане, там тоже во время еды играет музыка. Потом, когда всё съедено, устраиваются танцы. Пожилые пары вальсируют, а дети бегают между ними и дурачатся.

Раньше, когда старые солдаты ещё были в силах, проносили с собой водочку, это помогало им немного расслабиться и тряхнуть стариной. Меня усаживают за почётный стол вместе с главой местной администрации и представителями районной ветеранской организации. Мне всякий раз неудобно есть эти несколько кусочков сыру, я чувствую себя объедалой, и тянет отдать их кому-нибудь из детей. Тихоныч, прежний наш председатель совета ветеранов, а они почитай сегодня все инвалиды, умудрялся незаметно под столом разливать водку в чайные чашки. Наши места традиционно были рядом, и когда я усаживался тот заговорщицки шептал:
- Батюшка, погоди, не ешь, оставь на закуску.

На Курской дуге Тихоныча контузило, и к старости это привело к частичной потере слуха. Так что, когда он начинал шипеть мне на ухо про закуску, казалось, что теперь об этом нашем с ним маленьком секрете станет известно всему инвалидному собранию, несмотря на то, что рядом со столом для почётных гостей молодецки приплясывая, и размахивая платочками, надрывается ветеранский хор. Тихоныча уже нет, в прошлом году старый солдат упокоился на деревенском кладбище, нет и Инны.

Удивительный человек Инна

Удивительный Инна была человек, доброты из ряда вон выходящей. В числе нескольких медработников её отправили от нашего района на ликвидацию последствий Чернобыльской аварии. Начальство тогда ломало головы кого послать, медики люди-то не военные, отправлять - так только по согласию. Она и вызвалась, раз другие не хотят. А через несколько лет Чернобыль напомнил ей о себе. Но она не сдавалась и старалась не унывать. Может из-за болезни и в храм пришла одной из первых. Помню, как всё ещё удивлялся, ну что же она принимает так близко к сердцу все эти проблемы с гвоздями и бетоном, разве это самое главное? Важно на основной работе успевать, а храм приложится.

У неё и в семье было не всё гладко, муж превратился в неисправимого алкоголика и сын, подражая папаше, точно так же катился в яму. Но Инна находила в себе силы укрощать своих мужиков, и поддерживать в доме порядок. И на даче у них уже никто не работал, Инна болела, а алкоголикам дача и даром была не нужна. Чтобы земля не пустовала женщина высаживала цветы. Она вообще любила цветы. Когда ещё в полуразрушенном храме начались службы, то ничего не было: ни икон, ни путного иконостаса, вместо подсвечников приспособили ящики с песком, зато везде, где только можно было пристроить, стояли банки с Инниными цветами.

Их семья жила очень бедно, мебель в доме, чаще всего грубо сколоченную большими гвоздями, менять никто не собирался. Не было смысла, всё одно пьяницы поломают. Но её уютная комнатка всегда сверкала чистотой. Ценных вещей у неё не было, одни горшки с цветами, которые она умудрялась выращивать даже зимой. В доме всё, что можно было продать, или сменять на водку, давно уже было продано. И единственно, за что можно было не безпокоиться - это цветы. Они скрашивали Инне и её жизнь, и её боль.

Откуда у неё брались эти силы? Но она жила, противостояла болезни, да ещё и других старалась приободрить. Узнает, где-то человеку плохо, придёт в его дом, принесёт цветы и утешит:
- Не падай духом, посмотри вокруг, многим живётся ещё труднее. Я помолюсь о тебе, а ты приходи в храм, поверь Богу и Он в тебя поверит.
Протягивала человеку цветы и говорила:
- Возьми их, и посмотри как они прекрасны, их Господь сотворил нам в утешение.
Уходила и оставляла после себя цветы. Словно та девочка из сказки, изо рта которой, всякий раз со словами - появлялись розы.

Последний раз я видел её на празднике инвалидов. Она стояла в окружении больных детей и, забавно жестикулируя, произносила какую-то скороговорку. Инна округляла глаза, и потом, надувая щёки, перебирала пальцами по губам. От этого слова скороговорки звучали ещё смешнее, а когда она вдобавок била кулачками себя по надутым щекам, детвора просто умирала от смеха. Дети не отставали от тёти Инны, а она всё повторяла и повторяла им одни и те же движения и слова, стараясь, чтобы они сами повторяли за ней. Человек со стороны ни о чём бы и не догадался, но я знал, каких усилий стоил ей этот смех, и эти скороговорки. Годы идут, а я всё это помню, и тот её прощальный выход на праздник и её последние цветы в баночке на детском столе.

Перед самой кончиной она позвонила мне и попросила прощения, я обратил её слова в шутку, и она смеялась. Вскоре Инна умерла, а через несколько месяцев в пасхальную ночь умерли оба её алкоголика. Они, как обычно пили, кто-то из них курил, заснул и поджег диван. Тот толком и не загорелся, а только тлел. От угарного газа они и задохнулись. Может, это было последнее, что она смогла для них сделать? Говорят, что смерть на Пасху - благословение Господне. Я ничего об этом толком не знаю, но хочется верить...

Что ждёт наше безсмертное начало?

В этом году праздник для инвалидов, - с чаепитием, - из всего района провели только в нашем посёлке. Каждому инвалиду вручили по банке консервов кильки в томатном соусе и по булке хлеба, а неимущим ещё и по килограмму риса. Кильку с хлебом давали всем без исключения, чтобы никого не обидеть... У этих людей обострённое чувство справедливости. Мы одно время договаривались с одним магазином, что бы в нём по нашим талонам отоваривались бы инвалиды на определённую в талоне сумму. Деньги заранее вносились в кассу, а двадцать талонов отдавали председателю общества. Эта женщина распространяла помощь среди самых неимущих. Так продолжалось с год, а потом она нам сказала:
- Простите, но больше мы этого делать не будем. Про талоны узнали ветераны войны. Им-то я ничего не давала, вот они и возмутились. Давай и всё тут. Объясняю им:
- У вас и без того хорошие пенсии, а кто-то реально на хлебе сидит. Безполезно, так я их и не убедила.

После праздника в доме культуры я спешу в храм на отпевание. Иду по заснеженной дороге, вдоль которой по обеим сторонам растут высокие густые деревья. Может, время такое, все на работе, но дорога, насколько хватало глаз, была пустынна. Вдруг слышу, кто-то громко кричит, а следом за криком из-за поворота появляется молодой человек. Это он идёт и на ходу разговаривает по мобильному телефону. Почему-то, когда говоришь по мобильному, всё время подозреваешь, что где-то там, очень далеко, на другом конце непонятно чего, - тебя не слышат, и всё пытаешься докричаться. «Мама, это же очень хорошо, что ты не поедешь в Египет! Нечего там делать! Тамошние акулы только и ждут наших туристов! Давай лучше к нам сюда, в деревню, здесь так здорово!» Действительно, а чего бы и не приехать, у нас здесь хорошо, на Новый год весело, ёлки на улице украшаются, петарды рвутся. И почему-то подумалось, а куда делись те овчарки? У кого не спросишь, все только плечами пожимают.

В храме молился в полном одиночестве, поминал несчастных новопреставленных, вспоминал Инну с Тихонычем... Земная жизнь каждого из нас когда-то обязательно окончится, каким бы ты не был: бедным, богатым, злым или добрым. Съедят тебя собаки и близкие отпоют заочно, или умрёшь в доме на собственной кровати, и твоё тело с почестями принесут в храм... Это не принципиально, вон, преподобный Александр Свирский наказывал своим духовным детям бросить его после кончины на съедение зверям. Всё верно, земное достаётся земле. А вот душа... Что ждёт наше безсмертное начало? В книге у пророка Даниила ангел сообщает царю Валтасару: «Ты взвешен на весах, и найден очень лёгким». Вот и думай, как «утяжелить» душу: огромными домами с металлическими заборами, или цветами с подоконника?

25-ый кадр

Этим же вечером я встречал матушку. С тех пор, как на свет появилась наша внучка, бабушка (моя матушка) перешла на вахтовый принцип бытия. На праздники и выходные она возвращается домой, а потом на всю неделю уезжает в Москву. Сегодня она должна была ехать электричкой, но весь день шёл снег и на целых четыре часа расстроил движение поездов. Матушка опаздывала, а я сидел в машине и читал правило. Обычно я встречаю её поздно вечером, и мы заезжаем поужинать в круглосуточное кафе. Мы сидим за столом, и матушка рассказывает мне про манюню. Она показывает, как Лиска любит попрыгать у неё на руках, и как при этом потешно сосёт кулачёк, пытается передать звуки, которым научилась наша внучка, и нет для двух стариков темы слаще, чем эта. Но в тот вечер матушка рассказала мне такую житейскую историю.

Сегодня мамочки получили прекрасную возможность общаться между собой в интернете. И вот на одном из форумов наша дочка узнаёт о маме троих детей, которая мечтала приобрести специальную такую зимнюю куртку, в которую можно самой одеться, да ещё и малыша в неё завернуть. Женщина посетовала, что ездила с младшеньким в больницу и дитя простудилось, а вот если бы у неё была такая курточка, то этого бы не случилось. Но ей остаётся о ней только мечтать потому, что лишних денег у семьи нет. А у нашей дочки таких курток оказалось две. Одну она себе сама купила, а другую ей друзья подарили. Дочка связывается с многодетной мамой и предлагает передать ей куртку. Они встретились, и той мамочке так понравилась обновка, что примерив куртку, она её больше уже не снимала. Не желая быть обязанной, женщина отдарилась какими-то детскими вещичками для девочки и привезла их в маленьком синем пакете размером с печатный лист. И только уже потом, дома, пройдя раз двадцать мимо этого пакетика матушка, наконец, увидела и с удивлением прочитала надпись, сделанную большими красными буквами: «Жадным быть круто». Я горько усмехаюсь:
- Надо же, ведь додумался кто-то!

Но вряд ли та мама могла специально с умыслом в ответ на доброе отношение незнакомого ей человека отдарилась таким «замечательным» слоганом. Скорее этот пакет попал к ней случайно, а она и не обратила внимания на надпись.

Вроде, как говориться, и, слава Богу, но только мы с вами так устроены, что даже если и не станем специально читать надпись на заборе или на пакете, она всё одно проникнет в нас и станет частью нашего подсознания. На этой способности человека замечать, независимо от активности сознания, и строится действие пресловутого «25-го кадра». Кто-то взял и придумал напечатать эту фразу. Другие, читая её, смеются или возмущаются. И пускай себе возмущаются, а она работает, и результат от неё, пожалуй, будет пострашнее, чем от челюстей акулы или кавказской овчарки.

Добрым быть круто!

Наверно было бы правильнее создать общественный комитет по вопросам нравственности и осудить очередные происки неизвестно кого, - а в тоже время думаешь, может, не нужно комитетов, и вместо них начать самим печатать, да хотя бы на тех же пакетах фразы наподобие:

Знаю, у нас в каком-то большом городе люди собрали денег и накупили на них цветов. Потом позвали молодых ребят, вручили им эти цветы и отправили в город. Идите по улицам, высматривайте среди прохожих беременных женщин и мамочек с маленькими ребятишками. Дарите им цветы, улыбайтесь и дарите. С каждым днём этих студентов добровольцев, становилось всё больше. Они входили в женские консультации, детские поликлиники и дарили людям цветы. А те удивлялись и спрашивали с тревогой:
- С какой целью вы дарите нам цветы? Чего вы от нас хотите? А ребята в ответ только улыбались:
- Мы благодарим вас за то, что вы исполнили своё главное женское предназначение и подарили кому-то жизнь. Возьмите цветы и, пожалуйста, улыбайтесь чаще, миру так не хватает вашей улыбки.
Когда мне об этом рассказали, я сразу вспомнил нашу Инну, - кто знает, может, это она им подсказала? Ангелам свойственно делиться с нами добрыми мыслями... А вам незнакомые люди когда-нибудь дарили цветы просто так, безплатно, только ради того, чтобы вы улыбнулись? Нет? Тогда, вот, возьмите мои, мне не жалко, честное слово, и пожалуйста, улыбайтесь!

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Лучик света» опубликован: 16.12.2010 - alex-the-priest.livejournal.com/41178.html

PS   Ваш расказ, батюшка, как будто про наше село - все точно также. А мы - те самые переселенцы, которые приехали из города с "большими" деньгами, выстроили двухэтажный особняк и весной собираемся обнести его забором из металлопрофиля. Да, мы почти не общаемся с местными, или только с такими же переселенцами, как и мы. Мы городские, у нас совсем другие интересы, мы даже самогон не пьем (!). Вначале пытались общаться, даже молоко у бабушек брали, но со временем стали понимать - все общение сводится к одному - займи денег, причем в любое время и в любом количестве, и недоумение при нашем отказе - как это, у вас - и нет, - вон в каком доме живете! А молоко я покупаю в магазине, лучше я буду химию пить, чем пахнущее навозом и неизвестно какими руками надоенное. В храм мы ходим, я веду уроки в воскресной школе. Но, вот что интересно - людей там очень мало, да и детей в школе тоже. Простите за резкий тон.
Священник Александр Дьяченко:   Москва - другой мир, вы же сами видите, деревенька-то ваша уже спилась. Может и у москвичей должна быть какая-то ответственность за положение дел - хотя бы вокруг столицы? Если ваших деревенских только презирать, так и к вам будет точно такое же отношение. А высокий забор - это только на время...

PPS   Батюшка, такое благостное начало у поста. Они-то отправились жить за свой 101-й - нормальной человеческой жизнью", но "сдав квартиры мигрантам". А у нас тут, на "нулевом" километре - жизнь зато веселая стала!? Такой прекрасный рассказ, но так Вы, походя, в самом начала, про трагедию столицы сказали, что резануло по сердцу. Простите великодушно.
Священник Александр Дьяченко:   Знаете, я не понимаю - как пишут настоящие писатели, но то, что пишу я - выходит далеко не сразу. Сперва оно месяцами вызревает, а потом однажды выстреливает из моей головы 60-го размера :)   О трагедии, происшедшей в Москве, я и не думал как-то ёрничать, не случись бы она, ведь всё одно бы написал. Но ведь, получается, что пишу я то, что есть на самом деле, и никуда от этого не деться... А ведь, неправильно всё это, и так тяжело на душе становится...
R:   - Я не про Манежку. Трагедия-то давно происходит. Вроде хочет человек сдать (продать) квартиру русскому человеку - не получается. Продает Аслану, Руслану... И вот живем мы уже много лет (лично я - на рабочей окраине) - не очень понятно, в какой стране. Это все больно, очень больно, когда твой родной и любимый город превращается в непонятное и страшеное "нечто". Драки - пена. Кровавая, правда. Простите еще раз. Такая я спорщица. Хотя обычно с батюшками не спорю!

PPPS   Чего то улыбаться не хочеться .:о( Просто грустно ,что человеки человекам волками становяться...
Священник Александр Дьяченко:   Они ими всегда и были, а сейчас, прорвав шлюзы христианской запруды, всё вновь встаёт на свои места...

PPPPS   Можно не по теме? Здравствуйте батюшка. Простите, что и я - за общением к Вам! Когда Господь слышит наши молитвы, но не исполняет просьб, значит и в этом - смысл и Его Воля. Верующий человек понимает и принимает это. Но почему? В чем Промысел? - Теряется в догатках. И от этого нелегко жить. Остается неизвестность... Что бы Вы посоветовали верующему мужу от которого ушла венчаная жена, несмотря на длительный брак и детей? Кому Господь посылает такое испытание, только страшным грешникам?
Священник Александр Дьяченко:   В чём Промысл - понимаешь потом, через годы... Испытания посылаются и праведникам, и даже им - чаще, чем кому бы то ни было ещё. А почему от вас ушла жена - вам лучше знать. Попробуйте встать на её место и посмотреть на себя её глазами... И не унывайте, уныние плохой советчик! И молитесь о ней обязательно, благодаря хотя бы за детей!

«Гиезиево проклятие»

(4 книга Царств гл. 5, ст. 26-27)

Если читать книгу Царств, то Елисей и говорит Гиезию: - не время сейчас желать!...
Именно желание жить для себя и только для себя - есть главный признак отсутствия любви…

Колокольня высотой в 43 метра, в деревне. Ни денег, ни лесов, ни рабочих, а делать нужно - под угрозой обрушения верхний ярус. Там когда-то висел колокол весом в шесть тонн. В своё время, в самом начале прошлого века, несколько сотен мужиков подняли его при помощи хитроумной системы коловоротов. А в 1935 году местная власть сбросила колокол вниз. Это, конечно, полегче, чем поднимать, но стену разворотили. С тех пор колокольню не чинили, и она медленно разрушалась. Ветер на такой высоте сильный, выдувает старый слабообожжённый кирпич. А ещё и вездесущие берёзки, словно опята, во множестве своём облепившие ствол колокольни.

Нужны были строительные леса, и мы целый год валили лес и распускали его на доски. И ещё заготовили целый штабель длинных, метров по двадцать, хлыстов сосны. Но лес лесом, а если не найдёшь умелых рабочих рук, то колокольню от обрушения не спасти. Кого мы только не просили, но люди или ужасались высотой колокольни, или требовали от нас невозможные суммы. Впору было отчаяться, но мы не унывали и молились, а Бог дал нам Файзулу с его многочисленными племянниками. И мы сделали колокольню, а день, когда после окончания работ с неё убрали строительные леса, стал праздником для всей округи. Белоснежная свеча на фоне унылой безформенной громадины храма из выщербленного кирпича, но начало положено. Древние старушки, ещё помнившие прежний храм, от радости плакали...

И именно в этот момент меня в первый раз спросили:
- Батюшка, а разве так можно, чтобы мусульмане восстанавливали православную церковь?
Спрашивал человек сильный и небедный. Этот вопрос и у меня постоянно крутился в голове, почему никто не согласился работать на храме, кроме этих узбеков? Нина, наша староста, перехватывает инициативу:
- А действительно, - почему? Петрович, ты же из наших мест, и храм тебе этот считай родной. Поговорил бы с людьми, у нас много предпринимателей из местных, создали бы попечительский совет. Разве не жалко, что такая красота разрушается?
И с того дня у нас в самом деле заговорили о попечительском совете, и даже как-то один раз собирались. Но дальше разговоров дело не пошло, а у попечителей росли рядом с храмом величественные особняки. Трудно, очень трудно быть благодетелем. Это раньше русские купцы-миллионщики могли, - так они и в Бога верили. Хотя вера - тоже не панацея...

Был у нас на приходе человек, который стал приходить в храм ещё, будучи простым рабочим. Решил он заняться бизнесом, и дал слово, что десятую часть от всех доходов станет отдавать на восстановление общей святыни. И Бог его услышал. С того времени, всё, чтобы он ни делал, стало приносить деньги. Уже года через три его десятина в несколько раз превышала обычную для наших мест зарплату. Но оказалось, что еще малую десятину отдавать легко, - а как денежки пошли, так больше и не смог. Сам же на себя и жаловался:
- Чем дальше, тем больше «жаба» душит.
Поначалу он было пытался в счет десятины свечами отовариться, да и иконками, а потом и так прекратил. Помню как после моего назначения настоятелем, пригласил он меня к себе, накрыл стол и предложил угощаться. Я сижу, ем, а сам он к еде не прикасается, скрестил руки на груди, откинулся на спинку кресла и смотрит на меня. Кормит и смотрит оценивающе, словно хозяин на собаку. Вот понравишься ты мне, дам тебе кусок, и будешь жить, и будешь строиться, а не дам, так и не будешь. А я эти мысли его понимаю, да только думаю, ладно, ради святого дела не грех на время и собачью шкуру примерить. Только не пришлось, слава Богу. Ведь, если «жаба» за кого берётся, то и дело доводит до конца. Вскоре построил человек большой дом, ушёл от всех и живёт один, а про церковь, говорят, вообще забыл...

И на следующий год вновь пришлось просить узбеков. Штукатурили они внешний фасад. Работали хорошо, а наши бабушки в благодарность их безплатно кормили. Со временем Файзула стал в храм заглядывать. К концу службы зайдёт, стоит, слушает. Потом, как и все, подойдёт к кресту, и священнику руку поцелует. У Файзулы своя система жизненной философии. Для него весь мир - мусульмане, и православные тоже мусульмане, только немного не такие, как у них на родине. К священнику, то есть ко мне, и к моей молитве, у него доверие особое. Увидел, как мы служим водосвятные молебны, - понравилось. Построит своих племянников и зовёт меня их святой водой покропить. Я не отказываю, поливаю щедро:
- Во Имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Потом ловлю себя на мысли, это же почти формула крещения!
Тогда объясняю им:
- Я вас освящаю, но не крещу, - так что оставайтесь мусульманами. А они всё равно не понимают, среди них только Файзула по-русски говорит. Понимать - не понимают, а под святую водичку с удовольствием бегут. И как идут на новый участок работать, так всякий раз благословляются и просят молитв.

Вот, где-то в эти самые дни, пришло известие, что арестовали внука одной нашей прихожанки. Вадик, хороший работящий мальчишка, после школы работал и сам себя учил (сам платил за учёбу? - ред.). И надо же, занялся наркотиками, институт окончил и сел. Получил несколько лет колонии. Для бабушки это, конечно, был удар. Как она переживала! И когда Вадика перевели в ближайшую от нас зону, сразу же начала просить:
- Батюшка, съездите к Вадику, поддержите мальчика, ему так нужна помощь!
Договорился со священником, что окормлял ту зону, и поехал с Вадиком пообщаться:
- Зачем тебе наркотики? Нашёл чем торговать, ты же нормальный рабочий пацан?
- Батюшка, - отвечает, - мечтал машину купить. У всех есть, а у меня нет. Стал с зарплаты откладывать, но потом понял, что не заработать мне на неё, а здесь предложили с наркотой попробовать. Я сперва-то надеялся, что временная будет подработочка, а как денежки пошли, так и не смог остановиться...

Снова жадности «жаба», опасная страсть. Я ему тогда одну историю рассказал, ещё с восьмидесятых годов помню: Мне знакомая женщина на свою сестру жаловалась. Понадобились ей срочно деньги, триста рублей. На то время - сумма небольшая, но и не маленькая, очень хорошая месячная зарплата. Спросила у одного, другого, никто не даёт. "А дай ка, - думает, - у сестры займу". Просит, а та ей: - Сестричка, не обижайся, но не смогу тебя выручить. Хотя деньги у меня есть. Понимаешь, храню я их по разным местам, а перед сном всё достану, пересчитаю и вновь по тайникам. И без того, как все их в руках подержу, не засыпаю. Знаю, что отдашь, да только сама посуди. Ведь все эти дни, когда я буду пересчитывать деньги, у меня каждый вечер не будет хватать именно этих трёхсот рублей. Я же с ума сойду! Наверняка же не сразу человек стал таким. Наверно вначале это было бережливостью, желанием не тратить деньги впустую. Хотелось скопить на что-то нужное, но потом однажды сами деньги превратились в некую абсолютную ценность и стали вожделенной целью.

Я обращал внимания: редко какой состоятельный человек положит в церковную кружку ту мелочь, что дают ему на сдачу. Как-то у нас у одного богача, один за другим, с разницей в месяц, умерли тесть с тёщей. И я помню, как его жена оба раза, заказывая отпевание, пересчитывала сдачу. Один раз это было двенадцать рублей мелочью. Я специально попросил сдать ей жёлтыми монетками, мне была интересно, как человек себя поведёт. И женщина, хоронившая мать, внимательно пересчитала копеечки, а потом так же основательно, сортируя их по номиналу, уложила в кошелёк.

Есть у меня знакомая верующая бабушка, у неё старший сын весьма преуспевающий московский бизнесмен. Что-то мы с ней разговорились, и она говорит о сыне, и почему-то во множественном числе:
- Что у них, богатых, там на уме? Не поймёшь. Я уже к ним и не езжу. Пока в институте учился и в общежитии жил, был добрым любящим мальчиком, а как богатеть начал, - куда что подевалось? - Вот оно, Гиезиево проклятие!
Гиезиево проклятие... Я ещё тогда подивился образности её сравнения.

Время шло, и вот уже настала очередь восстанавливать летнюю часть храма. А там одна только ротонда внутренним диаметром 12 метров и высотой под 27. Снова леса нужны. Надеялся, что для внутренних работ в лепёшку расшибусь, но уговорю-таки наших русских мастеров. Ну, хотя бы, пусть для начала леса поставят. Посоветовали мне местную плотницкую бригаду. Они за неделю были способны срубить хороший жилой дом. С Михаилом, их главным, мы были знакомы уже лет двадцать. Пригласил его зайти посмотреть на предстоящую работу. Мишка долго ходил по храму, всё что-то думал, промерял, а потом говорит:
- Ладно, но за работу я возьму с тебя не меньше четырёх тысяч долларов.

Я не стал отказываться, хотя для нас это были большие деньги. Ещё дня через два они пришли всей бригадой. Мужики серьёзные и в меру пьющие.
- Нет, четыре тысячи мало, давай за шесть. А у нас на леса и всю штукатурку всего-то было десять...
Потом: - Нет, - тихо говорит мой знакомец, - не сделаем мы эту работу, даже если и десять запросим. Не сможем. Я ещё приглашал специалистов, разговаривал. Никто не согласился.

Точно помню, что в те же самые дни проходили у нас выборы в органы местного самоуправления. И появились у нас православные кандидаты, хотя этих людей я в церкви никогда не видел. И все поспешили за поддержкой к батюшке. Как раз в период переговоров с Мишкиной бригадой, пришёл и один очень солидный господин, а с ним сразу же и фотограф, увешанный специальной техникой.
- Батюшка, - не просит, а командует кандидат, - мы сейчас с тобой встанем на фоне храма, а фотограф щёлкнет, как ты благословляешь меня на выборы.
Выборы дело коррупционное, я это из газет знаю. Жду, когда кандидат меня подкупать начнёт, а он, гляжу, и не собирается. Рукой машет, давай, мол, иди, не томи. Тогда я ему сам забрасываю:
- Слушай, у меня с лесами проблема, нужны четыре тысячи долларов. Давай так, ты оплачиваешь работу плотников, и мы фотографируемся. И если будет надо, то я могу тебя даже как бы на руках из храма вынести и предложить народу. А под фотографией подпишусь: “Люди, вот он, кормилец"!
Кандидат в сердцах плюнул:
- Правильно говорят, что жаднее попа никого не сыщешь, да мне с местными алкашами на порядок дешевле будет договориться. Плюнул и уехал, а вместе с ним уехала и моя надежда на русских мастеров...

И, вот, я снова набираю знакомый номер:
- Файзула, есть работа.
- Мои узбеки отличные штукатуры, для них большие площади - в радость.
Файзула, обсчитывая предстоящий фронт работ, интересуется:
- Ты же, батечка, православных хотел нанять, чего не стал?
- Высоты боятся.
- А чего её бояться, - убеждает он меня, - просто нужно нормальные леса сделать.
Я уж молчу, думаю, сейчас он мне цену за леса как загнёт! А он всё только про штукатурку речь ведёт. Осторожно так намекаю:
- Ну, леса-то поставить тоже денег стоит, сколько запросишь?
- Не забивай себе голову, батечка, сколько дашь - за то и спасибо.
Три узбека за три недели построили леса, да такие, что народ к нам на экскурсии повалил. Два года своей грандиозностью они завораживали паломников. А когда их, наконец, стали разбирать, так было такое ощущение, которое наверно можно будет сравнивать только с ощущениями парижанина, если на его глазах станут рушить знаменитую Эйфелеву башню.

В прошлом году Мишка, мой старый знакомый, бригадир плотников, неожиданно для всех покончил с собой. Страшная, ничем немотивированная смерть. Он не пил и был совершенно здоров, вырастил детей и жил в ожидании внуков. Всю свою жизнь Мишка работал на трёх работах. Человек по натуре нежадный, всё на детей тратил. Пахал, как вол, а свою мечту о достатке так и не воплотил. Как был гол, как сокол, таким и остался. Может через жалость к себе и уловил его враг, не знаю, но хороший рабочий человек наложил на себя руки...

Все эти годы продолжались и мои поездки к Вадику. Постепенно парнишка стал ходить в храм, молитвы читать, поститься. Обучился столярному делу, и начали они с товарищем киоты под иконы мастерить, разные полочки, подставки. По его просьбе привозил им в зону специальную литературу по иконописи. Бывает, едешь к нему, а он уже знает, что еду, сидит в храме и ждёт:
- Батюшка, я здесь всю свою жизнь пересмотрел. Понял, как часто и во многом ошибался. Поверите, глаза закрываю и вижу наш храм, в который я, глупец, и не заходил. Мне бы только отсюда выйти поскорее, первым делом в церковь побегу!
Отмечаю в последнее время пугающую закономерность, прежде чем человеку полюбить православный храм, ему почему-то нужно обязательно сесть в тюрьму.

Кстати сказать, работая в летнем храме, Файзула всё примеривался к остаткам старого иконостаса. Доски из лиственницы, ещё крепкие, дачники их почему-то не разворовали.
- Батечка, ты мне скажи, зачем нужны эти доски? Я ему рассказал об устройстве иконостаса, расположении икон. Бригадир выслушал и предлагает:
- Всё равно нам его придётся делать, давай я мастера своего пришлю, по дереву хорошо работать может.
- Вот тут ты не угадал, Файзула, по дереву и у меня скоро хороший специалист будет, он правда пока ещё не совсем готов приступить к работе, но уже скоро начнёт. Я знал, что Вадик подал на условно-досрочное освобождение, и мы всем храмом молились, чтобы парень вышел на свободу и воссоединился с бабушкой. Ну, а у нас наконец-то появится свой верующий столяр. Прав бригадир, действительно, пора уже и старый иконостас в порядок приводить.
Сидим с Файзулой у нас в трапезной пьём чай.
- Батечка, если иконостас делать людей не найдёшь, то ты меня зови, я безплатно помогу. Ребят по вечерам давать буду, ты их только корми.
- Ты, Файзула, человек восточный, хитрый, какой тебе интерес забезплатно трудиться?
- Большой интерес, батечка, как стали мы у тебя в храме работать, так ни одного года ещё без денег не остались. Если у тебя немного получим, то после заказов столько, что за оставшиеся месяцы успеваем хорошо заработать. Другие бригады домой пустыми едут, а мы никогда не бываем в обиде. Мои ребята не глупые, понимают, почему нам Аллах помогает, - потому что мы храм строим. Домой приедем - в мечеть ковёр большой купим. Мы каждый год ковёр покупаем.
Недоумеваю: - Зачем же столько ковров?
Файзула смеётся:
- Аксакалам мягче будет, и молодые пускай учатся - Бога благодарить! Племянники мои больше о деньгах думают, а я хочу, чтобы они людьми стали, а без веры этого не получится.

Эх, понимал бы это Мишка строитель, и сегодня бы, глядишь, по земле ходил. Файзула, конечно, молодец, мы с ним весь храм и подняли, но как бы мне хотелось, чтобы его строили наши мальчишки под руководством таких классных мастеров, каким был Михаил.

На днях прихожу в храм, и вижу Вадима. Стоит угловатый такой, потерявшийся, видно, что мыслями он пока ещё весь там, на зоне. Подошёл к нему, обнялись:
- Не робей, Вадик, завтра же покажу тебе новый участок работы, иконостас начнём к служению готовить.
Но молодой человек молчит и почему-то не смотрит в глаза.
- Ты что, Вадик, ты не думай, мы работу оплатим, как есть, всё по совести. С голоду у нас не пропадёшь. Иконостас сделаем, и иди, трудись в миру.
Чувствую, неудобно парню, грызёт его что-то:
- Батюшка, ты извини, но мне уже друзья позвонили, есть срочная работа, москвичу одному надо коттедж отделать. Я уж пообещал, ребят подводить не хочется. А в храм я обязательно работать приду… - потом.

Собрал после службы своих помощников. Так, мол, и так:
- Узбеки предлагает без оплаты помочь нам с иконостасом. Соглашаемся? Как скажете, так и поступим.
- Нет, - отвечают. - Батюшка, не проси. Иконостас сами сделаем, а то этак лет через тридцать племянники Файзулы уже на полном праве нашу церковь в свою мечеть превратят.

Вглядываюсь в лица своих помощников, как за эти годы уже все постарели. Что бы я без них делал? Без их молитвы и без их лепты. Конечно, трудно вот так, постоянно, с протянутой рукой, и в то же время, Господи, как же я Тебе благодарен, что так и не появился в нашем храме богатый спонсор, что по большому счёту поднимается он на малую, но искреннюю жертву верных Твоих простецов. Что удалось нам всем миром воссоздать Твою святыню. И за это счастье служить здесь Тебе, а не человеку, с его прихотями и капризами.

А Вадик заходит иногда в храм. Надеемся, что когда-то уже придёт он по-настоящему и останется навсегда. А то кто же после нас в восстановленном храме молиться станет? Или будущее только за племянниками Файзулы?

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Гиезиево проклятие» опубликован: 19.02.2010 - alex-the-priest.livejournal.com/29215.html

«Старые вещи»

- А ну-ка, пошёл, пошёл отсюда, - не унимается причастница.
- Ладно, думаю, бабушка, помирать станешь, я к тебе не приду…

Тревожный чемоданчик

Сколько себя помню, всегда в моей жизни присутствовал тревожный чемоданчик. Почему я называю его «тревожным»? Потому, что у отца, а он был человеком военным, чемоданчик именно так и назывался. Только мне, в отличие от папы, он был нужен, когда я уезжал в пионерский лагерь, и собирала мне его всякий раз моя мама, впрочем, как и папе. Прошли годы, но мой детский чемоданчик сохранился, и потом, уже сам, будучи офицером, я использовал его по прямому назначению, в качестве «тревожного», укладывая в него вещи, согласно списку, утверждённого командиром части. Всё это было очень давно, уже выросло новое поколение, а я вышел из возраста военнообязанного, но «тревожный» чемоданчик цел. Правда тот старый, давно уже пылится в подвале. Выкинуть всё рука не поднимается. Зато сейчас вместо него у меня старинный докторский саквояж.

Грешен, падок я на старые вещи, да и на всё, что связано со стариной. Берёшь древнюю монету, или какую-нибудь старинную вещицу, так даже что-то в душе трепетать начинает, сколько же людей её в руках держало, и как давно это было, подумать страшно. Никого из тех, кому эта вещь была дорога, уже и на свете нет, а память их прикосновений хранит дошедший до нас артефакт. Одно время даже, на археолога хотел пойти учиться, но, спасибо маме, - вовремя остановила. Моя мама, человек практичный, сходу отметая всю эту профессиональную романтику, всякий раз расставляла правильные ценностные приоритеты с точки зрения житейской целесообразности.
- На археологов, Саша, пускай учатся никчёмные люди, и мыкаются потом всю жизнь по общежитиям, с зарплатой в 95 рэ. Запомни, ты мужик, и твоя задача - семью кормить, а не по раскопкам мотаться, и жене твоей будет нужен муж, а не глиняные черепки.

Такие саквояжи, как у меня, в своё время носили участковые врачи, ещё сам помню. Потом они исчезли. И только однажды, уже будучи взрослым, я видел старый потрудившийся саквояж в лавке у старьёвщика, а мой саквояжик совершенно новый. Просто он много-много лет валялся за ненадобностью в кладовке у моего тестя, а я, на правах близкого родственника, его выпросил. Тесть, расчувствовавшись, мне вдобавок ещё и плащ подарил. Плащ пятидесятых годов, в стиле макинтош, но смотрится, словно вчера пошили. Умели люди делать вещи.

Кадило

Для приходского священника его тревожный чемоданчик, «тревожный» в полном смысле слова. Бывает, что на вызов бежать приходится не медля. Подрясник накинул, саквояж схватил, и вперёд. Только без содержимого чемоданчик, сам по себе, ничто, куда важнее то, чем его наполняют. Для любого батюшки, главное орудие труда - это его кадило. Без него и чувствуешь себя как-то неуверенно, словно охотник без ружья. Кадило должно быть и лёгким, и одновременно красивым. Конечно, самое простое, пошёл в лавку и купил себе софринское - новое, блестящее. Только, по сравнению с теми старыми, это уже, как говорят немцы, эрзац-кадило (заменитель худшего качества). Что делать? Видеть-то я, конечно, в музеях видел - те старые, ещё дореволюционные, - да где же его такое возьмёшь? И приходится брать, что дают. Блестело моё орудие, пока было новым, несколько дней, а потом, словно издеваясь надо мной, стало покрываться какими-то пятнами подло-зелёного цвета, и чтобы я уже с ним ни делал, как не пытался оттереть, но, в конце концов, пришлось смириться и отступить.

Ничего не поделаешь, китайский ширпотреб определяет стиль сегодняшний нашей жизни. Вот, и первое приобретение в храме - большая алюминиевая купель, красивая, лёгкая, и всё бы хорошо, но заклёпки у неё, соединяющие саму купель с опорным основанием, выполнены почему-то из другого металла. И когда наливешь в неё воду, по всему баптистерию раздаётся такой треск, словно кто-то залёг в купели и строчит из пулемёта. А детки пугаются.

Тут, как-то, звонок, староста из соседнего прихода:
- Отче, я кое-что для тебя припасла, приезжай, не пожалеешь. Приезжаю, мне подают пакет, в нём свёрток. Разворачиваю, кадило. Да какое! Старинное белого металла, и в прекрасной сохранности. Мне оставалось его только почистить, да цепочки проревизировать. Это ведь только подумать, кадило из мельхиора, где бы я сегодня такое нашёл?
- А вы-то где его взяли? - спрашиваю Марьиванну.
- В земле, представляешь? Копали огород при церковном доме, и решили грядку на новое место перенести. И видать, раньше в том месте ещё никто не копал. Только на штык лопата углубилась, как тут же наткнулись на это кадило. Стали справки наводить, так старожилы говорят, будто батюшка, здешний, что в тридцатые годы служил, заранее прознал, когда его забирать станут, вот и прятал что мог. Может, если весь огород перекопать, то и чашу старинную найти можно.

Так появилось у меня в тревожном чемоданчике кадило, с которым служил мой далёкий собрат, замученный в каком-нибудь концлагере, а может и сразу же расстрелянный на полигоне в Бутово. В любом случае, он точно не вернулся, если так и осталось его кадило невостребованным в земле лежать. А мне с ним хорошо, возьмёшь его за колечки, и словно чувствуешь тепло того, кто молился с ним раньше. Непередаваемое чувство, будто ты эстафетную палочку, из рук святого получил, а это обязывает.

Требник

Долгое время я не мог найти подходящего требника, это книжка такая, в которой собраны самые употребляемые молебствия, совершаемые священником. Посетовал об этом Петру Михайловичу, моему хорошему приятелю. Месяц спустя он мне говорит:
- Ты давно у меня дома не был, заходи в гости, я тебе кое-чего покажу.
Мне и невдомёк, что он имеет в виду, о том нашем с ним разговоре я уж и забыл. Захожу к Михалычу, а он подаёт мне книжку небольшого формата. Оказалось требник, ещё времён Государя Александра Николаевича.
- Держи, подарок. Угодил?
Я тогда от радости, даже дар речи потерял, только и мог что отдельные звуки издавать.
- Угодил, Михалыч, такая вещь и в таком прекрасном состоянии, - знал старик, что люблю старинные вещи.
На самом деле, до сих пор я хожу по домам именно с этим требником, он прекрасно вписывается в наше время, только колесницы тогда ещё не освящали, а зря, всегда надо делать поправку на технический прогресс. Я, вот, хоть и в деревне служу, а молитву на освящение космического корабля припас, на всякий случай.
Мой друг доволен. Где же он раздобыл такой раритет? Рассказывать не стал, улыбался только. Михалыч был моим другом, а поскольку он и годами ровнялся моему отцу, то я и относился к нему, как к отцу.

Ветеран Войны Михалыч

В своё время, еще будучи мирянином, приметил тогда его среди тех, кто молился в храме. Потом настоятель пригласил Михалыча помогать в алтаре, а поскольку я тоже периодически алтарничал, то мы с Петром Михайловичем так познакомились и сблизились. Он никогда не воспринимал нас и окружающий его мир с высоты своего возраста. Полный, небольшого роста, круглолицый, очень живой и подвижный, с неизменной заразительной улыбкой. Потом уже, после моего рукоположения, Михалыч стал моим первым помощником. Особенно ловко у него получалось решать вопросы с администрацией, ему как участнику войны, все чиновничьи кабинеты были открыты, и мы вовсю пользовались его авторитетом. Он сам никогда не унывал, и мне всегда советовал:
- Отец, Александр, ни в какой ситуации не отчаивайся, уповай на Христа и Пресвятую Богородицу, они-то уж точно в обиду не дадут. Поверь мне, я это наверняка знаю.

Михалыч родом с Западной Украины, когда их освободили в сорок четвёртом, он мальчишкой попал на фронт. Сперва воевал в Прибалтике, а в конце войны входил в Норвегию. Про прибалтов он мне ничего не рассказывал, зато удалось немного выпытать из него про норвежцев:
- Нет, норвежцы нас не любили, они никого не любили, ни нас, ни немцев. Да и кого любить, война, мы хоть от фашистов их освобождали, да сами на их землю пришли. Стрелять они в нас не стреляли, но, ты понимаешь, эти норвежские ребята и девочки очень ловко умели кидать ножики. Они кидали ножики в наших солдатиков и убивали, хотя мы их не обижали. Не знаю, как бы сложилась моя дальнейшая судьба, если бы меня тогда не арестовали. Особист, который вёл допрос, по-моему, никак понять не мог, за что меня взяли. Он всё расспрашивал, мол, в чём же ты провинился, а я и сам, хоть убей, не соображу. Правда, во время ареста у меня нашли две маленькие иконочки, мне их мама дала, когда на фронт уходил. Вот, особист и говорит:
- Знаешь, Петя, тебе сейчас лет десять лагерей светит, а за эти иконки тебе ещё пяток накинут, так что подумай. Давай так, я их тебе отдаю, ты рвёшь на моих глазах, и в протокол обыска мы про них ничего не вписываем. Это всё, что я могу для тебя сделать, солдат. А у меня откуда-то такая внутренняя уверенность наступила, я ему и говорю:
- Нет, гражданин капитан, рвать иконки я не буду, ты положи их в конвертик, а через полгода, когда выпускать меня станешь, ты мне их и вернёшь. Тот только руками развёл, мол, дурак ты, братец, я же тебе помочь хотел. И представь, какое же у него было лицо, когда именно через полгода, он возвращал мне мои иконы.

Время неумолимо, и разит точнее, чем ножики тех норвежских ребят. Мой друг стал всё реже и реже появляться в церкви. Ему и хочется придти на службу, а силёнок нет, пройдёт пару кварталов и назад. Один раз всё-таки дошёл, два часа добирался. Когда мы с ним в последний раз виделись, он сказал:
- Я прожил долгую жизнь, вырастил детей, внуков, и всё-таки, самое лучшее время - это годы здесь вместе с вами. Знаешь, я всю жизнь мечтал, чтобы меня позвали в алтарь, Господь меня услышал. Спасибо тебе за дружбу, мне всегда хотелось иметь другом священника. Ты меня любил, я знаю, - старик улыбнулся, - ты любишь «старые вещи».

Он себя плохо чувствовал, прилёг на диван, а жена в это время читала вслух акафист «Слава Богу за всё» на русском языке. Вдруг Михалыч произнёс: «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу», перекрестился, закрыл глаза и словно уснул. Отпевали его семь священников, и хоронили на старом кладбище. На каменном кресте по его просьбе выбита надпись: «Раб Божий Пётр», и больше ничего. Да и зачем больше, Своих Господь и так знает.

Крест - обидчицы

Крест для своего «тревожного» чемоданчика я искал целый год. Всё-таки, крест в нём самая важная составляющая, даже кадило, и то, может быть софринским, а вот крест не может. Он обязательно должен быть свидетелем непрерывающейся традиции от прошлых веков к сегодняшним. Тогдашнее желание найти настоящую древность превратилось в привычку, и до сих пор я никогда не пройду равнодушно мимо старинного креста. Поначалу приходилось носить с собой маленький деревянный. Конечно, с деревянным проще, он и полегче, чем металлический, но зато, он и не такой весомый.

Однажды позвали меня к старушке лет восьмидесяти. Жила она одиноко в таком же старом доме с небольшим кусочком земли. Бабушке столько лет, а она до сих пор ещё ни разу не исповедовалась. Прожитых лет много, и память великолепная.
- Ты, садись, садись, милок, в ногах правды нет, - увещает меня баба Аня, - разговор будет долгим. И вот такая исповедь, длиною в жизнь. Она только выговаривалась больше часа, а потом мы с ней ещё и беседовали. Наконец я собираюсь её причастить, расставляю всё необходимое, и старушка замечает мой деревянный крест. Бабушка разочарована:
- Крест-то у тебя, батюшка, уж больно простецкий.
- Какой есть, - отвечаю, - зато лёгкий.
- Нет, - протестует бабка, - для такого дела свой положу, чай не каждый день причащаюсь.
Она встаёт и ковыляет в соседнюю комнату. Через минуту бабушка возвращается с небольшим металлическим крестом в руках. Она кладёт его рядом с Евангелием и готовится слушать молитвы. Читаю требник, а сам всё поглядываю на этот самый крест, и, кажется мне, что нет такого другого, который мог бы сравниться с этим красотой и совершенством форм. Старинная отливка восьмиконечного креста. Эх, вот бы мне такой, для полноты счастья.
- Матушка, откуда у тебя такой замечательный крест?
- Так, из земли выкопала, копалась в огороде и нашла.

Её дом находился совсем недалеко от церкви, а церковь традиционно стоит на одном и том же месте, уже, почитай, с 16 века. Потому здесь очень часто происходят такие находки. Со мной знакомая разговаривала, наш местный краевед, и вспоминала, как ещё в сороковые годы её отец решил выкопать под полом на кухне погреб. Свой дом, а погреба нет. Стал тогда отец копать и наткнулся на старинный гроб - колоду. Он колоду открыл, а в ней девица с косой в узорчатом кокошнике.
- Отец, - рассказывала она, - не стал дальше копать, закрыл колоду и снова её землёй засыпал. Так мы и продолжали жить без погреба.
Уже уходя, я вдруг осмелился и дерзнул предложить:
- Матушка, продай мне этот крест, мне он нужнее. Я тебе хорошие деньги дам. Но только, делая такое предложение, не учёл я, что рядом с бабкиным домом не только церковь, но ещё и рынок, на котором она просидела полжизни.
- Чиво-о-о!? - взрывается старушка, - ты понимаешь, что говоришь? Продать ему мой крест, нет, вы слыхали!? - она ищет поддержки у невидимых свидетелей.
- А ну-ка, пошёл, пошёл отсюда, - не унимается причастница.
Разумеется, я ушёл, мало ли, вдруг с ней сейчас чего случится, и оправдывайся потом, что ты не Раскольников (убивший старуху-процентщицу у Достоевского). Но это я сейчас шучу, а в ту минуту мне было не до смеха. Я действительно обиделся. Ну, не хочешь продавать, так откажи и всё, а обижать-то меня зачем.
- Ладно, думаю, бабушка, помирать станешь, я к тебе не приду.

На следующий же день захожу в храм и вижу. На подоконнике возле кануна, куда родственники обычно выкладывают оставшиеся после своих усопших старые книги и бумажные иконки, стоит металлический крест. Формой этот крест очень походил на тот, бабкин, только размером раза в полтора больше.И сразу же мысль: «Вот он твой крест. Ты хотел его иметь? Пожалуйста, только на бабку не обижайся, пускай то, что её ,останется с ней». Держу крест в руках, любуюсь им, и чувствую, как меня начинает накрывать волна раскаяния за вчерашние мысли и обиду.
- Прости меня, Господи, я всё понял. Пускай, для меня это будет уроком.

С того дня прошло, может, полгода, и с моей "обидчицей" случилась беда. Человек старенький, слабый, где-то силёнки не рассчитала, перетрудилась, и видать, случился с ней удар. Она упала, потеряв сознание, и пролежала так на полу несколько дней. Позвать на помощь она не могла, а входная дверь у неё оставалась закрытой. Соседи, проходя мимо, иногда было дёргали дверь за ручку, да, видя, что заперто, шли дальше. Бабка-то слышала, что соседи шумят, а сил крикнуть не было. И только на четвёртый день соседи забили тревогу, выставили стекло в окошке и забросили в дом мальчонку лет десяти, тот и открыл дверь изнутри. Приезжала скорая, и старушку даже возили в больницу, но помочь уже не смогли. Стараниями врачей лишь отсрочили её кончину на несколько месяцев. Как не пытаются учёные, но лекарства от старости ещё не придумали.

После службы ко мне подходит всё тот же юноша, что когда-то водил меня к бабе Ане.
- Бабушка, очень плохая, глядишь скоро кончится. Зовёт тебя напоследок, покаяться хочет. Я понимаю, что и нужно бы навестить человека, только заявок к больным в те дни было очень много. Потому и, расспросив парня о состоянии его соседки, решил навестить её дня через три-четыре, или в противном случае, предложил пригласить другого батюшку. Проходит ещё дня два, и вновь встречаю того же молодого человека:
- Батюшка, она другого не хочет, и говорит, что знает, почему ты не идёшь. Просит передать, мол, готова отдать тебе крест. Я как услышал, так и понял, что идти нужно немедленно, ведь бабка, поди, думает, что я на неё в обиде. И в этот же день я уже был у неё. Бабушка лежала в постели и действительно была очень плоха.
- Батюшка, я покаяться хочу, мне очень жаль, что я тогда на тебя накричала и прогнала, ты уж прости меня, старую. Это не по злобе, это по привычке. После того, как я её причастил, бабушка берёт со стула, что стоит рядом, крест, и подаёт его мне:
- Возьми, действительно, тебе он нужнее. Я взял его в руки, поцеловал и вернул:
- Нет, матушка, не возьму, это твой крест, и пускай он останется с тобой.
- Я всё одно уже ухожу, батюшка, и хочу отдать его тебе, на память.
- Тогда завещай его мне. Так и решили.

Прошло ещё несколько месяцев, за то время меня перевели уже на другое место служения. И вот однажды вижу, как в храм заходит тот самый юноша, и сразу понимаю зачем. Он просит благословения и передаёт мне небольшой бумажный конверт из коричневой плотной бумаги. Я беру конверт и достаю из него содержимое. И вот у меня на ладони тот самый крест, о котором мечтал когда-то, он лежит и приятно холодит руку. Наконец, крест стал моим, но только радости от этого я почему-то совсем не испытывал...

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Старые вещи» опубликован: 25.04.2010 - alex-the-priest.livejournal.com/31651.html

14.07.11   Прекрасный рассказ, а главное-он очень жизненный. У героини рассказа наверняка есть прототип.

«Очищение»

Такое впечатление, что все кто раньше жил на болотах -
переселились в мегаполисы и заправляют в них…

Не стану говорить за всех, но наш храм всегда выглядит по-особому. В субботу вечером на службе людей немного, и он тихий, молчаливый, а назавтра, в воскресную Литургию, преображается. Наполняясь людьми, становится похожим на человеческий муравейник, люди приветствуют друг друга, радуются встрече. А когда в конце службы приносят к причастию младенцев, то их крикам и детскому лепету, мне кажется, радуются и сами стены старого храма.

Обычно по четвергам мы служим молебен нашему престольному образу, а после моем полы, трясём ковры, драим подсвечники и всякие металлические предметы. Потом все, кто был на уборке, идут в трапезную, а я в этот момент нахожу предлог, и остаюсь в храме. Вот именно сейчас, в эту самую минуту он мне нравится больше всего. Кругом всё помыто, чисто, на полу никаких следов от свечей. Храм сияет, твоя душа заражается этим сиянием и начинает сиять в унисон. И хочется уподобиться храму в его чистоте, избавиться от страстных помыслов и всякого греховного наваждения. Постоишь минутку, надышишься воздухом чистоты, и тоже идёшь в трапезную вслед за всеми. Увы, до конца своих дней человек обречён на борьбу с тёмной частью своей души, и не может оставить это делание ни на минуту, иначе тёмное возобладает.

Выхожу в притвор, а там ждёт одна наша верующая:
- Батюшка, посоветоваться хочу. Меня постоянно преследуют хульные помыслы, в последнее время особенно. Встаю на молитву, начинаю обращаться к самым дорогим для меня именам. И тут, на тебе, в уме появляется какая-то гадость в их адрес. Что делать? Я же не хочу этого, сама от таких мыслей страдаю. Мы поговорили с ней, а потом вернулись в церковь и я прочитал над ней разрешительную молитву.
- Не обращай внимания на эти помыслы, и не унывай, ведь они не твои. И ещё, - чаще подходи на исповедь, причащайся, враг боится Благодати.

Уже вечером, возвращаясь домой, прохожу своим обычным маршрутом мимо лежбища местных бомжей. Меня они знают и при моём приближении ведут себя по-разному, обычно здороваются, иногда отворачиваются, но никогда не остаются равнодушными. Если в это время между ними случаются перепалки, то при мне они, как правило, умолкают и ждут, пока батюшка пройдёт. Но такими как в этот раз, я их ещё не видел, и ругались они очень уж нехорошо, и главное, никто не отреагировал на появление священника, словно меня вовсе и не было.

Прошёл мимо бомжей, свернул за угол дома, у подъезда на лавочке сидит пожилой человек. Я его знаю, не так давно он приходил к нам, просил окрестить внука. Мы с ним тогда хорошо поговорили и расстались довольные друг другом. С тех пор, встречаясь, неизменно раскланивались и справлялись о здоровье внуков. Я уже было собрался поздороваться, как вдруг услышал из его уст отвратительнейшую тираду из самых гадких слов. От неожиданности даже остановился рядом с ним, а человек, словно не видит меня, и продолжает ругаться. Неужели и его моё присутствие не остановит? Не останавливает, я обезкуражен, и не понимаю, что происходит. И только потом осенило: да он же меня не видит, и бомжы не видели, потому и продолжали ругаться.

Долго я ещё ломал голову, что это за феномен такой. Но вспомнив утренний разговор с женщиной, боримой хульными помыслами, понял, что таким образом мне мстили за исповедь, заставляя слушать грязную ругань, зная, что она причиняет мне физическое страдание.

Поехал,как-то в соседний город, машину нужно было застраховать. Пообщался со страховщиками, пошутил с молодёжью и выхожу из здания в прекрасном расположении духа. Взгляд падает на купола тамошнего храма. Их ещё в мою бытность позолотили и сейчас они ярко сияют под радостными лучами весеннего солнца. С чувством на них перекрестился, и немедленно из под руки выныривает человек... Даже не человек, а человечек. Лет сорока пяти, небольшого росточка, с большой плешивой головой. С возмущённым видом, заикаясь от негодования, человечек кричит:
- Ты что делаешь!?
Думаю: "Мало того, что ты меня напугал, выскочив из небытия, так ещё и оправдываться заставляешь!"
Совладав с собой, и стараясь казаться спокойным, перехожу в наступление:
- Чего тебе надо, дядя, чего пристал?
- А ты, - указывает он в меня пальцем, - ты, зачем перекрестился!?
Я опешил, да, кому какое дело, крещусь я или нет. На дворе, слава Богу, не времена гонений на христиан, имею полное право.
- Да что Он дал тебе, этот твой Бог? Зачем ты Ему служишь!?
Он так громко кричал, что мне стало неудобно, и я попытался уйти, но человечек долго ещё не отпускал меня, хватая за куртку, а потом вдруг исчез. Причём исчез точно так же внезапно, как и появился, из неоткуда - в никуда. Но настроение у меня испортилось.

Не так давно об этом случае мне напомнил один мой старинный знакомый. Он ещё ребёнком попал в Освенцим, и был в числе тех детей, кого спасли наши солдаты. Семья его погибла, и мальчик воспитывался в детском доме. Я всегда считал его человеком разумным и порядочным. Уверенность в его порядочности у меня не поколебалась, а вот в разумности, увы, был вынужден усомниться... Иду по посёлку в облачении с крестом на груди. Мне навстречу мой знакомец, спешит поздороваться. Он специально остановил велосипед, и после обычных слов приветствия, ни с того, ни с сего, вдруг задаёт вопрос:
- Батюшка, послушай, а кто придумал весь этот ваш «лохотрон» с Богом? - и смеётся. - Хитрый, видать, был мужик, - так народ развести! - и опять смеётся.
Поначалу я даже было растерялся, никак не ожидал от него такое услышать. Спрашиваю:
- Ты же старый человек, а не подумал, - вот, как я теперь тебя отпевать буду, с каким сердцем?
Он перестал смеяться, и понял, что попал со своим вопросом впросак. Потому стал извиняться:
- Прости, батя, я не то чего-то ляпнул.
Вот и получается, Бог для него - это «лохотрон», а «отпеться» хочет. Ну, никакой логики.

Хотя, это случай такой, казусный, и даже немного смешной. А вот, помню, прихожу в один бедный дом. Меня встретила больная пожилая женщина. В храм она придти уже не могла, а причаститься хотела. Вместе с нею жила дочь, молодая ещё, лет тридцати. Будучи студенткой, девушка вместе со своим классом выезжала на месячную практику. До того как уехать, она была весёлой общительной девчонкой, а вернулась, словно не она, а тень от неё. Что там произошло, никто матери не рассказал, а та и не докапывалась до сути. Только вскоре девушка прекратила посещать занятия в техникуме, и вообще стала редко выходить на улицу. Мать, бывая в церкви, молилась о дочери и пыталась привести её на службу, но у женщины ничего не вышло. Если раньше девочка легко заходила в храм, то вернувшись с практики, не могла войти в него вовсе. Время шло, положение девушки усугублялось. Она совсем перестала выходить из дому, но зато начала болезненно реагировать на материнскую молитву. Мать берёт молитвослов, а девочка в соседней комнате начинает безпокоиться, мечется из угла в угол, места себе не находит.

Вот мать и подумала, дай-ка я батюшку позову, сама причащусь и дочку попрошу причастить. Меня она пригласила, а дочери заранее ничего не сообщила, и о том, что священник к ним придёт, тоже. Уже после того, как я пришёл, женщина рассказала, что дочь с самого утра выглядела подавленной, потом засуетилась, а часа за три до назначенного времени схватила сумку и выбежала из квартиры.
- Кричу ей, дочка, ты куда?
- За хлебом, скоро приду!
- Да она у меня уже и не помню когда из дому-то выходила, а здесь без денег за хлебом сорвалась.
Вечером того же дня специально бабушке позвонил, интересно стало, когда же девушка вернулась. Оказалось, что только под вечер. А ведь даже я не знал о планах матери причастить дочку.

Кто предупредил эту несчастную бесноватую? И почему она стала бесноватой, что произошло на практике - такого, что «кожаные ризы», ограждающие нас от мира аггелов, прекратили её защищать (так бесов иногда называют, через "гг", в отличие от ангелов, - хотя по-гречески пишется всегда: "аггел", а произносится всегда: "ангел", т.е. видимо это только русская такая традиция - прим.редактора).

О случае, когда человек сам призывал врага, мечтая увидеться с ним, я слышал. Мне о нём рассказывал отец Арсений из Сынковичей. К нему из соседнего города приехал молодой человек, увлёкшийся тяжёлым роком. Сперва он только слушал записи популярных групп, работающих в этом стиле, а потом и сам попытался писать. Как уж у него там получалось, не знаю, но юноша, посвящая свою работу сатане, проникся к врагу такой страстью, что не смог совладать с собой и начал мысленно обращаться к нему и призывать, чтобы тот пришёл. И однажды ночью он, действительно, пришёл...

Когда враг пришёл к этому молодому человеку, то принёс тому не радость общения, как это бывает со светлыми силами. И не взял его под своё покровительство, а напротив, вошёл в него по добровольному согласию и превратил жизнь юноши в ад. Каждую ночь, ровно в три часа, у того начинали ломить суставы. Каждую мышцу тела в отдельности сводило судорогой. Несчастный кричал, пугая домочадцев, а те безуспешно возили его по врачам. Медики не могли найти причину болезни, тем более что, боли как начинались ночью сами по себе, так к утру без всяких таблеток и прекращались. Хорошо ещё, что парень сумел сделать правильный вывод и побежал в церковь, вернее, бес заставил его побежать. Батюшка, поговорив со страдальцем, сразу же поставил тому диагноз и прописал курс лечения: пост, молитва, исповедь и причастие. Зная о том, что принимать Святые Дары следует на голодный желудок, и даже воду нельзя пить после полуночи, молодой человек в ночь перед причастием испытал сильную жажду. Не выдержав, он попил святой воды. Но жажда не пропала, напротив, во рту у него ещё больше пересохло, да так, что даже слюну не мог проглотить. Не зная, что делать, он достал из холодильника арбуз, отрезал кусок и съел. Ощущение жажды мгновенно исчезло. Да и зачем было дальше мучить человека, если он нарушил пост перед причастием, и теперь не мог причаститься? Но юноше хватило решимости утром в воскресный день приехать в церковь на службу, и рассказал обо всём батюшке. Отец Арсений, несмотря на явное нарушение правила подготовки к причастию, велел ему причащаться. Интересуюсь:
- Батюшка, и что же дальше было с этим парнем, ему полегчало, бес прекратил его мучить?
Отец Арсений развёл руками: - Отче, это случилось только вчера. Он причастился, и я пока его не видел. Приезжай к нам снова, в следующий раз я обязательно расскажу о том, что было дальше...

К слову, мой приятель, московский священник лет десять тому назад крестил девушку. Та тоже писала музыку, которую мы привыкли называть «тяжёлой», или чем-то вроде, я не очень в ней разбираюсь. Спустя некоторое время она пришла в храм, нашла батюшку и стала просить её «раскрестить»:
- После крещения у меня случился затяжной творческий кризис, я совершенно потеряла способность писать музыку. Девушка тоже сделала «правильные выводы», поняла, кто является источником её творчества и в чём причина кризиса. Пишущие музыку говорят, что они, на самом деле, её не сочиняют, а просто слышат. И получается, что сродное тянется к сродному. В последнее время, смотрю, всё больше появляется фильмов о тёмных силах, упырях, садистах. Это неслучайно: сродное тянется к сродному.

Помню, я ещё только стал священником, и меня просят соборовать старого человека. Бабушка была лежачей, жила в своём собственном мире, и не воспринимала того, что происходит вокруг, но когда-то она ходила в храм, молилась. Если человек, находясь в здравом уме, исповедовал веру в Бога, то даже если он и теряет способность логически мыслить, то мы всё равно продолжаем его причащать, а если нужно, то и соборуем. В день, когда я пришёл к ним домой, вся семья была в сборе. Отца у них не было, хозяйка, ещё нестарая энергичная женщина, её четверо детей и лежачая мама. Приходя соборовать на дом, обычно приглашаю присоединиться к таинству и всех домочадцев. Причащаю здоровых людей только в храме на службе, а вот соборовать могу и так, даже без предварительной исповеди.

Человеку очень трудно решится открыть свою душу кому-то стороннему, хотя бы и священнику. Говорить о своих грехах, это всё одно, что прилюдно раздеться. Хотя, это тоже не совсем верное сравнение. Далеко не каждый нудист оголит свою душу так же легко, как и тело, ибо тело оголяется по гордыне, а вот, душа - только по смирению. Важно дать человеку почувствовать присутствие благодатной силы, что может подвигнуть его к осмысленной вере и покаянию. Соборование - таинство удивительное, и очень действенное. Поэтому, готовясь соборовать старушку, приглашаю присоединиться к нам и всех остальных. Мама обрадовалась предложению и тут же расставила вокруг меня всех её четверых детей. Среди них была и молодая девушка, лет двадцати, студентка из Нижнего Новгорода, приехавшая домой на каникулы. Прочитал положенный канон, стихиры, перехожу к помазаниям, и замечаю, всякий раз, как помазую эту девушку, она скалится и хихикает. Думаю, почему она смеётся? Может, хочет показать, что она девушка современная, учёная, а согласилась принять участие в таинстве только для того, чтобы не огорчать маму? Но я же никого не заставляю, не хочешь - не надо. У меня ещё было тогда слишком мало опыта, чтобы понять причину, побуждающую девушку вести себя именно так. Впоследствии я неоднократно сталкивался с похожей реакцией на таинство, и некоторые во время помазания не просто улыбались. Помню, как одна женщина заходилась смехом, а отсмеявшись, упорно вставала на место. Не случись бы у меня предварительной встречи с этой девушкой студенткой, то и не знаю, как бы я поступал в подобных ситуациях. Собираюсь уходить, хозяйка, прощаясь со мной, просит:
- Батюшка, а не могли бы вы нам и квартиру освятить?
Отвечаю, освятить-то, конечно, можно, только для этого мне придётся зайти к ним в следующий раз. Изучаю свой ежедневник, и определяемся с ними по времени. Договариваемся, что в назначенный час в квартире меня будет ждать старшая девочка студентка, остальные - кто в школе, кто на работе.

В оговоренное время я снова был у них дома. Девушка меня встретила и провела в большую комнату, посередине которой стоял старый круглый стол. А сама, не задерживаясь, прошла и закрылась в своей комнате, дверь в которую находилась у меня за спиной. Приятно, когда вместе с тобой молятся хозяева дома, но кроме девушки, старушку в расчёт не беру, никого не было. Только дверь она за собой закрыла, а стучать было неудобно. Подаю возглас и начинаю освящение. В этот момент за моей спиной резко открывается дверь, девушка пробегает мимо, и через минуту я уже услышал, как в туалете спустили воду. Потом она точно так же, не обращая на меня внимания, забежала к себе, вновь хлопнув дверью. Думаю, да, не очень-то вежливое поведение, хотя, чего от них, молодых, ждать. Продолжаю чин освящения, дошёл до девяностого псалма, и тут вновь открывается дверь, да так, словно её ногой вышибали. Та же самая девочка, вновь бежит у меня за спиной, и снова слышится звук от спускаемой в туалете воды. Стараюсь не обращать на неё внимания. Ещё через мгновение студентка возвращается и закрывается у себя. Перехожу к каждению, и словно в дурном сериале, опять она бежит, зато уже и не возвращается. Совершаю каждение, обошёл всю квартиру, бабушка на месте, а девочки нигде нет. Куда она делась, как сквозь землю провалилась, ведь я даже в туалет заглянул. Потом стал кропить святой водой, захожу на кухню, а там под раковиной, возле помойного ведра, забившись в угол, сидит моя хозяйка.
- Миленькая, что с тобой? Ты чего здесь делаешь?
Она молчит. Тогда без всякой задней мысли кроплю её водичкой и вижу, как та, задрожав всем телом, распласталась по стене. Закончив освящение, и поцеловав крест, по привычке подаю его и хозяйке. Вновь иду на кухню, та всё ещё под раковиной.
- Поцелуй крест, - говорю.
Будущая учительница, отчаянно завизжав, ползёт на коленках в туалет, и, закрывшись в нём, продолжает кричать всё тем же истерическим криком. И только тогда наконец до меня дошло, - она же бесноватая! Собрал чемоданчик, и прежде чем уйти, постучал ей в дверь туалета:
- Закрой за мной. Я ушёл.
Испугался я только вечером, когда понял, что любой из соседей, услышав отчаянные женские крики, а они были слышны на весь подъезд, запросто мог бы вызвать милицию. И что бы тогда обо мне подумали, и как бы я оправдывался?

А полы у нас в храме очистились далеко не сразу. Мы их поначалу даже менять хотели, но прихожане упросили оставить, мол, это единственное, что продолжает связывать нас с теми, кто молился здесь два века назад. Я согласился, но предупредил, что долго нам ещё придётся отчищать их от прежней мерзости запустения. Потому и драим полы каждую неделю. Зато сегодня так чудно ощутить себя, стоящим на старинных плитах в храме, сияющем небесной чистотой.

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Очищение» опубликован: 08.10.2010 - alex-the-priest.livejournal.com/38636.html

PS   Бывает... Как бы этой сволочи настучать по рогам, чтоб вечером не мешала? Были и у меня с ним встречи, и от него сбежала креститься! А ещё он приходил в каждый сон 8 лет подряд... Достал крайне.
Священник Александр Дьяченко:   Это все - с духовником.

PPS   Скажите, а многие из бесноватых становятся после принятия Причастия нормальными людьми? Я читала, что они не всегда сразу исцеляются...
Священник Александр Дьяченко:   Я так не считал, можно всю жизнь причащаться и оставаться бесноватым, вспомните Николая Мотовилова, служку преподобного Серафима Саровского. Всё, что происходит, - происходит по допущению Господа, всё делается для спасения человеческой души! Пока человек страдает, он молится и просит Бога о помощи, а исцелился, так и поминай как звали...

«Каменщик (О войне добра и зла)»

Попробуйте послушать мысли своего сердца,
и вы услышите и ангелов, и бесов,
и увидите, за кем вы идете и кому принадлежите на самом деле…

Удивляюсь, когда люди сомневаются в существовании бесов. Хотя чему тут сомневаться? Все так наглядно. Мир существует по принципу духовного равновесия, война добра и зла не утихает ни на минуту. Все духовные существа, в том числе и те, кого мы не видим, исполняют свое предназначение, заполняя в этом мире каждый свою нишу. Предназначение злого начала - не подпускать нас к Небу. А наша задача - преодолевать, побеждать их козни и двигаться вверх. Сквозь терния к звездам, - это еще древние говорили.

Согласитесь, ведь для нас значимо только то, что приобретается с трудом, что стало частью души, той ценностью, которой дорожим больше собственной жизни... Адам был чист, но не свят, а множество святых, будучи изначально грешными, преодолев свою нечистоту, стали святыми. Адам и не дорожил, тем, что у него было изначально, и пал, а святые предпочитали лучше умереть, нежели потерять то, что приобрели таким трудом... Все эти разсуждения, конечно, очень приблизительны, но по сути своей верны. Попробуйте послушать мысли своего сердца, и вы немедленно услышите и ангелов, и бесов, и увидите, за кем вы идете и кому принадлежите на самом деле...

Хочу рассказать об одном человеке, который и от церкви-то был весьма далек, но от борьбы духовной не ушел. Ведь по большому счету, не важно: веришь ты, или не веришь, хочешь, или не хочешь - ты все равно в игре. И ставка в ней - твоя жизнь.

В нашем дворе жил один рабочий человек, мужчина лет сорока пяти, удивительно талантливый каменщик. Я знал о его способностях, и в глубине души мечтал, чтобы такой специалист поработал на возстановлении нашего храма, но это был дорогой специалист. Все в его жизни было неплохо, жил как все, и как любой русский талант - любил выпить. Бывало запивал, но выходил и снова работал как вол, у него были такие сильные, по рабочему красивые руки, и этими руками он творил чудеса.

Как-то столкнулись мы с ним во дворе нашего дома и говорит он мне:
- Слушай, батюшка, у меня такая проблема. Еще в юности по глупости сделал я себе наколку на плече, - бесенка наколол. И если раньше все было нормально, то теперь он мне мешать стал. Как выпью, так он мне лапкой и машет, а я в ответ - еще больше пью. Что делать?
Мы с ним поговорили, какой-то совет ему дал, не помню уже. И, вдруг, Володя, так его звали, заявляет:
- У меня еще желание есть - в храме что-нибудь построить хочу, что-нибудь на память о себе оставить.
Я возликовал. Как раз и нужда была в его помощи.

Наш храм состоит из двух частей: зимней и летней. Зимнюю часть мы к тому времени уже привели в порядок, а в летней - разруха полная. Обе части разделялись большой деревянной перегородкой. Нас, как и все сельские храмы, грабили безпощадно. Как-то воры забрались к нам через летнюю часть, прорубив дверь в перегородке. Вы себе не представляете, как страшно входить в разграбленный храм! Не столько украдут, сколько все исковеркают, и начинай все с начала...

Чтобы исключить в дальнейшем проникновение злоумышленников через деревянную перегородку, церковный совет принял решение вовсе заложить ее. Но работу эту можно было доверить только хорошему специалисту: стеночку нужно было ухитриться сложить так, чтобы и различия в стиле никто не заметил, да еще, чтобы и храм ею украсить.
- Володя, говорю, есть для тебя такое дело. Только сделать его нужно будет быстро. Ведь разобрав прежнюю, еще дореволюционную деревянную перегородку, мы храм делаем полностью беззащитным, и мне хоть ночуй в нем.
Володя побывал в церкви, прикинул задачу, и с удовольствием согласился помочь. Мы оговорили все подготовительные работы, подсчитали количество кирпича, число помощников и другие необходимые вопросы. Договорились и о дате, когда начнем.

Только на первый взгляд кажется, что ломать просто, но даже разобрать прежнюю постройку оказалось делом нелегким, да и кирпича нужно было занести в летний храм столько, что моим помощникам несколько дней пришлось работать как муравьям. Каждый день подготовительных работ я созванивался с Володей, докладывал ему наши результаты. Всякий раз я обещал посильно оплатить работу, но он всякий раз смеялся над моими словами и отказывался от денег. Наконец все готово. Окончательно оговорили с Володей время начало работы. Утром ждем. Час ждем, два. Володи нет. Звоню:
- Володя, дорогой, ты где? Что случилось? Нам тебя ждать?
Он ответил:
- Я не приду. Понимаешь, вчера, после разговора с тобой, мне позвонили и предложили калым на сегодня, и только на сегодня. Работа плевая, но таких денег мне еще никто и никогда не предлагал. Так что, извини, я не смог отказаться.

Конечно, мир не без добрых людей, нам помогли. Знакомый предприниматель прислал ребят с Востока. Работали они старательно и за два дня сложили стеночку, конечно, не совсем то, что мог бы сделать Володя, но и за это спасибо. Вечером того же дня меня нашла Володина жена:
- Батюшка, с Володей беда!
Как мы потом узнали, работы у него, действительно оказалось немного. И заплатили, как обещали. Володя на радостях тут же и отметил, а был за рулем. Возвращаясь домой, вылетел на встречную полосу, и лоб в лоб столкнулся с другой машиной. Навстречу ему ехала целая семья, но люди, слава Богу уцелели, машина была хорошая. За водителем, видимо немаленький был человек, даже вертолет прилетел, но все обошлось. Володю же вырезали из его «копейки» и еще в сознании привезли в больничку. Я предложил жене причастить его, пока человек в сознании, - еще не все потеряно, - важно человеку успеть покаяться. Его жена ответила мне:
- Ну, это только если Володя сам согласится.
Знаю, с ним говорили, но он так и не позвал меня.

Отпевали Володю возле церкви, в то время, как раз штукатурили ту стеночку, поэтому храм был закрыт. Я смотрел на его большие сильные руки, и мне казалось, что все, что вокруг происходит - просто какой-то дурацкий спектакль, что такого быть не может, что мастер сейчас встанет, и его руки еще оставят потомкам о себе прекрасную память. Вокруг скорбели Володины друзья, естественно, предварительно «приняв на грудь», - товарища помянули. Ну, как же - «святое дело». Было так обидно за все происшедшее, так было жалко Володю.

В слове после отпевания я почти кричал в толпу:
- Так жить нельзя, так пить нельзя, так умирать нельзя!
Народ, внимая священнику, безмолвствовал. Уже потом одна моя знакомая, бывшая на отпевании, пересказала мне такой диалог в толпе:

Не отпустили… И кто после этого мне будет доказывать, что бесов нет?

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Каменщик (О войне добра и зла)» опубликован: 14.01.2009 - alex-the-priest.livejournal.com/2631.html

09.12.12   Удивительно чистые рассказы...
28.05.13   Начинаешь задумываться о своей жизни - как все-таки много в ней неправильного, пустого времяпрепровождения. Рассказы очень душевные, добрые!
12.01.14   Поражён и уничтожен,сегодня в храм пойду
17.02.14   Совершил смертный грех и не покаялся... вот что страшно... а ведь можно было Бог милостив!
17.04.15   Господи как же быстро летит время в суете

«Мой приятель Витька»

Украинцам, на «хохла» - не обижайтесь!
- Я и сам на половину такой…

В мою бытность на железке вместе со мной в бригаде в одной смене работал Витька по прозвищу "Хохол". Сам он был из под Новгорода Великого. Ростиком небольшой, худенький со светлыми редкими и нестриженным волосами. На работе носил здоровенную кепку и кирзовые сапоги, почему-то, 44 размера. Портрет можно дополнить большой выпяченной нижней губой, на которой неизменно лежала «беломорина». Я когда поступил к ним в бригаду, то спросил моего учителя, почему, мол, «Хохлом» прозвали человека, ведь совершенный «москаль». Мне ответили: "Не знаю, ещё до меня так прозвали". Оказалось, что Витька был незауряднейший врун. Он врал налево и направо, врал там, где и не нужно было врать, но такая уже у него была болезнь. Особенно он любил знакомится с вновь поступившими к нам на работу. Часто ему самому давали учеников, специалист он был знающий и исполнительный, больше него на горке, почитай что, никто и не проработал. Так вот и слушаешь:

• как он познакомился с Мишей Боярским в ресторанчике под Новгородом, и не только познакомился, но и рюмочку опрокинул с артистом,
• как ходил по Балтике на сухогрузе,
• осваивал вертолёт,
• но особенной, любимой, что ли, темой его повествований - это были самолёты. Здесь уж он фантазировал во всю, - что только не летало по воздуху, управляемое штурвалом в пьяных руках нашего товарища. Пока я с ним работал, почти все типы самолётов изучил. Поскольку самолётов в мире много, да и текучка у нас на предприятии тоже была немалая, то самолётная тема поднималась в нашем обиходе чуть ли не каждую смену.

В разговорах с ним трудно было отличить, когда он врал, а когда говорил правду, поэтому мы, даже узнавая от него, что в управлении зарплату привезли, на всякий случай старались информацию перепроверить, а уж потом бежали за деньгами. Рассказывали про него, как они с другом напились и прогуляли рабочую смену, а табельщица их увидела. Им нужно на работе вагоны проверять, а они возле железнодорожного вокзала пьяные пляшут. Поднялся шум и на следующий день Хохла заставили писать объяснительную записку. То, что он в ней написал, навсегда осталось в истории нашей станции, вместе со списками ветеранов труда и кавалеров соответствующих орденов. А написал он приблизительно так:

Рассказывали, что, читая эту объяснительную записку, хохотало всё руководство нашей станции. Конечно, можно было вытряхнуть Хохла из его кирзух 44 размера и заставить показать следы от укуса гадюки, но любоваться на его грязные портянки охотников не нашлось. Дело замяли, но и Н. к награде не представили.
У Витьки не было никакой личной жизни. Жена допускала его к себе только в дни аванса и получки. А так наш товарищ частенько ночевал на работе, подложив под себя телогрейку и устроившись сверху на ящиках с рабочей одеждой. Сперва у нас была старая грязная будка, но потом она сгорела, и нам построили шикарный двухэтажный коттедж с консьержкой, но мы по привычке называли его "будкой". Так вот на втором этаже в комнате, выделенной для нужд нашей смены, среди блеска импортного кафеля и коротал ночи наш опальный товарищ. Никогда не забуду, как однажды он обнюхивал банку с борщом перед обедом. Спрашиваю его:
- Ты чего там вынюхиваешь?
- Сегодня меня тёща на работу собирала, не подлила бы чего.
Я понял, что здесь он действительно не шутил. С тёщей они искренне ненавидели друг друга.
Помню, как-то, наверно по осени, с Хохлом случился удар. Мы сидели в будке, и он нам бахвалился, как его брали с собой на дело профессиональные карточные шулера. Хотя может он и не врал, в карты его действительно никто из наших переиграть не мог. Вдруг Витька захрапел, запрокинул голову назад и сполз спиной на сиденья. Мы испугались, я бегал за нашатырём, ребята вызывали скорую. Сперва его положили в городскую больницу, а потом он ещё с месяц лечился в нашей железнодорожной клинике в Москве. Я уже не помню, что с ним было, по-моему, что-то с давлением, но после этого случая наш товарищ заскучал и перестал уже так лихо заскакивать на поручни, руководя движением состава вагонами вперёд.

Однажды случился у меня с ним конфликт, мы тогда здорово поругались. Нас оставили работать на участке вдвоём. А у нас ещё от сменщиков оставалось с полведра красного вина. Я вообще-то не пил, и Хохол после больницы сильно «ослабил обороты». Так что, стояло оно скорее для мимо проходящих коллег. Вдруг заявляется один наш прежний работник. Он уже давно спился, и его выгнали со станции. Он тогда искал опохмелиться и находился в состоянии между жизнью и смертью. Когда он попросил выпить, то я, было, собрался ему налить, но Хохол вдруг взвился, отнял у меня кружку и вытолкал алкаша из будки.
- Ты чего?- спрашиваю, - с ума сошёл? Тебе этого пойла жалко? Ты же видишь, что он помирает.
- Пусть помирает, - отрезал Хохол.
Пьяница сидел, согнувшись на лавочке, и отрешённо смотрел себе под ноги.
- Давай нальём, - попросил я Витьку.
- Отстань, - вновь огрызнулся тот.
Но вскоре последовала команда: «на тепловоз», очередь ехать была Витькина, и я остался один. Разумеется, что я немедленно налил бедолаге, и он, захлёбываясь и проливая на себя из кружки, словно от великой жажды, выпил, не отрываясь все 400 граммов вина.
Когда Хохол вернулся, то сразу всё поняли, и сказал мне:
- Ну и гад же ты, Алик!
Я вспылили в ответ, мол, человек погибает, а ему плевать.

Мы в тот день первый раз за несколько лет поговорили с ним как-то по-человечески, и я увидел Витьку с иной стороны. Я спрашивал его, почему он всё время выдумывает, даже неудобно за него бывает?
Оказалось, что Витька всю жизнь мечтал о небе, но его забраковали врачи, с детства было слабенькое сердечко. От тоски он стал понемногу выпивать. А мечтать не бросил, часто рассказывал другим о самолётах, и постепенно сам стал верить в то, что рассказывал, а почему бы и нет? «Почему я не мог бы ходить на сухогрузе, и разве Миша Боярский не мог бы выпить со мной»?
Оказалось, что в Москве ему сказали, что если он полностью не завяжет с вином, то следующий удар его или парализует или же вовсе убьёт. Приступы, но в меньшей степени, случались с ним и раньше, а теперь он уже обречён.
- Если меня парализует, - говорил Витька, - то кто будет за мной ходить - тёща? Да я им и здоровый не нужен!.. Так что я сейчас мечтаю только об одном: когда случится этот последний удар, чтобы со мной никого бы не оказалось рядом, кто бы меня вот так, как ты, пожалел бы и вызвал "Скорую"...

Через какое-то время после нашего с ним разговора Витька сам попросил принести ему крестик. И я принёс ему маленький серебряный крест с широкими округлыми концами.
- Посмотри, он похож на летящую птицу, - говорил мне Витька. - А у ангелов, интересно, какие крылья»?
Я продел через ушко креста цепочку и надел ему на шею:
- От меня на память. Если тебе станет плохо, хватайся за крест и молись, как сможешь! - Может, когда придёт твоё время, Вить, - то там, на Небесах, - и ты будешь летать!
Он смеялся над моими словами, но молитву «Отче наш» со временем выучил, и уже не начинал работать не помолясь про себя.
Когда он умирал, рядом с ним, как он и хотел, никого не оказалось. Я нашёл его в столовой, в нашей "евро-будке", уже потерявшим сознание. Вызвали "Скорую", но до больницы не довезли. Хоронили его за счёт (ж/д) станции.
Когда "Скорая" уехала, я вернулся на место, где умирал Витька, и увидел на полу его крестик. Видимо, он, помня мои слова: «хватайся за крест», слишком сильно рванул цепочку и оборвал её... Этот крестик сейчас лежит у меня в шкатулке среди моих институтских знаков (реликвий). Иногда я беру его в руки и, смотря на него, похожего по форме на летящую бабочку, вспоминаю моего товарища, который не дожил даже до сорока лет. Где ты, Витька? Может ты сейчас где-нибудь там, высоко в небе, разводишь от опасного сближения самолёты? - Ты же всегда мечтал летать? Если я когда-нибудь сподоблюсь лететь самолётом, - дай мне знак, что ты рядом, - и я обязательно помашу тебе рукой...

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Мой приятель Витька» опубликован: 25.03.2009 - alex-the-priest.livejournal.com/12061.html

PS   Помните у Николая Носова рассказ "Фантазеры"? Мишутку и Стасика, которые самозобвенно фантазировали о полете на Луну, о побежденной акуле?
- А вот Игоря, который соврал, что банку варенья съела его младшая сестренка, мальчики назвали "Брехуном!" Такая тонкая грань между "Фантазером" и "Брехуном", а за ней - душа человека!.. И жаль Виктора. Тяжело жить, когда никто-никто тебя не любит... Вот и разукрашивал свою и чужую жизнь разными фантазиями..
Священник Александр Дьяченко:   Грустная судьба, нереализованная жизнь...
А Носова я почитаю (в какой-то степени, как пророка) и, безусловно, как христианского писателя...

«Угомонись, дед, любовь не делится, она способна только умножаться»

«Милость Божия» 2011

Как зарядил со вчерашнего дня дождик, так и льёт. А я сегодня, невзирая ни на что - на велосипед и в лес. Вся душа изболелась смотреть как люди грибы несут, почитай уже недели две, а у меня ни одного свободного дня. Так что, если бы сегодня даже ливень пошёл, всё одно бы поехал, просто, другого времени нет. Вымок, конечно, зато в лесу благодать - никого. Душу отвёл за весь год. Потом к нашей прихожанке бабушке Рае в деревню. Её дом в самом конце, родительский ещё. Снаружи весь покосился, а изнутри вполне ещё приличный, и главное - отличная русская печка имеется. Вот в этой печи она мне грибочки и высушит, а потом я их детям отдам.

Тётя Рая перебирает на столе грибы и всё не нахвалится:
- Ах, грибочки какие, заглядение. Вот просто брал бы сырьём и ел, такие они хорошие.
Я смеюсь, а она:
- Ой, батюшка, припрёт не только грибочки, а кору жевать станешь. Мы, помню, после войны в 46 - 47, ох как голодали. Пять человек детей у мамки, отец без вести пропал. Как сейчас перед глазами стоит, Пасха 47-го года. В доме ничего нет съестного, ну, вообще, ничего. Сорок шестой сам по себе голодный, неурожай, а ещё и картошка не уродилась. В доме ни крошки, мы с меньшим братом уже пухнуть начали. Всё у мамки хлеба просим. А она так руки развела и говорит, не кричит на нас. а говорит:
- Нету у меня ничего, нате, ешьте меня саму.
Спряталась от нас в подклеть, а нам страшно, мамки нету. Где ты, мамка? Ищем плачем уже в голос. Тут средний брат её в подклети увидал и кричит нам:
- Вон, вон она! Не бойтесь, нашлась наша мамка! Сколько радости была, мамочка нашлась.

Выходим на двор, глядь, а на крыльце целый узел еды. Открываем, а там, куски хлеба какие недоеденные, даже от пирога кусок. Главное, много так. Потом-то мы догадались, что это тётя Валя Кузюкина с нами поделилась. Они побираться ходили, а мы нет. Мамка гордая была, не могла просить. Да и кого побирать, говорила, у всех детей человек по пять-шесть, и мужиков никого.
А тётя Валя, вишь, пожалела нас, поделилась.

Мы сейчас вона как Пасху встречаем, праздник праздников, и на столе чего только нет. За стол садишься берёшь кусок кулича, так он прямо - таки во рту тает. Только как бы он ни таял, а ведь вкуснее как с теми объедками никогда я больше Пасху не встречала.

Потом повела руками по белым грибочкам: - Какая красота, батюшка, пахнут-то они как, а? Вот она, милость Божия. Знаешь что, поставлю сейчас твои грибки в печку. а сама рвану в лес. Ну и что, что дождь, это всё пустяки. Ты мне своими грибами нутро зажёг, страсть до чего самой пособирать захотелось.

Священник Александр Дьяченко
Рассказ «Милость Божия» (1-ая версия) опубликован: 10.10.2011 - alex-the-priest.livejournal.com/76674.html

Священник Александр Дьяченко
Рассказ «По грибы» (2-ая версия) опубликован: 28.09.2013 - pravmir.ru/po-griby-2/

10.10.2011   Моя мама после войны тоже ходила по миру (бабушка во время войны овдовела,детей семеро было). Она вторая по старшинству была, вот и пришлось. А ещё не могу не поделиться замечательным воспоминанием из моего детства.
Мы с братом тогда школьниками были.В школу часто ветераны приходили, интересно было слушать. Ну, я маму тоже расспрашивала как во время войны всё было... Бедствовали, голодали. Линия фронта в их местности менялась часто, бои шли жестокие. Какое-то время были они под немцами. У бабушки дом был довольно большой, половину забрали под немецкий штаб. Мама моя заболела, да так сильно, что бабушка уже всё приготовила на мамину смерть... Это сейчас я понимаю, что все добрые чудеса на свете творит Господь... А тогда в бабушкину часть дома пришёл простой немецкий доктор и сделал маме укол (очевидно антибиотика). Моя мама выжила. И не было в её воспоминаниях никакой злости на оккупантов, только сидящий во дворе дома немецкий солдат, играющий на губной гармошке, который угощает детей конфетами из своего сухого пайка. Вот куда ваши,батюшка, грибы "завели" :)
Священник Александр Дьяченко:   так я вовсе и не о грибах писал :) грибы - это просто фон. Я ждал вашего ответа. Вы увидели и написали, значит мы с вами родственные души :)

13.10.2011   Мой прадед Фёдор умер от голода в 1947, пережив перед этим голод 1933. Немцы в 1942-43 в нашем и соседнем огородах поставили зенитную батарею, бабушку мою и соседку выгнали в зиму из домов с малыми детьми, еду отобрали. Зимовали в погребе. Однажды немец справлял большую нужду на корточках у забора (по рассказам, культурные немцы не стеснялись это делать даже на глазах у женщин. Где-то недавно прочитал, что они славян-недочеловеков не стеснялись). Мой отец, 5-ти летний мальчик, проходя мимо, из любопытства остановился. Немец закричал и бросил в него кирпичом, целясь в голову, к счастью промахнулся. Бабушка не любила вспоминать "проклятых немцев-хвашистов". А вот румыны, как-то обмолвилась, не такие жестокие были "только курей постреляли".
В былые годы у нас тоже всё сушили - вишни, абрикосы, алычу и т.д., варенья варили (сейчас уже не так - в магазинах конфет полно). Грибы, правда, у нас не росли - степь. Сейчас в Подмосковье наверстываю упущенное в детстве - очень полюбил осенний лес и тихую охоту. Грибы собирать гораздо интереснее, чем вишни обрывать ))) Помоги вам Господь, отец Александр
Священник Александр Дьяченко:   Спасибо вам

13.10.2011   В этом году впервые почти за 30 лет ООН официально объявила состояние голода на планете. В Сомали к середине июля от голода умерли почти 30 тыс. детей в возрасте до 5 лет. Хуже всего то, что до сих пор ООН толком не может собрать столько денег, сколько нужно на питание. Оттого и объявлен голод, а не продовольственный кризис. Засуха в странах Африканского рога была такая, какой не было 60 лет. А цены на продовольствие выросли за последние годы вдвое (с 2007-го, докризисного), вот и не могут помощь собрать.
Священник Александр Дьяченко:   а у нас земли пропадает, как вся та Африка. Сколько можно было бы людей накормить...

10.01.15   Читаю как через душу все проходит
06.04.15   Читаю и плачу,слезы текут ручьем,за душу берет жестко.
30.12.15   Прочитала и слезы градом полились.Извиняюсь за это слово,но не могу не произнести-"Зажрались" мы и мое поколение.Причем в любом смысле.Стали черствыми.Боюсь представить,что будет с нами дальше.Молюсь и прошу,чтобы не повторилось с нами страшное-голод...
30.03.16   Спаси Господи ! Наплакалась,читая Ваш рассказ. И правда,иногда надо кризис,чтобы не забывали люди ,как кусок хлеба достается.
02.05.16   примите с любовью и почтением к Вашему таланту строки одного моих стихотворений!

Прости нас, Господи, глухих и безразличных,
Не ищущих Тебя сквозь адский шум и гам,
Уже давно забывших о приличиях,
Ведь стыд - не дым, не выест очи нам.

Пройдя сквозь срам для нашего бессмертия,
Лишь мертвенность находишь тут и там:
Всей жизнью мы себя готовим к смерти,
Не простираем взор к Твоим садам.

Но милость к каждому у Бога безконечна,
Лишь ощути в себе греховный склад
И воззови из глубины сердечной:
- Я верю, Господи! Развей духовный хлад!

«Про Адама»

Бедный Адам, где скроешься ты от Господа?
В палестинских песках? В русских лесах было бы поваднее…

Первая суббота Великого поста, вечер. Исповедников - тьма тьмущая. Так у нас принято. Большинство держит пост только первую и последнюю недели, ну, и понятное дело, хочется вознаградить себя за длительное недельное воздержание воскресным причастием. Исповедь заканчивается уже совсем поздно, и это деревенский храм, а что творится в городских? Думаю: "Ну, вот, и, слава Богу. Сейчас в трапезную, попью кофейку, и домой. Ещё столько дел, и правило читать, и к проповеди готовиться".

Вдруг замечаю, как из-за колонны мне навстречу несмело выступает женщина. Видно, что человек она нецерковный, наши так не одеваются. Возрастом где-то моих лет, ещё нестарая, но заметно, что дело уже идёт к закату. Для священника такой возраст - возраст расцвета, седина - свидетельство, если уж не о духовном, то о житейском опыте. А вот для женщины такой возраст - повод говорить о стремительно приближающейся старости. Она подходит, суетливо теребя в руках носовой платок. Руки выдают её внутреннее состояние, и это состояние отчаяния.
- Батюшка, я хотела подойти к вам вчера вечером, но не решилась. Простите меня, но я не знаю, зачем пришла. Вернее, конечно, знаю, но зачем пришла к вам, этого не понимаю.
Она было задумалась и замолчала, но потом спросила с поспешностью:
- Вам нужно называть мои грехи? Да? Вы ждёте от меня грехов?
- Нет, мне не нужны ваши грехи. Я жду вашего покаяния, но, вижу, что вы ещё не готовы. И как может быть готов к покаянию человек, первый раз пришедший в церковь? Что с вами, почему вы так волнуетесь?
- Батюшка, меня предали, предал самый близкий человек, мой муж. Мы всегда были вместе, и в годы радости, и в годы отчаяния (когда наш гарнизон прекратил существовать, и мы оказались в лесу, отрезанными от всего остального мира). А ведь надо было как-то выживать, кормить и учить детей. Мы тогда жили вчетвером в маленькой однокомнатной квартирке с двумя детьми.

Это было невыносимо: отключено электричество, нет тепла, ничего нет! Даже чайник неначем было разогреть. И в эти же дни, может от отчаяния, не знаю, но обнаружила в себе дар прясть пряжу и вязать исключительные по красоте вещи. Появились первые заказы и первые заработки. Муж, видя мои успехи, воспрял духом, и тоже стал участвовать в семейном деле. Поднялись, вырастили детей, построили дом. Дети разъехались, у каждого своя судьба, дочь уехала в Израиль, сын - в Петербурге. Думала, что будем доживать век вдвоём... И вдруг он мне объявляет, что у него уже готов вызов в Израиль, и что меня он с собою брать не собирается. Всё имущество на нём, он его распродаёт, а меня оставляет на улице...

Когда человек тебе исповедуется, то о грехах его быстро забываешь, и не помнятся они тебе, и на душе ничего не остаётся. А вот, когда приходит человек не с исповедью, а с такой бедой, то ложится она на твои плечи и самого пригибает к земле. Вроде чужое горе, чужая беда, чужая проблема, а плачешь о человеке. И становится он, ещё пять минут назад сторонний тебе - близким, а его страдания - твоими страданиями! Но для священника сопереживания не главное, главное - помочь. Научить молиться, постараться вложить в сердце человека надежду, утешить и убедить не отчаиваться.

Давно это было. Однажды служил в будний день Литургию, после которой должен был идти на требы. Не помню, что уж и кому обещал, но то, что ждали меня к двенадцати тридцати, это я на всю жизнь запомнил. И, вот, закончил службу, потребил Дары, разоблачаюсь. В голове только одна мысль, как успеть к людям к точно назначенному сроку (дело в том, что по натуре я человек обязательный и не терплю опаздывать).
- Так, каким временем я располагаю? Где мои часы? И алтарник ушёл, спросить не у кого. Да, хорошо бы ещё в трапезную забежать, чего-нибудь перекусить. Обращаешь внимание, как по-разному относятся люди к приглашённому в их дом священнику. Для кого-то это целое событие, хозяева готовятся загодя, наводят в доме порядок, накрывают на стол, и даже за бутылочкой сбегают. А кто-то смотрит на тебя, словно на сантехника. Пришёл дядя Вася, подвели его к унитазу, поколдуй, дядя Вася, - чего-то там не проходит... Так и тебе: посмотри, батюшка, загадили мы здесь всё вокруг, совсем жизни не стало. Ты поколдуй, а мы пока своими делами займёмся. Ни о каком столе никто и не подумает, какой может быть стол для ассенизатора?
Понятно, что не в столе дело, порой такие хозяева гостеприимные попадутся, что и не знаешь как уйти.
- Батюшка, покушайте, специально для вас готовили.
А если это твой третий за день обед? И отказаться невозможно, людей обидишь. Не каждый же день к ним домой священник наведывается.
- Батюшка, а добавочки? Что, неужели не понравилось? - на лице хозяйки изображается катастрофа.
- Понравилось, понравилось, но по поводу добавочки, уж пожалейте, родненькие, Христа ради.

Как-то в самом начале петрова поста освящал квартиру. Хозяйка, женщина от церкви далёкая, потому и приготовилась угощать батюшку курочкой. Ничего так себе курочка, на вид аппетитная.
- Батюшка, уж не побрезгуйте, специально для вас старалась. Сперва думала импортную взять, но потом решила, что наша повкуснее будет. Всё утро бегала, выбирала, уж покушайте.
И что бы вы стали делать на моём месте? С одной стороны, конечно, пост, а с другой - хозяйка, что целый день ломает голову, чем бы тебя угостить. А ты начнёшь: "Нет, нет, курочку вашу, матушка, ешьте сами, мы постимся", - и убьёшь человека отказом. Ладно, ведь по душевной простоте предлагает. Ем, действительно вкусная, хотя на душе и кошки скребут. Хозяйка смотрит на меня с облегчением:
- А мне говорили, что напрасно ты курицу готовишь, ведь пост, батюшка всё одно её есть не станет. Правильно-правильно, батюшка, постных дней ещё много будет, а пока никто не видит - можно и нарушить!
Но в массе своей, приглашая батюшку домой, никто особенно не готовится, просто и в голову такое не приходит. Хотя, как ни крути, а приход в дом священника - дело экстраординарное.

Так вот, разоблачаюсь, гадаю: кушать в трапезной или там придётся за стол садиться?
- Батюшка, - слышу голос кого-то из певчих. Оборачиваюсь, в алтарь просунулась девичья головка:
- Вас здесь мужчина какой-то спрашивает. Вы не могли бы выйти? Продолжая раскручивать длинные тесёмки на рукавах подризника, выхожу на левый клирос. В голове мысль:
- Всё-таки, кто мне скажет, который сейчас час?
На клиросе уже никого из певчих, только один незнакомый мне мужчина. Одет по-летнему, в рубашку с короткими рукавами. Смотрю на него, а он - на меня. Потом, всё так же, молча, он достаёт из-за спины здоровенный нож, с лезвием сантиметров в сорок. Я всё потом голову ломал, где можно было прятать такой меч. Мысль: - "Как хорошо, что я причастился".
Но вместо того, чтобы с размаху всадить нож в меня, он приставил острие к своему животу:
- Всё! Не могу я так больше. Или ты найдёшь для меня слово, или я зарежусь!
Вижу, что мужчина слегка "под шафе", но именно в таком состоянии и делаются все самые большие глупости. Восстанавливаю тогдашний порядок течения мыслей. Сперва думал, что он меня зарежет, потом - что зарежет себя, и этим, всё равно, нарушит мои ближайшие планы. Телефонов тогда ещё не было, предупредить людей я не смогу. А когда бедолага выдвинул ультиматум, понял, что без разговора нам не обойтись. И как долго он будет продолжаться, никто не знает.
- "Так, сколько у меня времени, скажет мне, в конце концов, хоть кто-нибудь, который час"?
И в этот момент я замечаю часы на его правой руке, той самой, в которой он держит нож.
- Нет уж, ты погоди резаться, сперва скажи мне, сколько сейчас времени? - ответил я ультиматумом на ультиматум.

Потенциальный самоубийца готов был услышать всё что угодно, но только не это. Человек растерялся, стал было смотреть на часы, и отвёл от себя нож. Потом, словно очнулся, бросил его на пол, сел на скамейку и заплакал. Я откинул ногой нож подальше и сел рядом.
- Я был женат, имел двоих детей. С женой иногда ругались, но не так, чтобы часто, да и то, всё больше по пустякам. Отношения-то были хорошие. Дети подрастали, одному уже исполнилось десять лет, второму восемь, и что со мной случилось? Зачем мне понадобилась другая, почему повёлся? Наверно потому, что была она напориста и умела добиваться своего.
Жена узнала, начались скандалы. Стали они обе меня, словно канат, друг у дружки каждая в свою сторону перетягивать. Но потом жена, видать, устала и потребовала: "или - или". А я гордый, как же, вон как из-за меня бабы бьются:
- "Ну-ну, посмотрим, как вы тут одни справитесь".
Дверью хлопнул, и ушёл к той другой, а у неё тоже двое, и тоже мальчишки, почитай тех же лет.

Растил чужих детей, хотя душа к ним и не лежала, а к своим не ходил. Алименты платил, пускай не полностью, но кое-что им всё равно перепадало. А как мои родные сыновья выросли, так вторая жена мне вообще запретила с ними встречаться. Я не стал спорить, не люблю скандалов. А ещё через несколько лет вторая моя умерла, и её сыновья, которых я, собственно говоря, и вырастил, от меня отказались:
- Нам ты никто. Матери ты был мужем, но матери нет, а мы тебя в нашем доме видеть не хотим. Короче, выгнали они меня. Я - старый человек, куда мне против них. Что было делать? Попробовал, было, назад, в первую семью, а мои родные сыновья даже на порог не пустили:
- Иди, папка, откуда пришёл, знать мы тебя не желаем.
Вот, так и получилось, что вырастил четверых детей, а старость встречаю на улице и без всякой надежды. Грустная история, видать человек-то он неплохой. Вот и пристроили мы его трудником в мужской монастырь. Там, в монастыре, у него будет достаточно времени, чтобы понять, почему все четверо мальчиков, так и не признали его за отца?

Жизнь - штука вообще непредсказуемая. Помню, подходит ко мне молодая красивая женщина, и просит:
- У меня завтра суд, пожалуйста, помолитесь обо мне.
От неё отказался самый близкий ей человек, и именно в тот момент, когда она, выручая его, сама по собственной же инициативе, взяла на себя его вину. Мы поговорили, и, вот, она уже уходит, а меня почему-то волнует вопрос:
- Ответь мне, повторись бы сейчас ситуация, в которой ты взяла вину на себя, уже с твоим сегодняшним опытом, как бы ты поступила?
- Батюшка, наверно так же, по-другому я всё равно бы не смогла.

В своё время с нами на железке работал Володя-машинист. Сперва он возил тяжёлые составы и уезжал на далёкие расстояния, а потом вдруг перевёлся на маневровую работу. Пересев на тепловоз, он здорово потерял в зарплате, но не роптал и работал в смену. Потом его перевели на наш участок. А у нас так: ночную смену отработаем, и перед тем как разойтись на заслуженные выходные, ребята, как правило, «соображали на посошок». Володя же никогда с коллективом не оставался и всегда убегал домой. И всякий раз, когда сменой собирались ехать в Москву на футбольный матч, или куда-нибудь на концерт, он благодарил, но отказывался. Ребята его даже поначалу немного опасались. Подозрительно, - слишком уж он правильный. Мало ли чего. Но потом узнали, что не так давно Володя потерял единственную дочь, девочку двенадцати лет... А до этого у них с женой всё никак с детьми не получалось, а когда уже никто и не надеялся, родилась девочка. И счастью их не было конца. Но однажды ребёнок, вместе с другими детьми, пошёл купаться на карьеры и утонул. После похорон жена как села на диван, так больше с него и не встала, ноги отнялись.

Тогда Володя и перешёл на менее оплачиваемую работу, и попал к нам на участок. Когда уходил на работу, к жене приходила сиделка, а в остальное время сам был рядом. Они жили в своём доме, так он и огород сажал, и банки закручивал. Не ушёл от больной жены и не запил. Он был настолько прост и честен, что даже не завёл себе любовницу. Как жил человек, что думал? Не знаю. Так и ухаживал за ней лет пятнадцать до самой её кончины. А как жена умерла, пришёл в церковь. На службе станет у стеночки, чтобы никому не мешать, и стоит. Вряд ли он что понимал в богослужении, но ходил исправно. Через несколько месяцев покаялся, а потом и причастился, первый раз в жизни. Удивительное дело, вот, была у человека семья, дорогие сердцу жена и дочь. И никого не осталось, всех Бог прибрал, зачем жил, куда шёл? По идее, ему бы на Бога возроптать, а он к Нему же сам и пришёл. Володя больше так и не женился, жил один, продолжая работать машинистом, но пережил покойную супругу не намного. Ничем особенно не болел, просто, однажды вечером лёг спать, а утром не проснулся. Тихая жизнь и незаметная смерть, таких примеров наверно тысячи. Но не выходит он у меня из головы.

А вот Володину жизнь никто так и не воспел, Шекспира под рукой не нашлось, да и чего в ней воспевать, никакой страсти, одни слёзы. А ведь, если вдуматься, его жизнь - это и есть подвиг Любви. Вот она, подлинная Любовь! Не как страсть, томящая тело, а как готовность пожертвовать собой ради любимой. Скорее всего, сам он так о себе конечно не думал, и даже мысль, что можно жить как-то иначе, ему и в голову не приходила. И то, что в церковь пришёл, так это тоже логичный финал его жизни и Любви. Созрела душа до Неба, стала в Нём нуждаться, вот и пришёл.

Видимо, адам только тогда и вырастает в подлинного Адама, когда Ева становится слабой и начинает нуждаться, чтобы рядом с ней был именно настоящий мужчина, кормилец и защитник. На плечо которого, она смогла бы доверчиво положить свою маленькую головку, и заснуть тихим и безмятежным сном того самого его рёбрышка, частью которого она, на самом деле, и является. И при этом Еве не нужно перетягивать на себя одеяло, даже если у неё на это хватает сил. Не отбирайте у Адама его молоток, пускай он сам забивает в стенку свои гвозди, а Ева ему пусть во всём помогает, радуется о муже своём и славит Господа!

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Про Адама» опубликован: 25.02.2010 - alex-the-priest.livejournal.com/29645.html

PS   Да, делать ставку на земное - значит уже проиграть. А что с женщиной-то потом стало, которую муж выгнал из дома? В монастырь ушла?
"Не отбирайте у Адама его молоток, пускай он сам забивает в стенку свои гвозди, а Ева ему во всём помогает, радуется за мужа своего и славит Господа" - Почти тоже самое говорю знакомым девушкам... Эффект: "Васька слушает да ест" :о)
Священник Александр Дьяченко:   Нет, не ушла. Наша встреча состоялась прошлой субботой. А для монастыря нужно созреть.

PPS   Вот, батюшка и разгадка той Вашей записи про мученичество.
Священник Александр Дьяченко:   Это вы про женщин имеете ввиду? Так они кого хошь замучают :)

PPPS   Очень правильно все. Только женщине для того, чтобы быть слабой, надо быть очень сильной!! Очень - причем силой душевной.
Священник Александр Дьяченко:   Да, быть слабой - это целое искусство. По матушке сужу :)

PPPPS   А мужчина, которого сыновья не пустили в дом - это муж той самой дамы?
Священник Александр Дьяченко:   Эти истории совершенно независимые. Дети, что не пустили отца домой, - это его сыновья от первого брака.

PPPPPS   Спасибо батюшка за рассказ! Ваши мысли удивительно совпадают с моим настоящим настроением! Я всегда думала, почему мне не нравиться Ромео и Джульетта? А теперь понимаю, что это история не любви, а страсти. Хочеться не пылких признаний в любви, не серенад под окном, а поддержки в тяжелые минуты и уверенность в том, что в старости в тебе будут также нуждаться, как и в молодости.
Священник Александр Дьяченко:   Это сложно, но при желании и взаимном уважении - можно.

PPPPPPS   Отец Александр, один из лучших Ваших рассказов! И прочитав эту трагедию Шекспира, я подумала то-же, что и Вы сейчас написали. Даже страшно сказать, она мне показалась... пустой. Пустой и безсмысленной.
Священник Александр Дьяченко:   Это в вас говорит чувство женской солидарности :) Мне же больше нравятся рассказы про войну…

07.05.17   Батюшка, ну а я вот слабой стала особенно, когда родила троих детей. И первый сын родился полностью парализованным, видимо, так Бог захотел! Мужу верной была, всегда поддерживала, 18 лет прожили и несли крест вместе. Потом он ради детей бизнес затеял и убедил меня продать все, что нажито в браке. Деньги вложил все, а бизнес вроде как убыточным оказался. Я в его дела не влезала и полностью доверяла его решению, как мать его детей и жена. Потом я узнала, что он нашел себе другую, молодую женщину, без детей, и что история с бизнесом нужна была ему, чтобы от нас отвязаться и забрать все то, что он заработал, пока я детей рожала, с парализованным сыном по больницам лежала и в декретах сидела! Вот скажите мне, Батюшка, за какие такие грехи мне и детям такая жизнь уготована и такое предательство?! Половину жизни прожила и осталась ни с чем.

R:   Елена:   "Половину жизни прожила и осталась ни с чем" - Ни с чем, но с кем? - с детьми. Жизнь меряется не только совместно нажитым имуществом. Как Вы пишете, половину жизни прожили... Так еще вторая половина-то осталась. Рано итоги подводить.

«Письмо из детства»

Cвятой святитель Лука Войно-Ясинецкий был безсеребренником.
А такие вот взяточники-"пылесосы" со временем начинают
люто ненавидеть Христа и всё, что с Ним связано…

Когда я открыл входную дверь и вошёл в дом, отец сидел на кухне за столом и молча ел холодное мясо. Он отрезал от большого куска маленькие кусочки, макал их в соль и отправлял в рот. Казалось, он ни о чём не думает, а просто ест и наблюдает из окна за прохожими. Зато мама... О, я редко видел мою мамочку в таком раздражении! Она металась из одного угла нашей маленькой кухни в другой, перманентно заполняя собой всё её пространство, и без того ограниченное газовой плитой и холодильником «ЗИЛ». Вообще-то мои родители всегда жили мирно, потому что любили друг друга. Правда отцу иногда и доставалось, но это только в том случае, если он позволял себе «лишнего». Но в тот день отец был - как стёклышко, а мама, тем не менее, ругалась.

Незаметно прошмыгнув к себе в комнату, я прислушался к её голосу:
- Нет, вы посмотрите на этого «исусика»! Да ты должен был плюнуть в его наглую жирную рожу! Да-да, именно плюнуть. Ведь это не человек, это мразь. Мало того, что они здесь воровали и пропивали всё на свете, так он тебе ещё и карьеру загубил. А ты забыл, как он тебя оскорблял прилюдно? И ты всё прощаешь?!
Оказалось, что отец на похоронах сослуживца встретил Снегирёва, своего бывшего командира дивизии. Тот уже был на пенсии, а отец дослуживал в армии последние годы. Бывший комдив действительно терпеть не мог моего батю, но, тем не менее, уважал. И свидетельством того был факт, что уходя в отпуск, Снегирёв неизменно оставлял за себя - моего отца. Мой батя вообще был удивительный служака и редкий специалист своего дела. Не знаю, есть ли ещё в нынешней армии люди такого типа? Как практик, в своей области военных знаний, в течение целого ряда лет он считался лучшим специалистом в вооружённых силах страны. И ещё, будучи воспитанным в простой крестьянской верующей семье, он никогда не брал чужого и не позволял воровать окружающим, в том числе и своему командиру. И тот нашёл способ ему отомстить...

Годы прошли, и вот встретившись на поминках, Снегирёв отозвал в сторону своего бывшего подчинённого и сказал:
- Илья, мне нужно перед тобой покаяться, я когда-то совершил в отношении тебя большую подлость, - и он рассказал как в тайне от всех лично подготовил порочащую отца бумагу.
- Ты меня прости, позавидовал тогда тебе, и вот ношу теперь на душе этот камень.
Мой отец, человек по природе незлопамятный, скорее даже жалея своего бывшего командира, ответил:
- Бог тебе судья Николай, а я на тебя зла не держу.
И чокнувшись рюмками, они выпили в знак примирения. Вот об этом разговоре со своим бывшим гонителем, и последующем с ним примирении, отец по простоте душевной и поделился с супругой, о чём скорее всего, судя по маминой реакции, потом пожалел.

Конечно, мама не преминула пожаловаться мне на отца и рассказала об их разговоре со Снегирёвым:
- Нельзя до такой степени быть бесхребетным, сынок, тебя унижают, тебя превращают в посмешище, а ты продолжаешь с ним здороваться. Ладно, я могу ещё понять, если ты зависишь от своего врага. А здесь-то уже никто ни от кого не зависит. И ведь сам же, негодяй, сознался в своей подлости. Возьми и плюнь ему в рожу, ну хоть один только раз! За всё, за все эти годы унижений. - Так нет же, словно ни в чём не бывало, пьёт с ним на двоих!

Спустя время я выбрал подходящий момент и всё-таки поинтересовался у папы, почему он простил своего врага?
- Я никогда не считал его врагом, - ответил отец.
- Снегирёв войну прошёл, у него вся грудь в орденах, он не может быть мне врагом. А подлость, которую он совершил, пускай остаётся его проблемой, я его прощаю и судить не хочу. Время вспять не повернуть, и изменить ничего не изменишь. Злиться на человека, ненавидеть его, даже если он и виноват перед тобой, безсмысленно. Бог с ним, да и потом, может он действительно раскаялся. А если он завтра умрёт, тогда его зло останется со мной?
Батя словно в воду смотрел. На самом деле, Снегирёв вскорости умер.

В эти же дни тяжело заболел мой шестилетний племянник. Неудачно упав с дерева, мальчик ударился ногой, а через несколько дней место удара воспалилось. Помню как поздно вечером к нам приехала скорая. Горящего огнём ребёнка увозили в больницу, а от соседей на весь коридор неслось зажигательное: «Каляровы ярмарки». Утром следующего дня ему сделали операцию, и в жизнь нашей семьи прочно и на много лет пришло до того неведомое и страшное слово: «остеомиелит».

Мне раньше не приходилось навещать кого-то в больнице, а теперь пришлось. Как сейчас помню эти безконечные больничные переходы, отделение хирургии, и я - с неизменными баночками с едой. Открываю дверь в детскую палату, мой мальчик лежит на кровати у окошка. У него тоненькие ручки и бледное измождённое личико. Малыш ест мало и плохо.
- Серёга, - спрашиваю его, - может, ты чего хочешь?
И всегда одна неизменная просьба:
- Саша, почеши мне между пальчиками на ножке. Его нога от колена и ниже в большой неудобной гипсовой повязке, и мальчик не может дотянутся до пальчиков.

Но через месяц его уже привозят домой, и он на костылях гуляет по двору, и даже умудряется гонять с пацанами в футбол. Мы его возим в поликлинику, где всякий раз хирург при помощи большого шприца отсасывает кровь и гной из свища на ноге. Не знаю, сколько бы всё это продолжалось, если бы однажды мою маму не остановила медсестра из хирургического и не спросила:
- Вам что, совсем не жалко ребёнка, вы понимаете, что ещё немного и мальчику просто ампутируют ногу. И это в лучшем случае. Я чужой человек, у меня сердце кровью обливается, а вам - словно всё равно!
Мама в ужасе: - Что же нам делать?
- Как что!? - передразнивает та.
- Послушайте, вы же не дети, давно бы пора догадаться, - и даёт адрес человека, от которого зависело дальнейшее лечение нашего мальчика. После посещения нужного человека и передачи ему конверта с благодарностью, наш Серёжка был наконец направлен на лечение в костно-туберкулёзный санаторий города Волковыска.

Волковыск старый уютный городок, когда-то здесь располагался штаб 2-й армии генерала Багратиона. Недавно проезжая по его улицам, таким ухоженным и красивым, вспоминал Волковыск, каким он был больше тридцати лет тому назад. Сегодня уже и не помню дорогу к санаторию, а тогда я мог пройти по ней с завязанными глазами. Почти два года, каждые выходные кто-то из нас садился в поезд и приезжал сюда, за сотню километров от дома. Помню больничные деревянные корпуса, похожие на дачи, а другие - на длинные бараки. Маленькие домики предназначались для детей, а большие - для взрослых. Сколько же там было людей! И почти все в инвалидных колясках или на костылях.

Наш Серёжа снова лежал у окна. Тогда не было таких современных красивых окошек со стеклопакетами. Окно, рядом с которым находилась его кроватка, было старым и множество раз перекрашенным. Рама странной конструкции делила окошко на множество маленьких стёклышек, поэтому и смотреть в него было неудобно. Но мордашка шестилетнего мальчика вполне умещалась в этом маленьком стёклышке, и когда я подходил к его домику, он меня уже ждал и было видно сколько радости приносил ему каждый наш приезд. Для него угадать, кто приедет в очередной раз превращалось в некое подобие игры, иногда он даже кричал:
- Я выиграл, выиграл, я знал, что ты приедешь! - это значит угадал.
С продуктами тогда было плохо, а едешь к больному лежачему ребёнку, хочется привезти что-нибудь вкусненькое. Вот и ищешь всю неделю это самое вкусненькое, и покупаешь его втридорога. Но это всё ерунда. Ради любимого человечка можно побегать и поискать, тем более, что ему нужно-то было всего чуть-чуть.

Правда была одна трудность, для меня, во всяком случае. Это их лечащий врач. Не помню уже ни его имени, ни даже его врачебной специализации, запомнилась только его улыбка. Добрая ласковая улыбка безконечно любящего тебя человека, и не только любящего, но и стремящегося тебе всячески угодить. В выходные дни, то есть когда шёл основной поток посетителей, врач всегда стоял и всех встречал на одном и том же месте. И я знал, что все приезжающие что-то обязательно ему давали. Если ехали из деревень, то везли сумки свойских продуктов, а городские, как правило, деньги или дорогие коньяки и вина. Сестра специально ездила в Москву, и через знакомых закупала в "Елисеевском" гастрономе для доктора коньяк, который он предпочитал.

Давали ему все, только я, тогда ещё школьник, воспитанный на ярких положительных примерах, никак не мог перешагнуть через себя и сунуть человеку взятку. Не потому, что мне было жалко, а не мог, и всё тут. Почему-то представлялось, что врач, человек самой гуманной профессии, не сможет взять у меня взятку и вдруг обидится. Ведь это ужасно, обидеть такого человека. Поэтому, когда я первый раз в одиночку приехал навестить моего Серёжку, то только поздоровался с милым доктором и прошёл в домик. Врач был сама любезность, он проследовал за мной в палату, рассказывал о лечении, показывал какие у ребёнка чистые простыни, и просил обратить внимание на то, что и мальчик ухожен. Я только кивал головой и, словно попугай, всё время повторял: - Спасибо, доктор.
Зато в следующий мой приезд врач не пошёл за мной в палату, но я и без него увидел, что мой мальчик лежит на грязной простыне, продукты, которые привозили ему в прошлый раз, почему-то не поместились в холодильник и их сразу же выбросили.
- Саша, а меня не помыли, всех ребят мыли, а меня нет, - поделился со мной малыш. Но самое главное, ребёнку больше не давали лекарств и перестали делать необходимые процедуры. Я, с ужасом представив, что Серёжка ещё целую неделю не будет получать необходимого лечения, выбежал из палаты.
- Доктор, доктор, простите меня, я всё понял, и в следующий раз обязательно привезу. Только, пожалуйста, не прекращайте лечения.
Врач, изменившись в лице, с настороженным видом произнёс:
- Не волнуйтесь, юноша, скорее всего произошло какое-то недоразумение, я разберусь, и всё немедленно исправим. В моём присутствии ребёнку перестелили постель, а уже после того, как я уехал, мальчика помыли и впервые за неделю он стал получать лекарства.

На следующий год, в один из тёплых весенних дней мы с Серёжей прогуливаемся по дорожкам санатория. Мальчик передвигается на костылях, поэтому мы идём очень медленно. Мимо проходит кто-то незнакомый, вдруг он останавливается рядом с нами, и, указывает в сторону одного из колясочников:
- Этот человек управлял автомобилем, в котором разбился генерал Беда.

В следующий раз, кроме обычных гостинцев, которые я вёз Серёжке, в моей сумке лежало и изумительной красоты яблоко. Наш мальчик очень любил яблоки, и когда сестру кто-то угостил таким замечательным экземпляром, было решено, что его обязательно отвезут порадовать ребёнка. Когда я уже шёл по дорожке санатория, то лоб в лоб столкнулся с бывшим водителем генерала Беды. Он сидел в коляске, и какая-то женщина медленно толкала её перед собой. Было видно, что человек очень слаб, даже сидеть ему было трудно. Смотрю на него, а у меня перед глазами стоит отец, я снова вижу его в те тяжелые для него дни перед заседанием партийного бюро. И такое чувство благодарности вспыхнуло во мне к покойному генералу, что немедленно захотелось сделать что-то очень хорошее, если не ему, так хотя бы его водителю. В этот момент, машинально поправляя висящую на моём плече сумку, я нащупал то замечательное яблоко. Угостить бы им водителя, но ведь я вёз его для мальчика, и даже представлял как обрадуется ему Серёжка. И не решился, и прошёл мимо.

А вернувшись потом домой, всё никак не мог забыть эту встречу и о том, как пожалел угостить человека. Думаю, ладно, в следующий раз специально съезжу на рынок, найду такое же замечательное яблоко и обязательно отвезу его бывшему водителю генерала. Но выбраться в Волковыск мне удалось только через несколько недель. В тот раз, возвращаясь из детской палаты, специально ходил искал того водителя. Но не нашёл. Оказалось, что больному стало хуже, и его увезли обратно в Минск. Не успел, хотел, а не успел. Добрые дела нужно делать вовремя...

Я так расстроился, что даже не подумал отдать яблоко кому-нибудь другому. Возвращаясь домой, сижу в полупустом вагоне и читаю книжку. Яблоко лежит в сумке, а съесть его у меня нет никакого желания. На одной из остановок, напротив садится молодой и не совсем трезвый парень. На его лице и руках виднелись следы недавних, но уже заживающих ран. Он достаёт начатую бутылку пива и понемногу отпивая из горлышка, молча смотрит в окно. А потом, словно сомневаясь, делать ему это или нет, обращается ко мне:
- Слушай, пацан, смотрю на тебя, и почему-то мысль пришла с тобой посоветоваться. Вот, как ты скажешь, так я и поступлю. Понимаешь, я её люблю, ещё до армии с ней познакомились. Она меня ждала, потом мы поженились. Нужно деньги на семью зарабатывать, я и пристал к бригаде, что занимается ремонтом и покраской котельных труб. Работа разъездная, часто приходилось уезжать. В общем, согрешила она, понимаешь? Каялась потом, плакала, а я никак ей этого простить не могу. Недавно во время работы лопнул страховочный ремень, чудом не разбился. Вишу на верёвке, а меня ветром раскачивает и бьёт об стенку. Так, поверишь, она от меня в больнице, пока я в себя не пришёл, ни на шаг не отходила, это я потом её прогнал. А сейчас из больницы вышел и думаю, что же мне дальше делать? Простить её или окончательно уйти. Знаешь, пацан, вот как ты скажешь, так я и поступлю, - и смотрит напряжённо, что я ему скажу.
- А что я ему скажу? Ведь у меня ещё совсем ни какого опыта. Что же ему ответить? И тут вспоминаю отца, и словно повторяю вслед за ним:
- Прости её и помиритесь. - В этот момент моя рука снова нащупала яблоко, и я тут-же добавил:
- И постарайся сделать это не откладывая, чтобы не опоздать.
В Гродно, уже выходя из вагона, достаю из сумки яблоко и протягиваю его парню:
- Вот, это вам на двоих от меня, и начинайте всё с начала. Глядя на яблоко, он улыбается:
- С самого начала? Это как Адам и Ева?

Как представлю, сколько с тех пор воды утекло, страшно становится. Кстати, мой отец пришёл к вере, и, несмотря на почтенный возраст, несколько раз в году причащается в храме, в том числе и неизменно на Пасху. Недавно заезжал к родителям, копаюсь в книжках, и из одной выпадает маленький листок бумаги из тетрадки в клеточку. На нём печатными буквами детской рукой написаны несколько строк. - Помилуй Бог, ведь это же Серёжкино письмо ещё из санатория!

Серёжка уже не Серёжка, а давно и всеми уважаемый врач хирург. Интересно, а он берёт с людей или нет? Хотя, хирурги брали всегда. Ладно, не вымогал бы только... А это письмо из санатория я берегу. Так, на всякий случай. Вдруг слухи начнут доходить, тогда я ему записочку из его детства - заказным письмом то и отправлю...

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Письмо из детства» опубликован: 20.08.2010 - alex-the-priest.livejournal.com/36081.html

PS   "Хирурги брали всегда", значит. Не ожидала, честно говоря, такого - хотя какое право на ожидания я вообще имею, конечно.
Священник Александр Дьяченко:   Мы живём в постхристианском обществе, а это ещё хуже, чем язычество...

PPS   А на счет хирургов - ну свт. Лука Войно-Ясинецкий все-таки не брал, я думаю...
Священник Александр Дьяченко:   Святой Лука поэтому и стал святым, что был безсеребренником. А такие вот "пылесосы" со временем начинают люто ненавидеть Христа и всё, что с Ним связано. Процесс закономерный...

PPPS   Так Вы, батюшка, свою практически пастырскую деятельность уже с малолетства по электричкам начали, стало быть? :)
Священник Александр Дьяченко:   Чем только не приходилось заниматься!

PPPPS   Вспомнилось вот сразу, как единственный раз в жизни мне удалось "победить себя" и "отблагодарить". Но там доктор попался в этом плане хороший, сразу избавил от ненужных иллюзий и мучений. Когда года три тому назад, маму сбила машина и ее увезли с переломом ноги в больницу, там врач сперва спросил только, кто у нее есть:
- А кто у нее есть?
- Муж инвалид, мать старуха и дочь.
- А дочь работает?
- Работает.
- Пусть придет ко мне срочно, поговорить надо.
Я перепугалась тогда страшно, всю ночь металась, думала, раз "надо поговорить", значит что-то чудовищное-неизлечимое-ужасное у мамы!
Пришла. Молодой, приятный такой, обходительный. Кем, мол, работаете, чем занимаетесь, как живете... Ответ получил, и вижу: обрабатывает информацию, думает, подсчитывает.
- Ну, говорит, вы ведь наверное хотите, чтобы ваша мама снова смогла ходить?
... понятное дело, что хочу.
- Значит, приносите мне... ммм... 500 долларов - и ваша мама ходит!
Мы конечно ему все принесли, но только вот никакого особого лечения потом не заметили. Слава Богу, и без него все у мамы неплохо зажило.
Священник Александр Дьяченко:   А по поводу "само зажило": Так при "помощи" доктора оно могло бы и не зажить вовсе! Такие люди ещё, как правило, и мстительны...

PPPPPS   По-разному берут.мою мать спасали от смерти несколько раз. Так что не только не жалею, что давала, а еще и благодарна (что руки золотые и голова на плечах). А то многие от нее просто отказывались... Хотя сумма на тот момент для меня была просто заоблачная...

PPPPPPS   Спасибо большое! Так хотелось, чтобы у мальчика Сережи все было хорошо. Очень обрадовалась, когда дочитала до конца.
Священник Александр Дьяченко:   Мы очень любим счастливые концы. Только так не бывает, чтобы только счастливые. Я написал этот рассказик вспоминая то тяжёлое для нас время как раз потому, что уже в его семью пришла беда. Вчера, когда я выкладывал этот пост в сеть была сделана операция его 14-летней дочери. А все - Чернобыль, он ещё будет нам долго аукаться...

PPPPPPPS   Спасибо, Батюшка!!! Как всегда на высшем уровне!! А этот кусок:
"В Гродно, уже выходя из вагона, достаю из сумки яблоко и протягиваю его парню: - Вот, это вам на двоих от меня, и начинайте всё с начала. Глядя на яблоко, он улыбается: - С самого начала? Это как Адам и Ева?" - так вообще расстрогал...
Священник Александр Дьяченко:   Тяжело разобраться в жизни чужих семей, везде свои тараканы. Я не стал писать в рассказике, что изменив, она заболела нехорошей болезнью и заразила мужа. Поэтому он, бедный, так и мучился...

PPPPPPPPS   Спасибо за рассказ.
- Только что-то заставляет меня подозревать, что комдив взял всю вину на себя, хотя виноват был частично. Сам бы он вряд ли бы стал против такого назначения идти.
- Возможно, что начальство ему намекнуло, что на это место "свой" человек есть, он понял намек, не хотел идти поперек и составил ожидаемую характеристику.
- А когда человек раскаивается, он на себя все берет.
- Без его рассказа Ваш отец так и не узнал бы о том деле?
Священник Александр Дьяченко:   Скорее всего, что не узнал бы. И ничего страшного, там разберёмся :) Батя вообще об этом никогда не заговаривает, его это все волнует мало.
PPPPPPPPS+   Дополнение.
- Вряд ли кто назначается или не назначается на генеральскую должность в зависимости только от отзыва одного комдива.
- И формально в советское время все генеральские должности были в номенклатуре отдела административных органов цк.
- А неформально требовалось иметь "руку" побольше комдивовской, чтобы на генеральскую должность на цк выходили.
- Должность главного военного советника обычно замещалась уже генералами. Обычно это была синекура.
- Если запрос из Монголии поступил, цк предложил рассмотреть возможность - тут может быть и включился формальный порядок запроса непосредственного начальника.
- Но если бы комдив дал положительный отзыв, он нажил бы себе врагов среди генералитета.
- Во-первых, этим отзывом он мог перекрыть отправку на эту должность другого кандидата, уже генерала.
- Во-вторых, он бы обидел бы генералитет в целом тем, что позволил бы продвинуться офицеру не их уровня.
Священник Александр Дьяченко:   Re: Дополнение
- Чувствуется, что вы мыслите масштабно, хотя я не собирался акцентировать внимание на причине раздражения моей мамочки. Это неважно, - важно, что отец простил.
- Хотя, в любом случае, орден могли бы и вручить. Зачем же его отсылать обратно? Всё-таки, мой батя реально считался в течение ряда лет лучшим в своей должности по всем нашим ВС.
- Вы правы, "руки" у него не было никогда, а без этого генералом в те годы стать было невозможно. Даже когда его стали ставить на генеральскую должность он отказался и ушёл, потому, что не захотел готовить базу для человека, который придёт через пару лет за этим самым званием, а моего отца торжественно отправили бы на пенсию Он это прекрасно понимал, поэтому и пошёл против всех, вплоть до персонального дела...

03.05.11   Очень хороший рассказ. Заставляет размышлять о смысле нашей жизни и её предназначении.

«Еврейский вопрос»

Когда о.Виктор приезжает к себе на родину в Беларусь,
то идёт идёт служить на дорогие ему могилки.
Сперва отправляется к православным и служит по своим родным.
Потом идёт на еврейское кладбище и служит на могилке дяди Цыбы.
Война соединила людей разной веры и крови в одну семью и сделала их родными…

Мой друг отец Виктор решил помыть машину. Дело было в Москве, заехал он на какую-то мойку, загнал машину на яму, а сам устроился в комнате ожидания. С собой у него были очень важные для любого священника документы. Чтобы во время мытья они, не дай Бог, не пропали, батюшка решил для сохранности взять их с собой. Пока ждал, ответил на несколько звонков, сам кому-то позвонил, и, уходя, оставил пакет с бумагами благополучно висеть на спинке стула. Спохватился уже поздно вечером и помчался на мойку. Бумаг, разумеется, никто не видел. Убитый случившимся, возвращается домой и думает: «Как же я их теперь стану восстанавливать?!» А главное - когда, если завтра он должен представить их начальству? И тут звонок:
- Батюшка, я такой-то такой-то, раввин московской синагоги. Заехал помыть машину и нашёл на мойке Ваши документы. На всякий случай, чтобы не пропали, я взял бумаги с собой и хочу их Вам вернуть.

Отец Виктор рассказывает мне по телефону об этом случае, и в моей памяти, словно в переполненном информацией компьютере, появляется временнóе окошечко: моё детство - конец 60-х - начало 70-х годов прошлого столетия, - совпавшее с началом массового отъезда наших евреев на землю обетованную. В те годы советское руководство, уподобившись древнему фараону, дало «добро», и потянулись бывшие советские граждане, словно перелётные птицы, в сторону южную. Ну, потянулись и потянулись, мне до них не было никакого дела. Мальчика девяти лет не волнуют проблемы геополитики, у него другие интересы. И всё было бы хорошо, я бы и дальше оставался в стороне от всяких политических дел, продолжая жить в счастливом мире маленького ребёнка, если бы не пресловутый «еврейский вопрос». Возможно по причине наличия в моих жилах примеси то ли болгарской, то ли цыганской крови, делавшей меня внешне непохожим на других ребят в классе, и ещё из-за нерусской фамилии (Брагар) в те дни я впервые услышал в свой адрес это «устойчивое выражение»: «Ты, жидовская морда! Убирайся в свой Израиль!».

Вернувшись домой из школы, я спросил маму, что значит «жидовская морда»? Мама родилась в белорусской деревне. Её родители - мои дед с бабкой, - спасаясь от голода и гражданской войны, забрали детей и уехали из Подмосковья на родину к деду. Позднее, когда уже стала налаживаться мирная жизнь, они вернулись в Павловский Посад, откуда была родом моя бабушка. Воспитанная в интернациональных рабочих традициях, мама и меня учила не разделять людей по национальному признаку.
- Жидами, - просветила меня мамочка, - называют евреев, но ты так никого не называй, это обидные слова.
- Мама, - поинтересовался я на всякий случай, - а мы евреи?
- Нет, - успокоила она меня.
Мне хотелось спросить, почему же тогда мальчишки называют меня «жидовской мордой», но я не стал спрашивать, почему-то подумал, что мама от этого может расстроиться. А я любил своих родителей и на все оскорбления упорно отвечал: «Я не еврей!». Дети видели, что меня это обижает, и заводились всё больше, а поскольку я не сдавался и не плакал, бывало ещё и били.

В это время появилось множество еврейских анекдотов и смешных песенок. Думаю, всё это делалось целенаправленно, может для того, чтобы те уезжали, не знаю. Но своего они добились, слово «еврей» стало синонимом предательства, а я, сын фронтовика, мечтающий сам стать офицером и героем, не хотел быть предателем, всё моё нутро маленького человечка противилось этому. Тем более что на Ближнем Востоке уже шла война, а наши офицеры, в том числе и из нашей части, ехали на эту войну в качестве советников.

Вспоминаю то время и вижу, как много ошибок делали наши педагоги. Не знаю, кому было нужно, для какой отчётности, но какая-то умная голова вставила в классный журнал страницу, где указывалась национальная принадлежность ученика. И каждую четверть, словно за это время что-то могло кардинально измениться, классный руководитель заставлял каждого из нас громко на весь класс объявлять свою национальность. Как правило, на классном часу учительница открывала нужную страницу в журнале и устраивала перекличку. В нашем классе учились две девочки еврейки - Люда Баран и Циля Дейчман. Список учеников начинался с имени Люды. До сих пор стоит перед глазами, как она вставала, хотя этого и не требовалось, гордо поднимала головку и звонко на весь класс только что не кричала: «Я еврейка!». Удивительно, но никого из девочек не преследовали, почему-то доставалось мне одному. Стоило только мне быстро скороговоркой произнести: «Украинец», как немедленно по всему классу раздавалось несколько голосов, сливающихся в выкрике: «Жид! Жид!» Учительница с вечно огромной стопкой тетрадей на столе никому не делала замечаний, устало продолжая перекличку. И такую экзекуцию в её присутствии мне устраивали каждую четверть. Думаю, в её поведении всё же не было злого умысла, просто ей было всё равно, да и ненависти к евреям в нашей среде тоже не было, иначе моим одноклассницам пришлось бы туго. Сейчас понимаю: скорее всего детьми управляла невидимая взрослая рука кого-то из подчинённых моего отца. Нет, уже который раз убеждаюсь, нельзя сыну командира учиться среди детей его подчинённых. А дети не виноваты в том, что они по натуре беспощадны и любят играть в жестокие игры. После, став взрослыми, мы с одноклассниками сохранили хорошие отношения.

Знаете, как говорят: если человека всё время называть свиньёй, то он в конце концов захрюкает. Меня так долго обзывали «жидом», что со временем я уже и сам начал ассоциировать себя с евреями, и всё, что касалось их, стало в той или иной мере касаться и меня. Так «еврейский вопрос» стал и моим вопросом. Не знаю, зачем Господь попустил мне всё это пережить, может для того, чтобы испытав на собственной шкуре, что значит быть гонимым, самому не стать гонителем?..

Через несколько лет мои родители всё-таки поняли, что допущенную в свое время ошибку необходимо как можно быстрее исправлять, и меня перевели в другую школу. Мне повезло, в новой школе «еврейский вопрос» на повестке дня не стоял вовсе. Среди моих одноклассников не нашлось никого, кто хотя бы раз в продолжение всего срока нашего совместного обучения додумался бы бросить в мою сторону это обидное: «Жид!». Мне, как нечто само собой разумеющееся, без всякого осуждения, рассказали, что, оказывается, наш Женька Пухович до пятого класса считался евреем по папе и носил фамилию Гемельсон, а в пятом он стал белорусом по маме. Ребята даже хвалили его родителей за сообразительность: «Ты ведь знаешь, как сегодня трудно быть евреем!..» Наверное, трудно, - соглашался я, зная это хотя и не по Женькиному, но, по крайней мере, по своему собственному опыту. Говорят, глаза - зеркало души, так вот в его душе вместо привычной вселенской еврейской грусти обитало столько весёлого задора, что на грусть в ней места уже просто не оставалось.

Ну, скажу я вам, Жека был кадр! Такого шкодливого пацанёнка ещё нужно поискать. Маленького роста, с ушами, расположенными строго перпендикулярно к голове, он походил на гигантского Микки Мауса, разве что без хвоста. Как только появлялась возможность сачкануть, сбежав с уроков или с какого-нибудь общественно значимого мероприятия - здесь он был первым. Женька был выдающимся лодырем, учился из рук вон плохо, постоянно списывал контрольные работы, но по натуре своей это был человек лёгкий, весёлый, постоянно сыплющий анекдотами и шутками. Невозможно представить, чтобы Женька совершил подлый поступок, кого-нибудь оговорил или подставил. И ещё, он никогда не жадничал.

Помню, как по окончании восьмого класса мы сдавали экзамен по русскому языку. Даже те, кто неплохо успевал по этому предмету, дрожали подобно осиновому листочку. Боялись не экзамена, боялись Марьиванну. Понятно, что такому лодырю как Пухович, «ловить» на устном экзамене было нечего. Получая свои вымученные тройки, мы, потные, с дрожащими руками вылетали из кабинета, словно пробки, не веря своему счастью, активно жестикулируя и обсуждая пережитое. Делясь впечатлениями, мы и не заметили, как в школьном коридоре появился некто загадочный в совершенно белом костюме, белом галстуке и белых башмаках. Этот некто шёл, улыбаясь во весь рот, и держал в руках грандиозный букет цветов. И только когда этот шикарный мачо подошёл к дверям кабинета, мы узнали в нём Женьку Пуховича.

Этот шикарный букет цветов, собирая который Женька облазил все окружающие дачи, потряс даже Марьиванну и разбил холодный лёд её сердца. Добавьте к цветам его кипенно белый костюм, и вы поймёте, что для получения тройки Жеке достаточно было просто придти на экзамен . А уж после того, как он со слезой в голосе признался, что русский язык его любимый предмет, четвёрка ему была обеспечена. Да, он рисковал, но, как известно, кто не рискует, тот и не знает победного вкуса шампанского.

Окончив школу, мы вместе с Женькой плавно перетекли в один и тот же институт и даже учились на одном факультете. Правда, попали мы с ним в разные группы и пересекались только на лекциях. Мой приятель моментально сбросил с себя пуританский вид и стал одеваться по последней джинсовой моде. Купил себе шикарную по тем временам чешскую «Яву» и подъезжал к институту с таким же шиком, как, наверно, знаменитый Чкалов пролетал в своё время над толпами зевак. Не могу забыть, как, будучи профоргом группы, я побывал на стипендиальной комиссии, которую возглавлял наш замдекана. Встал вопрос, кому дать последнюю стипендию: девочке сироте или нашему Женьке? Оба отвратительно сдали экзамены, но замдекана неожиданно начал активно защищать моего бывшего одноклассника. В результате обсуждения решили эту стипендию поделить на них обоих. «Евгений старается, - всё не унимался замдекана, - и учится в меру своих способностей!..» Я не знаю меры Женькиных способностей, наверняка он мог учиться приличнее, если бы видел в этом смысл. Но смысла-то как раз и не было. Потому что моему приятелю повезло родиться под счастливой звездой: его папа был если не самым, то одним из самых известных адвокатов в нашем городе, а мама - полковником милиции, следователем по особо важным делам.

Но время безжалостно, настал и наш день платить по счетам. Окончив институт и получив приятно пахнущий краской диплом о высшем образовании, мы засобирались в армию. Провеселившись пять лет по ресторанам, Женька как и все остальные пошёл стричься «под ноль». Думаю, что имея таких родителей, да ещё и с такими связями, мальчик вполне мог бы остаться на гражданке, продолжая строить мирную жизнь, но тогда «косить» от армии считалось неприличным.

Через полтора года, отслужив положенный срок и вернувшись домой, мы с ним случайно встретились в нашем любимом городе Гродно. За время службы он вытянулся, и мы сравнялись ростом. С ним под руку шла красивая молоденькая брюнетка.
- Шура! - окликнул он меня, - Как я рад тебя видеть! Познакомьтесь… - он представил меня своей спутнице. - Мы с Ирочкой собираемся пожениться, - доложился Женька, и они так посмотрели друг на друга, такими глазами, что я даже невольно позавидовал: вот бы и на меня кто-нибудь тоже так посмотрел! Это была наша последняя встреча.
- Ты куда собираешься? - поинтересовался он моими дальнейшими планами на жизнь.
- Ещё не знаю, - ответил я и пожал плечами. - А ты?
- Предки устраивают меня в аппарат областного совета депутатов трудящихся.
Женька сделал акцент на слове «трудящихся», намекая на то, что кто не работает, тот как раз-то и ест. В тот момент мне почему-то стало страшно за будущее областного совета и вообще за судьбу всей советской власти в целом. И не напрасно. Я как в воду глядел: через несколько лет Советский Союз не устоял и рухнул.

В тяжёлые времена безвременья, когда каждый спасался или тонул в одиночку, Женька вспомнил о своём еврейском прошлом, и его потянуло-таки на землю обетованную. Откуда он вылетал? Может, из Москвы? Если бы я знал, обязательно приехал бы проводить. Хотя мы и не были с ним большими друзьями, но я любил его за весёлый характер, доброе и немного ироничное отношение ко всему окружающему миру, за то, что он никогда не унывал.

Долгие годы я не знал, что с ним стало, а тут как-то захожу в «Одноклассники» и наталкиваюсь на его довольную физиономию. Он таки обрёл свою вторую родину - его обетованная земля находится в Калифорнии, а если точнее, то в Лос-Анджелесе, её столице. Соединённые Штаты, расчувствовавшись, приняли Жеку в качестве яркого представителя вечно гонимого племени. Теперь он живёт на американское пособие, имеет множество льгот и выставляет свои фотки, на которых непременно с кем-нибудь обнимается. Причём не с людьми, - может от одиночества, или они ему уже не интересны, - а почему-то с памятниками, кустами и даже с огромной рыбиной на берегу океана. Сам губернатор-"Терминатор" (Арнольд Шварценеггер) желает Женьке по вечерам спокойной ночи и будит по утрам своим нежным «Жека, ай уил би бэк».

Я написал ему: «Женька, вижу тебе повезло, ты счастлив там на своей новой родине», - но он почему-то мне так ничего и не ответил. И всё равно, я рад за моего друга, хотя иногда бывает обидно: «жидовской мордой» обзывали меня, а колыбельная от Терминатора и дружба со здоровенной рыбиной достались Женьке. Ну а если серьёзно, мне бы хотелось официально предупредить американское руководство: ради всего святого, не заставляйте Жеку работать и, умоляю, ничего ему не поручайте! Пускай всю оставшуюся жизнь он загорает у океана и удит рыбу. Хватит с нас развала и одной супердержавы.

Узнав, что раввин вернул отцу Виктору потерянные им документы и тем самым выручил его из большой беды, я очень захотел расспросить батюшку о встрече с этим самым раввином. Интересно, какой он? Ведь всё, что я о них знаю, почерпнуто исключительно из анекдотов. А тут такая возможность!
- Бать, - прошу при встрече с моим другом, - расскажи, как съездил к раввину, о чём вы с ним говорили, и вообще, какой он?
Чувствую, ставлю его этим вопросом в тупик.
- Какой?.. Да самый обыкновенный, нормальный человек. Посидели с ним, чайку попили, посмеялись, мол, ситуация как в том анекдоте. А потом, мне же не впервой общаться с раввином. В своё время я чуть ли не год был прихожанином одной московской синагоги.
У меня челюсть отвисла:
- Как синагоги, бать?! Ты что же, еврей?!
Отец Виктор отхлёбывает чай из своей большой кружки:
- Нет, чистокровный белорус. Но тем не менее почти год провёл среди евреев. Когда в Москву переехал, так у меня здесь даже никого из знакомых не было. Представляешь, вокруг такое множество людей, а ты среди них один. В своё время, ещё когда в Бобруйске в техникуме учился, познакомился с одной девушкой, оказалось, что у неё отец известный еврейский писатель. Как-то иду по центру Москвы, и вдруг почему-то захотелось мне зайти в дверь одного дома. Это оказалась синагога. Людей внутри почти не было, ко мне подошёл какой-то человек и спросил, кто я такой и чего хочу. Я сказал, что приехал из Бобруйска и знаю тамошнего известного еврейского писателя. Этот служитель был практически первым, кто за всё это время поговорил со мной по-человечески и пригласил приходить ещё. Никто от меня ничего не требовал, я просто иногда приходил к ним, сидел на службах. Они напомнили мне моего дядю Цыбу.

- Какого дядю Цыбу?
- Моего родного еврейского дядю.
- Погоди, только что ты сказал, что ты белорус, а сейчас говоришь, что твой родной дядя еврей. Бать, ты меня совсем запутал!
Отец Виктор смеётся:
- Прости, я задурил тебе голову. Дядя Цыба стал нам родным в годы войны. Их семья жила в нашей деревне. Немцы пришли слишком быстро, и его родителям пришлось, бросив всё, уходить вместе с нашими войсками.

- Не знаю по какой причине, - продолжал батюшка Виктор - но маленький еврейский мальчик остался в деревне один, скорее всего, родители уходили так спешно, что не успели его забрать. Я расспрашивал дядю о тех временах, он совсем ничего не помнит. У моей бабушки было шестеро своих детей, а она пожалела и взяла к себе ещё и брошенного младенчика. Правда, его пришлось постоянно прятать от немцев. В доме у бабушки под печкой было небольшое углубление, вот там малыш и сидел. Иногда думаю: попробуй моего четырёхлетнего Никитку засунь в какой-нибудь шкаф хотя бы на час, так он и пяти минут не просидит, стучать начнёт! А этот сидел… Дети, что ли, тогда были другие, или понимали что-то?..

У нас в деревне на реке стояла мельница, на ней до войны мололи зерно. Немцы тоже ей пользовались. Если к мельнице подкрасться со стороны реки, то можно незаметно добраться до жерновов и пособирать с них остатки муки. Бабушкина семья всем составом периодически ходила по ночам на мельницу за мукой. Однажды их выследил часовой и стал стрелять. Он загнал детей на середину реки и расстрелял четверых старших. Бабушка, спрятавшись в кустах, зажала руками рты двум оставшимся малышам, прижала их к себе и смотрела, как тела её убитых детей плывут по реке.

Война продолжалась, немцы дошли было до Москвы, но после наши заставили их отойти назад к границе. В деревне периодически стояли немецкие военные гарнизоны, а одно время и часть войск СС. Бабушка была красивой женщиной, и в наш дом повадился заходить один эсэсовский офицер. Он всегда приносил какую-нибудь кашу. Может, человек вспоминал свою семью, может, по какой-то другой причине, но каждый раз он, приходя, ставил принесенную еду на стол, садился и смотрел, как едят дети. Бабушка всякий раз боялась, чтобы немец случайно не застал в доме третьего младенца, маленького чернявого Цыбу, резко отличавшегося от голубоглазых ребятишек с соломенного цвета головками. Однажды офицер зашёл к ним поздно вечером:
- Мать, я знаю, ты прячешь в доме еврейского ребёнка.
Та начала было возражать, но эсэсовец перебил:
- Поступил донос. Завтра тебя сожгут вместе с детьми, у вас есть время до утра, чтобы скрыться.
Бабушка собрала своих детей, маленького Цыбу и немедля ушла в лес. В большой воронке из-под бомбы она устроила землянку, которая на несколько лет стала их домом.

После войны только в 1947-м году им удалось вернуться в деревню и построить маленькую деревянную избушку. Цыба прожил вместе со своей приёмной матерью ещё несколько лет, пока в начале пятидесятых не вернулась в деревню его родная мать. Где она была и почему так поздно вернулась - отец Виктор не знает, он только помнит, как эта уже пожилая женщина приходила к ним домой. Она курила трубку, и запах табака очень нравился маленькому Вите. С помощью соседей Цыбе и его маме построили дом, где они и поселились.

Витина бабушка всю жизнь молилась Богу. Будучи неграмотной, она помнила наизусть всю Псалтирь и ещё знала множество народных «кантов», которые могла петь чуть ли не часами. Их деревню окружало большое озеро, а бабушка перевозила по этому озеру людей на лодке. В восемьдесят лет она ещё была способна вплавь переплыть озеро туда и обратно.

В ночь на Рождество она брала ведро, насыпала в него зерно, вставляла большую самодельную свечу и вручала его детям. Те семенили впереди, а мать с иконой святой великомученицы Варвары шла за ними и всю дорогу пела: «Богородице Дево радуйся…». Так они обходили вокруг деревни и ближайшего к ней посёлка. Маленький Цыба ходил вместе со всеми, хотя бабушка не стала крестить мальчика еврея. Она говорила: «Пускай сперва вырастет, тогда сам и решает». Кстати, эту традицию ночного крестного хода на Рождество вокруг села застал ещё и маленький Витя. Вместе с братом они носили в ведре свечу, а за ними шли человек пятнадцать женщин всё с той же иконой святой Варвары - наверно, потому что эта икона была единственной сохранившейся после войны святыней в их доме.

- Когда местные власти решили бороться с религиозным дурманом, - продолжал свой рассказ отец Виктор, - они послали участкового разобраться с молитвенниками. К нам пришёл наш сосед через дом. Когда-то бабушка присматривала за всеми соседскими детьми, пока их родители работали в поле, участковый и был одним из тех бывших её воспитанников. Он пришёл к нам в дом, сел за стол и принялся, было, составлять протокол:
- Так, Мария Николаевна, - с важным видом начал милиционер, - до каких пор будете народ смущать вашим Богом? Разве вы не знаете, что Бога нет?
Бабушка в это время тёрла тряпкой большой казан на печи.
- Что ты сказал?! - встрепенулась старушка. - Бога няма?!! И гэта ты мне говоришь, забыв, поганец, как я тебе … вытирала?!
И тряпкой, что была в её руке, давай хлестать участкового! Тот, уворачиваясь от ударов, мухой вылетел из хаты.
- Баб Маш, - извиняющимся тоном начал парень, - я что? Я ничего. Это начальство распорядилось, а я ничего, баб Маш, не сердись.

На Пасху бабушка красила яйца, пекла кулич и за три дня до праздника шла пешком в Могилёв. Возвращаясь домой, одаривала детей крашенками и куском освящённого кулича. Как-то мы с братом расшалились и стали кидать в бабушку пасхальными яйцами, а она села на стул, смотрит на нас и говорит с такой болью: «Што же ж гэта з вас вырастет, хлопчики?..»

Дядя Цыба к этому времени, похоронив мать, женился и работал приёмщиком стеклянных бутылок и прочего вторсырья. Отстроил себе большой каменный дом и жил зажиточно. А у нас случилась беда, ночью загорелся дом. Помню, как отец выхватил нас, спящих, из кровати, посадил верхом на коника, ударил того ладонью, и коник помчал вперёд, вынося нас с братом на себе из огня. Всё сгорело, страшное это дело, пожар. Дядя Цыба пришёл на пепелище и забрал всех нас в свой дом, а сам с женой и недавно родившимся маленьким сыном перебрался жить в баньку. Так этот дом за нами и остался. И вообще он нас никогда не забывал, постоянно помогал деньгами, учил, лечил.

Ты знаешь, батя, мне и воевать пришлось, и в органах служить, сколько смертей повидал, но никогда не видел, чтобы кто-нибудь умирал как моя бабушка. Как сейчас помню, 28 февраля, снегу намело видимо-невидимо. Бабушка просыпается утром и объявляет: «Сегодня я умру, собирайте всех родных». Нагрела воды, помылась. «Надо почтальёнку, - говорит, - дождаться, пенсию получить. На неё меня и похороните». Дождалась, расписалась за полученные деньги, пошла, легла на кровать и велела всем к ней подойти. «Теперь просите у меня прощения». Мы попросили. «Бог простит, - ответила она, - и меня простите». Велела пригласить деда Михася, его у нас звали «дьячком». Они с бабушкой ходили по домам петь по покойникам. Тот пришёл сразу же с Псалтырью. Потом она подозвала меня и сделала знак, чтобы я к ней наклонился: «Внучек, молись обо мне, я знаю, ты ещё батюшкой станешь, только характер тебе надо менять». Перекрестила всех нас и умерла. Вздрогнула так немного, выдохнула - и всё. На похороны непонятно откуда съехалось множество людей. Оказалось, бабушка молилась об очень и очень многих, и в наших местах её почитали как праведницу.

- Слушай, бать, а твой дядя Цыба в церковь не ходил, не помнишь?
- Нет, он не ходил, но веровал по-своему, пост держал, в субботу старался не работать, а вот его сын, тот крестился, даже ездил для этого в Могилёв. У нас там в наших местах немало евреев, и замечаю, что многие потихоньку идут в Православие. Уже даже священников встречал. А вообще, бать, я им даже немного завидую.
- Не понял, это кому ты завидуешь, евреям что ли?
- Вот именно, им и завидую. Помнишь, как сказано в Евангелии от Иоанна: «И от полноты Его все мы приняли благодать на благодать». По Апостолу, бать, мы с тобой дикая ветвь, привитая к единому корню, их Господь отверг ради нашего спасения, чтобы и нам с тобой хватило места за брачным столом [см. Рим.11:17-18] А теперь вижу, многие из них приходят в Церковь, видать время такое пришло во исполнение пророчеств.

Из всей когда-то большой бабушкиной семьи осталась только одна её дочь - мама нашего отца Виктора. Всю жизнь проработала учительницей и в храм не ходила, но доставшийся от матери образ святой Варвары великомученицы держит на почётном месте над телевизором. Говорит, начала, мол, молиться.

Нет уже и дяди Цыбы, смерть разлучила их, всех похоронили на разных кладбищах: кого на православном, кого - на еврейском. Батюшка приезжает к себе на родину и идёт служить на дорогие ему могилки. Сперва отправляется к православным и служит на могилках у бабушки, отца, братьев. Потом - к дяде Цыбе, на еврейское, и служит там.
- Бать, - обращается он ко мне, - ты не осуждаешь меня, что я, православный священник, служу и там и там?
Я ему отвечаю:
- Ты священник, отец Виктор, и твоё дело - молиться, в том числе и о своих близких. А война, брат, такая штука, которая людей разной веры и крови, порой независимо от их желания, соединяет в одну семью и делает родными. Как же тебе не помянуть своего еврейского дядю? Молись, бать, я тебя не осуждаю.

Отец Виктор рассказывает мне о том, как уже было отчаялся найти пропавшие документы, а я вот о чём в этот момент подумал. В Москве служат всего чуть больше тысячи православных священников, один из них заезжает помыть машину на одну из бесчисленных автомоек столицы. По рассеянности он оставляет на спинке стула пакет с важными бумагами, а находит его никто иной, как заехавший следом за батюшкой на ту же самую мойку раввин, число которых в Москве вообще ничтожно мало. Если бы я был математиком, то даже для интереса высчитал бы вероятность такого совпадения. А может, это и не совпадение, может, по молитвам бабушки и дяди Цыбы и произошло это чудо, когда в таком огромном мегаполисе одного попавшего в большую-большую беду православного батюшку выручил один еврейский раввин?..

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Еврейский вопрос» опубликован: 30.12.2010 - alex-the-priest.livejournal.com/42873.html
(Написан на основе старого мини-рассказа «Анекдот»)

PS   Странно. Я читала этот рассказ раньше. Теперь не то чтобы знак поменялся, но тональность - явно иная... - Вот прообраз этого рассказа, мини-рассказ о.Александра «Анекдот» (Анекдотом раньше называли разные реальные истории):

PPS   В этой истории мне сразу бросилось в глаза одно: именно Цыба из всей деревни неплохо устроился приёмщиком стеклотары и стал зажиточным, а не Виктор. Случайность? :)
Священник Александр Дьяченко:   Нет, не только дядя Цыба… В белорусских деревнях нередко так жили - целыми улицами: белорусская, еврейская, польская… А отец Виктор по натуре - воин, ему на стеклотаре - только спиваться! Кроме того, отец Виктор сейчас здорово прогрессирует как священник, и к этому Рождеству награждён камилавкой!…

PPPS   Священник Александр Дьяченко:   На "Православии и мир" помещён мой новый рассказ (20 мая, 2011 • pravmir.ru/evrejskij-vopros). Вернее, для меня он уже не новый, я написал его достаточно давно, и даже в блоге печатал немного (Анекдот). В моей голове этот текст рождался долго, из разных частей. Потом только я скомпоновал в одно повествование.

«Радость, которая всегда с тобой»

Путь к Богу - путь обретения утраченной детской радости…

Вадим и отец Виктор познакомились много лет назад, но по-настоящему друзьями стали только в последние несколько месяцев. Когда-то Вадим, ещё начинающий предприниматель, предложил будущему батюшке, а тогда сотруднику охранной фирмы, поработать у него в качестве личного телохранителя. И тот целый год, пока не решился принять священный сан, повсюду сопровождал своего патрона. Потом их пути разошлись на целых десять лет. Вадиму повезло удачно разместить капиталы в одной из европейских стран. Дела его пошли резко в гору, вскоре он женился на француженке, и у них родился мальчик. Семья переезжала из одной страны в другую и в конце концов перебралась в Москву. Вернувшись домой, Вадим открыл филиал своего же инвестиционного фонда и теперь курсировал по разным странам от одной из своих контор к другой.

А отец Виктор, приняв сан, все эти годы служил в глухой рязанской деревеньке и только с год назад вернулся в столицу. С тех пор он служил рядовым священником в одном из многоштатных приходов.
- Мне нравилось служить в деревне, - делился со мной отец Виктор, - но пришло время учить детей, и матушка стала проситься в Москву.
Тем более что в городе их ждала пустующая квартира, которую они сдавали внаём, да и родственники настаивали. Вернувшись домой, батюшка включился в программу автоутилизации и вместо старых «Жигулей» приобрёл в кредит «Форд» отечественной сборки.
- Вскоре в той же Рязанской области мы продали деревенский дом, и я уже было планировал погасить большую часть кредита, а тут звонок. Звонит племянница из Беларуси: «Дядячка, миленький, помоги»!

С месяц назад она родила мальчика, Ванечку. Вот у её Ванечки и обнаружилось врождённое заболевание головного мозга. «Врачи только сочувственно вздыхают, - плачет несчастная мать, - у нас эта болезнь не лечится. Но немцы, говорят, делают у себя такие операции».
Сел я в свой «Форд» и рванул домой в Беларусь. Встречался с лечащим врачом. Тот подтвердил, состояние безнадёжно, ребёнок обречён. «Даже если немцы и согласятся на операцию, тебе это станет… », - и он назвал мне сумму, куда как большую, чем я выручил за свой домик в Рязанской губернии, так ещё и жить там на что-то надо. Короче, такая круглая сумма набралась, а надежды практически никакой.
- Почему же ты согласился?
- Поставь себя на место его матери, и представь её состояние. У неё на руках умирает сын. Пускай он ещё очень маленький, но по сути это ничего не меняет. Она хваталась за меня как за соломинку, и я не мог её оставить. Это всё одно, что раненого бросить.
- И ты?
- Поехал деньги искать.

Время поджимало, и отец Виктор был вынужден развить бурную деятельность. Просить за кого-то другого много легче, чем за себя самого. Вот в процессе поисков средств на операцию они и встретились. Как уж Вадим узнал о беде отца Виктора, я не знаю, только он сам первым и вышел на связь со своим бывшим телохранителем. Вадим назначил встречу в одной из кафешек, в которую когда-то, много лет назад, они нередко заезжали погреться и выпить кофе.
- Гарантий, что мальчик выживет никаких, но я должен помочь.
- Хорошо, расходы на операцию мы оплатим через свой филиал в Германии.
- Вадим, девяноста девять процентов, что он умрёт.
- Бать, я столько лет играю на бирже и привык рисковать. Будем надеяться на этот оставшийся сотый процент.
Вадим не просто выручил деньгами, но и помогал на всех этапах от сбора документов до размещения в Германии. К сожалению, белорусские врачи оказались правы, и маленький Ванечка умер всего через неделю после возвращения на родину.

Зато после всего пережитого два таких разных человека, Вадим и отец Виктор, стали друзьями. У людей богатых друзей почти не бывает. Партнёры есть, друзей нет. Может, потому что отец Виктор не зависел от Вадима, не искал его покровительства, их дружба и состоялась. Дружить можно только на равных. У обоих времени было в обрез, потому иногда, просто чтобы пообщаться, батюшка встречал Вадима в аэропорту, вёз приятеля в своём «Форде», а джип с охраной следовал сзади.

Как-то раз мой друг отвозил и в тот же день забирал из школы маленького Вадимова сыночка. Поскольку мама мальчика была француженкой и по-русски не говорила, то и с малышом дома общались всё больше на английском, немецком или всё том же французском. Папа, постоянно кочевавший по миру, смог научить мальчика понимать русскую речь, но не говорить. Потому в Москве его определили в спецшколу с преподаванием всех предметов на английском. Русский язык там изучали как иностранный. А чтобы выпускники элитной школы не говорили потом со стойким рязанским акцентом, в качестве учителей пригласили природных носителей языка.
В это логово людей, не понимающих ни слова из нормального человеческого лексикона, Вадим и попросил отца Виктора отвезти своё малолетнее чадо. Обычно он делал это сам или посылал одного из телохранителей, а в тот день оказалось некому, вот батюшку и подписали.
- А я по-английски только и знаю, что «иес» да «хенде хох», и мальчонка по-нашему ни бум-бум, молчит точно партизан. У него с собой такая грифельная доска, ты ему говоришь, а он тебе в ответ на ней пишет. Со временем, понятно, заговорит, а пока только так.
Приезжаем в школу, провожаю его по коридору. Всё у них так стильно, красиво, кругом зеркала, точно дети здесь из другого теста и не носятся на переменках. Иду и замечаю, что многие из персонала обращают на меня внимание, с интересом разглядывают, а проходя, оборачиваются и смотрят вслед. Не понимаю, чего они на меня так пялятся?
Наконец, подходит ко мне один англичанин, показывает на мой подрясник и так почтительно:
- Мистер кун-фу?
Тогда я въехал, почему они меня разглядывают. Креста на мне не было, а на подрясник они подумали, что я мастер кун-фу. Мультиков нагляделись. Думаю, как бы ему ответить, чтобы и он меня понял? Посмотрел на своё отражение в зеркале и нашёлся:
- Иес, Панда кун-фу.
Здесь уже мальчик, сообразив в чём дело, стал объяснять иностранцу:
- Нет-нет, это пастор! Тот так смутился, и, представляешь, тут же извинился и поцеловал мне руку. Потом, продолжая извиняться, пригласили меня в трапезную, мы пили чай и общались через переводчика.

На новогодние каникулы Вадим с семьёй летел куда-то туда, где сейчас тепло. Отец Виктор проводил друга в аэропорт, и, прощаясь, вздохнул:
- Зачем тебе эти тёплые страны? Лучше бы в Оптину съездили, вот где душа отдыхает. Короче, Вадик, как вернёшься, мы с тобой обязательно пойдём в церковь. Как хочешь, но теперь вплотную займёмся твоим духовным образованием.
В ответ Вадим только улыбался и ничего не отвечал. А когда вернулся, то обняв друга за плечи, извинился:
- Бать, не сердись, в храм давай как-нибудь после, а сперва махнём в баню.
Спустя несколько дней звонит мне Вадим, голос такой тревожный:
- Бать, что-то у меня сегодня весь день позвоночник ноет. Ты вечером как, не служишь? Может, заедешь за мной, в больницу подскочим? Мне одному как-то не по себе.
Я на свой «Форд» и к нему.
- Куда поедем?
- Я тут в интернете покопался, давай вот в эту частную клинику, смотри какая навороченная.
Приезжаем, выходит к нам врач, женщина. На халате бейджик: «Профессор, доктор наук, завотделением». Сперва посмотрела, ну, там, язык, давление, как обычно. Потом взяли анализы и отправили Вадика на УЗИ. Смотрели они его, смотрели, а потом профессор по плечу ему похлопала и говорит: «Нет, мил человек, бюллетень ты у меня не получишь. Здоров как бык, и нечего тут симулировать». За осмотр содрали с нас кучу денег и вытолкали за дверь.
Уже садясь в машину, Вадим в недоумении произнёс:
- Может, я действительно себе всего напридумывал, а сам совершенно здоров? Тогда почему у меня так болит позвоночник?
Неожиданно колесо наехало на небольшое препятствие, нас тряхнуло. В этот момент Вадим ойкнул, а потом почувствовал себя лучше. Боль отступила, мой друг улыбается:
- Нет, ну точно симулянт.

Кто бы мог подумать, что в тот момент у Вадима лопнул червеобразный отросток слепой кишки, а если по-простому, то аппендикс. Что ты думаешь, на следующий день он ещё ходил на работу, хотя вечером ему стало совсем плохо. И только под утро следующего дня карета скорой помощи доставила его в одну из элитных московских больниц, где один только койкодень обходится пациенту в полторы тысячи евро. Вадима немедленно проперировали, но дело зашло уже слишком далеко. Врачи виновато разводили руками и всё повторяли: «Зачем ему было терпеть такую боль? Почему так поздно вызвали скорую помощь»?
Я рассказал о нашем недавнем посещении частной клиники, о приёме у женщины профессора, и меня зачем-то отправили в эту клинику за результатами тех анализов. В клинике, когда я попытался получить эти самые результаты, меня никто и слушать не стал, а когда узнали, что по их вине сейчас умирает человек, вызвали охранников, а сами разбежались по кабинетам. Увидев со мной телохранителей моего друга, больничные охранники тоже куда-то испарились. Всё это смахивало на дурной сон, мы стояли одни в совершенно пустом коридоре, и не знали что делать. Потом я всё-таки нашёл ту женщину профессора, сначала она уверяла, что ничего не знает, никого не осматривала и видит меня в первый раз. Намучился я с ними, но анализы, тем не менее, привёз, правда, они никому так и не понадобились.

В это время в Москву уже летел и вёз лекарства срочно вызванный из Лондона английский профессор, хирург, наблюдавший Вадика и его семью, когда они жили в Европе. Англичанину потребовалось всего несколько часов, чтобы добраться от своего дома до больничной палаты в Москве. И над больным колдовал уже целый международный консилиум. Только Вадику от этого было нелегче. Мой друг лежал на специализированной койке в плотном окружении современнейшей аппаратуры. Всё его тело было нашпиговано множеством разнокалиберных трубок, они торчали из разных мест и от этого он смахивал на какого-то инопланетянина. На эту тему можно было бы и посмеяться, если бы не тот факт, что жизнь Вадика неумолимо испарялась, словно сухой лёд на раскалённом асфальте в жаркий июльский полдень. У него отказывались работать практически все органы, кроме тех, что поддерживались искусственным путём. На наших глазах из-за банального аппендицита умирал богатейший человек, удачливый бизнесмен, владелец нескольких фирм, а врачи профессионалы, получающие за работу колоссальные гонорары, ничего не могли с этим поделать.

В этот момент я вдруг вспомнил, а ведь Вадик за свою жизнь так ни разу и не причастился. Утром я уже был в храме, и, отслужив раннюю литургию, помчался в больницу с одной мыслью, только бы успеть. Я вёз с собой Кровь Христову, Ею одной сейчас и можно было причастить умирающего.
Придя в палату, не обращая ни на кого внимания, я расположился на крышке одного из умных аппаратов. Зажёг свечу, поставил маленький складень и крошечный потирчик с притёртой крышкой. Потом говорю медсестре:
- Мне нужен кипяток.
Та, удивлённо на меня посмотрела, но спорить не стала, куда-то сбегала и принесла полкружки кипятку. Прочитав положенные молитвы, я осторожно маленькой ложечкой зачерпнул капельку Крови и положил её Вадику на язык. Потом, смешав в кружке вино с кипятком, уже чайной ложкой влил ему в рот запивку. В этот момент в палату зашёл врач англичанин. Увидев мои манипуляции с запивкой, он поначалу собрался было протестовать, но потом махнул рукой и промолчал. Я, отхлебнув из кружки с запивкой, машинально предложил доктору выпить, но тот отказался. Тогда я допил остальное.

Вдруг вижу как у англичанина изумлённо вытягивается лицо, и он, не отрываясь, смотрит в сторону больного. Я тоже смотрю, и вижу как по трубкам, что торчат из тела Вадика, начинает пульсировать жидкость, а ведь ещё минуту назад трубки были абсолютно пусты. Немедленно в палате появились врачи и забегали вокруг моего друга, по их радостным лицам было понятно, что появилась надежда.
После всех я снова расположился на крышке того же аппарата. Только уже вместо потирчика перед иконкой стояла такая же крошечная рюмочка с маслом. Соборование шло очень трудно, я волновался, и часто сбиваясь, снова и снова повторял одни и те же молитвы. Мне понадобилось почти три часа на то, что обычно занимает всего около часа. Потом я подошёл к его постели и внятно произнёс:
- Вадик, если ты меня слышишь, сожми мой палец, - и почувствовал в ответ едва различимое пожатие, но для меня это было главным.
После того как англичанин профессор стал свидетелем моих непонятных манипуляций с вином, послуживших толчком к началу исцеления больного, моё слово приобрело вес. Ко мне начали прислушиваться. Тогда я попросил вызвать его мать, а когда она приехала, вручил ей Псалтирь, наказав сидеть рядом с сыном и читать ему вслух.
- Читай, материнская молитва со дна моря достанет.
Ещё через два дня Вадим открыл глаза и первым человеком, которого он увидел, была его мама.
- Я потом его спрашивал, - продолжал отец Виктор, - Вадим, находясь в коме, ты что-нибудь слышал из того, что происходило вокруг?
- Нет, бать, я только слышал, как ты меня отпевал. Твой голос звучал будто ты стоишь где-то далеко-далеко, я лежу в яме, а ты меня отпеваешь. Хочу сказать, не отпевайте меня, я ещё живой, но не могу. Потом услышал мамин голос, и пошёл на него. Честно сказать, меня потрясла интуиция моего собрата. Причастие, соборование - путь естественный и понятный каждому священнику, чтение Священного Писания рядом с человеком больным, и тем более, находящимся в коме, тоже, но почему именно мать, а не кто-то другой? В конце концов, жена француженка могла бы читать Псалтирь и по-своему, по-французски, это не принципиально. Спрашиваю его:
- Отче, откуда у тебя такой опыт исцеления? Ты же служил в глухой деревне, кто тебя научил?
- Опыт исцеления? Нет, бать, у меня есть только опыт умирания.

Я на своём веку столько смертей повидал. Сам умирал трижды, и все от потери крови. Как-то БТР рядом со мной наехал на мину-лягушку, та подпрыгнула и взорвалась. Осколками посекло левые руку и ногу. Пацаны, как могли, меня перевязали, потом в вертолёт и вместе с другими ранеными отправили в Ивановский госпиталь. Пока перевязывали, несли, пока летели, много крови потерял. Нас сопровождал один уже пожилой военврач. Его задачей было не давать нам заснуть. После ранения основная проблема - потеря крови.

Я лежу, а у меня перед глазами моя деревня под Барановичами, солнышко, мамка ко мне идёт, улыбается, брат рядом на конике. У нас в детстве была своя лошадка. Так хорошо, покойно. И вдруг кто-то мне хрясь по щеке:
- Сынок, очнись, не спи! Нельзя тебе спать, помрёшь.
Глаза открываешь, и снова боль, раневой шок уже прошёл. Но веки тяжелеют, закрываются сами собой - и опять мамка и братик с коником. Вновь удар:
- Не спать!
И кажется, этому не будет конца. Начинаю ругаться:
- Что ж ты так бьёшь, мне же больно?
Потом уже в госпитале зеркало попросил, так у меня все щёки и уши были одним сплошным синяком. Я когда в реанимационной палате в себя пришёл, первое, что увидел, это глаза того врача, полные счастливых слёз. Он от нас сутками не отходил, а ведь сам-то ивановский, дом рядом, семья. Казалось бы, операцию сделал - и иди отдыхай, никто не упрекнёт. Ни один из тех раненых, с которыми он летел, не умер, а ведь это 1989 год. Страна разваливается, лекарств путных нет, не говоря уже о какой-то аппаратуре, а мы выжили. Он над нами молился, бать, я сам слышал.
Теперь, как бываю в Иваново, дома у этого врача останавливаюсь. Отец у меня давно уже умер, так я его за второго отца почитаю. Это он мне сказал: «Каким бы человек не был сильным и бесстрашным, а умирая, мамку зовёт. Ты понимаешь - ни жену, ни детей, а мать». Меня потом, когда я в спецотряде служил, ещё дважды бандиты ножами били. Бать, умирать не больно и не страшно, видимо, в это время в организме что-то такое включается, механизм умирания что ли… И всякий раз ко мне в предсмертных видениях мамка приходила. Кстати, она мне тогда звонит в госпиталь в Иваново:
- Что с тобой случилось?
Мне подносят телефон, здоровенный такой «кирпич»:
- Ничего не случилось, мам, всё в порядке.
- Ты мне не ври, я два дня уже себе места не нахожу.
- Не волнуйся, мама, ранило меня слегка, но уже всё нормально.
Она плакать:
- Сыночек, ты живой? Скажи правду, не обманывай маму. Мать и дитя - что за связь такая? Объясни мне, бать.

Помню, общались мы с одним человеком, уважаемым, отмеченным многими наградами. Он рассказывал: «Мне было, наверно, года четыре. Утром просыпаюсь, а вокруг меня солнце. Я лежу весь в солнечных лучах. Ещё рано, но слышу мама возится у печки, печёт пироги. От этого по всей хате стоит такой вкусный дух. И мне, маленькому ребёнку, вдруг стало так ликующе радостно: мама, солнце, пироги! Вскакиваю с кровати и бегу: - Мама! Мамочка моя! Она подхватывает меня на руки, обнимает и целует много-много раз. А я смеюсь, так мне хорошо. Меня потом часто отличали, но никогда, даже при вручении госпремий и орденов, я не испытывал той удивительной детской радости». Человеку хочется быть счастливым. Только никто толком не знает, что такое счастье. Кто ищет его в работе, кто в деньгах, кто в удовольствиях. В любом случае, ему самому решать, достиг он его или нет. Есть что-то такое в каждом из нас, что не ошибётся и скажет, вот оно - твоё счастье.
Для того заслуженного человека это радостное детское воспоминание, в котором они были все вместе - солнце, он и мама. Потом всю жизнь он стремился пережить то состояние вновь, но не получилось. Потому что ребёнок и человек взрослый - существа совершенно разные. Чистое детское сердце способно прикоснуться к высшей радости и возликовать, оно в состоянии возвращаться к ней и вновь ее пережить. Но чем старше мы становимся, тем дальше и дальше удаляемся от той детской непосредственности и чистоты, а радость посещает нас лишь на краткие мгновения. Путь к Богу - путь обретения утраченной детской радости. Мама и дитя, их притяжение друг к другу непреодолимо. Может, это ликующее чувство взаимной любви и есть то настоящее, к чему пытаемся мы потом вернуться всю жизнь? Не потому ли в храмах так много икон Пресвятой Богородицы с младенцем на руках? И ещё так много женщин.

Последний раз в разговоре с отцом Виктором я посетовал:
- Видишь, бать, как все вышло, и малыша не спасли, и деньги за дом пропали. Как там, кстати, твой автокредит поживает?
- Да бог с ним, с этим кредитом, выплачу потихоньку. Говоришь, деньги прахом пошли? Думал я об этом. Малышу действительно не помогли, а вот мать, возможно, и спасли. Представь себе, твоё дитя медленно умирает на твоих глазах, а ты не в силах ему помочь. Не каждая мать это вынесет. А Вадик? Не стань бы я деньги искать, быть может, мы с ним и не встретились. Он пожалел - и его пожалели. Ты говоришь, я его причастил, так причастие ж не молоток, чтобы всех и без разбору, Господь Сам решает, кому и что. Правильно говорят, наша жизнь, что тот бумеранг: он помог и его не забыли. Последний раз был у него, говорю:
- Вадик, теперь всё будет хорошо. Давай скорей поправляйся и рванём мы с тобой в баню, как ты и хотел.
Гляжу, он мне в ответ головой качает.
- Что, не хочешь в баню?
А он тихонько так мне в ответ шепотом:
- В храм, бать, сразу, как выпишут.

Священник Александр Дьяченко
Рассказ «Радость, которая всегда с тобой» опубликован: 09.02.2012 - pravmir.ru/radost-kotoraya-vsegda-s-toboj/
и читайте 40 comments на alex-the-priest.livejournal.com/90534.html

PS   Хороший рассказ- это всё быль?
Священник Александр Дьяченко:   кое что меняешь,но про погибшего малыша и про автокредит, и про аппендицит, и о чудесном исцелении Вадима, о войне, ранении, это всё правда.

PPS   отличный рассказ, дорогой батюшка. как, кстати, отец "Виктор" поживает? не звонит мне совсем.
Священник Александр Дьяченко:   Батюшка - в "шоколаде" :)) живёт и служит у вас там в Москве. продолжает "притягивать" к себе самые разные ситуации :)

PPPS   Ох, расплакалась радостно, читая! Слава Господу за все!
Священник Александр Дьяченко:   писал, думал о вас

PPPPS   Хороший рассказ. Спасибо. отче! Толь вот это неправдоподобно описано:
"Как-то БТР рядом со мной наехал на мину-лягушку, та подпрыгнула и взорвалась. Осколками посекло левые руку и ногу. Пацаны, как могли, меня перевязали, потом в вертолёт и вместе с другими ранеными отправили в Ивановский госпиталь. Пока перевязывали, несли, пока летели, много крови потерял. Нас сопровождал один уже пожилой военврач… Ни один из тех раненых, с которыми он летел, не умер, а ведь это 1989 год." - Наверное, надо поправить?
Священник Александр Дьяченко:   Написано со слов моего друга. перепроверено. оказывается мины - лягушки устанавливались в растяжках, связанными по нескольку штук. Достаточно потревожить одну и взрываются все.
Отец Виктор участник событий в Степанокерте. мы не знали об этом, но там, на самом деле, воевали не столько армяне с азербайдж., сколько мы с турками. Батюшка говорит, что таких бригад как у него в СА было три, но это он скромничет, его бригада была единственной в своём роде. О её существовании я знал ещё в семидесятых годах прошлого века.

PPPPPS   Спасибо, отец Александр за замечательный рассказ) Спасибо ресурсу LiveJournal за то,что дает возможность не только не потрошить весь инет, как раньше, в поисках ваших произведений, но и даже оставить комментарий к ним стороннему лицу)) ...
Не идут такие деньги "прахом"...возможно они переконвертируются в невидимую и неведомую нам "валюту" в небесном обменном банке и кладутся каждому на счет...а, когда приходит пора, списываются на неотложные нужды :-) Хорошо тому, у кого на счету много "валюты"...хватит "выкупить" кому земную жизнь...а кому вечную...)
PPPPPPS   Батюшка, ну что такое... Какой рассказ Ваш ни читаю, все в слезы! В добрые слезы))) Спасибо Вам! Как родной стали...
PPPPPPPS   спасибо, батюшка!читали с мамой, плакали...
PPPPPPPPS   Замечательный рассказ,в очередной раз читаю от.Александр Ваши рассказы и думаю о простоте одновремено глубине изложения ,вроде с товарищем на завалинке но "за жизнь" и честно. Спаси вас Господь!
PPPPPPPPPS   "лопнул червеобразный отросток слепой кишки, а если по-простому, то аппендикс. Что ты думаешь, на следующий день он ещё ходил на работу, хотя вечером ему стало совсем плохо" - Когда лопается - это уже перитонит называется. Пушкин от него умер. У меня лопнул давно, - это было как будто нож воткнули в живот, я весь дугой скрючился, меня погрузили в багажник "москвича-каблук" и повезли за 60 км в больницу. Оперировала женщина ночью, потом среди ночи вызвала главного хирурга. Нужно было очень чисто вычистить всю гниль, что там по брюшине разлилась. Утром просыпаюсь от наркоза, весь в трубках. Оклемался в итоге. Слава Богу!
11.12.16   Спасибо Вам, за такой светлый, трогательный, живой рассказ. Слезы текут, на душе радостно. Пусть все будут счастливы!

«Там, за дурманами»

Уже одиннадцать лет прошло с тех пор,
я служу на тихом другом приходе,
и кроме редких Костиных звонков мне ничто не напоминает о том страшном времени…

Старые знакомые, если и звонят, то почему-то очень поздно, чуть ли не к полуночи. Сам я после девяти вечера стараюсь никого не тревожить, а мне всё равно звонят. Батюшке можно, у него работа такая. Беру трубку, оттуда восторженно пьяный голос: - Батя, узнаешь? Это я! - Как не узнать? Сколько я уже с тобой мучаюсь.
- Костя, ты куда пропал, почему не вижу тебя в храме? Мы с тобой и за рулём по дороге несколько раз пересекались. Рукой тебе машу, а ты отворачиваешься. Не замечаешь, что ли?
- Да всё я замечаю, батюшка. Стыдно мне, вот и отворачиваюсь. Сейчас напился и решился, наконец, позвонить.

Константин, целая эпоха в моей жизни. В первый раз, двенадцать лет назад, я увидел его в больничной палате. Врачи только-только вывели парня из передоза, и он, чёрный с трясущимися руками и опухшими веками, упорно повторял мне, что «завязать с герычем» ему ничего не стоит. Вот, с этой самой минуты он торжественно даёт мне обещание, что всё, больше никогда. Ростом метр девяносто, службу прошёл в морской пехоте. Он даже собственную систему единоборств разработал, натаскивая сотрудников для охранных контор. Вон, ручищи какие, пальцами гвозди двадцатку гнёт. Казалось бы… а героин сильнее.

Незнакомая женщина подходит и просит:
- Батюшка, мне бы квартирку освятить.
Потом встречает и показывает просторную четырёхкомнатную квартиру:
- Здесь мы с мужем и живём, был ещё у нас сыночек, Юрочка, да умер недавно. О, он у меня такой замечательный, - словно хвалясь заморским товаром, продолжала женщина, - не курил, не пил, хорошо учился. Вот, пожалуйста, смотрите, это его портрет. Мы с отцом его очень любим, очень. А это пианино, Юрочка с отличием окончил музыкальную школу. И, между прочим, - она подняла пальчик вверх, - ему пророчили большое будущее. На этом диванчике наш мальчик и умер. Вы, батюшка, станете водичкой брызгать, сюда, пожалуйста, полейте как следует.
- От чего он умер?
- Как от чего?! Вы что, с луны свалились? Наркотики, батюшка, героин. Это так страшно. Вы себе представить не можете, как это страшно. За каких-то пару лет наш Юрочка из доброго послушного мальчика превратился в дикое животное. Под конец жизни он делал себе уже три укола. Три грамма в день, Юрий тащил из дому, что только можно было продать. Мы от него прятали всё, что представляло хоть какую-то ценность. А он всё равно находил и уносил. К нам невозможно было зайти в гости и вещи без присмотра оставить. Мальчик вроде как лежит и дремлет, но стоило только кому-нибудь из моих подруг неосторожно повесить сумочку в прихожей, и всё, нет кошелька. Как я его только не ругала, так прямо ему и кричала: «Ты крыса! Подлая, гнусная крыса! Чтобы тебе эти деньги поперёк вен стали»!

Куда мы только не обращались, всё безполезно. Врачи разводили руками: «Ждите конца», и мы ждали. Последние дни я совсем не выпускала его из дому, он бился в ломке и умолял дать ему дозу.
- Мамочка, родненькая, я обязательно брошу, только дай мне дозу, одну единственную, последнюю! Прошу тебя!
- Я посмотрела в лицо моему сыну и не увидела его глаз, вернее глаза-то на месте, но за ними ничего нет, пусто. Одна только шкурка и осталась от моего сыночка. И тогда я пошла и купила ему последнюю дозу и даже помогла сделать укол. Сделала и ушла из дому, где была, куда ходила, ничего не помню, но когда вернулась, Юрочка уже был холодный. Местечко на кладбище я купила заранее, в хорошем месте, мальчику бы понравилось.
Место, на самом деле, хорошее. Женщина вызвала такси, и мы проехали на кладбище, благо всё у нас рядом. Придя на могилку, и присев на корточки, она принялась вырывать сорняки и одновременно с сюсюканьем приговаривать:
- А вот мамочка к Юрочке пришла. Мальчик соскучился по маме, правда? А я не одна, посмотри кто со мной, узнаёшь? Батюшка к тебе пришёл, сейчас он помолится, и Юрочка снова будет баиньки.
Я всё тогда думал, но спросить стеснялся, где она нашла дозу? Хотя, в те дни раздобыть наркотик было очень легко, и героин продавался, буквально, на каждом углу.

Помню в наш храм зашёл мужчина с девочкой подростком. Подошли ко мне познакомиться. Оказалось, семья переехала в наши края из далёкого северного Норильска. А всё из-за девочки, которая только с первого взгляда смотрелась такой малышкой, на самом деле ей уже было девятнадцать. Девушка пристрастилась к героину, и родители, чтобы избежать порочного влияния улицы, кардинально поменяли среду обитания и приехали к нам. Словно мы в своём Подмосковье избавлены от этой беды.
- Батюшка, я уже прошла реабилитацию в специальном центре и теперь сама хочу помогать людям. Давайте на базе вашего храма откроем группу психологической поддержки наркоманов, они действуют по принципу «двенадцати шагов».
Мы поговорили, очень уж она показалась мне слабенькой, сама от малого ветерка колеблется, а вот, подишь ты, других спасать собирается. И пока мы с ней так общались, отец от нас не отходил ни на секунду. Потом только увидел, что дочечка у него на привязи. Он соорудил из верёвки что-то наподобие наручников и привязал её руку к своей. Когда понял, что я увидел верёвку, виновато развёл руками:
- Мы дочу с наркотиков на алкоголь перевели, теперь она у нас постоянно просит пива или коктейль. Пьёт и пьёт. Воли нет совсем, потому постоянно и вожу её при себе.

Возвращаясь к той девочке, что приходила к наш в храм вместе с отцом. Спустя неделю вижу этого папу у нас в районе автобусной остановки. Стоит руки опустил, сам чуть не плачет:
- Дочку оставил одну на минуту, буквально, и всё, куда-то уже сбежала! Спустя полчаса нашли мы её здесь же, у нас за спортзалом. Сидит в уголке, спиною прижавшись к стенке. Маленький такой беспомощный воробышек в дутой зелёной куртке со зрачками, закатившимися под лоб. Ей хватило всего несколько минут, чтобы сбежав от отца, найти дозу и уколоться. Тот привычно молча поднимает ребёнка на руки и несёт по направлению к такси, а я смотрю ему в след и думаю, какие там «двенадцать шагов», деточка. Шаг влево, шаг вправо от папки для тебя означают смерть. Больше я их не видел, может, ещё дальше куда поехали. А что, есть же наверно такие места, где никто не колется?

Кстати, про глаза наркоманов. Служу на буднях литургию. В храме привычно пусто, так, несколько бабушек, что неизменно приходят на каждую службу. Вдруг вижу, заходят в церковь с десяток молодых парней. Встали по самому центру и никуда не проходят. Ну, встали и стали, каждый сам выбирает себе место на службе, где бы ему было удобно. И вот в какой-то момент… да, перед чтением Евангелия, выхожу в открытые царские врата и благословляю молящихся. Старушки привычно кланяются, а молодёжь стоит без движения. Пригляделся, а у них у всех, зрачки ушли под лоб, одни только белки сверкают. Увидишь такое, и не нужно никаких фильмов ужаса, вот они, живые мертвецы.

Мы их тогда только и отпевали. Как в гроб ни глянешь, всё тела молодых пацанов со следами работы патологоанатома. Разрез под самый подбородок и голова, наспех зашитая крупными стежками суровых ниток чёрного цвета. Как рассказывал мне один наркоман, в год из их числа умирало тогда у нас по району около сотни человек. И так каждый год, с середины девяностых, и где-то по 2003.
Эти бедолаги не считаются самоубийцами, и мы их отпевали. Есть ещё дореволюционное определение церковного синода считать алкоголиков, и приравненных к ним наркоманов, людьми больными и в отпевании не отказывать. Потому как первая рюмка для многих оказалась гибельнее, чем последняя.

Казалось, мы перенеслись в гангстерскую Америку 30-х годов. Помню такую историю, решил один парень у нас в городе разобраться с теми, кто посадил на иглу его брата. Пошёл вечером по притонам, а уже утром их мёртвые тела валялись выброшенными на улицу. Мне тогда благословили их отпевать. Пришли родственники, и расселись возле гробов. Меня ещё поразило, что мать сидела совершенно спокойно и, как мне показалось, внимательно слушала мою проповедь. Кивала головой в знак согласия, да, действительно пора наказывать убийц наших детей. А уже вечером после похорон вдруг кого-то спросила: «В церкви-то мы их отпевали»? Несчастную накачали успокоительными, да так, что она полностью отключилась от реальности.

Был у нас прихожанин, парнишка, лет двадцати, недавно как из армии вернулся. Крепкий такой, подтянутый. Я исповедую, он подходит и говорит:
- Батюшка, возможно, мне ваша помощь потребуется. Вчера я у цыган три килограмма героина стащил. Сейчас они ищут кто это сделал, могут и на меня выйти. Так что, если мне понадобиться где-то временно отсидеться, буду к вам обращаться.
- А как ты поступил с наркотиком?
Пашка довольно улыбается:
- Пошёл на реку и по воде рассыпал. Пусть теперь собирают.
И потом ещё неоднократно юноша докладывал мне об удачно проведённых «рейдах» по изъятию наркотиков. Удивляло количество реквизированного им героина. В это же время прочитал в районке милицейский отчёт на ту же тему и посмеялся, чем хвалятся: за квартал удалось отобрать у наркоторговцев 350 граммов «дурного зелья», а мой Пашка чуть ли не через день сжигал его килограммами. Потом уже я стал понимать, что «народный мститель» явно преувеличивает размеры своих побед, но даже и тогда не догадывался, что передо мной просто напросто больной человек, и все его «рейды» существуют только в его воображении. Правда, вскоре и его нашли мёртвым на улице, говорили будто на трассе машиной сбило. Может и так, а может, действительно сунулся куда не нужно?

Никогда не забуду, подкатывает к церкви мужчина лет сорока, на дорогущей иномарке, на шее цепь в палец толщиной. Он идёт ко мне, еле передвигая ноги. Подходит и падает на колени. Снимает с цепи массивный золотой крест и просит:
- Бать, освяти мне крест.
В этой просьбе я никогда никому не отказываю. Возвращаюсь из алтаря, а человек всё ещё стоит на коленях. Отдаю ему крест, он резко со всхлипываниями начинает целовать мне руки. Плачет:
- У меня всего полно, бабла, наркоты кучи, а жить не хочу! Не хочу! И умирать страшно, у меня вся душа в крови, сколько на мне этих пацанов, ты бы только знал, батя! Ты бы знал.
Вот он, один из тех, кого за это время я лютой ненавистью успел возненавидеть за всех мальчишек, что сплошным потоком прошли сквозь меня в свой последний путь. Но это был несчастный страдающий человек, и мне его точно так же стало безконечно жалко.
Спустя несколько месяцев его, наверно, и отпевал. Во всяком случае, мне так показалось. Проводить товарища в последний путь на очень хороших машинах съехались десятки хорошо одетых мужчин. Они стояли, заполонив собой всё пространство храма. Сперва я пел, а потом стал говорить проповедь, и меня будто прорвало:
- Мужики! Что же вы делаете, как вам не стыдно?! Ведь из-за вас, вашей ненасытности умирает столько детей. Неужели вам не жалко этих мальчишек? У нас в городе смертность такая, словно сейчас война идёт, и похоронки приходят, чуть ли не в каждый дом.
Уже не говорю, перешёл на крик. Они всё так же молча стоят. И тут замечаю, как откуда-то сзади толпы отделяется человек и направляется в мою сторону. Подходит немного сбоку, но я отчётливо вижу его огромную крепкую фигуру. Ростом он явно выше двух метров, этакой ходячий шкаф. Думаю, ну, всё, сейчас он меня ударит. А что, очень удобно. Ростом я не удался, так что товарищу и замахиваться смысла нет, опустит мне на голову свой кулак-кувалду, и поминай как звали. Главное, что разбираться с ними точно никто не станет, люди уж больно уважаемые. Но вместо ожидаемого удара вдруг слышу:
- Бать, сворачивай обедню, пацанов уже колбасит.
Колбасит? Что значит «колбасит»? И только тогда решаюсь посмотреть в их лица, обычно у нас не принято, что во время службы, что на проповеди, - на людей смотреть, - это чтобы никого не смущать. А тут глянул и вновь ужаснулся. Передо мной стояло множество людей без глаз, одни белые яблоки. Только несколько человек нормального вида. Да и тем, чувствовалось, было глубоко безразлично, что я там пытался сказать. Люди откровенно скучали, то и дело поглядывая на часы.
С того памятного отпевания прошло недели три и приносят мне еженедельник «Аргументы и факты» со вкладышем, распространяемым в пределах нашей области.
- Посмотри, батюшка, часом не про тебя?
Беру и читаю взволнованное письмо в газету, написанное от лица родственников того самого отпеваемого. «В такую трудную для всех нас минуту священник, вместо того, чтобы поддержать нас молитвой, устроил отвратительное представление. Он кричал, обзывал родных усопшего непотребными словами, и вообще вёл себя недостойно столь высокого сана. Думаем, он был просто пьян. Куда только смотрит патриархия? Требуем наказать этого горе священника, а лучше и вовсе выгнать его из церкви». Письмо большое, на половину листа, и всё в том же духе. Цитировалась прямая речь свидетелей происшествия, возмущенных недостойных поведением батюшки: «Ну, никак не ожидали», и всё повторяющееся требование: «Наказать»! Конечно, я допускал, что эти люди, несмотря на своё молчание в храме попытаются как-то поставить меня на место. Потому и ожидал получить от них «чёрную метку». Бывший морской пехотинец Костя, узнав о моей проповеди, почти неделю провожал меня вечерами из храма домой. Я ожидал чего угодно, но только не письма в газету.
На моё счастье в нём были допущены три принципиальные неточности. Во-первых, полностью переврали моё имя. Затем, неправильно указали название храма, и вдобавок ко всему, ещё и умудрились ошибиться в наименование города. Мой ангел хранитель сделал невозможное, ведь под письмом значилось имя человека, который никак не мог ошибиться. Может, наборщики батюшку пожалели, ну выпил, с кем не бывает? Не знаю, во всяком случае, моя проповедь осталась для меня без видимых последствий.

Уже одиннадцать лет прошло с тех пор, я служу на другом приходе, и кроме редких Костиных звонков мне ничто не напоминает о том страшном времени. Если конечно не считать ребят из Средней Азии, Вьетнама и Китая, что в последние годы прочно осели в наших местах, но к ним я не в претензии, и понимаю, должен же кто-то работать вместо тех, кого мы тогда отпели.

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Там, за дурманами» опубликован: 28.04.2012 - alex-the-priest.livejournal.com/101941.html

PS   Очень страшно. Сколько у Вас душа выдерживает...
PPS   больше всего поразила история про маму, купившую сыну последнюю дозу. у меня муж прошел через героиновую зависимость, и я по рассказам знаю, как мать мыкалась с ним по больницам, реабилитационным центрам... и вытащила в результате. не нам здесь судить, конечно, крест это страшный... но... просто слов нет
PPPS   У нас снежок сошел, и вот они родимые лежат кучами, - да, как окурки(( мы с подружкой только и бегали за детями, чтоб какашек не схватили или шприцев не насобирали
PPPPS   Да, батюшка, кто из людей больше священника боли на себя принимает?
А уж Богу какого на нас смотреть? Мы-то, обыватели, ничего не видим вокруг себя пока лично не коснётся. Помощи Вам Божией!
PPPPPS   Отче, помоги вам Бог! Вы точно знаете что идет война. С такими людьми хорошо и просто.
PPPPPPS   Помоги Вам Господи, батюшка! Страшно-то то как! В последнее время все чаще думаю, что социализм для нашей страны был лучшим вариантом. Без крайностей, конечно, без глупой пропаганды и антирелигиозной истерии. И частную собственность и бизнес в сфере обслуживания, в с/х и легкой промышленности можно допустить. При Сталине, кстати, это было. Но понимаю, что дело уже тогда, в 80-х было не в экономической модели. Уже мурло в малиновом пиджаке начинало выглядывать из за спины "красного директора". Уже появлялся рабский труд, проституция, наркотики. Уже вместо жесткой, но честной милиции вроде Жеглова с Шараповым появились бандиты в форме, не боявшиеся убивать даже офицеров КГБ (дело на Ждановской). И теперь не вернуть того состояния душ 60-х годов, когда ехали не за деньгами, а за туманом. Теперь, наверное, только два пути. Либо всеобщее покаяние и со Христом, либо снова Сталин. Да не видно ни того, ги другого. Простите за мрачные мысли. С праздником. Владимир.
PPPPPPPS   я проходил программу 12 шагов. кому то Бог даёт шанс понять её и тем самым помочь себе,а кому то увы.
PPPPPPPPS   Когда читаешь это, так и хочется закричать:"Люди,опомнитесь! Остановитесь!" Ведь страдают и семьи наркоманов и алкоголиков и особенно дети. Сколько искалеченных детских судеб! А ведь это растет наше новое поколение.
PPPPPPPPPS   Наркобарыг поганых надо тотально отстреливать и вырезать как бешеных псов. Да и сухой закон давно пора вводить. От легального наркотика - алкоголя в нашей стране гибнет народа ещё в несколько раз больше, чем от нелегальной наркоты.
5 мая 2012   Р.Б.Ксения:   Христос Воскресе Батюшка! Спаси Вас Господи за статью. Очень жаль тех людей которые погибают от наркотиков спиртного. Вам желаю помощи Божией, терпения в Вашем служении. Храни Вас Бог
7 мая 2012   Татьяна П.:   Одиннадцать лет назад я потеряла дочь. Она умерла от передозы. Ей через два месяца должно было исполниться 18 лет. В 90-х мы мало что знали о наркомании. Мне казалось, что это - как простуда, если я найду врача, то он пропишет лечение и все пройдет. Я была уверена, что выход есть, что мой прекрасный одаренный ребенок не может просто так взять и отказаться от всего и превратиться в героинового звереныша - наивность, унаследованная с советских времен. Затем появился ВИЧ, гепатит С, было долгое лечение, срыв и смерть. Осознание смерти пришло, когда я открыла ее шкаф. Вещи, казалось, сохраняли силуэт. Бездушные вещи остались в этой жизни, а человека нет! "Суета сует! ... всё - суета и томление духа!" Трудно вспоминать все, что случилось. Хорошо, что у меня осталось еще двое нормальных детей. Просто не представляю, как живут матери, потерявшие единственного ребенка. Утешение я нашла в церкви. Я не перестаю удивляться, неужели только через смерть Бог смог достучаться до меня. Какая же я была непробиваемая, если понадобилось «хирургическое лечение», чтобы понять истину.
8 мая 2012   Марина 3 деток:   Дай Бог Вам, батюшка, сил, здоровья, терпения. Вы - человек неравнодушный, это сейчас такая редкость, и Вам приходится часто ощущать на себе дыхание преисподней. Да, рядом с этими несчастными ВСЕГДА находишься в зоне борьбы Жизни и смерти. Меня потрясли слова горе-мамы Юрия, если честно, стало страшно - ведь не одна же она такая и где-то рядом ходят такие люди, как она. У меня сейчас погибает муж, мы, видимо, скоро осиротеем. Ваш рассказ напомнил мне о том, что надо бороться за близких до последнего. Попытаюсь возобновить молитву, собрав веру по крупицам.
8 мая 2012   Константин. Новосибирск:   Все именно так! На моих глазах вымерло несколько поколений молодых русских людей. На пустующие места приехали молодые крепкие люди иной национальности.
28 мая 2012   р.б. Анна:   Как страшно сейчас за наших детей!А за нас ,взрослых,еще страшнее.Огромное спасибо Вам за Ваши публикации!Пробивают до слез.
30 июня 2013   lyudmila toll:   какая страшная история Господи сохрани батюшку Александра воина Господня! пока жила в России не знала что такой ужасающий масштаб наркомании. Господи помилуй нас отведи от детей этот угар!
16 июля 2013   Евгения:   кладбище г.Балаково, Саратовской области именно в это время значительно расширилось за счет молодежи, основного населения города-новостройки...
28 декабря 2013   Елена:   Вопрос что первично спрос на наркотики или их предложение занимает умы многих исследователей, изучающих наркотизм как негативное социальное явление. Описанная ситуация является следствием целенаправленных действий по разрушению государственности в нашей стране. В тот период произошло взаимодействие внеших (расширение масштабов организованной преступности, в том числе в данном ее проявлении - незаконный оборот наркотиков) и внутренних (наличие мотивации у многих молодых людей, обусловленной отсутствием ценностных ориентаций) условий. Поэтому и борьба с данным негативным социальным явлением будет успешной при наличии комплексного подхода, включающего полицейские меры (пресечение каналов наркотрафика, ликвидация преступных сообществ)и социально-экономические (формирование социально позитивных установок у молодежи,ее занятость, обеспечение возможности реализовать себя в качестве специалистов и так далее). С уважением
17 января 2014   ФОТИНИЯ:   вот читаю-лишние ЗАПЯТЫЕ глаза режут.а что с молодежью сейчас творится,мозги не режет ни у кого?спаси ВАС БОГ,БАТЮШКА
18 января 2014   Р.Б.Любовь:   Спасибо, батюшка Александр за Вашу статью. Побольше бы таких наравнодушных людей было среди нас мирян, тогда бы может не было такого разгула наркомании и токсикомании. Низкий Вам поклон, отец Александр.

«Время пошло!»

Слёзы очищают зрение, особенно сердечное.
Правда, я старался, чтобы где-то было и смешно…

Молодая женщина лет тридцати доверительно обращается ко мне и немного волнуясь:
- Батюшка, я выхожу замуж и мы с моим мужем хотим венчаться.
- А знаете ли, голубушка, - поучаю привычно, - что венчание - шаг ответственный, и, решаясь на него, вам нужно взвесить серьёзность ваших чувств и намерений?
- Да, батюшка, мы всё взвесили и решили сперва расписаться, и в тот же день повенчаться. И, потом, сколько ещё испытывать эти самые чувства? Я от него уже третьего ребёнка рожаю, а всё никак не решусь, сколько же можно!? - убеждает себя молодая женщина.

Я как-то поинтересовался у священника, который принимает в епархии просителей о церковном разводе, и выходит, что в среднем за год по области мы имеем около трёхсот таких семейных катастроф. Человек надеется, что после церковной молитвы, словно по мановению волшебной палочки, в его семье наступит идиллия, - а она не наступает. Нет понимания, что венчание - это благословение на начало трудного жертвенного пути двух любящих сердец по созданию семьи, как малой домашней церкви, а не уже готовый конечный счастливый результат.

Никогда не забуду, находят меня двое, он и она. Она выше мужа чуть ли не на полголовы, да и остальными формами покрупнее будет. Он (жена его называет «Дусик», причём именно называет, к нему не обращаясь, и постоянно говоря о муже в третьем лице) всё время молчит, зато она говорит не умолкая.
- Мы с Дусиком решили повенчаться, - смотрит в сторону супруга, тот обречённо вздыхает и соглашается: «Угу».
- Батюшка, это так ответственно, так ответственно. Мне же, снова придётся подвенечное платье покупать!
- А вы давно вместе?
- Да у нас ребёнку уже семь лет.
- Тогда вам нет смысла покупать такое дорогое платье, вы просто оденьтесь чистенько по-церковному.
Женщина, задыхаясь от возмущения:
- Что значит «чистенько»!? Я, что же, не могу для такого случая позволить себе новое платье?
Я немедленно соглашаюсь с её требованием о новом платье, она успокаивается, и мы договариваемся о сроках венчания. У «молодых» до назначенного мною дня оставалось ещё месяца полтора. Надеясь за это время хоть немного воцерковить ребят, я предложил им походить на воскресные службы, и разрешил звонить мне, соглашаясь ответить на все интересующие их вопросы. И она звонила чуть ли не каждый день:
- Можно венчаться в фате?
- А, может, вместо фаты мне ленточку повязать?
- А если коленочку открыть, будет ли это «по-церковному»?
Я стал бояться её звонков, я же не Юдашкин, откуда мне знать, что такое оборки и фонарики на рукавах?

Недели через три, в сопровождении Дусика, она приехала продемонстрировать свой наряд на предмет соответствия его требованиям «церковности». Маленький мужичёк покорно стоял передо мной в простеньком костюмчике, и почему-то зелёного цвета. Не удивлюсь, если он в нём ещё в школе аттестат зрелости получал. Зато супруга поражала оригинальностью и эксцентричностью одежд. Не стану их описывать, всё равно не смогу, но заведомо соглашаюсь на всё. Женщина задумчиво смотрит в сторону супруга:
- Батюшка, последнее время меня волнует несоответствие идеи моего платья цвету его костюма, я боюсь, что нарушается гармония.
«Невеста» мельтешит на фоне зелёного супруга, а я, понимая всю нелепость происходящего, но боясь обидеть людей, только молча развожу руками. Вечером она вновь позвонила и сообщила, что решила заказывать новое платье.

Зато венчание прошло великолепно. Зрителей понаехало множество, правда «невеста» слегка паникуя, часа за два до прибытия к храму эскорта автомобилей, спрашивала меня о какой-то очерёдности входа в храм, но все недоумения к счастью удалось разрешить. Потом, уже выходя из храма, она бросала в толпящихся сзади незамужних девушек свой букет. А те, подобно волейболисткам, визжа и смеясь, выпрыгивали ему навстречу. Довольный действом народ, устремился вслед за королевой бала к машинам, а сзади, не поспевая за всеми, и видимо, боясь потеряться, смешно семеня ножками, спешил Дусик в нелепом костюмчике зелёного цвета.

Помню, венчал юную девочку шестнадцати лет и мужчину лет тридцати пяти. На его фоне она выглядела совершенным ребёнком, и в тоже время этот ребёнок сама уже готовилась стать мамой. Тонкая высокая шейка, такие же худенькие ручки. Во время венчания девочка вдруг медленно, словно свечечка, начала оплывать на пол. Потом, заметив вдоль стены стоящую лавку, улеглась на неё вместе с ногами. Я неспешно продолжаю читать молитвы, сродники, в том числе и жених, в растерянности обступают молодую. Та лежит и в прострации улыбается своим видениям. Но через минуту жених уже стоит на положенном месте с юной супругой на руках. Он держит её, точно бездыханное тело, с запрокинутой головой и безжизненно свисающими вниз руками. Однако мужчина твёрд в своём намерении продолжить венчание, и всем видом старается мне это показать. Спрашиваю:
- И что будем делать?
- Венчаем дальше, батюшка.
- Так венец не фуражка, как мы его на её головку крепить станем?
Но благо, тут мои помощницы подсуетились и прохладной святой водичкой привели девочку в чувство. Правда, до последней минуты её приходилось поддерживать под руки, а венчальную свечу передали свидетельнице.

Если теряют сознание молоденькие девчонки, то это в порядке вещей, но когда на пол храма опрокидывается большой сильный мужчина, то здесь на беременность уже не спишешь. Идёт венчание. Поворачиваюсь лицом к открытым царским вратам и, воздев вверх руки, готовлюсь произнести венчальный возглас: «Славою и честию венчай их», как слышу звук рухнувшего тела. Оборачиваюсь и вижу жениха распростёршимся на полу. Невеста отскочила в сторону, на её лице недоумение и испуг. Общими усилиями приводим незадачливого жениха в чувство. Он не совсем понимает, чего от него хотят, но потом всё-таки встаёт на место. Вновь воздеваю руки, произношу возглас, и молодой человек опрокидывается навзничь, да так резко, что чуть было не увлекает за собой свидетеля. Жених падает, а его ноги в ботинках сорок четвёртого размера с новыми кожаными подошвами по инерции взлетают вверх. Его вновь поднимают и усаживают на табурет. Он сидит, прислонившись головой к невесте, так и венчаем. Правда, этот случай с сильной половиной человечества на моей памяти единственный. Но если, кто-то думает, что мужики народ менее чувственный и ранимый, чем женщины, то он глубоко ошибается.

Года два назад я присутствовал на росписи в ЗАГСе. Помню, как после всего к жениху подошёл свидетель и пошутил:
- Не понимаю, как ты решился расстаться со свободой и стать семейным человеком?
Каково же было моё удивление, когда через год я, просматривая видеозапись уже с его свадьбы, увидел как этот большого роста могучий крепыш в момент, когда они оба с женой поставили подписи под одним документом, не совладал с чувствами и заплакал. Он стоял и плакал, как дитя, а жена успокаивала его и гладила по волосам. Такие уж мы мужики... Какие бы мы ни были большие и сильные, - нам очень важно, чтобы нас любили...

Мой друг отец Виктор этой зимой заболел и попал в больницу с двусторонним воспалением лёгких. Он сгорал от высоченной температуры, и врачи, как могли, боролись за его жизнь. В самый критический момент к нему пустили матушку. Она наклонилась над ним и просит:
- Витенька, ты только не умирай, держись. Ты же сам знаешь….
Батюшка, предвосхищая её слова, подумал: «Сейчас она скажет «как я тебя люблю», и так, - говорит, - на душе хорошо стало!
А матушка продолжает: - ... детей кроме тебя, кормить некому...
- А их у тебя вон сколько, и кому они, если помрёшь будут нужны?
- Действительно, - согласился батюшка, - некому.
По-болел немного, и опять стал служить.

Много случалось всего, и забавного, и грустного, но было одно венчание, которое меня потрясло и осталось в памяти на всю жизнь... С Галиной мы познакомились в храме. Она подошла ко мне после службы и попросила соборовать и причастить её мужа. У Андрея, так его звали, обнаружили опухоль. Ему тогда ещё не было и сорока. Будучи по природе человеком терпеливым, он долго скрывал от окружающих боль, потому и болезнь открылась уже на последней стадии. После операции Галина привезла мужа домой. Тогда она и просила его соборовать. Мы разговорились с Андреем. Вера в нём была, но правда очень маленькая, а вот надежды не было совсем. А без надежды в таком деле нельзя. Всё время, пока я его соборовал, он смотрел на меня с таким выражением лица, словно говорил: «Я понимаю, ты делаешь своё дело и хочешь мне помочь. Но только зря ты, парень, стараешься. Всё равно из этого ничего не получится. Я обречён».
И, тем не менее, он даже было пошёл на поправку, но его настроение от этого не улучшилось. Она поменяла квартиру, чтобы у Андрея была отдельная комната, и дети ему не мешали. А он спешил сделать в ней ремонт, чтобы ей потом, после него, было меньше мороки со всеми этими мужскими делами. А месяца за два до кончины Андрея она попросила их обвенчать. Я назначил день, и они приехали в храм нарядные и торжественные. И ещё, может мне это показалось, но они были счастливы, - несмотря на то, что время их оставшегося счастья уже можно было исчислять часами. Остался в памяти землистый цвет лица Андрея и проступающая порой в их глазах боль от близкой и неминуемой разлуки.
- Ты хочешь связать себя навсегда? - спросил я её перед венчанием.
- Да, я хочу и в вечности быть вместе с ним. Здесь мы были вместе до обидного мало.
- Ты ещё молодая женщина, подумай, у тебя двое детей, и их нужно поднимать, хватит ли тебе сил?
- Бог не оставит, батюшка, моей бабушке после войны было ещё труднее.
Прошло уже много лет, и я иногда встречаю Галину. Она освоила мужские специальности: занималась извозом и торговала запчастями к автомобилям. Сейчас купила огромный «патриот», чтобы ездить на дачу. Сыновья выросли, родились внуки. Так что, забот у неё, что говорится, «полон рот». Я иногда её встречаю, но никогда не вижу рядом с мужчиной. Недавно она меня подвозила, и я спросил:
- Не жалеешь о том венчании?
Она, немного помолчав, ответила:
- Вспоминаю то время, оно шло, и я понимала, что теряю мужа, наступало отчаяние, и я не знала что со всем этим делать. Но после того, как мы повенчались, я вдруг отчётливо поняла, что теперь всё, - мы навсегда остаёмся вместе. Никогда ещё, как в те дни, я так остро не ощущала времени. Оно стало для меня управляемым, он уходил, а я каждую секундочку нашей жизни словно перебирала между пальцами, как ты свои чётки. Те два месяца научили меня ценить то малое, что у меня есть, и быть благодарной за все то, что у меня есть... Я не думаю об Андрее «был», для меня он продолжает «быть». Он умер на моих руках, и я сама закрывала ему глаза. Может от того, что я знала о его скорой кончине, и делала всё, чтобы ему было покойно, у меня нет на душе чувства вины, или какой-то недоговорённости. Словно он переехал в другую страну, а я остаюсь ждать его вызова. Когда-то он обязательно придёт, и я пойду за ним вслед.

А вскоре вся страна узнала о взрывах в метро. И думаешь, ведь никто из тех, кто погиб, не собирался умирать в тот день. Люди уходили по своим обычным делам, строили планы, а потом, буквально в мгновение их жизнь прервалась. Мы жалеем погибших, но жалеть нужно тех, кто остался. Теперь день изо дня месяцами они будут вспоминать, всё одно и то же. Ту самую минуту, когда любимый человек уходил из дому в то злополучное утро. Возможно, это было так: «Быстренько иди сюда, целую, и я побежал, уже опаздываю!» - «Беги, беги, я умываюсь, вечером поцелуешь». Или звонок по телефону: «Я хочу тебе сказать что-то очень важное для нас обоих». - «Прости, мне сейчас некогда, вечером скажешь, мы же договорились о встрече». Может, было так, а может, как-то по-иному, точно ведь не узнаю, могу только предполагать. Только не будет теперь этого вечера. Никто так и не скажет им оставшимся тех заветных слов, никто больше так и не обнимет, и не поцелует. Лишь остаётся подушка, которую можно обнять в надежде уловить запах того, кто уже не придёт. Мы неисправимы, и начинаем понимать, что были счастливы, только тогда, когда счастье теряем...

Ночь, табло на часах говорит, что сейчас где-то около трёх. Проснулся и почему-то вспомнил про тот разговор с Галиной в её вездеходе, и то венчание. Рядом со мной, свернувшись калачиком, мирно спит моя матушка. В памяти всплывает и рассказ отца Виктора, который помирая в больнице, ждал от своей половины признания в любви. И я делаю неожиданное открытие: а ведь моя матушка за все двадцать пять лет совместной жизни так ни разу и не сказала, что она меня любит. Вот это здорово, а как же мы так поженились, без констатации самого факта? Спать сразу же расхотелось, и так стало себя жалко. Нет, так дело не пойдёт, матушку определённо следует обличить, - утром, сразу же, как проснёмся.

Для сбора компромата мысленно возвращаюсь в те наши далёкие годы, и почему-то сразу вспоминаю, какими счастливыми глазами смотрела она на меня, когда я делал ей предложение. Потом, как старалась она подложить мне на тарелку самый большой и вкусный кусочек, как обшивала, стирала, гладила до появления всех этих чудо машин. Нужны обличающие факты, а в голову лезет всякая ерунда, как всеми силами она старалась дать мне поспать, когда появился на свет малыш. Потом, как вместе пришли в церковь, и она терпеливо выслушивала моё дилетантское «богословие». А когда, став священником, я получил самостоятельный приход, она ушла с прежней работы на зарплату в пять раз меньшую, ради того, чтобы быть рядом и организовывать клирос. Вспомнилось, как перед первой нашей Пасхой, когда не было денег на красные облачения, она пошла на рынок и продала свою единственную ценность - новую шапку из голубой норки.

Вглядываюсь в её лицо, и хотя на дворе ещё темно, отчётливо вижу ту самую девчонку, которая согласилась идти по жизни рядом со мной, и идёт вот уже целую четверть века. Мы привыкаем, что кто-то живёт рядом, для нас становится нормой быть кем-то любимым, что о нас кто-то постоянно заботится, и на него можно свалить кучу всяких домашних рутинных дел. И, кажется, что так будет всегда, но в том-то и дело, что «всегда» в нашем конечном мире не бывает, когда-то это «всегда» рано или поздно заканчивается. И можно так и не успеть научится быть благодарным, а потом ненавидеть себя, что вовремя не целовал эти глаза и эти руки.

Пытаюсь вспомнить, а когда сам ей говорил, что люблю, когда последний раз дарил цветы? И хотя в комнате темно, понимаю, что мои щёки начинают пылать. Нет, нужно в корне всё поменять, завтра же, нет уже сегодня, я скажу ей, что люблю её, и очень сильно. Нет, это неубедительно, - что значит «очень сильно»? Скажу просто, что люблю её, но зато целых пять раз, или лучше десять, и так каждый день, или, в крайнем случае, через день. Правда, она может заподозрить, что я где-то в чём-то проштрафился. Ну и пусть, потом перестанет, пора ей привыкать к новой хорошей жизни, вот с этой самой минуты. Засыпаю довольный собой, успевая краем глаза заметить цифры на электронном светящимся табло. Всё, время новой жизни пошло!

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Время пошло!» опубликован: 13.04.2010 - alex-the-priest.livejournal.com/31214.html

PS   Христос Воскресе! Отличный рассказ. По поводу венчания. Когда мы венчались с супругой, в храме были только батюшка, мы и мои родители, так что фактор нехватки воздуха отметается. Так, вот в какой-то момент Таинства замечаю, что супруга судорожно начинает хватать меня за руку. Поворачиваюсь к ней и вижу огромные расширенные зрачки и еле успеваю подхватить ее за талию. Батюшка (пожилой заслуженный священник) как-то быстро все это заметил, спокойно подошел и перекрестил ей лоб и что-то тихо сказал. Супруге практически сразу стало легче и венчание продолжилось. Мы конечно, были под впечатлением от этого, тем более супруга никогда в жизни ни до, ни после, в обмороки не падала и здоровье имеет хорошее. Батюшка потом сказал, что на венчании обмороки невест часто случаются, а причина, возможно, в том что немощная плоть, соприкасаясь с действием Благодати, не выдерживает. Думаю так и есть.
Священник Александр Дьяченко:   Воистину Воскресе! На самом деле и я также думаю.
09.12.17   Мы обвенчались, имея уже двух детей. Муж не то, чтобы стремился к этому, но и не сопротивлялся. Да и был он тогда "слабоверующим", если можно так сказать. Народу в церкви практически не было, но торжественности и благодати - не занимать; время пролетело, как пять минут. Жили мы всегда дружно, а буквально через месяц, придя из гостей, поругались вхлам, да надолго, вплоть до развода. И тут муж говорит: "Мы же в церкви венчаны, теперь нельзя разводиться". Меня поразили его слова, т.к. считала, что он формально отнесся к обряду, желая лишь мне сделать приятное к пятилетию свадьбы. Помирились, вообщем, после этого еще 23 года счастливо прожили, и это, надеюсь, не предел. Венчание - не гарантия долгой счастливой жизни, а помощь, которую нужно с благодарностью принимать.

«Осторожно - "старцы"!»

Тогда он мне, смеясь, и расписал,
как бы мы с ним могли прослыть прозорливцами…

Не знаю, как и чем можно объяснить такой факт, но для того, чтобы исполнилось просимое за человека, достаточно однажды просто попросить, обращаясь в молитве: «Господи, пощади раба твоего Н.»! И ответ приходит мгновенно, словно там только и ждут, когда же ты эти слова, наконец, произнесёшь. А за кого-то просишь-просишь, и ничего, какая-то непробиваемая стена...

Помню, как еще в первый год моего священнического служения, ко мне подошла женщина и попросила помолиться о двух её сыновьях. Оба уже продолжительное время кололись героином. Помолиться не трудно, да виданное ли дело, чтобы после одной такой молитвы кто-нибудь «сходил» с героиновой иглы? Но разве священник имеет право отказать кому-то в молитве, тем более о детях, даже если то, о чём человек просит, следуя нашей логике, абсолютно невыполнимо. Я предложил ей: «Давай вместе помолимся». И мы стали просить, называя имена мальчиков. Я их никогда не видел, а потому и молился о неких абстрактных мне людях, живущих в другом городе. Мать, стоя на коленях перед образом Пресвятой, плакала о двух своих кровиночках, постоянно живущих в её сердце...

Прошло недели три, и вот по окончании воскресной Литургии, когда верующие подходили к кресту, внезапно какая-то женщина падает передо мной на колени и охватывает руками мои ноги. Я испугался, думаю, ну всё, теперь ей достаточно подсечь меня за ноги, и я вместе с крестом во всём облачении упаду на спину! Но это я так подумал, а она, прижавшись лицом к моим ногам, плакала навзрыд. Оказалось, что это именно та самая мать, о которой я уже и думать забыл. Но на этот раз она плакала уже от счастья. Оба сына прекратили колоться. Потом, когда меня перевели служить на моё нынешнее место, она приезжала ко мне ещё, наверное, в течение лет пяти, всякий раз подтверждая, что с ними всё в порядке.

Вот и у нас, как-то перед соборованием подходит ко мне одна бабушка и спрашивает, а можно ребёнка лет девяти, пособоровать? Мне всегда во время соборования жалко детей. Приводят их бабушки, как правило, без всякой необходимости, и мучается дитя два с половиной часа, не зная, куда и как себя положить, и чем развлечься. Потому сказал бабушке, не мучай, мол, ребёнка. Сама соборуйся, а она пускай во дворе побегает. Соборование идёт, девочка уже набегалась и пришла в храм. И так она сядет, и так, потом смотрю, перегнулась через ограждения хоров и висит на них. Во время совершения таинства народ у нас обычно тихонько напевает: «помилуй мя Господи, яко немощен есмь». Я говорю бабушке, указывая на висящую внучку: «Вот, кто у нас немощен», а не вы, мол, старики. Оказалось, что ребёнок простудился и не переставал кашлять по ночам, потому и привели его на соборование, но мне ничего не сказали. Когда же я пошутил по поводу девочки, бабушка поняла, что я «прозрел» в ребёнке болезнь. Она тут же сняла внучку с перил и стала тем маслом, что я помазал её, уже в свою очередь - мазать дитя. В следующую ночь девочка ни разу не кашлянула, а за мной потянулся шлейф славы чудотворчества. Понятное дело, усилиями этой самой бабушки.

Видимо где-то ещё я несколько раз случайно попадал в цель своими замечаниями или шутками, и вот через какое-то время слышу такой разговор. Мы сидели в трапезной, обедали. У нас за большим столом помещается 24 человека. Я сидел во главе его, пил чай и думал о чём-то своём, не прислушиваясь к общему течению разговора. Но краем уха всё равно улавливал обрывки фраз... На другом краю стола - несколько наших женщин. Понимаю, что разговаривают они о старцах и старчестве. Сетуют мои матушки, что перевелись на нашей земле духоносные подвижники. Старики, те, кто прошёл школу гонений, уже ушли в лучший мир, а те, что ещё остаются - или болеют, или к ним, из-за множества желающих, - никак не попасть... А как спасаться без старцев? И вот одна из наших матушек (не смотря на свой возраст, ещё очень активная и лёгкая на подъём, побывавшая у многих старцев), видимо думая, что я её не слышу, говорит: «Без старцев никак, а где их взять? Негде. А раз так, значит нужно взращивать своих. Как хорошо, когда старец свой, местный. Никуда ездить не нужно, всё под рукой». Потом она кивнула головой в мой адрес и продолжает: «Вполне подходит, вон и Н. рассказывала о его прозорливости, и П. и другие. Возрастом, правда не дотягивает, но вид вполне благообразный. Так что, если мы общим голосованием определим, как в Оптине, что быть ему старцем, то никуда и не денется! Болеть, правда, будет, но ради такого дела можно и пострадать»...

Мне, к слову сказать, сразу вспомнился наш разговор с моим близким знакомым, хорошим батюшкой из соседнего с нами благочиния. Мы говорили с ним о том, откуда появляются лже-старцы. Вот тогда он мне, смеясь, и расписал, как бы мы с ним могли прослыть прозорливцами: «Представь, - говорит он, - приходит ко мне какая-нибудь дурища с каким-нибудь нелепым вопросом и длинным языком. А я ей говорю. На этот вопрос тебе сможет ответить только отец А. из соседнего района. Посылаю её к тебе, а сам звоню по телефону, встречай, мол, мою «фросю». И сообщаю тебе данные на неё, а уж ты, «ошарашиваешь» её своей прозорливостью. А потом и ты, в свою очередь, отправляешь ко мне такую же «клаву». Представляю, как бы о нас заговорили! И ничего, что мы с тобой не прозорливцы. Ведь многим, очень многим, на самом деле не нужно от старца разрешения их проблем, им внешнего смирения хочется, старцу в рот смотреть хочется и хвастать, что вот, мол, я у святого окормляюсь! Человек, как жил по своим грехам, так и будет жить. И даже если попадёт к настоящему подвижнику, то не станет меняться к лучшему. Ему внешняя деятельность нужна, поездки все эти, возможность ощутить своё положение возле старца, приближенность к нему. Для такого лжестарца-обманщика, - главное никому не мешать. Просят благословить - благословляй, разрешить - разрешай. Давай простор человеческой гордыне. И превознесут тебя и прославят. С Дальнего Востока приедут, помяни моё слово»...

Через некоторое время ко мне, действительно подошла та самая активная бабушка, и предложила стать «старцем». Помогать, мол, тебе будем. Людей, что приезжать начнут, расселять, кормить станем. Весь твой быт на себя возьмём, ты только дай согласие! Мы тогда с ней поговорили, что называется, по-крупному, и я постарался поставить её на место. Не должен священник допускать таких настроений среди прихожан, нельзя подвиг веры превращать в поиск неких чудотворцев и провидцев, рассчитывая, что они, а не мы сами - будем решать свои проблемы и отмываться от своих грехов... Короче говоря, стала эта активная старушка всё реже и реже появляться на службах у нас в храме, а потом, слава Богу, и совсем исчезла.

Прошло несколько лет. Встречаю её не так давно в соседнем городе, как, мол, поживаешь? Где молишься? Благо сейчас выбор большой.
- Вот, стала духовной чадой, - и называет имя старенького, заштатного, но не так давно рукоположенного батюшки.
- А что же он, - удивляюсь, - так опытен? Что-то я этого раньше за ним не замечал.
- Да ещё как опытен, оказывается прозорливец и чудотворец, и сам под крылом опытного святого возрастал! Нас теперь у него, почитай уже с полприхода окормляется. К нему и местное казачество просится, и власти уважают. Народ даже из других городов приезжает! Москвичи ему дом отремонтировали, окна пластиковые вставили, огород копают, картошку сажают. Во живёт! Предлагала я тебе, не послушался меня в своё время, теперь кусай локти...

Стал знакомых расспрашивать: действительно, говорят, каждое батюшкино слово теперь только что не записывается. Всё, что старец скажет, свято. Потом пообщался непосредственно со стареньким батюшкой, вразумить хотел. И смотрю, а он и сам верит, что старцем стал! Волосы отрастил, взгляд с прищуром. Говорит намёками, много и непонятно... А такой был хороший старичок, хоть и малограмотный, но безвредный! И вот на тебе, такая беда под конец дней... Ведь и помрёт, - не отстанут, - на могилку поедут, песочек будут разбирать, москвичи книжки о его подвигах и пророчествах напишут и продавать станут...

Перед самым Постом передачу по московскому каналу смотрел. Недовольны колдуны, что хотят их вредную деятельность законом ограничить. Говорят, мол, полезны они, и даже Церковь их деятельность благословляет, и ссылаются, как я понял, на нашего же старчика. Такой оказался удобный для всех старичок, не старец, а находка... По осени знакомые рассказывали, звонят им из-под самого Санкт-Петербурга, спрашивают:
- Что это у вас за старец появился, у нас по областному телевидению ролик о нём крутили. Что, действительно так духовен? Советуете съездить? И называют имя нашего старичка... Да что там СПб, говорят, что уже с Дальнего Востока на днях приезжали, помоги им, Господи!

Священник Александр Дьяченко
Впервые рассказ «Осторожно - "старцы"!» опубликован: 19.04.2009 - alex-the-priest.livejournal.com/14248.html

PS   Священник Александр Дьяченко:   Поздравляю всех моих дорогих друзей со светлыми днями Святой Христовой Пасхи! Как славно, что мы подружились!
R:   И Вас с Праздником! Христос воскресе!
Священник Александр Дьяченко:   Воистину воскресе!

PPS   А насчет старцев - увы, есть такая тенденция... Причем у подруги в семье вообще трагедия натуральная. Они там все своему старцу в буквальном смысле в рот смотрят, а тот ее младшего брата буквально силой в монахи гонит. Мальчишка в семинарии учится, но хочет в миру остаться, а старец его на постриг гонит. Который год уже у них по этому поводу нестроения, мальчишка болеть сильно начал, ему на мозги капают, что это из-за противления старцу. Беда, одним словом...
Священник Александр Дьяченко:   В монашество раньше 35-40 лет нельзя, если это конечно не Божий призыв (моё мнение).

PPPS   В основе, конечно, лежит желание переложить свою ответственность. Но сохранить свободу воли. Только пусть попробует этот старец что-то неожиданное и неприятное предложить. Мигом развенчают! Как сказал в одном интервью отец Димитрий Смирнов: У нас уже старцы есть. Вот такие БОРОДЫ. Да. Правда, рукоположены года 3 назад. Но такие СТАРЦЫ! Главное, чтоб борода длинная и седая.
Священник Александр Дьяченко:   Спаси вас Бог! Отец Димитрий Смирнов - это чудо!

PPPPS   "Высшей логики событий" - Это просто некий оборот? Просто, простите, всегда полагал, что логика есть продукт грехопадения. Меня терзают смутные сомнения, что ТАМ логики нет.
Священник Александр Дьяченко:   Не воспринимайте меня как догматиста и великого богослова! Ни то, ни другое. Думаю, что больше оборот. Но согласитесь, что высший мир пересекаясь с нашим, миром несовершенным, открывается нам целесообразностью и разумностью действий Неба в деле нашего спасения. Я не говорю о "логике" в определениях философов, - но разумность и последовательность в спасении каждого человека, безусловно присутствует, - я же вижу это каждый день! Говорить же об избранности кого-то ко спасению, а кого-то к предопределению "за борт", - было бы несогласно со словом и духом Евангелия... Может именно в таком ключе я и пытаюсь говорить о замысле относительно каждого из нас. Попробуйте объяснить то, о чём я писал в самом начале как-то по-другому... А что Там есть, - мы с вами узнаем обязательно! Только, судя по вашей фотографии, я узнаю об этом раньше :)

PPPPPS   Да уж, беда наших Батюшек, - такие активные прихожанки! Хочешь - не хочешь, а они проголосуют, и всё сами решат. Бедный тот старчик, как они не понимают, в какую бездну его толкают?
Священник Александр Дьяченко:   Поиск внешнего делания при отсутствии смирения - приводит в ад ешё на земле!

13.10.13   Господи! Как хорошо, что на свете живут такие люди, как Вы. Храни Вас Бог. Надежда.
08.11.13   Валентина. Здравствуйте отец Александр!Читаю вас всегда в газете "Моя семья"И всегда с вами соглашаюсь, с вашими мыслями и суждениями- все по - божески.Дай бог вам терпения и любви к ближнему всегда,потому что они у вас есть.Вы очень многое видите в людях,того что они сами не видят,и стараетесь их по божьему направляеть.С уважением!
01.12.13   отец Александр Благодарю за ваши замечательные рассказы людмила
08.01.14   Спасибо Вам отец Алексанр за ваши рассказы. Они помогают нам духовно расти и укрепляют нашу веру! Ирина.
17.01.15   Огромное спасибо за ваши книги. Я в детстве не любила читать, зато с такими книгами чуть ли не круглосуточно сижу.Спаси Господи.
10.05.16   Очень хороший материал. Местами - до слёз. Спасибо!