Путь к Богу

Конференция, как это ни забавно, называлась: "Молодежь - культура - политика: историческая память и цивилизационный выбор". Проходила она 27 ноября 2010 года на философском факультете МГУ. Своего выступления просто не дождался. Господа, любящие поговорить о христианстве, видимо, не подозревают, что в субботу вечером православные христиане присутствуют на всенощной.

Национальные отношения в монашеской среде святогорцев по материалам…

Печальные последствия русско-греческих отношений хорошо известны. Это и Пантелеймоновский греко-русский процесс, и притеснения Ильинского скита, и проблемы русских келлиотов.

Наиболее хорошо описан Пантелеймоновский процесс.

Вызван он тем, что престарелый о. Герасим (грек) назначил русского о. Макария вместо себя. Не будем говорить о всех его (процесса) безобразиях, но отметим, что в его ходе у Протата возникло следующее постановление, которое не может не вызывать удивления. В нем утверждалось, что Пантелеймонов монастырь всегда был и будет греческим, игумен всегда был и будет греком, а русская братия должна быть на треть меньше греческой.

Во-первых. О том, что Пантелеймоновский монастырь (Старый Руссик) передается русским есть соответствующий документ. Новый Руссик действительно был построен на территории Пантелеймонова монастыря, небольшой участок которого был продан…
В 1733 году русские покинули Старый Руссик, по свидетельству Барского, они бежали оттуда, когда греки устроили кровавую разборку, и многие из русских убыли убиты. Тогда они перебрались в прибрежную часть русского монастыря, где фактически прозябали до прихода русских [к управлению монастырем].
Это прозябание было неизбежно, так как монастырь стал киновией и это закреплено в сингилионах и 1803 и 1875 годов, и если греческие идиоритмы жили за счет богатых людей приходивших со своим капиталам в монастырь, то естественно, вступая в киновию, им пришлось бы пожертвовать свои капиталы и стать вровень с другими. Поэтому-то обнищавший монастырь и призвал русских. «Вот отчего процветают русские монастыри, состоящие на киновиальном положении. Монахи сами усердно заботятся об общей пользе, а не так, как в наших греческих монастырях мало прилагается попечение о благосостоянии монастыря для будущего времени. Русским присуще благочестие и послушание, а грекам сребролюбие и гордость» .

Во-вторых последующее постановление было проявлением филетизма, в котором русские и обвиняли греков. Филетизм был осужден в 1872 году Константинопольской церковью. То есть получалось, что греческие насельники монастыря попали под свою анафему. Кстати, схизма 1872 года послужила и разделению в Пантелеймоновом монастыре. Греки на Афоне во всем видели панславянизм. Об этом с юмором высказался Леонтьев…

Но в этом споре есть аспект, мало замеченный предыдущими исследователями. Фактически этот конфликт вовсе не сводится к национальной розни. Конечно, всегда было недовольство греческой пищей и греческими обычаями: пение и т.д. – об этом можно прочитать у Святогорца ("Письма Святогорца").

Но фактически под этим различается конфликт между сторонниками киновии и идиоритма. Русские вообще в то время не знали иной формы монашеской жизни кроме киновии, и где бы они не поселялись, всегда устраивали киновии. Были конечно отшельники, но это скорее, те кто, по тем или иным причинам не попали в киновию. Греки же имели стремление к идиотритму. И посему, во избежание захвата монастыря русскими, они тотчас ввели должность трех помощников игумена: симпракторов.

Стремление к киновии и неограниченной власти игумена, видимо, истекало из формы общественного устройства, которая действовала тогда в России. Процветание монастыря было именно результатом неограниченной власти игумена. За эту власть боролись и сам игумен Макарий и духовник Иероним. Любые конфликты, которые имели место в то время в Андреевском скиту (Феодрит) и в Ильинском скиту (после смерти о. Паисия II) объяснялись ими ограничением власти игумена и введением «республики».

Российская дипломатия с середины девятнадцатого столетия самым активным образом участвовала в жизни Афона, и русские монахи обязаны многим послам: Нелидову и Зиновьеву, и, в особенности, консулу Николаю Венцеславовичу Кохманскому, хорошо знакомому русским монахам, многократно посещавшему Афон и бывшему в курсе всех событий.

Во время смуты 1913 года Пантелеймонов монастырь посетил П.Б. Мансуров, который оставил удивительное исследование устройства монастыря:

«По впечатлению многих близких наблюдателей религиозный спор в Пантелеймоновом монастыре не представляет для большинства участников его самостоятельного интереса, а служит для прикрытия старых партийных счетов: решение религиозного спора не устранило бы еще этих счетов. Одною из отрицательных сторон жизни афонского иночества служат национальные распри насельников Св. Горы. Глубокое разделение существует между признающими себя тысячелетними хозяевами ея - греками, и представителями других, в большинстве славянских, народностей, поселившихся на ней. Но и между иноками, принадлежащими к одной народности, существуют племенные или местные подразделения, которые вызывают не вполне понятные для посторонних острые столкновения.
Между греками издавна идет борьба между так называемыми мораитами, уроженцами свободной Греции и туркомеритами, происходившими из областей, принадлежавших до сих пор Турции. Среди болгар заметны сильные нелады между болгарами, уроженцами царства, и болгарами-русскоподанными Бессарабии.

Не избежали этого разделения и русские. На Святой Горе издавна поделились между собою великороссы и малороссы. В двух многолюдных наших скитах, Андреевском и Ильинском, сознательно группировались: в первом - великороссы, во втором - малороссы. Пантелеимоновский монастырь принимал в свои стены без различия представителей всех православных народностей и племен. В нем есть и греки, и русские, и болгары, и сербы, и молдаване, и грузины, и православные немцы, и евреи. Среди русских есть, конечно, и великороссы, и малороссы. Монастырь пережил период острой вражды русских и греков, но по благополучном для русских окончании обитель зажила под руководством своих великих старцев широкою, объединяющею представителей всех племен, религиозною жизнью. Прежде всего перед руководителями обители предстал, конечно, вопрос о примирении с новым русским строем монастыря старых греческих его насельников.
С величайшим вниманием отнесся к их нуждам, желаниям и народному чувству о. Макарий, избранный в игумены. О времени его правления оставшиеся ныне с того времени греки вспоминают с искренней благодарностью.

Условия с тех пор переменились. Свидетельствует об этом самая численность греческой братии. Ко времени утверждения русского правления, в обители насчитывалось 150 греков. 10 лет тому назад я застал еще 50 человек. В этот приезд я нашел всего 25 человек. При этом среди них нет ни одного иеромонаха, ни одного диакона, они лишены и своего духовника. Произошло это не по причине нежелания греков поступать в монастырь, не по причине духовной несостоятельности греков.

До меня дошел факт, что грек, которого благословил игумен на то, чтобы поселиться в монастырь для испытания, был грубо удален нынешними фактическими заправилами за врата обители. С другой стороны, как то охотно признается, порядок богослужения в монастыре до сих пор сообразуется с тем, как оно ведется в старом соборе с греческим его уставщиком.»

Далее Мансуров отмечает, что факт изгнания одного монаха сам по себе не может иметь существенного значения, так как в руках греков находится 17 монастырей. Но значение имеет чувство обиды, которое неминуемо распространяет по Святой Горе греческая братия. И подобные факты закрывают путь для русских в греческие монастыри для обоюдной пользы.

Вопрос об отношении к греческой братии и не имел тогда существенного значения во внутренней жизни монастыря. Эту жизнь, по словам Мансурова, уже не одно десятилетие возмущают распри великороссов и малороссов.

Предвидеть это разделение можно было уже во времена отцов Иеронима и Макария. Они сами были идеальными представителями этих двух русских стихий: о. Иероним считался малороссом, о. Макарий великороссом.
«В великом единении веры и любви они побеждали естественные племенные различия».
После смерти Иеронима о. Макарий предусматривал возможность этой розни. «Выработанный им и сохранившийся до сих пор монастырский устав носит на себе печать этой заботы». Начавший свое возрождение монастырь в 1803 году, - имел строгий характер общежития с полнотой власти игумена. Этот строй был подтвержден при избрании в 1875 году о. Макария.

Согласно сингилии, игумен управляет при помощи духовного собора, членами коего состояли старшие представители братии, призванные к тому игуменом. Отец Макарий ввел кроме того соответствующий способ избрания игумена, которым он предложил ослабить борьбу партий из-за власти. Он ввел избрание преемника игумена при жизни, назвав его наместником. Самое избрание проводилось старшей братией, состав которой определялся игуменом. 70 или 80 человек этой братии избирают из своего состава 6 или 7 кандидатов, и после установленных молитв, совершавшихся в течении трех дней наместник избирался жребием. Этими действиям устранялась избирательная борьба и преобладание большинства.

В Пантелеимоновом монастыре три четверти составляли малороссы. Жребий же благоприятствовал до сих пор великороссам. К ним принадлежали все игумены после Макария. Против такой процедуры избрания игумена, равно как и избрания в состав духовного собора его членов уже давно выступали некоторые малороссы. Были протесты. При занятии должности отца Нифонта, посольство в Константинополе сочло даже необходимым прислать военное судно во избежание насилия со стороны недовольных.

Великороссы в этом порядке избрания видят защиту своего положения. В противном случае им придется удалиться с Афона. Каждый монастырь свободен в организации строя своей жизни. А строй Пантелеимонова монастыря основывается на свободном выборе братии. Конечно, кое-что провозглашено в сингиллиях. Влияет уважение к старцу и его заветам. Только на этом держится порядок.

Но в 1913 году под давлением малороссийской братии произошел переворот во внутреннем управлении монастыря, были удалены советники игумена, и малороссийская партия избрала из своей среды членов духовного совета. Это прошло не по выбору игумена а по выбору братии, и этот собор связал власть игумена. Новый строй не позволяет ожидать каких-то благотворных для обители последствий.
Развитие ситуации пошло дальше. Духовный собор не имел авторитета, он явился результатом движения против власти игумена...

Мансуров отмечает, что «по уполномочению братии», некий о. Ириней является на этом соборе и преподает свои указания собору. Самостоятельные действия игумена всячески пресекались. Игумен Мисаил (см. Силуан «О познании воли Божией») не обладал умом и волею, необходимыми для осуществления этой власти. Например, по расспросам старых и опытных монахов, представителей монастыря в Москве и Одессе, выяснилось, что многие не представляли возможным сохранить прежнюю власть. Этот факт надо было признать совершившимся из-за характера нового игумена.

18 мая 1913 в газете «Русская молва» появилась статья «Константинопольские письма» за подписью «Русинов». Автор указывал на распри в русской среде как одну из причин конфликта: «Произошло то, чего боялись знающие Афон, схватились хохлы с кацапами. И так как первые теперь многочисленнее и составляют более подвижный элемент, менее испитой и изношенный на фабриках, то они под флагом нового учения произвели домашнюю революцию».
Частично влияние национального аспекта на происходившие в 1913 году события можно заключить из того, что Пантелеймонов монастырь был менее заражен этим учением, чем Андреевский скит, но при удалении монахов оттуда были физические воздействия.

Такова версия трагических событий в Пантелеймоновом монастыре 1913 года.

 
Надо отметить, что наивысшего обострения греко-русские отношения достигли в Ильинском скиту в 1880 году.

Дело дошло даже до судебного процесса, который длился примерно 13 лет.
Закладка нового собора и стала причиной напряженности в отношениях между скитом и кириархиальным монастырем. Причину этого разъяснял афонский Протат в письме каймакаму (уездному начальнику) Св. Горы от 7 февр. 1884 г., сообщая, что «скит <…> пожелал обновить свою церковь как ветхую и просил дозволения на это от кириархической обители Пандократора, а просил дозволения потому, что он есть подчиненный. Все же скиты и келлии, как непосредственно зависимые от монастырей, когда желают возобновить или поправить свои церкви или другую какую-либо постройку, берут на это дозволение того монастыря, которому они подчинены. <…> Монастырь Пандократорский дал свое дозволение на возобновление ветхой церкви, но на старом основании и таких же размеров. Скит пророка Илии не принял этого условия, вот отсюда и началось между ним и обителью разногласие. При всем том скит против условий упомянутого документа (омологии) и решения Протата стал извлекать камни вне окружности скитской».

Закладка нового собора встретила протест со стороны Пантократорского монастыря, который потребовал у скита 500 лир за право строить собор, а встретив отказ, заявил, что камень для строительства должен покупаться на вес . В результате при отце Товии отношения между главенствующим монастырем и скитом обострились до крайности.

Дипломатическая переписка тех лет свидетельствует о том, что в противостоянии греческих и русских насельников на Афоне большую роль играла политика афинского правительства, на которую сильное влияние оказывала английская дипломатия. Так, в 1883 г. греческими монастырями был составлен акт, имеющий целью ограничение «чуждой стихии» на Афоне, - об этом писал послу Нелидову архимандрит Макарий.

Так что странное требование восстановить собор точно в таком же размере — это следствие долгосрочной политики греческого правительства. Афинский кабинет пытался оказать давление на патриархов, организовал определенную культурную политику в общественных кругах и направлял деятельность в этом русле афинского посольства в Константинополе.

Обращения в турецкий суд успеха не имели. Суд был подкуплен. Между тем, несмотря на то, что обе стороны основывали свои требования на омологии и ходатайствовали лишь об объяснении ее смысла и приложении ее постановления, суд стал разбирать, и кончил тем, что отверг самое значение омологии, которую ни одна из сторон не отказывалась принять за основание. Кроме того суд явно игнорировал решения Берлинского конгресса, что могло бы иметь печальные последствия не только для Ильинского скита.

Ходатайство к турецкой власти способствовало решению этого вопроса.
Наконец, усилиями дипломатов удалось придти к соглашению с греческой стороной. По словам о. Гавриила, делу примирения много способствовал бывший Патриарх Иоаким и, в особенности, отъявленный недоброжелатель ильинцев антипросоп Кутломушского монастыря Харитон, который внезапно переменил фронт и своим влиянием в Протате много способствовал улажению [sic] дела.

Главный противник примирения «неумолимый Феоклит», как живописно называет его о. Гавриил, старший епитроп Пантократорского монастыря, Патриархом совершенно был устранен при ведении переговоров и узнал лишь о соглашении как о совершившимся факте. В отмщение за свое устранение Феоклит подал письменный проект в Протат, восставая против дарованных русскому скиту на Афоне выгод в ущерб будто бы греческим интересам и указывая на опасное увеличение русского влияния на Афоне. Протест его горячо поддерживали представители Лавры и Ватопеда . Патриарху Иоакиму III пришлось нелегко: была предпринята газетная кампания, во время которой его обвинили в пособничестве русским и предательстве греческих интересов. Но в результате под давлением русской дипломатии удалось добиться строительства собора.

Но противостояние с греками не уменьшалось, а все более усиливалось. Скоро появились яркие примеры: затем захваты келлий Космы и Дамиана Есфигменского монастыря, изгнание из келлии Василия Великого близ Кареи в 1883 году о. Кирилла с братством, Массовое давление на русские келлии оказывал Филофеевский монастырю В архиве сохранилось не мало дел, в которых описывается это давление. Греческий Протат был полностью поражен националистическими, революционными этими настроениями.

Ныне греки любят ссылаться на некого есфигменского историка Смирнакиса. Кто же он был? Фанатичный патриот Смирнаки, бывший секретарем и советником в Протате, ставший игуменом Есфигменского монастыря. Образованный и специально изучивший историю Афона.
Смирнаки считается авторитетом в спорных вопросах, а сочинениями своими, преисполненными крайними греческими тенденциями и нападками на славян монахов, сильно обострил национальную вражду на Афоне.

Отсюда происходит такое явление как политические убийства и нападения, особенно участившиеся в начале века; мораиты помогают греческим бандам, направляющимся в пределы Македонии, высаживаться и скрываться на Афоне, когда путь их лежал мимо Святой Горы.

Еще «одним историком» был печальной памяти патриарх Мелетий Метаксакис, прибывший на Афон в 1913 году и проводивший пропаганду протии русских, способствовал давлению на русского чиновника Серафимова, проживавшего тогда на Афоне и консолидирующего греков антирусской направленности.

Затем произошло побоище в канун праздника Троицы в 1905 году. Во время отсутствия настоятеля кельи иеромонаха Пантелеймона, который был в Константинополе, и наместника иеромонаха Виссариона, который был вызван к каймакаму (турецкому начальнику) в Карею, в келье неожиданно появился один из лидеров панэллинисткой партии - эпистат, историк Афона, иеромонах Есфигменского монастыря Герасим Смирнакис (АВПРИ. Ф. Греческий стол № 182. ОП. 497. Д. 4861 Л. 107). С ним был антипросоп Каракальского монастыря.

Дело перед праздником, братия отдыхала, неожиданно появилась толпа каракальских монахов и рабочих, вооружённых топорами, мотыгами и ломами. Пришельцы начали крушить здания кельи, разбивать окна, ломать стены. Монахи келлии стали обороняться. Одному русскому тут же была нанесена рана в голову, и он упал на землю без чувств. Результаты побоища: 8 иноков были ранены и сильно избиты. Целью нападения было изгнание русских монахов из келлии. Это событие получило широкий резонанс в печати, один их Афонских монахов даже посвятил этой «битве» стихотворение.

Кроме того было и покушение на о. Пантелеймона в 1903 году, в котором участвовал сардар (так сказать местная греческая милиция). Дело в том, что о. Пантелеймон вел независимую жизнь и мало кого боялся. Сначала он при посредстве консула Яковлева умудрился в Иерусалиме купить древнюю обитель, которую не мог купить даже архимандрит Антонин (Капустин). Затем по просьбе местной духовной власти создал обитель в Ливане. Константинопольский патриарх запретил о. Пантелеймона в служении и только через несколько лет под давлением русских дипломатических кругов это запрещение было снято.

Такие опасные предприятия горячих сторонников мораитов, по-видимому, сильно тревожат более благоразумных, в этом отношении, греков.

Кохманский: «Крайне знаменательно было обращение ко мне наедине антипросопа [Великой] Лавры Хризостома: он горячо просил Русское Правительство защитить Афонскую гору, так как лишь Великая Россия может спасти это святое место. Греция же ничтожна и может вовлечь только в беду. Хризостом, будучи очень непопулярен в своем же монастыре, вероятно вследствие неодобрения им агитационной деятельности мораитов, уже довольно сильных в Лавре, тем не менее имеет большое влияние, как у себя, так и в Протате, где он состоит антипросопом от Лавры, благодаря природному уму и специальному духовному образованию, полученному им в Халкинской семинарии, так что он остается у власти лишь за неимением у монастыря, кем его достойно заменить» .

И вот в материалах органа константинопольского патриархата «Церковной истины» за 1909 год мы находим мало вразумительные материалы о чудовищном убийстве лаврского монаха архимандрита Хризостома, одного из выдающих геронтов ("геронда" - это старец) того времени, павшего «жертвой тёмных мирских сил, водворившихся в последнее время на исторической Святой Горе.» Нам неизвестны мотивы этого убийства, и мы не можем точно сказать кто это сделал.

Многие обвиняли русскую дипломатию, что она многие годы «не замечала» притеснения русских на Афоне, когда это было выгодно для неё.

Но началась война, и случилось непредвиденное: несколько монастырей, среди которых особое место занимали Зограф и Ватопед, помогали врагам православной России. Слово известному канонисту С. Троицкому:
«Столь же дружно действовали греки и болгары в переполнившем чашу терпения союзников гнусном деле снабжения припасами германских подводных лодок. Особенно видное участие здесь приняли болгарский монастырь Зограф и греческий Ватопед. Оба монастыря имеют свои удобные пристани («арсаны»), и оба в течение веков пользовались русскими милостями».

Кроме того, в Ватопедском монастыре была обнаружена система сигнализации, служащая маяком для немецких подводных лодок, проложенная инженером–немцем за несколько лет до этого. Там же находилась электростанция и база для снабжения подводных лодок. Всего на Афоне было изъято 500 ружей, 130 тыс. боевых патронов, револьверы, динамит, пулемётные ленты.

Глава Протата, известный своей ненавистью к русским, заявлял, что «он и все греки до последней капли крови будут защищать Афон от пришельцев русских и что предпочитают турок, даже немцев – русским». Он из уважения к своей духовной персоне просил не производить обыск в здании Протата, но его не послушали, и было изъято 125 винтовок и 45 тыс. патронов. Германофильские настроения были весьма распространены в то время среди греческих монахов и даже болгарских монахов.

Вопрос о посылке на Афон союзных войск обсуждался два года. Русский чиновник Серафимов писал в январе 1915 года: «оккупация союзниками Афона даст нам возможность, если не разрешить окончательно афонский вопрос, то, во всяком случае, вывести его из того положения, в котором он оказался вследствие решения Лондонской конференции послов».

С русской точки зрения, конечно, лучше было бы прислать туда русский контингент. Но тогда этот десант рассматривался бы как ответный ход на оккупацию Грецией в 1912 году и стал бы причиной новых неурядиц на Афоне. Пришлось найти нейтрального по отношению к Афону союзника. Эти два года ушли на уговоры французской стороны. Сначала хотели послать англо-французский отряд. Французы хотели занять полуостров Кассандру, а 150 англичан должны были высадиться на Афон и Лемнос. Так же их должны были поддерживать матросы с «Аскольда» (25 человек при двух офицерах). Высадить русских монахов предполагалось по предложению английского адмирала Робинсона.
Французский представитель считал, что можно оставить греческие власти на Афоне, за исключением воинских частей, а для улаживания возможных конфликтов командировать на Афон представителя МИДа. Но Каль разумно отвечал, что посылка чиновника привела бы к тому, что греческое правительство приписало бы России инициативу занятия Афона. Он подчеркнул необходимость удаления всех гражданских властей с Афона.

Товарищ министра писал генеральному консулу в Салониках 12 января 1916 года, что возражает против посылки нештатного чиновника Генерального Консульства, который был по национальности грек, и предложил послать неофициально Кохманского Н.В, который пользовался любовию и уважением русских афонских монахов.
Всю сложность занятия Афона войсками обрисовал министр иностранных дел Сазонов послам в Лондоне и Париже 12 января 1916 года: Россия не возражала против отправки отряда на Афон, так как это было продиктовано военными целями. Но считала необходимым избежать при этом каких бы то ни было нарушений и притеснений святогорского status quo. Министр писал, что ему представляется недопустимым объявление церковной автономии «Афонской религиозной общины», пребывающей в течении шести веков под духовным главенством Вселенского патриарха, равно как и установление над Святой Горой Протектората союзников. «Ему казалось достаточным применение к Афону общего режима занятых союзниками областей с сохранением существующих до греческого режима местных порядков и обычаев».

В то сложное время возникла большая проблема с Крестовоздвиженской келлией. Братия никак не хотела признать старца Лота, выбранного вместо умершего о. Пантелеймона. Смута была столь велика, что Генеральный консул просил до приезда в феврале 1916 года Н.В. Кохманского, направить в келлию архимандрита Пантелеймонова монастыря Мисаила с целью урегулирования конфликта. Ему было предложено убедить братию скита признать о. Лота настоятелем хотя бы на период до окончания войны, передать заведование казной наместнику Филарету, удалить из кельи главного зачинщика беспорядков о. Досифея, любимого ученика о. Пантелеймона, бывшего во всех предприятиях доверенным лицом. Он был еще достаточно молод (38 лет) и достаточно опытен (20 лет совместной деятельности со старцем), восприял все его взгляды и принципы деятельности. О. Лот хоть был и старше (45 лет), но гораздо меньше прожил в келлии. Предполагалось в случае неподчинения арестовать двух-трех зачинщиков смуты.
Но его миссия успеха не имела. На вопрос, почему они не хотят иметь Лота настоятелем, отвечали: «О. Лот кушает часто с греками (каракальцами – гостями)», если кто просит рясу, подрясник сегодня, то о. Лот выдаст завтра, что он неласков, не разговорчив, не любит братию…».

Отец Лот, став настоятелем келлии, начал проявлять властолюбие, ожидая такого же безропотного повиновения, какое было по отношению к о. Пантелеймону. Встретив возмущение против себя, вступил в тайные переговоры с греками, чем вызвал крайнее возмущение. После насильственного удаления его из келлии, он дал подписку Братству Русских обителей не вступать в тайные общения с Каракалом, но тут же начал тайные переговоры с монастырем с целью получения новой омологии, что хотя и было правильным действием, но вызвало новое возмущение братии. Братия стремилась отрешить о. Лота от настоятельства и учредить совет старшей братии с целью ограничения власти настоятеля.

Это новшество в келлиотском уставе встревожило не только настоятелей русских келий, но даже Пантелеймонов монастырь. На Афон был послан Кохмановский. Было предложение даже дать ему в помощь для ареста зачинщиков часть команды «Аскольда», бывшей в то время на Афоне. Но он отлично справился с задачей и привел братию к примирению. Не потребовалось даже удаления о. Досифея.
Он собрал всю братию и сумел убедить ее в необходимости возвращения о. Лота, проживавшего в келлии св. Артемия. После собрания о. Лот пришел в храм и после молебна обратился к братии со словами раскаяния, после этого все иноки попросили друг у друга прощения и отслужили на могиле о. Пантелеймона панихиду. Было зачитано также завещание о. Пантелеймона и составлен акт, который подписали все монахи. Не желавшим оставаться в келлии монахам было разрешено покинуть её с выдачей на выход 50 рублей.

Между тем ситуация на Афоне все ухудшилась. Каль докладывал о том, что болгарский монастырь Зограф «кишит болгарскими и немецкими шпионами». Главнокомандующий из-за многочисленных вооруженных греческих банд, составленный из дезертиров и уклонившихся от военной повинности, под предводительством греческих офицеров, преданных королю, запретил снабжать провиантом весь Халкидонский п-ов, включая и Афон. А в греческих монастырях идет борьба среди монахов, приверженцев Короля и Венизелоса. И 26 декабря на заседании продовольственной комиссии, указав на особое положение Святой Горы, Каль просил «комиссию сделать исключение для русских монахов, составляющих около половины всего населения Афона и являющихся русскими подданными, не имеющими никакого отношения к партийной греческой борьбе и страдающих отсутствием жизненных припасов. Ввиду чисто военного характера вышеуказанного распоряжения, комиссия не сочла возможным удовлетворить моего ходатайства».

Наконец, в декабре 1916 года было получено согласие и 3(16) января 1917 на Афоне высадился франко-русский отряд в составе ста русских солдат и трех офицеров, а также пятидесяти французских пехотинцев и пулеметной команды под командованием капитана Жизеля, профессора международного права внешней юридической школы в Париже. Русской частью отряда командовал поручик Дитш.

Команда должна была ночью оцепить Зографский монастырь, провести в нем обыск и удалить из него всех неблагонадежных монахов и подозрительных лиц. 7/20 января 1917 года Зограф был занят. Надо отметить , что в монастыре отряду был оказан радушный приём. Была отслужена литургия и по ней было возглашено многолетие Государю Императору, Царской семье и болгарскому Престолонаследнику Борису. Болгарские монахи спрашивали поручика Дитша могут ли они рассчитывать на получение дохода от принадлежащих монастырю бессарабских имений.

После этого команда должна была оцепить греческие монастыри Ивер и Ватопед, вблизи которых были замечены немецкие подводные лодки. По просьбе генерала Саррайля и капитана Жизеля Каль снабдил военную экспедицию, имеющимися у него сведениями и рекомендательными письмами.

Прибытие на Афон русского отряда произвело на греков сильнейшее впечатление. События на Афоне освещались в газетах «Голос Руси» и «Биржевых ведомостях».

В Ватопеде была обнаружена электрическая станция и база для снабжения подводных лодок. Всего на Афоне было изъято в греческих обителях 200 винтовок и около 30.000 патронов . Но по сообщению от 21 января/3 февраля 1917 года начальника франко-русского отряда в греческих монастырях было захвачено 477 винтовки, столько же штыков, 130000 боевых патронов. Найдены были револьверы, пулеметные ленты, динамит, бикфордовы шнуры, детонаторы для динамита и даже револьверные пули «дум-дум». Около двух греческих монастырей военными патрулями была замечена световая сигнализация.

То есть Святая Гора была превращена на время войны в военно-диверсионный центр. Войска заняли почту, телеграф и телефонную станцию. Каль докладывал, что прибытие на Афон русского отряда сильно успокоило и подняло дух нашего монашества, а произведенные им обыски совсем скомпрометировали греческие монастыри и келлии, а в особенности «Кинод» («Кинот», «Кинотис»), представитель коего клятвенно уверял, что в самом «Киноде» оружия нет и просил из уважения к нему как высшему духовному лицу на Афоне не производить там обыска. В одной башне Кинода найдено 125 боевых винтовок и 45.000 патронов».

Газета «Русская Воля» (№ 19, 20) писала об изгнании болгарских монахов из болгарского монастыря под Кишиневом, которое произвел о. Питирим по решению Синода, в качестве ответной меры на изгнание и арест русских монахов афонского скита, проживавших на территории Болгарии. Генеральный консул писал в телеграмме, что русские монахи, воспрянув духом, после прихода отряда, хотят воспользоваться его пребыванием для урегулирования и религиозного вопроса, и общего характера, и устроить совещание для обсуждения общих нужд.

Офицеры отряда, наслушавшись историй о притеснении русских монахов со стороны греческих монастырей, но не знакомые с внутренним устройством Афона, естественно, очень хотели помочь своим соотечественникам и оказать нашим монахам полное содействие. «Во избежание могущих произойти недоразумений и столкновенией на религиозной почве, я счел долгом вызвать сюда (в Салоники) одного офицера и снабдить его следующими инструкциями: предложить нашим монахам воздерживаться от всяких общих собраний, их пожелания и нужды нам точно известны. Разрешение ныне церковных вопросов до окончания войны считал бы не только несвоевременным, но прямо-таки для них невыгодным, хотя бы в отношении их численности. Около половины наших монахов выбыло с Афона и находятся под ружьем. Греческие же монахи как раз теперь пополнились массой военнообязанных, бежавших на Афон, чтобы уклониться от воинской обязанности, которые в случае переписи сойдут за монахов».

Каль дал поручение Дитшу проверить главные нужды келлиотов и предоставить ему отчет.

Присутствие отряда сразу позволило решить некоторые проблемы, которые не могли быть разрешены в течение многих лет: постройка зданий, проведение воды, телефонной линии, рубка леса, устройство пристани. Это было вполне возможно под «моральным» влиянием нашего отряда, но «непременным условием мирного их разрешения, и без применения насилий, или уже тогда под обоснованным предлогом, как-то военных нужд и целей».

Благодаря этому для келлиотов стали возможны положительные изменения в хозяйственном устройстве их обителей.
Так келья Петра и Онуфрия после 30-летнего спора с Иверским монастырем, наконец получила разрешение подвести воду.
Грузинская келья Иоанна Богослова, в течение 50 лет существовавшая без омологии, наконец, получила ее, и спустя 30 лет -разрешение на освящение храма. Так же были разрешены рукоположения. Насельники кельи смогли подвести воду и начать получать дрова.
Вознесенской келье Филофеевского монастыря разрешили повесить 20-пудовый колокол. До этого Протат отобрал у кельи привезенный в дар 30-пудовый колокол.
Карейские кельи Троицы и Трех святителей получили возможность восстановить водопровод, не задолго до этого перестроенный греками-келиотами с разрешения Протата с большой пользой для себя.
Келье Троицы Ставроникитского монастыря разрешили покрыть сарайчик, чего они добивались 5 лет.

Разрешили и карульцам иметь на своей пристани порту (ворота), что не дозволялось ранее Лаврой.

Начальнику же отряда консул предложил продолжить обезоруживание Афона и по возможности захватить при обысках «компрометирующие греческие монастыри документы». К сожалению, не удалось установить, были ли захвачены такие документы. Консул дал указание в важных вопросах обращаться к нему и не проявлять личной инициативы, которая может не понравится генералу Саррайлю, человеку импульсивному, «способному во время вспышки отозвать наш отряд» . Он уже во время вспышки гнева отозвал начальника отряда и его помощника.

Российский МИД считал, что и после разоружения отряд должен оставаться на Афоне, но Венизелос активно хлопотал об его отводе. Греческие монахи, бывшие до этого почти все как один приверженцами короля ввиду опасности усиления русского элемента, превратились в убежденных венизелистов и направили к нему депутацию из трех человек, которые должны были вручить ему сумму денег и потребовать удаления русского отряда или хотя бы замены русской части отряда французскими солдатами.
Саррайль запретил выезд этим депутатам по просьбе русского генерального консула. Но те смогли выехать с Афона благодаря греческим офицерам, но все же были арестованы и помещены в концентрационный лагерь. Начальник французского отряда, прозевавшего их отъезд, был сменен.

Чтобы быть беспристрастным в деле очистки Афона от вредных элементов, Каль приказал удалить с Афона и двух русских монахов, позорящих русское монашество. Каль собирался провести работу с начальником отряда, чтобы тот знал, как угнетаемы были на Афоне русские келлиоты. Под его давлением Саррайль согласился на увеличение русского отряда до 150 человек и назначение еще одного офицера . Одновременно давался совет не торопиться с разоружением, так как чем дольше простоит там наш отряд, то тем более упрочится русское влияние на Афоне. По окончании же разоружения греческое правительство будет иметь основание просить об удалении наших войск.

Далее Консул просил выделить 30000 драхм для подкупа лиц, которые могли указать, где спрятано греками оружие и патроны и для захвата важных греческих документов, которые могут сыграть для нашего монашества важную роль.

Румынский Генеральный Консул обратился к Калю и попросил водворить порядок в «Продроме»: братия румынского скита (под давлением Лавры) изгнала из скита два с половиной года назад игумена и нескольких монахов, но румынский консул не хотел прибегать к помощи ни Саррайля, ни английского и французского агентов, так как считает афонских вопрос делом исключительно православных держав и вмешательство католических представителей нежелательно, и существует опасность, что греки поставят Венизелосу в упрек, что он допустил высадку отряда. Генеральный консул поручил поручику Дитшу заняться румынским скитом, удалить главных зачинщиков смуты и водворить законное управление.

Посол во Франции Извольский писал, что сообщил представителю при Салоникском правительстве мнение о желательности оставления на Афоне отряда до конца войны, и что этот вопрос не касается Венизелоса.

Таким образом, российская дипломатия работала со всей силой во всех направлениях и всячески помогала русским монахам. Действовала она весьма продумано. Так, поручику Дитшу было дано поручение расположить к отряду многочисленных греческих келлиотов, которые будучи бесправными могли бы выступить на русской стороне при решении некоторых вопросов и дали бы подавляющее большинство голосов, которые понадобились бы при уничтожении гнета всесильных греческих монастырей, что привело бы к уравниванию в правах всего монашества на Афоне.

Но 1/14 июня отряд, несмотря на все усилия русской стороны, был отозван. Генерал Саррайль ничего не предпринял для его удержания. Генеральный Консул говорит о том, что это противоречит соглашению между правительствами России и Франции. И это соглашение было утверждено Брианом, что следовало из телеграммы, посланной послом во Франции Извольским. Интриги греческих монахов, при поддержке представителей французского отряда, по его словам, увенчались успехом.

В день ухода уже начались притеснения со стороны греков. И это грозило прямыми столкновениями на Афоне. Генерал Саррайль уверял, что он тут был непричем, и все это делалось по приказу из Франции, и Венизелос этот вопрос не поднимал. Но русские представители отряда считали, что генерал искал популярности у греческого правительства и боялся открытия хозяйственных злоупотреблений. Русские дипломаты стремились доказать ошибочность удаления отряда во всех отношениях, но был уже июль 1917 …

Вот это все, чего удалось добиться за короткое время пребывания отряда.

Отряд сменил английский офицер, который хоть как-то сдерживал неприязненное отношение к русским монахам, усилившееся после ухода отряда.

И в 1918 году греки попытались уничтожить все эти достижения 1917 года, а именно: разломали водопровод в грузинской келье, сломали порту на Каруле, и с другими благодеяниями, полученными в прошлом году, поступили также. Снова пытались утеснять запретом на получение дров и хлеба. Кроме того, имели место факты притеснения и даже избиения каливитов.

Русское монашество поспешило приветствовать Временное Правительство, вероятно, считая, что оно добьется возведения скитов в ранг монастырей. Но этому не суждено было совершиться...

Можно спросить: какой смысл ворошить все эти факты?

Но пришло новое время, и русские монахи имеют возможность ехать на Афон, и видят там бесправие. Опять строят келлии, в которых им разрешают жить, основываясь на честном слове. И не улучшились настроения в греческой среде: там и поныне уверяют, что монастырь Пантелеймона – греческий монастырь, революция была промыслительна (не помня о том, что потом была Вторая Мировая война, и болгары уже покушались на Афон, и его спасли все те же русские, одержав победу).

Не умер, а, пожалуй, еще более обострился национальный вопрос, и Греция ныне с натяжкой может называться православной страной ( скандал с Ватопедом ).

И так далее. Это означает, что вопросы эти рано или поздно встанут.

И вот в качестве интересного дополнения найденная мною телеграмма:

Телеграмма в Министерство Иностранных Дел
От игумена Архимандрита Иеронима с братию
3 мая 1917 года
SKITE RUSSE SAINT ANDREE A MONT ATHOT ENVOIE SES MEILLEURS VOEUX GOUVERNEMENT // PROVISOIRE RUSSE AND LE PRIE BEAUCOOP FAIRE RECONNAITRE SKITE COMME MONASTERE // RUSSE LIBRE AND INDEPENDENT IGOUMENT ARCHIMANDRITE JERONIME AND FRERES

Русский скит св. Андрея на Афоне посылает свои лучшие пожелания Временному Правительству России и просит его способствовать, чтобы скит был признан свободным и независимым русским монастырем.

Игумен архимандрит Иероним с братией.

Аналогичная телеграмма была отправлена и от Ильинского скита (копия сохранилась в архиве Ильинского скита.