Корабль спасения
Письма о Любви
1. Жизнь после счастья
2. Повесть о преданной любви, или Как простить?
3. Если сын - вор
4. Ветер Нежность
5. Рабыня
6. Преступление и покаяние, или Как разорвать цепь греха
7. Дар случайный? Три урока Пушкина
8. Надежда
9. Взыскание погибших
10. Чужое кино
11. Снежинки, или Девочки ведут дневники
12. Любовь всепобеждающая, или Перед тем как расстаться
13. Безотцовщина
14. Фанатка
15. Живый в помощи Вышняго…
16. Ловцы в капкане
17. Красота взаймы
18. Предатель, или В поисках силы духа
19. Сумасшедшая любовь
20. Офис: крысы или люди?
21. Кого убивает зависть?
22. Спасенный за "пятихатку"
23. Черешенка (К Дню Победы)
24. По небу полуночи ангел летел…
Читайте онлайн ещё одну книгу Марии Городовой «Колыбель огня»
Вместо предисловия (Он спасал детдомовца)
Эта история началась жарким июльским днем 1998 года, когда в нашем доме раздался телефонный звонок и человек, представившийся сотрудником милиции из подмосковного Раменского, сообщил мне, что мой муж погиб. Мой муж, Бабенко Василий Егорович (его фото с детьми см. ниже), выпускник факультета журналистики МГУ, уже полгода работал заместителем редактора в издательском доме «Крестьянка»; мы готовились окончательно, всей семьей, перебраться из Курска в Москву, когда раздался этот звонок. Собиралась я недолго: побросала кое-какие вещи в сумку, взяла наших мальчишек – двенадцатилетнего Петю и семилетнего Георгия – и села в первый же поезд на Москву – хоронить Васю.
Как выяснили потом друзья мужа, он погиб, пытаясь спасти детдомовца, который переходил железнодорожные пути. В ушах восемнадцатилетнего Димы были наушники, и он просто не мог услышать рева стремительно летящей электрички. Мой Вася, шедший позади, рванулся, чтобы спасти юношу, – последнее, что видели старушки, продающие зелень на платформе, и был этот Васин рывок… Не спас, сам погиб. Так я осталась одна, с двумя детьми.
После похорон редактор журнала, где работал Вася, желая поддержать меня, предложила мне писать для них, и я, то ли от безысходности, то ли в силу наивности, ухватилась за это. Никакой журналисткой я не была, я была домашней хозяйкой, в моем активе был диплом биологического факультета МГУ, и единственное, чем я могла бы похвастаться на ниве журналистики, – две крохотные заметки в газете «Культура», написанные потому, что Вася не успевал написать их сам. За те полгода, которые Вася проработал в «Крестьянке», его успели полюбить почти все – за порядочность, за терпение, за то, что был трудяга. И это уважение потом не раз помогало мне. До сих пор имя моего мужа, который никогда не занимал никаких особых постов – не успел, – открывает мне двери очень серьезных кабинетов его товарищей.
"Маша все время улыбалась"
Эта гибель, такая неожиданная, была очень сильным ударом. И не только для меня – для детей. Помню, был трудный момент перед похоронами: мой младший настолько не мог принять смерть отца, в нем настолько был силен протест против произошедшего, что он отказался идти и на похороны, и на отпевание. Тогда я, растерянная, не зная, что делать, позвонила владыке Иоанну – архиепископу Белгородскому и Старооскольскому, который за четыре года до того крестил нас с детьми. Позвонила от отчаяния, с бедой, не зная, как быть. И владыка, с другого конца страны, очень долго разговаривал с Гошей, утешая и убеждая, пока не убедил, что на отпевание папы надо пойти.
В Курск я решила не возвращаться. Во-первых, понимала, что работы там не найду, во-вторых, потому что банально хотела убежать от боли. Повторюсь, последние полгода мы вынужденно жили на два дома, и каждый раз, когда Вася приезжал, с раннего утра мы ждали его, всматриваясь в то, как он торопится к нам по длинной бетонной дороге к дому… Смотреть из окна на дорогу, зная, что по ней уже никто не придет, было невыносимо.
Мой мир, мир моей семьи рухнул, и надо было учиться жить заново. Где, как? Неясно. Зато сразу стало ясно, что плакать нельзя. Мои мальчишки буквально вцепились в меня, ни на минуту не выпуская мои руки; у них были абсолютно растерянные глаза, они испуганно вглядывались в мои. И я понимала: главное сейчас – держаться. Потому что как только я переставала себя контролировать и у меня наворачивались слезы, мгновенно срывались и они. Для них смерть любимого отца была не просто потерей – рушились основы их жизни. У младшего от слез начинались спазмы, раскалывалась голова…
Все стремительно летело в тартарары – не остановить, поэтому я твердо понимала только одно – надо держаться. Те, кто помнили меня в то время, потом рассказывали: всех удивляло, когда на соболезнования и участливые вопросы, как же я собираюсь жить дальше, я уверенно сообщала, что у нас будет все хорошо, что мне уже предложили работу в «Крестьянке», и я вот-вот найду жилье. Как сказала потом одна журналистка: «Маша все время улыбалась, и это пугало». На самом деле все просто: пока ты улыбаешься, трудно заплакать.
Я действительно очень быстро сняла какую-то хибару в подмосковном Воскресенске – на то, чтобы снять квартиру в Москве, у меня бы не хватило денег. Так началась моя другая жизнь.
О том, как зарабатывать деньги, я, до того дня защищенная любовью мужа, имела достаточно смутное представление. Растила детей, писала стихи, варила борщи. Теперь больше всего я боялась, что не смогу прокормить детей. Помню, как на исповеди в Ильинском храме, в Курске, куда я заехала сразу после похорон, старенький батюшка (кажется, его звали Лука) сказал мне: «Молись и ничего не бойся, вдовы у Христа за пазухой». Помню, как я, грешным делом, подумала: «Легко говорить, а жить-то мне на что?», но какая-то огромная правда в этих словах была.
Помню, как меня вызвали в «Крестьянку», с тем чтобы отдать не полученную Васей зарплату, еще какие-то причитающиеся деньги. Хорошо помню, как бухгалтер Марина Борисовна, внимательно посмотрев на меня и заставив несколько раз пересчитать полученную сумму, очень акцентированно, подчеркивая каждое слово, сказала: «Мария, спрячьте деньги подальше», – по-видимому, несмотря на улыбку и уверенный вид, я все-таки внушала ей опасения. Помню, как я вышла из серой высотки издательского дома и пошла к метро, как у меня перед глазами вырос желтый щит обменного пункта, как я почти автоматически зашла в закуток обменника. Точно знаю, что не до конца осознавая, что делаю, я зачем-то поменяла все выданные мне деньги на доллары, оставив только мелочь на транспорт. Точно знаю, что в тот момент плохо понимала, что делаю, и меня можно было запросто обмануть… Через несколько дней грянул дефолт, и те доллары, которые я в тот день поменяла, кормили нас почти полгода. Самые трудные полгода, когда закрывались издания, нигде ничего не платили и без работы и денег сидели даже самые маститые журналисты.
Честно говоря, какие-то вещи, которые были сродни чуду, еще долго сопровождали меня. Например, не имея прописки и постоянной работы, я легко устроила учиться своих мальчиков в лучшую школу Воскресенска, причем их там окружили такой заботой, с какой мы никогда не сталкивались ни до, ни после. Как выяснилось уже позже, у директора этой школы Розы Николаевны Утешевой когда-то при похожих обстоятельствах тоже погиб муж, и она сделала все, чтобы мальчишки на новом месте оттаяли. Первый год на работу в Москву я ездила из подмосковного Воскресенска, дети не оставляли меня одну, и я брала их с собой.
Везло, я считаю, мне и в журналистике: даже первые мои материалы сразу ставили в номер. Самый первый был с Яном Арлазоровым, причем он ему так понравился, что Ян Майорович помог мне взять следующее интервью – у Геннадия Хазанова. Те, кто хоть раз сталкивался с глянцевой журналистикой, знает: на то, чтобы добраться до таких звезд, у профессионалов уходят годы. У меня этого времени не было, мне каждый день надо было кормить детей, платить за съемную квартиру.
Все говорят, что мне повезло, когда на мои стихи, написанные по просьбе очень талантливого композитора Саши Лукьянова, Алла Пугачева спела песню. То, что текст «Осторожно, листопад!» попал в руки Алле Борисовне, было случайностью, счастливым стечением обстоятельств – назовите это как угодно: я ведь и раньше, когда жила в Курске, писала стихи и даже посылала какие-то из них Пугачевой, но так ни разу и не попала «в хит». А в тот год всю осень, каждый вечер я возвращалась с работы домой под аккомпанемент своей песни, которая звучала из каждого окна. Я была не просто рада, дело тут не в тщеславии автора – хотя, конечно, приятно. Все было гораздо прозаичнее: Алла Борисовна сразу же очень достойно заплатила за мои стихи – это были реальные деньги, которые позволяли не набирать еще и еще работу, давали возможность лишний раз отоспаться. Вообще в тот год песни на мои стихи спели и Маша Распутина, и Лев Лещенко; за тот первый год я сделала профессиональный прорыв – взяла интервью у Игоря Крутого, Лаймы Вайкуле, Татьяны Толстой.
А потом были Армен Джигарханян, Вахтанг Кикабидзе, Николай Дроздов, Юрий Шевчук, Эдита Пьеха, Давид Тухманов, Сергей Жигунов, Тигран Кеосаян, Кристина Орбакайте, Алла Пугачева…
Знакомство с владыкой
Но, наверное, самое большое чудо случилось, когда я начала писать религиозные материалы. Однажды в «Крестьянке» перед самой сдачей номера слетел какой-то материал, и в спешном порядке на освободившейся полосе решили дать текст, посвященный Рождеству. К тому времени я уже утвердилась как журналист, все знали, что я человек верующий, поэтому задание поручили мне. С кем делать материал? Для меня тут вопроса не было. Позвонила архиепископу Белгородскому и Старооскольскому, владыке Иоанну. На счастье в тот день, 9 ноября 1999 года, он оказался проездом в Москве, и мы сделали наше первое интервью. Материал понравился: в нем была и живая, горячая вера владыки, и такт по отношению к читателям, еще только начинающим свой путь к Богу, и глубина мысли, и тонкость чувств, а еще – умение о сложном говорить просто. Поэтому в редакции решили тему продолжить, а я очень скоро поняла, что для меня эти статьи – спасение.
Дело в том, что глянцевая журналистика для тех, кто в ней работает, – вещь достаточно жесткая. Острая конкуренция между изданиями и авторами, высокий темп, который диктуется постоянным калейдоскопом знаменитостей, – все это приводит к тому, что человек, работающий там, быстро изнашивается, исписывается. Кроме того, так называемый глянец часто мир без правил, вымороченный по самой своей сути, потому что мерилом всего там становится успех – категория крайне лукавая.
Здесь же все было другое: представьте, я могла спрашивать о том, что меня действительно интересовало – о том, что такое грех и как прийти к покаянию, что такое Промысл Божий и как распознать волю Божию о себе… Я могла обо всем этом спрашивать, да еще не кого-нибудь – архиепископа! Я брала интервью, потом все это подробно расшифровывала, писала, с радостью открывая для себя новый мир, погружаясь в пространство Священного Писания. А потом это еще печатали и даже платили деньги! Для меня, живущей неустойчиво – постоянные съемные квартиры, работа в нескольких местах, – эти материалы, которые надо было сдавать каждый месяц, создавали остов, каркас моей жизни. Они стали моей опорой. Духовной опорой.
Можно спать на кухне на полу в съемной квартире, но чувствовать себя абсолютно счастливой, если ты написала дивный материал под названием «Корабль спасения».
Петя
Я и сейчас считаю, что возможность писать эти интервью была для меня каким-то удивительным, неслыханным подарком. А тогда я больше всего боялась, что по какой-то причине это может закончиться. Писать такие материалы чрезвычайно сложно (каждый верующий меня поймет), потому что постоянно возникают искушения. И я, честно говоря, долго обижалась на владыку за то, что он не предупредил меня, с чем придется столкнуться, – ведь предупреждает же старший ребенка о том, что опасно. Почему-то это не было предметом нашего разговора. Но зато, когда как-то уж слишком закручивало и я с этим не справлялась, я всегда могла позвонить владыке Иоанну и что-нибудь спросить по тексту, уточнить, – и обычно все стихало. Иногда, по немощи, такие материалы писать было очень трудно. Но уж если ты все-таки написал, вылизав статью до последней запятой, материал ушел в номер, то чувство полета, внутреннего подъема, света и радости, которое переполняет тебя внутри, мало с чем может сравниться.
Очень быстро появилось ощущение, что это – самое главное, что я делаю. Лишним подтверждением тому стал такой случай. Помню, я зашла в редакционный отдел проверки, чтобы попросить у корректора на ночь «Симфонию» – книгу, где по ключевому слову я находила точные библейские цитаты. Сделать это днем я не успевала из-за того, что одновременно писала другой материал, вот я и решила попросить книгу домой. «Да бери, ради Бога, – сказала наш корректор Жанна. И продолжила, сама удивляясь тому, что говорит: – У нас эту ”Симфонию” за все время никто в редакции и не спрашивал. Только ты и… твой Вася!»
Мой Вася не был воцерковленным человеком. Порядочным – да, был. Он был, как это называют, «чистый сердцем» – я, например, никогда не слышала, чтобы он кого-нибудь осудил или о ком-то сказал плохо. Но воцерковленным он не был, не успел… Но вот, оказывается, в последние месяцы жизни ему нужна была эта книга… Для меня в тот миг многое сошлось. Если чувство, что меня кто-то ведет, посещало меня и раньше, то в тот момент я ощутила, что это действительно так, с особенной остротой.
Жила я и трудно, и удивительно счастливо одновременно, и почему-то мне казалось, что ничего плохого со мной уже не случится. Мы с владыкой Иоанном уже собирались делать из наших материалов книгу – все убеждали, что пора, когда погиб мой старший сын – девятнадцатилетний Петя.
Петя учился на втором курсе факультета прикладной математики и физики Московского авиационного института, поступив туда самостоятельно, и уже становился мне настоящей опорой. Он помогал во всех моих начинаниях, набирал на компьютере мои материалы, и многие вопросы и темы, вошедшие в интервью, подсказал именно он. В тот день, после сданного экзамена, Петя поехал с ребятами позагорать в Серебряный Бор, отошел от своих и пропал.
Мы искали Петю четыре дня – обзванивая больницы, морги, милицию. На пятый день нашли – избитого, в реке. За что, кто? Так и неясно. С моего чистого, по-детски открытого Пети, который кроме своей математики-физики, наивных юношеских стихов да гитары, еще ничего не знал в жизни, и взять-то было нечего. Когда его нашли, избитого, на нем были только трусики и крестик…
Откровение
Помню, я стою около морга, где лежит мой ребенок, надо идти, что-то делать, подписывать какие-то бумаги, а я не могу сдвинуться с места, и кажется, что сама жизнь истекает из меня. Причем страшно, что ты этому уже даже и не сопротивляешься – не можешь, потому что сама эта жизнь обесценена тем, что произошло. И еще помню – отпевание. Петя был верующим мальчиком, уже давно ходил в храм сам, без меня, подчиняясь своим внутренним побуждениям, за неделю до того страшного дня поисповедовался и причастился. И то ли потому, что Петю любили, то ли потому, что знали, что он мальчик верующий, на отпевание пришло очень много его друзей, я даже не подозревала, что у него их так много.
Конечно, оттого, что столько людей пришло разделить с тобой твою боль, становится легче. Но все равно – это очень тяжело, даже просто физически тяжело – стоять у гроба своего ребенка, и только то, что в твоей руке рука младшего сына, а еще есть мама и папа, только это заставляет тебя держаться. И вот тут, в храме, в какой-то момент, когда я даже не столько молилась, сколько пыталась молиться, я вдруг с отчетливой ясностью поняла, что моя любовь к Пете, так же как и его ко мне, никуда не делась. Что я ее чувствую, причем с той первозданной силой, какую нам редко дано испытать в обычной жизни.
И стало вдруг очевидно, что для этой Любви нет границ, существующих между нашим и тем миром, что Любовь действительно «никогда не перестает», и эта Любовь очевидней реальности стоящего перед тобой гроба. Мне кажется, что именно с этого момента, в храме, ко мне и начала возвращаться жизнь.
Один Оптинский старец сравнивал скорби со сверлом Божиим, которое отверзает в человеке источник молитвы. Это правда. Когда такое случается, ты молишься – постоянно, просто потому что иначе не выживешь, это необходимое условие выживания. Когда я немножко окрепла, вопрос «что делать?» передо мной даже и не стоял. Я взяла наши 58 интервью и села за книгу «Любовь долготерпит», погружаясь в пространство Библии, рассказов владыки, молитв и христианской поэзии. Эта книга, я считаю, спасла меня дважды. Могу ли я забыть об этом?
Молитва о ниспослании Благодати
Господи Боже наш! В Тебе все благо мое. Как мне претерпеть все беды и напасти этой жизни, если не поддержит меня милость Твоя и Благодать Твоя? Не отврати от меня лика Твоего, не откладывай Твое посещение, не отнимай Твоего утешения, дабы душа моя не обратилась в иссушенную пустыню! Научи меня, Господи, исполнять волю Твою! Научи меня пребывать пред Тобою с достоинством и в смирении. Ибо Ты – мудрость моя!
(Продолжение читайте ниже)
Мария Александровна Городова
Написать автору, Марии Городовой, можно по адресу: pisma-maria (АТ-собачка) mail.ru
жж Марии Городовой - mariya-gorodova.livejournal.com
"Ветер Нежность" в Сети - April 18th, 20:45 - mariya-gorodova.livejournal.com/62544.html
«Ветер Нежность. Письма о любви»
Автор: Городова М.А., Издательство: АСТ, 2009, ISBN: 978-5-17-061840-8
Обложка: Твердый переплет, Формат: 130x200 Вес: 330г, Кол-во страниц: 318, Тираж: 3000 Цена: 192 руб.
Мария Городова – обозреватель «Российской газеты», ведущая рубрики «Переписка», в адрес которой приходит огромная почта со всех уголков страны. История ее жизни и письма самих читателей легли в основу ее книг «Ветер Нежность» и «Сад желаний». Обе книги стали бестселлерами, их трудно достать, особенно людям, живущим вдалеке от столицы. Поэтому, по многочисленным просьбам читателей и предложению автора, портал Православие.ру начинает публикацию глав из книги «Ветер Нежность».
18 апреля 2011 года - ПРАВОСЛАВИЕ РУ - pravoslavie.ru/jurnal/46006.htm
Немного БИОГРАФИИ Марии Александровны Городовой
Родилась 13 ноября в СССР
1968 - 1978 Гимназия № 8 - Шымкент, Чимкентская область, Казахская ССР
1979 - 1985 Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова (МГУ) - биофизик
Журналист, писатель. Автор 5 книг:
- две, написанные вместе с архиепископом Белгородским и Старооскольским Иоанном (стали бестселлерами):
- "Любовь долготерпит" (2007)
- "Корабль спасения" (2007)
- Третья книга со звездами "Звезды как люди. Журналистское расследование о том, как они стали звездами" (2008)
(после нее провела несколько мастер-классов по технике ведения интервью).
- Есть еще "Ветер Нежность. Письма о любви" (2009).
- Обозреватель "Российской газеты", там и можно найти мои тексты и все (ну, или почти все!) про меня.
- А недавно вышла совсем новенькая книжка: "Сад желаний" (2010) - выпустило издательство "Никея".
- Знаете, на седьмом десятке лет я стал анализировать свою жизнь. И понял, что у меня было столько возможностей ее потерять - и саму жизнь, и ее смысл, что то, что я жив и невредим, - это нарушение законов теории вероятности. Я пять раз тонул, три раза падал с мотоцикла, несущегося на большой скорости. А война, а оккупация, а голод? Помню, как погиб от разрыва снаряда мой товарищ, как ранило других ребят. А я, стоявший ближе всех, остался невредим... И вот когда я анализирую все это, то понимаю, что есть нечто большее, чем математические законы...
Распознать замысел Божий о себе, может быть, самое важное в этой жизни. Книга архиепископа Белгородского и Старооскольского Иоанна и Марии Городовой "Любовь долготерпит" - и об этом тоже.
Комментарии
Задайте ВОПРОС или выскажите своё скромное мнение:
Благодарю Марию Городову
Благодарю Марию Городову за те глубокие мысли и чувства, которые приходят, когда читаешь её заметки о жизни и людях. А также я преклоняюсь перед тем мужеством, с которым она переносит все тягости жизни. Спаси вас Господи, Мария!
Мария Городова - Повесть о преданной любви, или Как простить?
Жизнь после счастья - Из книги «Ветер Нежность»
***
Статья «Корабль спасения», опубликованная в «Российской газете-Неделя», неожиданно для меня получила огромный отклик. Так началась моя переписка с читателями.
Письмо 2. Повесть о преданной любви, или Как простить?
Письмо, которое мы публикуем сегодня, пришло от человека, который сам выстроил свою жизнь и был успешен. Но однажды его лишили всего – любви, счастья, здоровья, бизнеса. Люди, которые это сотворили, процветают, а он разрушается. Что нужно, чтобы он действительно начал заново жить, обрел себя, был счастлив?
Мария, от верующих приходится слышать, что надо прощать тех, кто причинил тебе зло. Звучит красиво, вопрос в том, все ли можно простить? А если это измена и подлость тех, кому доверял? Спрашиваю об этом не случайно – мне пришлось пережить и коварство того, кого я считал своим другом, и предательство женщины, которую любил. Знаете, Мария, я даже сумел им все простить. Простить и остановиться в той войне, которая шла между нами, когда эти двое забирали у меня мое дело, мою фирму.
Мария, поверьте, за те годы, что я в бизнесе, обрастаешь знакомыми из разных сфер. В том числе и такими, которые, если что, помогут защитить и твою собственность, и тебя. Но я остановился, знаете, не из-за слабости – мараться не захотелось. Думаете, это оценили? Нет. Этим двоим мало того, что они украли мой бизнес, того, что живут в моей квартире. Они разорили мой дом, разрушили мое счастье, лишили меня покоя, и теперь – вдобавок ко всему – я должен подарить им свое прощение?
Недавно звонят: “Слушай, помоги крупных клиентов привлечь, надоело с мелочью барахтаться!”, а когда я отказал, бывшая жена бросила: “Все бесишься, все никак не можешь простить? Три года прошло!”
Это что же, Мария, моего прощения не хватает моему бывшему другу для полного счастья? Счастья в моей постели, с моей женой? Или, может, в этом прощении нуждается моя жена? Знаете, они позвонили, а я опять всю ночь места себе не находил…
Я встретил Серегу шесть лет назад, на вокзале, случайно. Отправлял жену с дочкой в Польшу и вдруг среди кипения людей увидел Серого. Он стоял, ссутулившись, у лотка с какими-то чебуреками, и в этом потертом мужике трудно было узнать нашего красавца старшину. С Серегой мы не виделись с самого дембеля, и за это время жизнь успела его потрепать: с женой не заладилось, мама умерла, вот он и рванул в Москву. Посадил я Светку с Ксюней в поезд, и решили мы нашу встречу отметить. Помню, как он пялился на мою машину, как озирался в ресторане. Ну, посидели, пора по домам, и тут выяснилось, что снимает он угол где-то за кольцом, перебивается случайными заработками. И я, дурак, расслабился, предложил ему у меня пожить, пока моих дома нет, ну и работу заодно. Думаю, верные люди всегда нужны – бизнес поднимается, фирма растет, это только кажется, что все просто, – а конкуренты, а персонал, за которым глаз да глаз? За всем не уследишь, а тут свой человек будет.
Для начала дал место в службе безопасности: думаю, присмотрюсь пока к дружку-то. А Серый ничего – услужливый, благодарный, корректный. Светка с Ксюней вернулись, мы ему квартиру от фирмы сняли, а Серый в ответ старается: в коллектив влился, всегда в курсе, что и как, кто чем дышит, – словом, незаменим. Меня, дурака, на его счет еще тогда бухгалтер предупреждала – не поверил, подумал: а ты-то сама чего боишься? Решил, что интриги. Были еще моменты: помню, вернулся из Штатов, заезжаю в офис, а там новенькая юристка все бумаги сначала ему тащит: “Сергей Миронович, посмотрите! Сергей Миронович, проверьте!” Меня это резануло, но Серега выкрутился: мол, молоденькая, дурочка; влюбилась в него, вот и бегает чуть что! Больше не повторится!
Мария, не буду вас загружать лишними деталями, но однажды, вернувшись из Мексики, обнаружил, что уже не хозяин своей фирме. Той, которую начинал с нуля, поднимал, работая без отпуска и выходных, той, которая в девяностых мне чуть жизни не стоила. Новый владелец, ничуть не смущаясь, сказал, что я сам во всем виноват, сам до этого довел – слишком часто уезжал, “разъездился”…
Следующий удар получил сразу после первого – когда понял, что Светка заодно с Серым была: ему одному этого бы не провернуть. Не могу сказать, что у нас с ней в последнее время все было гладко, но такого я от нее не ожидал. И пошла война, и пошли разборки, не хочу даже вспоминать – и сейчас сердце болеть начинает, а тогда я через месяц с инфарктом слег.
Помню, Мария, лежу в палате, понимаю, что стоит сейчас пару звонков сделать, и я еще все отыграю; лежу, но ничего не делаю – так противны они мне все. Только Ксюню жалко, она мне хоть и не родная – я Светку с ребенком взял, – но я с ней и по ночам сидел, и по больницам ездил…
Мария, вроде все у меня налаживается, скоро женюсь – ее тоже Светланой зовут, надеюсь, не продаст, – новое дело начал, думал уже, что все похоронил в прошлом. А вот позвонили они, и опять сердце болит, опять мне покоя нет… Как же их простить после этого! Вадим Н.»
Здравствуйте, Вадим!
Вадим, если позволите, начну издалека. За тысячу лет до Рождества Христова жил в Израиле юноша, ставший избранником Божиим, – пастух Давид. В то время страной правил царь Саул. Был он человеком самонадеянным, и, как сказано в Библии, за это Дух Божий оставил его – царя начали терзать приступы уныния, подозрительности и тоски. Придворные посоветовали Саулу позвать Давида – юноша прекрасно играл на гуслях.
И действительно, как только Давид начинал играть, злой дух отступал от царя, болезнь переставала его мучить.
Однажды на страну напали филистимляне, войска вышли на битву. Впереди строя филистимлян выступил исполин Голиаф, устрашая всех своим ростом и доспехами. Не один день великан дерзко оскорблял израильтян, но никто не решался вступить с ним в единоборство. И тогда юный Давид вызвался на поединок. Непривыкший к воинским доспехам, он взял с собой только сумку с пятью гладкими камнями, пращу и пастушеский посох и в ответ на насмешки Голиафа сказал: «Не мечом и копьем спасает Господь!» С этими словами он метнул в исполина камень, да так, что Голиаф как подкошенный пал на землю, и тогда Давид отсек великану голову – его же собственным мечом. Пораженные филистимляне обратились в бегство.
Эта победа сделала Давида героем, но с того дня завистливый Саул стал «искать смерти» юноши. Причем злоба Саула была так сильна, что как-то, когда Давид по обыкновению играл для него на гуслях, Саул метнул в него копье. Давид спасся чудом. Когда инцидент повторился, Давид счел за благо скрыться подальше от гневливого царя. Так начались долгие скитания избранника Божиего, будущего царя Израиля Давида от преследовавшего его Саула.
И вот однажды произошло то, ради чего, собственно, я все это и рассказываю. Как-то Давид со своими воинами отдыхал в пещере, когда туда же зашел ничего не подозревавший Саул. Не заметив сидевших в глубине пещеры людей, Саул лег и заснул. Казалось бы, вот он, шанс изгнанника Давида поквитаться с обидчиком. Да и воины, бывшие с ним, к тому же подстрекают: «Пришел день, когда Господь предал врага твоего в руки твои».
Библия дает нам понять, какая борьба происходила в сердце будущего царя Израиля. Еле сдерживая гнев, Давид подходит к спящему Саулу и отрезает край от его верхней одежды. Но потом, как сказано, «больно стало сердцу Давида»: смотрите, в нем борются гнев и милосердие, обида и великодушие, жажда мести и желание простить. Он боится, что не выдержит этой борьбы, что запятнает свои руки убийством. И тогда он произносит ключевые для нас слова. Давид обращается к Господу с мольбой: «Да не попустит мне Господь сделать это!»
Святитель Иоанн Златоуст говорит, что, «пощадив Саула, Давид одержал бо́льшую победу, нежели тогда, когда низложил Голиафа». Почему? Да потому что он вышел из этой битвы, «неся перед собой не голову исполина, но умерщвленную ярость и обессиленный гнев». И сделав это, он «принес больше пользы себе, нежели Саулу».
Гнев, ярость – это, по словам святого праведного Иоанна Кронштадтского, «пожар души, огонь, свирепеющий внутри и выходящий из адской бездны». Пылающий этим огнем сгорает в первую очередь сам.
Вадим, иногда простить тех, кто причинил нам зло, бывает очень трудно. Не затолкать обиду в глубины подсознания, не попытаться вычеркнуть ее, забыть, – а именно простить от всего сердца, искренне. Как говорил святитель Иоанн Златоуст, вспоминая Давида, стоящего над спящим царем Саулом, «такой подвиг почти превышает природу человеческую и требует помощи свыше».
Но есть одна – главная – причина, почему мы должны прощать. Вспомните слова молитвы «Отче наш», молитвы, данной нам Самим Господом. В ней определена мера того, как мы сами будем прощены Богом. Вот она, эта мера: «И прости нам долги наши так же, как и мы прощаем должникам нашим».
Спасибо Вам за искреннее письмо. Мария Городова
Молитва Господня
Да святится имя Твое,
да приидет Царствие Твое,
да будет воля Твоя,
яко на небеси и на земли.
Хлеб наш насущный даждь нам днесь;
и остави нам долги наша,
якоже и мы оставляем должником нашим;
и не введи нас во искушение,
но избави нас от лукавого.
Молитва при непрощении обид и памятовании злого
Молитва о ненавидящих и обидящих нас
(Из творений преподобного Ефрема Сирина)
Написать автору можно по адресу: pisma-maria (АТ-собачка) mail.ru
Мария Александровна Городова
4 мая 2011 года - pravoslavie.ru/jurnal/46245.htm
Мария Городова - «Если сын - вор»
«Если сын - вор». Письмо 3 из книги «Ветер Нежность»
«Здравствуйте, Мария! Читая про Ваши потери и про то, как Вы написали с архиепископом Иоанном книгу “Любовь долготерпит”, я испытывала разные чувства, вплоть до зависти. Да, да, не удивляйтесь, сейчас постараюсь объяснить. Мне 47 лет, и, хотя я чувствую себя молодой, моя жизнь уже закончилась. А точнее – превратилась в кромешный ад.
В 30 лет, осознав, что годы идут, а семейное счастье так и не складывается, я решила родить ребенка и воспитывать его сама. Отца ребенка в свои планы я не посвятила, потому что знала, что семью он не бросит, хотя и говорит, что влюблен в меня. Так родился мой Боренька.
Мои родители, сейчас самые несчастные люди на свете, смогли меня понять и во всем помогали. Мой Боренька был самым красивым мальчиком, рано научился читать, рос подвижным и смышленым.
Но пять лет назад начал сбиваться на жуткую дорогу: стал воровать, вести себя очень жестоко, в том числе и с моими родителями – людьми скромными и интеллигентными. Сколько я прошла психологов, работников правоохранительных органов! Сколько слез пролила! Помню, как одна сотрудница детской комнаты милиции, не выдержав бессовестности Бори, воскликнула: “Да за что же в такой семье такой отморозок!”
Во всех школах, куда ходил Боря, к нему сначала относились прекрасно, но он все портил сам. Я боролась за своего сына: стараясь скрыть, что он ворует, перевела его на домашнее обучение, водила в театры, пыталась увлечь спортом. Однажды физрук сказал ему: “Тебе бы в армию, но такого там убьют!”
Получив аттестат, Боря совсем вышел из-под контроля, связался с ворами, которые старше его. Домой стал приходить, только когда ему что-то нужно, и когда он приходит, начинается кошмар с родителями, которые не заслужили такого на старости лет. Но я все равно рада ему, и мое сердце разрывается, когда я не знаю, где он. Видеть, что на твоих глазах гибнет твой сын, и не знать, как ему помочь, – поймите, Мария, это страшно.
В минуту отчаяния я впервые обратилась к отцу Бори – я уже привыкла к унижениям. Но он, послушав меня, отрекся от сына, сказав, что у его детей все в порядке: они учатся в Англии. Хотя я его не виню – я ведь не ставила его в известность, когда Боренька родился, рассчитывая только на себя. К Богу я пришла не через книги, а через сердце; крестилась. Мария, я знаю, что сама виновата во всем, но все равно не могу не задавать себе вопроса: “А почему я? Разве это не жестоко – наказывать так?” За последние полгода было три суда, последний принял решение об исправительных работах. Мой сын гибнет на моих глазах, а я живу и не знаю, зачем…
Наталья В.»
Легко любить, если твой сын красавец-крепыш, гордость школы и победитель олимпиад. Трудно, подчас мучительно трудно любить, если твой ребенок болен. Чувствовать его боль сильнее, чем свою; видя страдания родного существа, переживать эти страдания сильнее своих и, сострадая, любить от этого еще глубже. Это трудно, очень трудно.
Но любить дерзкое, бессовестное существо, родное по крови, но с замашками, тебе чуждыми, – волчонка; любить, сгорая от стыда за содеянное им; любить, каждый раз преодолевая в себе волну ненависти, отчуждения и протеста и все равно бесконечно прощая; любить, переживая его грех как свой, – это уже подвиг. Подвиг христианской любви. Совсем не каждое сердце способно на это. «Братья, не бойтесь греха людей, любите человека и во грехе его, ибо сие уж подобие Божеской любви и есть верх любви на земле». Это – опять Достоевский, слова старца Зосимы из «Братьев Карамазовых».
История христианской святости знает яркие примеры, когда те, кого людской суд давно уже посчитал законченными злодеями, становились святыми.
Разбойник, распятый со Христом и первый вошедший в рай.
Феофил, юный ученик евангелиста Иоанна Богослова, оставшийся в молодости без наставника и свернувший на гибельную дорожку разбоя и все же, после встречи с учителем, раскаявшийся.
Моисей Мурин (Египет, IV в.), дикий предводитель разбойничьей шайки, долго державшей в страхе всю округу, но внезапно раскаявшийся, ставший монахом, прославившийся даром целительства и принявший мученическую смерть.
Наш Никита Столпник (XII в.), удалой и безжалостный сборщик княжеских податей, вдруг очнувшийся от непрерывной череды злодейств.
История не всегда доносит до нас, какое именно внешнее событие стало толчком к пробуждению души от ее мутного сна. Из Евангелия от Луки мы знаем, что разбойник уверовал, видя страдания распятого рядом с ним Христа.
А Феофил устыдился одного взгляда Иоанна Богослова, полного любви и прощения. Кстати, по словам святителя Феофана Затворника, именно прощение и любовь могут отвратить молодую, еще не стойкую душу от так называемых «падений юности».
Никита Столпник, зайдя в храм, вдруг, как впервые, услышал слово Божие, потом ему было видение: в котле, где варилось угощение для пира, он вдруг увидел поток крови, пролитой им. Увидел и содрогнулся от самого себя.
Внешне все это абсолютно разные события, и неслучайно то, что окружающим не всегда ясно, что же именно привело человека к внутреннему перевороту. Только Господь ведает и гибельные бездны наших сердец, и высоты нашего духа. Но очевидно, что пробуждение совести происходит только по благодати Божией и из высочайшей любви к нам. Конечности любого людского приговора, Наталья, можно противопоставить только бесконечность любви.
У Достоевского, в тех же «Братьях Карамазовых», старец Зосима говорит, как важно, чтобы душа почувствовала, что «осталось на земле человеческое существо, его любящее»! Вот это, Наталья, наверное, и есть ответ на ваш вопрос: «Я живу, но зачем?..»
И, наконец, про ад. «Что есть ад? – спрашивает старец Зосима в «Братьях Карамазовых». И отвечает: – Рассуждаю так: страдание о том, что нельзя уже более любить». А дальше объясняет.
В бесконечном бытии, не измеримом ни временем, ни пространством, некоему духовному существу была дана возможность появиться на земле и этим появлением сказать: «Я есмь, и я люблю». То есть для того мы и были призваны в эту жизнь, чтобы любить. Причем любить живо, действенно, жертвенно, отдавая всего себя любви – для этого нам была дарована жизнь, а с нею – и время, и пространство. И если нам дарована такая возможность, причем дарована только раз, а мы этой возможностью пренебрегли, отвергли этот бесценный дар – «не возлюбили, взглянули насмешливо и остались бесчувственными», то, уже отшедши с земли, взойдя ко Господу, как мы соприкоснемся с Его любовью, сами любви не познавшие? Захотим полюбить, а не сможем. Возжаждем такой любви, когда жизнь отдаешь за другого, а не сумеем эту жажду утолить, «ибо прошла та жизнь, которую возможно было в жертву любви принесть…» Вот это страдание от того, что уже не сможешь так любить, Достоевский и назвал адом.
Федор Михайлович создал образ старца Зосимы после посещения в 1878 году Оптиной пустыни: эта поездка подвела итог духовным исканиям писателя. Кстати, Оптину пустынь, духовный центр России, основал в XV веке некий Опта – до своего внезапного покаяния атаман шайки, промышлявшей разбоем в Козельских лесах.
Мария Городова
Молитва к Богородице об обращении заблудшего
(святителя Гавриила Новгородского)
Написать автору можно по адресу: pisma-maria (АТ-собачка) mail.ru
Мария Александровна Городова
10 мая 2011 года - pravoslavie.ru/jurnal/46388.htm
Мария Городова - Черешенка. Мы Родину любили! (К Дню Победы)
«Черешенка». Письмо 23 из книги «Ветер Нежность»
Давно хотела написать вам про свою первую любовь.
Ночью лежу, не сплю и думаю:
«Вот умру и унесу все с собой, и никто не узнает про то, как мы любили»…
Нет, смерти я не боюсь.
Девчонкой была, боялась, конечно – мы на фронте даже само слово «смерть» старались не произносить, она и так рядом кружит…
А сейчас нет, не боюсь.
Там, на войне, у тебя сначала даже любопытство какое-то по отношению к смерти: что я, совсем дурошлепом зеленым на фронт попала, в семнадцать-то лет. Но это любопытство тоже со страхом смешано. А потом, от нечеловеческого напряжения: и любопытство, и удивление, и радость, и стыд, и другие обычные человеческие эмоции - притупляются, – что-то вроде контузии, только не головы, а всех чувств. Такая отупелость очень опасна – бдительность теряешь: навидалась я, как от этого люди погибали. Поэтому надо все-таки, чтоб страх оставался...
И во мне сидел этот страх, животный страх, что умрешь вот так, молодой. Раз, и все… И нет твоей подруги, кудрявой красавицы Раечки. Разорвало на куски. Конечно, стараешься об этом не думать, но вот этот страх, он в тебе крепко сидит...
Хотя, с другой стороны, я отважная была, даже дерзкая – снайпер, награждена орденом Славы, четыре медали, а этот животный страх смерти во мне был. Только, Мария, страх сам по себе не спасает. Мне, Мария, я считаю, повезло, мне Бог любовь послал – чтобы я выжила. И я выжила. И столько лет после войны, счастливая, прожила – это мне подарок, от Васи моего.
Мария, знаете, у меня сейчас странная память стала: что вчера-позавчера было – не вспомню, а вот то, как на фронт записываться пошла, или как своего Васю в первый раз увидела, помню так ясно, будто это вчера произошло...
На фронт я ушла в семнадцать. Военком мне говорит: «Ну, куда ты, глупая, лезешь?» А я: «Фашистов бить! Напишите, что мне уже восемнадцать! » И все весело, по-комсомольски. А как иначе?
Мария, мы Родину любили, для нас естественно было: как так, враг нашу землю топчет, а мы что, отсиживаться будем? Рвалась я на фронт – не остановить. И добилась своего. Помню, прибыли мы, девчонки, в расположение, солдаты нас обступили, гудят: «Вот это да! Кто приехал – ни прачки, ни связистки, ни санитарочки. Снайперы!» А один смотрит мне прямо в глаза и говорит: «Да, такая стрельнет – и наповал!» Я смутилась, а он: «Не глаза – черешенки!»
Солдаты теснятся вокруг нас, девчат, смеются, а мне вдруг дурно стало – вот от этого запаха мужских немытых тел, его никакая махорка не перебьет. Словами не передашь, какой запах. Потом, конечно, к нему привыкаешь – сама такая же становишься: хоть мы и женщины, а никаких особых условий нам никто не создавал: если котелок воды достанем голову помыть, уже праздник. Война различий не делала: мужчина ты или женщина, войне все равно...
С тех пор, Мария, ко мне и привязалось: «Черешенка», хотя так ласково, как мой Вася, это никто не произносил. Не знаю, как у других, а у нас с ухаживаниями да с любовью строго было: если командование узнавало, то влюбленных в разные части переводили. То, что после войны про пэпэже – походно-полевых жен – говорили, это, я считаю, все от злобы. Не было такого, за что можно было бы нас, женщин на войне, грязными словами оскорблять. Не правда это. Девочки все чистые были, да для нас тогда просто поцеловаться без любви – ни-ни… Мы как считали: вот кончится война, тогда уж и любовь начнется. А сейчас не до любви – Родина в опасности, сегодня этого многие и не поймут, скажут, вот наивные, а мы так жили...
Васю своего я долго дичилась. Себе стыдно было признаться, что люблю, а уж чтоб он догадался, или другие – ни за что. А ведь как увижу его, так все во мне переворачивается, каждая клеточка трепещет, и одного боюсь – вот он мне сейчас скажет: «Черешенка», а я выдам себя, покраснею. Он потом, видно, понял это, перестал меня так называть. Всего-то двадцать четыре Васе было, хотя старше, много старше своих лет выглядел. Жена у него в эвакуации осталась… Я про это знала.
Знаете, Мария, горькое и грязное о войне не страшно забывать. Про то, как в окопах до самой печенки промерзали, как ранней весной снег с грязью месили, как по болотам по пояс в воде шли, как друзей-товарищей хоронили – это забыть не жалко...
А вот то, как Вася меня в первый раз поцеловал, даже не поцеловал, а просто губами коснулся, не хочу, боюсь забыть. Он тогда с группой из разведки вернулся, мы их три дня ждали, помню, такое зарево на небе полыхало. И во мне, помню, такое смятение поднялось, что сама не пойму, плачу ли, смеюсь… Вот какая любовь была…
Мария, я после войны два раза замуж ходила. Первый муж тоже фронтовик был, с нашего, Второго Белорусского, с ранениями, в 57-м умер. А второй, бухгалтер, меня уже с двумя детьми взял. До 86-го мы с ним прожили, рак у него был. Мужья хорошие, меня не обижали – грех жаловаться, а все равно никогда я так, как в ту весну, больше не любила. Может, потому что война. И никто ко мне так бережно, как мой Вася, не относился...
Помню, весна бушевала вовсю. Я на войне три года была, значит, три весны видела, а вот только ту весну и помню. Да и то не всю, а только ночь одну, весеннюю. Помню, как земля пахла, по-особенному – мы ведь в землянках почти на земле спали, но тут нет, совсем другой запах от земли шел, как будто просыпалась она, как будто она живая. И тишина была какая-то необыкновенная – замерло все. И небо такое… Не знаю, как описать, словно распахнуто к нам – и звезды близко-близко.
Я ему: «Тебе так хорошо?»
А он: «…просто я сейчас всех так люблю, так бы и обнял!».
А мне, глупой, вот это «всех бы обнял» обидно стало слышать, я и говорю: «Как всех? И фрицев?»
«И фрицев! Всех люблю, всех простить могу… Знаешь, – говорит, – люди как мураши: что-то тащат, куда-то снуют, что-то строят, ненавидят, воюют. А одно только настоящее и есть – вот так полюбить всех. А не можем.… Вот умереть бы сейчас, таким, когда всех любишь и ничего больше не нужно!»
А я: «Ну, если ты умрешь, тогда и я умру!»
«А тебя нельзя, – усмехнулся, – ты женщина, тебе новых солдат рожать надо».
И посмотрел на меня так ласково, будто запомнить хотел: «Девочка моя, Черешенка!»
А запоминать, Мария, мне надо было...
Через неделю мы из окружения выходили. Не выходили – ползли. Справа пулемет, слева болото, и Вася так полз, чтобы меня собой прикрывать. Прикрыл. Разрывные пули ему достались!..
Знаете, Мария, тут со мной недавно в поликлинике нашей случай был. Села я в один кабинет в очередь, к нашей участковой, а потом пошла еще к другому врачу очередь занять. Возвращаюсь к участковой, а наша сестра, Элла Ивановна, давай на меня кричать:
- Жизни от вас нет! Все по очередям бегаете! А у вас теперь одна очередь должна быть – на кладбище...
И кричит, не унимается. Я сижу, слезы глотаю, а сама думаю:
«Господи, да за что ж они несчастные такие! Мы вон и в войну любили, а эти и в мир все воюют!»
Сижу и вспоминаю, как меня мой Василек Черешенкой называл...
Смешно, наверное: бабке столько лет, и зубов уже давно нет, и руки не слушаются, и ноги плохо ходят, от прежней разве что одни глаза остались, да и те слепые, а все туда же, про любовь вспоминает!
Только, Мария, думаю, я счастливой родилась, раз меня так любили. И жизнь прожила, грех жаловаться, за все спасибо: детей двоих подняла, дочка за границей с семьей, сын в Москве, внук в прошлом году на каникулы приезжал, правнучка растет. Одного боюсь, что память меня совсем оставит. Об одном прошу: «Господи, забери меня к Себе до того, как я это забуду!»
Может и грех так просить, а я так прошу. Софья Григорьевна
Софья Григорьевна, Христос так обозначил один из признаков кончины века сего:
когда «по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь» (Мф.24.12).
Война сама по себе и есть такое чудовищное беззаконие. И все же, читая Ваше письмо, я вспоминала другие слова из Евангелия:
«Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя» (Ин. 15. 13).
Спасибо Вам за это.
Спасибо за то, что рассказали нам. Спасибо за то, что в нечеловеческих условиях одной из самой страшных войн не просто выжили, но любили. Спасибо за Победу. Спасибо и низкий поклон Вам за это. Вам и миллионам тех, чьей молодостью, надеждами и жизнями оплачено наше право жить, надеяться и любить.
Сил Вам, здоровья, долгих лет жизни, с уважением, Мария Городова
Мой папочка тоже участник войны.
Папочка, поздравляю тебя! Молюсь за тебя родной. Ты наша опора!
Мария Городова
Написать автору можно по адресу: pisma-maria (АТ-собачка) mail.ru
Мария Александровна Городова
9 мая 2011 года - mariya-gorodova.livejournal.com/65152.html
3 октября 2011 года - pravoslavie.ru/jurnal/48516.htm
Мария Городова - Письмо 4 из книги «Ветер Нежность»
«Ветер Нежность». Письмо 4 из книги «Ветер Нежность»
«Здравствуйте, Мария. Хочу написать Вам о том, о чем писать и говорить сейчас не принято. О мужском одиночестве. Два года назад ушла (рука не подымается написать “умерла”) моя жена. Сгорела быстро, за три месяца – онкология. Там много было таких – молодых, красивых – в отделении. Ушла тогда, когда могла бы жить да жить.
Мы с Элей были вместе почти 15 лет, детей не случилось, но для меня это никогда не было проблемой. Нам было хорошо вдвоем. Конечно, какая-то усталость от отношений иногда чувствовалась, мы уже собирались завести ребенка, стали ходить по врачам, тут Эле и поставили страшный диагноз.
Элька была щедро одарена от Бога: талантливая художница, она была талантлива во всем, за что бы ни бралась – печь пироги или сажать альпийскую горку на даче. Легкая, веселая, великодушная, она, казалось, все делала играючи, не ходила – летала по дому, все время что-то напевая. Даже собираясь в онкологию, напоследок перемыла все окна, перестирала все занавески, перебрала то, что годами валялось в шкафах и на антресолях. Помню, как пытался ее остановить, говорил: “Да брось ты все, вернешься – доделаешь, давай в это воскресенье просто побудем вдвоем!”
А она: “Нет, сейчас! А то приведешь кого-нибудь, пока я в больнице, так чтоб она видела, какая у тебя чудесная жена…”
Мы еще пытались шутить. Элька любила меня и как будто хотела облегчить жизнь без нее.
Помню ее худенькое, осунувшееся лицо со смешным и жалким ежиком волос – все, что осталось от когда-то непослушной каштановой гривы. Помню, во что на моих глазах превращала ее болезнь. Помню, как она мужественно боролась. Помню прокуренный лестничный пролет, где я стоял и плакал – от бессилия, от того, что было ясно, что она уходит, от стыда, что она страдает, а ты жив и даже хочешь есть и пить. Последние две недели Эля резко изменилась: в ней появилась какая-то сосредоточенность и отстраненность от меня...
Она ушла, а я остался...
Первые полгода после ухода Эльки прошли как в чаду: летел в тартарары бизнес, и если б не друзья, я б не выплыл. Мне казалось, что рушится все вокруг, и, если честно, было не жалко. Чудо – я смог остановится: понял, что еще чуть-чуть, и уже никто не поможет. На мне висел огромный кредит – он и спас. Но чувство, вот этот холодок от того, что хожу по краю, что пропасть рядом, что могу и не удержаться, – это осталось.
Возвращение не было жизнью. Я опять научился засыпать без “Henessy” и привык к глухой пустоте квартиры. До безумств дело не доходило, только однажды – не знаю даже, что на меня нашло, – я собрал Элькины платья, наряды и ночью, как вор, вынес все из дома – прочь, подальше. Только чтоб больше не видеть, больше не чувствовать ее запаха. Мне казалось, что тем, что она ушла, она предала меня. До сих пор стыдно об этом вспоминать...
Сестра и Элькины подруги подстраивали какие-то случайные знакомства с продвинутыми студентками, разведенными дамочками и вдовами. Спастись от них всех можно было только намеренным хамством. Пару раз я и сам решал что-то изменить, но потом, в самый ответственный момент, начинал себя вести как последняя скотина. Помню, одна, по-видимому, не просто красивая, но и умная, все поняла: застегивая молнию на юбке, она вдруг обернулась ко мне и сказала: “А знаешь, тебе ведь ничего не надо, ты просто мстишь за свою боль”.
Я не мстил, я просто ничего не мог с собой сделать. Я знаю, Элька была чрезвычайно щедрая, ей было бы невыносимо видеть, как я страдаю. Она бы радовалась за меня, если бы я снова мог стать счастливым; она бы простила мне это счастье без нее, как прощала мне мои мимолетные мужские слабости, – она все прощала...
Но я не могу. Я пытался пусть не полюбить, а хотя бы привыкнуть, просто привыкнуть к человеческому теплу. Пытался, но не смог. Когда чужая женщина на следующее утро начинает собирать по углам твои носки и рубашки и уже готова излить на тебя всю свою нерастраченную ласку, я ее почти ненавижу…
Знаете, в молодости, когда ты вечно голоден, когда любовь – это игра плоти и бурление гормонов, когда тебя невыразимо тянет к любой смазливой мордашке и даже случайная улыбка сулит приключение, все кажется простым и понятным. А что усложнять? У меня есть друг, ему под 50, мы вместе начинали в девяностых, потом я сменил бизнес, поднялся, но мы иногда общаемся. Так вот, у него пунктик: он боится, что его любят из-за положения, из-за денег; он боится, но каждый раз попадается. И каждый раз, оставляя очередной подруге - то квартиру, то дачу, - кается и божится, что теперь-то станет умнее. А потом снова влюбляется. И снова, пусть недолго, но горит. И знаете, я завидую ему...
Мужчина без любви превращается в зверя. Но неужели мне этого больше не дано – любить? И сколько еще мне умирать? И как жить, если ты вдруг, среди ночи, просыпаешься, внезапно ощутив пустоту постели, и отчетливо чувствуешь, что она только на минуту выскользнула из кровати. Что сейчас вернется. И ты даже явственно ощущаешь вот это движение, волну, рождаемую ее пластикой дикой кошки, и, все зная, все помня, все понимая, находясь в трезвом уме и здравой памяти, с замиранием ждешь, что сейчас, сейчас она прошлепает босыми ногами назад и со смехом нырнет под одеяло… Ждешь, а потом понимаешь, что это было просто движение воздуха, сквозняк, дуновение ветра в приоткрытую форточку. Олег Н.»
У Вячеслава Иванова, русского поэта-символиста, есть удивительно глубокие строчки:
Любовью сердце в нас живимо,
Хоть и не ведает само,
Какое злато в нем хранимо
И чье на золоте клеймо.
Верующему человеку не надо объяснять, Чье клеймо на этом злате. К Кому обратиться со своей болью, к Кому прийти в своей раненности. Неслучайно в одной из молитв по усопшим есть такое прошение к Богу: «Утоли печаль мою о разлучении с рабой Твоей, другом моим…»
Кроме слов о прощении грехов душе усопшего, кроме прошения о милости к нему – мольба о том, чтобы боль разлуки не мучила, не сжигала тебя.
Олег, та раненность, с которой вы сейчас живете, знакома всем, кто переживал потерю любимого человека. Когда священник отец Алексий Мечёв, святой праведник XX века, потерял жену, то, по свидетельству очевидцев, горе его было близко к отчаянию. И тогда он, изнемогающий, бросился за помощью к отцу Иоанну Кронштадтскому. И тот ему ответил:
«Ты жалуешься и думаешь, что больше твоего горя нет на свете, так оно тебе тяжело. А ты будь с народом, войди в его горе, чужое горе возьми на себя – и тогда увидишь, что твое горе маленькое и легкое по сравнению с тем горем; тебе и легко станет»!
Подвиг, к которому призвал один святой другого, был на самом деле подвигом Любви. Ведь чтобы принять в себя боль хотя бы одного человека, надо его любить – это нельзя сделать ни из какого другого чувства или побуждения. Только из Любви. И отец Алексий с тех пор полностью, весь уходит в чужое горе, в чужое страдание. Священник Павел Флоренский писал о том, с какой нежностью отец Алексий относился ко всем, кто приходил к нему. Так где же нашел он в себе эту любовь? И почему это злато, которое, как утверждает поэт, неизменно хранится в наших сердцах, подчас становится нам недоступно?
Боль капсулирует человека. Человек инстинктивно, физиологически закрывается от мира, нанесшего ему удар, – это естественная реакция на причиненную ему боль. А Любовь, по слову величайшего мистика Православия Исаака Сирина, – это великий дар открытости. Открытости всему сущему. Вспомните, как радостно распахнуты всему миру влюбленные, как щедры и милостивы любящие! Но если боль, не врачуемая Тем, Чье злато, Чей дар любить мы несем в нашем сердце, начинает в этом сердце жить, прочно обосновывается там, то она начинает отгораживать нас от окружающего, изолирует от всех. И подчас так уютно в этом коконе – жалея себя, не замечая других...
Но как разбить скорлупу нашего ЭГО, как разомкнуть свое одиночество?
«Любить ближнего можно не иначе и не прежде, чем в нашем сердце будет попрано всякое самолюбие, всякая гордость, – говорил праведный Алексий Мечёв. И дальше еще жестче: – Любовь приобретается путем работы над собой, путем насилия над собой и путем молитвы».
Конечно, вместимость сердца святого иная, чем у нас, обычных людей. Но если молиться, Олег, то, верю, однажды случайное дуновение ветра в открытую форточку напомнит вам не только о боли и потере, но и наполнит ваше сердце благодарностью за то, что счастье было. И неизъяснимая нежность ко всему живому – такому ранимому и хрупкому – затопит вас.
Олег, спасибо вам за искреннее письмо. Мария Городова
Молитвы об умножении любви
Тропарь, глас 4-й: Союзом любве апостолы Твоя связавый, Христе, и нас Твоих верных рабов к Себе тем крепко связав, творити заповеди Твоя и друг друга любити нелицемерно сотвори, молитвами Богородицы, Едине Человеколюбче.
Кондак, глас 5-й: Пламенем любви к Тебе распали сердца наши, Христе Боже, да тою разжигаеми, сердцем, мыслею же и душею, и всею крепостию нашею возлюбим Тя, и ближних наших яко себя, и повеления Твоя храняще, славим Тя, всех благ Дателя.
Прокимен, глас 7-й: Возлюблю Тя, Господи, крепосте моя, Господь утверждение мое.
Стих: Бог мой, Помощник мой и уповаю на Него.
Евангелие от Иоанна, глава 13, стихи 30–35: Егда изыде, глагола Иисус: ныне прославися Сын Человеческий, и Бог прославися о Нем; аще Бог прославися о Нем, и Бог прославит Его в Себе, и абие прославит Его. Чадца, еще с вами мало есмь: взыщете Мене, и якоже рех Иудеом, яко аможе Аз иду, вы не можете приити: и вам глаголю ныне. Заповедь новую даю вам, да любите друг друга: якоже возлюбих вы, да и вы любите себе; о сем разумеют вси, яко мои ученицы есте, аще любовь имате между собою.
Из ектении: Господи Боже наш, милостивно, яко Благ, призри на изсохшую в любви землю сердца нашего, тернием ненависти, самолюбия и неисчетных беззаконий люте оляденевшую, и каплю благодати Пресвятаго Твоего Духа испустив, богатно ороси сию, да будет плодоносна и возрастит от горящей к Тебе любви корень всех добродетелей, страх Твой, и о спасении ближняго неленостное попечение, всех же страстей и многообразных лукавств и лицемерия искоренение прилежно, яко всех Благ Дателя молим, скоро услыши и человеколюбно помилуй.
Причастен: Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, якоже Аз возлюбих вы, рече Господь.
Написать автору можно по адресу: pisma-maria (АТ-собачка) mail.ru
Мария Александровна Городова
18 мая 2011 года - pravoslavie.ru/jurnal/46572.htm
Мария Городова «Рабыня». Письмо 5 из книги «Ветер Нежность»
«Рабыня». Письмо 5 из книги «Ветер Нежность»
Жили мы тогда в маленьком городке, и мою девочку, мою Веронику, с семи лет я воспитывала одна: дочка и зять погибли в аварии. Жили мы скромно, но я делала все, чтобы внучка не чувствовала себя сиротой: со второго класса водила ее в музыкальную школу, потом на танцы, курсы английского языка. Школу она закончила хорошисткой и поступила в музыкальный колледж у нас в областном центре.
До сих пор не могу себе простить, что отпустила внучку одну в большой город. Там они сняли с подружками комнату: общежития в колледже на них не хватило. Вот одна-то из подружек, Анжела, более пробивная, чем моя, и познакомилась с этим парнем, Кириллом. Кирилл жил богато, часто бывал за границей и обещал девчонкам их туда пристроить поработать. В гостиничный сервис, как он сказал. Однажды после летней сессии Вероника приехала домой вся радостная, взволнованная: “Все, – говорит, – бабуля, решено: еду на лето работать вот в этот отель”. И показывает книжечку, а там такие красивые фотографии: пляж, золотой песок, голубое море, бассейны, комнаты, как во дворце, и сам отель, белый, как корабль… А внучка рассказывает: “Кирилл поможет все устроить, он говорит, что у меня хорошие перспективы”.
Первой уехала Анжелка. Из аэропорта она позвонила, сказала, что все отлично, ее встретили; а потом уже и Вероника вылетела. Когда Вероника не позвонила ни через неделю после прилета, ни через две, сердце мое почувствовало неладное, я стала набирать телефоны отеля из этой книжечки, но там или не отвечали, или ничего не знали ни про Веронику, ни про Анжелу, ни про этого Кирилла.
Потом Вероника рассказала, что в аэропорту ее встретили двое вежливых, хорошо одетых мужчин, помогли ей получить багаж, посоветовали позвонить домой, чтоб там не волновались, потом забрали паспорт, сказали – для оформления рабочей визы, накормили в ресторане, а когда стемнело, посадили в такси. Больше она их не видела. А дальше начался кошмар. Ночью девочку мою долго куда-то везли, а когда она начала безпокоиться, избили, раздели, забрали телефон, вещи и в конце концов едва живую бросили в какой-то подвал. Когда пришла в себя, на ломаном русском объяснили, кем она теперь будет работать, сказали, что бежать безполезно: у них все куплено, и пригрозили, что если не будет слушаться, убьют – и ее, и меня. Они и про меня знали.
Мария, пишу Вам, а у самой сердце разрывается и от боли, и от чувства вины. Сколько же страданий перенесла моя девочка! Мне она ничего не рассказывает, только то, что следователю говорила, а я и не лезу расспрашивать, понимаю, что лучше бы ей весь этот ужас забыть. Однажды, правда, когда плакала, у нее вырвалось, что там, в плену, несколько раз думала о самоубийстве, но ничего не сделала – боялась за меня. Говорит: “Бабуль, я там глаза закрывала и думала: не может быть, что это происходит на самом деле; вот проснусь – и все будет как раньше, и я с тобой, дома”. Там в плену их было пятеро, но девушки менялись – одних привозили, других вывозили, общаться между собой им не давали. Некоторых, говорит, подсаживали на наркотики: чай какой-то странный давали.
Через три месяца, когда я уже подала в розыск, внучка смогла убежать. У нее поднялась температура, и она уговорила охранника сходить за лекарством – он, видно, представить не мог, что она убежит, так она вся горела. Веронике повезло, ей почти сразу попалась машина туристов, и они отвезли ее в консульство.
Мария, не могу передать Вам словами, с какой радостью я ехала в Москву встречать ее живой-здоровой. Но когда я увидела ее в аэропорту, сердце кровью облилось: моя девочка, всегда такая светящаяся, открытая и радостная – ее и называли-то всегда Вероничка, – была как запуганный зверек. Долго она потом еще просыпалась ночами и вскрикивала, долго боялась, что хозяин выследит и убьет – и меня, и ее. На улицу стыдилась выходить. О том, чтобы вернуться в колледж, не могло быть и речи. Из родного города нам пришлось уехать, хотя мне это трудно было – все-таки вся жизнь там прошла. Когда уезжали, соседка, с которой я всем делилась и которая мне помогала, когда мы искали Веронику, сказала: “Правильно, Антоновна, что уезжаете: там твою внучку никто не знает; может, какой-нибудь и найдется, женится на ней – чего не бывает…” Зло так, недобро сказала, а потом: “Покаяться ей надо, Антоновна, покаяться!”
И так мне, Мария, больно и обидно от этих ее слов стало. В чем, скажите, виновата моя девочка, что по ней так жизнь прошлась? В том, что доверчивая была? Наивная? И что же ей теперь, когда она так настрадалась, и счастье не положено? Что ж ей теперь, и любви не достанется?
Мария, поймите, при внучке я стараюсь не плакать, держусь, наоборот, что-нибудь веселое ей рассказываю, а то она и смеяться-то разучилась, но очень трудно мне от этих мыслей. Ночью не сплю – лежу, думаю, и так мне хочется, чтобы все у нее образовалось, чтобы она оттаяла, чтобы человек хороший нашелся, чтобы детки у них пошли, а я бы их нянчила… Анна Антоновна».
Здравствуйте, дорогая Анна Антоновна!
Вы вырастили сильную и мужественную внучку, она смогла не сломаться, столкнувшись с циничным обманом, предательством, насилием, выжила в нечеловеческих условиях рабства и сумела вырваться на свободу – не всем такое дано. Неудивительно, что после всего, что ей выпало, не столько тело, сколько сама ее душа нуждается в уврачевании. У святителя Игнатия (Брянчанинова) есть такие слова:
Теперь о покаянии, к которому так строго воззвала Ваша соседка. Есть какая-то ошибка, заблуждение в том, как иногда воспринимают это Таинство. Покаяние – это не милицейское дознание, не выявление степени виновности и уж ни в коем случае не определение подсудности человека – нет тут такого, да и быть не может.
Епископ Афанасий (Евтич), известный иерарх и богослов Сербской Православной Церкви, пишет, что исповедь-покаяние – это раскрытие себя перед Богом. И вспоминает слова из псалма 101, которые легли в основу песнопения «Молитву пролию ко Господу…» из молебного канона ко Пресвятой Богородице (творение Феостирикта монаха).
«Молитву пролию ко Господу…» – вдумайтесь, как будто у тебя есть кувшин грязной воды, и ты выливаешь его перед Богом. И дальше: «И Тому возвещу печали моя, яко зол душа моя наполнися, и живот мой аду приближися», – то есть человек чувствует, что провалился до глубины ада и поэтому открывает себя перед Богом.
«…и молюся яко Иона: от тли, Боже, возведи мя» – и молюсь, как Иона-пророк, провалившийся во чрево кита, чтобы Бог возвел меня от гибели, от тления.
И дальше владыка Афанасий поясняет:
А исповедь подобна тому, о чем рассказывала мне одна русская старушка, которая стерегла маленького внука. За какие-то проделки она его отшлепала по рукам; он ушел в угол и с обидой плакал. Она на него больше внимания не обращала, а работала дальше. Но наконец внук приходит к ней: “Бабушка, меня вот тут побили, и у меня здесь болит”. Бабушка так этим обращением растрогалась, что сама заплакала. Детский подход победил бабушку, потому что внук открылся ей».
Человек так устроен, что вот такое, сыновье, предстояние перед Богом, такое раскрытие перед Ним легче всего дается, когда он в скорбях. И Бог в ответ на такой призыв человека врачует его душу – неслучайно таинство покаяния называют «духовной врачебницей».
В 1931 году в Париже Николай Бердяев, откликаясь на волну самоубийств, прокатившуюся в среде русской эмиграции, пишет статью «О самоубийстве» – работу очень яркую: уж слишком больная была тема. Статья эта, к сожалению, недооценена, она как бы затерялась среди фундаментальных трудов мыслителя. А зря! Это осмысление опыта тех, кому довелось жить на сломе эпох, кто не раз переживал кризис потери себя.
Или еще:
Дорогая Анна Антоновна, сил Вам, помощи Божией. Мария Городова
Из канона ко Пресвятой Богородице, читаемого во всякой скорби душевной и обстоянии
(Tворение Феостирикта монаха)
Молитву пролию ко Господу, и Тому возвещу печали моя, яко зол душа моя исполнися, и живот мой аду приближися, и молюся яко Иона: от тли, Боже, возведи мя.
Смерти и тли яко спасл есть, Сам Ся издaв смерти, тлением и смертию мое естество ято бывшее, Дево, моли Господа и Сына Твоего, врагов злодействия мя избaвити.
Предстaтельницу Тя живота вем и хранительницу тверду, Дево, и напaстей решaщу молвы, и налоги бесов отгоняющу; и молюся всегда, от тли страстей моих избaвити мя.
Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу. Яко стену прибежища стяжaхом, и душ всесовершенное спасение, и пространство в скорбех, Отроковице, и просвещением Твоим присно радуемся: о, Владычице, и ныне нас от страстей и бед спаси.
И ныне и присно и во веки веков. Аминь.
На одре ныне немощствуяй лежу, и несть исцеления плоти моей: но, Бога и Спaса миру и Избaвителя недугов рождшая, Тебе молюся, Благой: от тли недуг возстaви мя.
Кондак, глас 5-й: Пламенем любви к Тебе распали сердца наши, Христе Боже, да тою разжигаеми, сердцем, мыслею же и душею, и всею крепостию нашею возлюбим Тя, и ближних наших яко себя, и повеления Твоя храняще, славим Тя, всех благ Дателя.
Молитва из канона ко Пресвятой Богородице
К кому возопию, Владычице? К кому прибегну в горести моей, aще не к Тебе, Царице Небесная? Кто плач мой и воздыхaние мое приимет, aще не Ты, Пренепорочная, надеждо христиан и прибежище нам грешным? Кто пaче Тебе в напaстех защитит? Услыши убо стенание мое, и приклони ухо Твое ко мне, Владычице Мaти Бога моего, и не презри мене, требующаго Твоея помощи, и не отрини мене грешнаго. Вразуми и научи мя, Царице Небесная; не отступи от мене раба Твоего, Владычице, за роптaние мое, но буди мне Мaти и заступница. Вручаю себе милостивому покрову Твоему: приведи мя грешнаго к тихой и безмятежней жизни, да плaчуся о гресех моих. К кому бо прибегну повинный аз, aще не к Тебе, уповaнию и прибежищу грешных, надеждою на неизреченную милость Твою и щедроты Твоя окриляемь? О, Владычице Царице Небесная! Ты мне уповaние и прибежище, покров и заступление и помощь. Царице моя преблагaя и скорая заступнице! Покрый Твоим ходатайством моя прегрешения, защити мене от враг видимых и невидимых; умягчи сердца злых человек, возстающих на мя. О, Мaти Господа моего Творца! Ты еси корень девства и неувядаемый цвет чистоты. О, Богородительнице! Ты подaждь ми помощь немощствующему плотскими страстьми и болезнующему сердцем, едино бо Твое и с Тобою Твоего Сына и Бога нашего имам заступление; и Твоим пречудным заступлением да избaвлюся от всякия беды и напасти, о пренепорочная и преславная Божия Мaти Марие. Темже со упованием глаголю и вопию: радуйся, благодатная, радуйся, обрадованная; радуйся, преблагословенная, Господь с Тобою.
Написать автору можно по адресу: pisma-maria (АТ-собачка) mail.ru
Мария Александровна Городова
25 мая 2011 года - pravoslavie.ru/jurnal/46694.htm
Письмо 6 «Преступление и покаяние, или Как разорвать цепь греха»
«Преступление и покаяние, или Как разорвать цепь греха».
Письмо 6 из книги «Ветер Нежность»
Бывает, сделанная по глупости ошибка вынуждает нас совершить проступок более серьезный. Один грех тянет за собой другой, и они связаны между собой, как звенья одной цепи. Письмо, полученное от Алексея из Воронежа, об этом:
Мария, когда для меня стало ясно, как ведутся дела, я оказался перед выбором: либо уходить, либо принять эти правила игры. Сейчас, зная, чем это кончилось, я бы ушел не задумываясь. Но тогда я был обижен на хозяина, потому что с самого начала, принимая меня на работу, он обещал через три месяца повысить зарплату, обещания своего он так и не выполнил, наоборот, меня нагружали все больше и больше: за те же деньги я “пахал” за двоих. Мария, поверьте, я себя не оправдываю, но в тот момент казалось, что я только восстанавливаю справедливость, забираю то, что и так мое.
Прошло полгода, а потом – гром среди ясного неба: обстоятельства сложились так, что все могло выплыть наружу. И если бы я ничего не предпринял, я бы подставил не только себя, но и тетю, которая устроила меня на работу, а уж она-то точно была не при чем – нитки чужой в жизни не взяла. Надо было быстро решаться, и мне пришлось сделать так, что в случае, если бы все раскрылось, ответственность легла бы не на меня, а на моего напарника.
В тот раз все обошлось, но я решил больше судьбу не искушать и при первой же возможности ушел на другую работу. С тех пор прошло несколько лет, наша дочка пошла в школу, жена ждет второго ребенка, я уже подзабыл эту историю, но вот недавно по этой фирме возбудили дело. Идут тотальные проверки, весь город гудит. Сколько я страху натерпелся, не опишешь.
Конечно, я чувствую свою вину, особенно перед тем человеком, которого подставил; честно говоря, ночами не сплю, многое передумал. Получается, что раз сделанная от обиды глупость, которую и вспоминать-то не хочется, привела к тому, что я был вынужден сделать еще более серьезный проступок – чтобы все скрыть. Сестра, видя, как я мучаюсь, посоветовала пойти в храм исповедоваться, говорит: “Не бойся, наша исповедь перед Богом, а не перед священником”. Но что такое покаяние, сестра толком это объяснить мне не может. Что мне рассказывать? Важно ли то, что я буду при этом чувствовать? Чего Бог ждет от меня? Алексей».
Здравствуйте, Алексей! В духовной жизни есть явление, которое в православной аскетике получило название «цепочка греха». Это когда человек, совершив один грех, оказывается в ситуации, из которой самым «легким» выходом кажется другой, подчас намного более тяжелый грех. Разорвать эту губительную цепь способно только покаяние. Каким оно должно быть, чего ждет от нас Бог? Вот это мы и попробуем понять.
Алексей, каждый раз, когда верующие готовятся к исповеди, они обращаются к Богу словами знаменитого 50-го, или покаянного, псалма:
Этим словам почти 3 тысячи лет. Покаянный псалом был написан царем Давидом, «когда приходил к нему пророк Нафан, после того, как Давид вошел к Вирсавии». История, произошедшая почти 3 тысячи лет назад в Иерусалиме, помогает понять, как грех проникает в душу и овладевает ею, как выстраивается цепочка греховных поступков. Библия рассказывает нам, к каким последствиям приводит грех, и, наконец, главное – мы понимаем, как человек может искупить свой грех!
Искушение, которое повлекло за собой целую цепь трагических событий, настигло Давида, когда он взошел на вершину власти. Годы скитаний позади. Бывший пастух, помазанник Божий, военачальник завистливого царя Саула, давно уже сам царь. Его армия так сильна, что он уже не считает нужным лично усмирять неприятеля. В центре его столицы высится роскошный дворец. Особое, чисто восточное величие придает его двору быстро разрастающееся семейство – в Библии упоминаются имена восьми жен царя, а были еще и наложницы. В свободное от государственных дел время мудрый правитель Давид разбирает тяжбы подданных – он проницательный судья. Казалось бы, благословение Божие неизменно почивает на Давиде.
«Однажды под вечер, встав с постели, – начинает рассказ о грехопадении Давида Библия, – он прогуливался на кровле царского дома и увидел с кровли купающуюся женщину; а та женщина была очень красива». И послал Давид разведать, кто она. Ему ответили, что это Вирсавия – жена Урии, храброго воина, находившегося в тот момент на поле боя.
Одно это должно было бы охладить пыл Давида: к браку на Древнем Востоке относились с почтением. Но нет, известие о том, что перед ним жена воина, не стало преградой: по-видимому, Давид уже давно отвык отказывать себе хоть в чем-то. Как сказано в Библии: «Давид послал слуг взять ее; и она пришла к нему, и он спал с нею».
Через некоторое время, «сделавшись беременною», Вирсавия сообщает об этом царю. По закону Моисея за прелюбодеяние обоим виновникам полагалась смерть, поэтому Давид решает вызвать из войска Урию – под предлогом того, что хотел бы узнать от него новости с поля боя. Ход мысли Давида прост: после приезда Урии домой беременность Вирсавии не вызывала бы вопросов.
Поговорив с ничего не подозревающим Урией, Давид милостиво отпускает его: «Иди домой, омой ноги свои». И вслед, в знак особой чести, посылает кушанья со своего стола. Каково же было удивление Давида, когда на следующее утро он узнал, что Урия к красавице жене не пошел, а ночевал с воинами у ворот царского дворца (ибо считал недостойным воина нежиться с женой, когда други его воюют). Вечером Давид опять зовет к себе храброго воина и на этот раз не только кормит его, но и поит вином. Расчет Давида не оправдался и на этот раз: ночевать домой Урия так и не пошел.
Разгадка поведения Урии в его честном и прямом характере: он воин, в стране идет война, его товарищи на поле брани, и он просто не считает возможным в такой момент идти в свой дом, чтобы там «и есть, и пить, и спать со своею женою».
На следующее утро, узнав, что план провалился, Давид принимает решение. Он пишет письмо своему военачальнику, в котором просит того «поставить Урию там, где будет самое сильное сражение, и отступить от него, чтобы он был поражен и умер», – расчетливый Давид пытается придать убийству вид случайности. Причем письмо он отдает самому Урии. Конечно, военачальник исполняет роковой приказ царя. Урия погибает. Так одно преступление – прелюбодеяние – было сокрыто следующим – убийством; один грех повлек за собой другой.
Когда Вирсавия отплакала положенное, Давид забрал ее во дворец, а вскоре у них родился сын. Казалось бы, если не брать в расчет беднягу Урию, все в конце концов устроилось на редкость удачно. И Давиду могло даже показаться, что преступления, им совершенные, забыты, изгладились, да и никто, собственно, так ни о чем и не узнал. Но 11-я глава 2-й Книги царств, в которой рассказывается история грехопадения царя Давида, заканчивается словами: «И было это дело, которое сделал Давид, зло в очах Господа»...
Пройдет немного времени, и как гром среди ясного неба прозвучат слова, которые напомнят царю и о высшей власти, и о высшем суде. К царю приходит посланный Богом пророк Нафан и рассказывает ему притчу: «В одном городе жили два человека – богатый и бедный. У богатого было много крупного и мелкого скота, а у бедного ничего, кроме одной овечки, которая была для него как дочь. Однажды к богатому человеку пришел странник, и богатый пожалел взять из своих овец для того, чтобы приготовить обед для странника, а взял единственную овечку бедняка и приготовил ее…»
По-видимому, Давид, любивший разбирать судебные тяжбы, решил, что это одно из таких дел. Выслушав пророка, он в негодовании воскликнул: «Да живет Господь! Смерти достоин такой человек!» И тут как гром среди ясного неба раздается: «Ты и есть тот человек, который сделал это!»
Предназначение пророков – быть устами Господа, поэтому притча, рассказанная Нафаном, – это только форма, ею пророк Нафан должен был разбудить сердце царя. Перед онемевшим Давидом раскрывается бездна совершенного им преступления, а Нафан продолжал: «За то, что поразил мечом Урию, не отступит меч от дома твоего навеки… То, что ты сделал тайно, Господь сделает тебе явно…» Наказание не заставляет долго ждать: после болезни умирает сын Давида и Вирсавии…
Вот эти события, Алексей, и предшествовали рождению знаменитого 50-го покаянного псалма…. Через толщу тысячелетий мы слышим скорбный плач, взыскующий к Богу:
И дальше, как открытие:
Оказывается, Бог не нуждается в жертвах, сжигаемых на ветхозаветных жертвенниках. Сердце, исполненное искренним покаянием и смирением, – вот чего ждет от человека Господь.
Рожденная плачем души, плачем о своей греховности, молитва становится возможностью для слабого и грешного человека приблизиться к своему Создателю, припасть к Его коленям, попросить Его помощи.
Покаяние не просто разрывает цепь грехов, покаяние становиться той лествицей, которая не только возводит человека туда, откуда он ниспал, но и поднимает до невиданных высот духа.
Алексей, спасибо Вам за откровенное письмо. Мария Городова
Псалом 50
(Начальнику хора. Псалом Давида, когда приходил к нему пророк Нафан, после того, как Давид вошел к Вирсавии)
Написать автору можно по адресу: pisma-maria (АТ-собачка) mail.ru
Мария Александровна Городова
31 мая 2011 года - pravoslavie.ru/jurnal/46742.htm
«Дар случайный? Три урока Пушкина» - Письмо 7 - Марии Городовой
«Дар случайный? Три урока Пушкина». Письмо 7 из книги «Ветер Нежность»
«Уважаемая М. Городова!.. В своих несвязанных и невразумительных ответах на письма читателей Вы уже не стесняетесь цитировать Пушкина! Того и гляди, Вы и Пушкина в православные запишете! Что за бесстыдство, как можно быть настолько безграмотной! Читайте учебники, там Вам все разъяснят про Пушкина-жизнелюба, Пушкина-донжуана, Пушкина-безбожника! Позор! Постыдилась бы!..» (Из письма Анатолия Ф.)
Да, письма бывают и такими.
26 мая 1828 года (6 июня по новому стилю), в день своего 29-летия, Пушкин пишет стихотворение, наполненное такой горечью, что его назовут «воплем отчаяния». Этот стих «Дар напрасный, дар случайный…» был вызовом поэта. Вызовом, брошенным в небо. Митрополит Московский Филарет на этот вызов ответил. И через столетия то, о чем писали эти два гения, для нас бесконечно важно.
Давно замечено, что уныние почему-то любит посещать нас именно в дни рождения. Но чувство, описанное Пушкиным в этом стихе, не просто уныние – это действительно вопль отчаяния, и пусть нас не обманет сдержанная строгость самого стиха.
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?..
Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум.
Что предшествовало этому, попробуем разобраться.
В мае 1827 года Пушкин наконец-то получает разрешение жить в Петербурге, а 24 января 1828 года признается: «Шум и суета Петербурга мне становятся совершенно чужды». Пишет он мало. Что пишет? Вот хронологически рядом стихотворное посвящение некоему поэту и беллетристу В.С. Филимонову, вот изящное обращение к английскому художнику Дж. Дау – нарисованный им портрет Пушкина, о котором говорится в стихе, неизвестен. А вот Анна Оленина обмолвилась, сказав поэту «ты», и на другое воскресенье он привозит ей летящее восьмистишье «Ты и Вы». Все, что удостаивается внимания лиры поэта, попадает в вечность. И вот среди этих изящных безделушек гения датированное 19 маем 1828 года стихотворение «Воспоминание». И перед нами приоткрывается другой, внутренний Пушкин.
…влачатся в тишине
Часы томительного бденья,
В бездействии ночном живей горят во мне
Змеи сердечной угрызенья;
Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,
Теснится тяжких дум избыток;
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток;
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
Очень тонкое и точное описание чувств, но это не все стихотворение. Понимая, что это сокровенное, Пушкин не отдает в печать вторую строфу стиха. Но именно она проливает свет на то, как воспринимал себя по отношению к Богу в этот период поэт:
В безумстве гибельной свободы,
В неволе, в бедности, в гонении, в степях
Мои утраченные годы!
Я слышу вновь друзей предательский привет
На играх Вакха и Киприды,
И сердцу вновь наносит хладный свет
Неотразимые обиды…
Не просто жалоба, по-человечески такая понятная, приближающая нас к гению, не просто счет обид, предъявленных к жизни, – «неволя, бедность, гонения» и даже изгнание. Здесь жесткая, беспощадная, трезвенная оценка не других – себя. Обратите внимание на строчку «безумства гибельной свободы…» – это точность прозрения. И дальше:
Встают два призрака младые,
Две тени милые – два данные судьбой
Мне Ангела во дни былые!
Но оба с крыльями и с пламенным мечом,
И стерегут – и мстят мне оба,
И оба говорят мне мертвым языком
О тайнах вечности и гроба…
И тут нужно пояснение. Обратите внимание, любая молитва покаяния несет в себе обращение к Богу. Любая.
Великая молитва покаяния, 50-й псалом царя Давида, начинается словами призыва к Богу: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое…» В основе лежит осознание простой вещи: человек не в силах справиться со своим грехом сам.
Но Пушкин безсонниц 1828 года воспринимает своих ангелов-хранителей как стражей, больше того – как мстителей. И этим отрезает себя от Бога. Его власть, власть Бога, воспринимается им как враждебная.
Но человек, оставшийся наедине со своим грехом, не сумевший по каким-то причинам воззвать к Господу (помните, как у псалмопевца: «Из глубины взываю к Тебе, Господи…»?), никогда не вырвется из замкнутого круга самоанализа. Он обречен на отчаяние. И Пушкин, по словам Николая I «умнейший человек России», к этому отчаянию и приходит. Ровно через неделю после «Воспоминания» он так оценит свою жизнь: «дар напрасный…» И это первый бесценный урок, который мы должны извлечь, читая эти стихи.
Отчаяние, сформулированное гением с такой пленительной красотой, самим фактом этой красоты и законченности формы претендовало на то, чтобы быть истиной. Оно становилось соблазном. И переставало быть личным делом поэта. Это поняла своим чутким и пылким сердцем Елизавета Михайловна Хитрово, урожденная Голенищева-Кутузова, дочка фельдмаршала, искренне любившая Пушкина и сумевшая стать ему верным другом. Элиза, так называли ее в свете, повезла стихотворение в Москву, к митрополиту Московскому Филарету (Дроздову). И владыка слагает Пушкину ответ:
Жизнь от Бога мне дана;
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена.
Сам я своенравной властью
Зло из темных бездн воззвал;
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал.
Вспомнись мне, Забытый мною,
Просияй сквозь сумрак дум!
И созиждется тобою
Сердце чисто, светел ум.
Некоторые предвзятые критики святителя ставят ему в вину эту простоту – мол, незатейливо ответил. Но вчитайтесь: какое чувство такта по отношению к тому, кто власть Творца называет враждебной. Не гневная отповедь – мягкий укор. Что касается простоты, то да, она есть, но эта простота – вершина всего. Это простота молитвы. И сам стих, обратите внимание, заканчивается как молитва. К этой простоте Пушкин придет: незадолго до смерти он переложит на стихи молитву Ефрема Сирина. Он полюбит эту простоту, он ею проникнется. И это второй урок нам, так легко пленяющимся затейливой сложностью.
Пушкин оценил ответ митрополита. 19 января 1830 года он пишет «Стансы», посвящая их митрополиту Московскому Филарету. Стихи недооцененные, хотя все отмечают удивительную гармонию этого стиха. Не только – перед нами божественная красота смирения:
Бывало, лире я моей
Вверял изнеженные звуки
Безумства, лени и страстей.
Но и тогда струны лукавой
Невольно звон я прерывал,
Когда твой голос величавый
Меня внезапно поражал.
Я лил потоки слез нежданных,
И ранам совести моей
Твоих речей благоуханных
Отраден чистый был елей.
И ныне с высоты духовной
Мне руку простираешь ты
И силой кроткой и любовной
Смиряешь буйные мечты.
И дальше первоначальный текст последней строфы:
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе Филарета
В священном ужасе поэт.
А теперь, внимание, посмотрите, что делает Пушкин в последней строфе! Поэт чуть-чуть усиливает описываемое чувство, он как будто не в силах сдержать свою музу от шалости – не дерзость, но шалость: смирение не делает нас рабами! – и к нам через века летит улыбка живого Пушкина. И это еще один урок гения.
Мария Городова
Молитва в день рождения
Написать автору можно по адресу: pisma-maria (АТ-собачка) mail.ru
Мария Александровна Городова
06 июня 2011 года - pravoslavie.ru/jurnal/46901.htm
Уже полгода как я не живу, не пью, не ем, не сплю - №8 Городовой
«Надежда». Письмо 8 из книги «Ветер Нежность»
«Здравствуйте, дорогая Мария, доченька – думаю, что такое обращение мне простительно. Недавно мне в руки попала газета с историей о том, как Вы написали книгу с архиепископом Иоанном “Любовь долготерпит”, с Вашей исповедью “Корабль спасения”. У меня тоже горе. Уже полгода как я не живу, не пью, не ем, не сплю. Полгода назад погиб мой сыночек, в автомобильной катастрофе. Я осталась совсем одна.
Мужа я потеряла восемь лет назад, трудно переживала, на полгода слегла в больницы, но сыночек, моя кровинушка, меня вытянул. И вот полгода назад он ушел. Скажите, за что? У меня был хороший сын, добрый, надежный, отзывчивый. Я была за ним - как за каменной стеной и знала, что, что бы ни случилось, мой сын не бросит меня; его заботу я чувствовала каждую секунду. А теперь жизнь потеряла всякий смысл. Да, у моего сына было много друзей, на похороны пришло больше ста человек, они и сейчас звонят, спрашивают, что мне нужно. Они говорят сочувственные слова, но никто не может понять и почувствовать, как рвется от боли мое сердце.
Машенька, пишу Вам – передо мной газета, смотрю на статью. Где мне найти силы, чтобы жить дальше? Как жить? Сейчас 3 часа утра. Или ночи? Я еще и не заснула, в квартире тихо, как в гробу. И если я лягу и засну, то я все равно проснусь – и будет та же пустота в доме. Я верующая, я знаю, что отчаяние – это грех, что просить у Бога смерть – грех, все знаю, но мне так тяжело, что я хочу лечь и не проснуться, и я прошу Бога, чтобы Он остановил мое сердце… Простите меня за сумбурное письмо, но думаю, Вы поймете». Надя
Дорогая Надежда, извините, что не по отчеству – Вы его не указали, подписавшись просто «Надя». Но ведь Надя – это сокращенное от Надежды. И мне хочется обратиться к Вам именно так: дорогая Надежда. Итак, дорогая Надежда, понимаю и разделяю Вашу боль. Смерть – всегда потеря. А еще огромный удар, который трудно перенести. Очень трудно. Иногда даже кажется, что нам это не по силам. Так возникает отчаяние. Но ведь вокруг люди, и всюду Бог. А чувство отчаяния, что ж, и оно, как заметил один святой, проходит. Видите, Надежда, отчаяние было знакомо даже святым – иначе бы они в своих наставлениях не уделяли столько внимания тому, как с ним бороться.
Надежда, все то, что Вы сейчас испытываете, мне очень знакомо. Думаю, что не только мне. Боль, страх одиночества, осиротелость – все это знакомо каждому, кто терял – неважно, родного ли человека или просто того, кого успел полюбить…
Близкий ушел, отзвучали слова на поминках, и ты действительно остаешься наедине со своей утратой, наедине с пустотой. Причем даже не столько с пустотой в твоем доме, но главное – с пустотой в душе. Как верно Вы пишете: «Некому звонить, некого ждать, не о ком заботиться».
И вот эта пустота действительно губительна. С ней нельзя жить, опасно в нее всматриваться, с ней нельзя мириться. Есть единственный выход – ее надо заполнить. Но чем? Что может нам заменить улыбку родного человека, смех ребенка, ласковый взгляд жены?
Митрополит Антоний Сурожский писал, что пустоту, возникающую после ухода близкого, нельзя пытаться искусственно заполнять чем-то мелким, незначительным. Все равно ничего не получится. Так же, как ничего хорошего не выходит, если мы просто пытаемся забыться – неважно, каким способом. Как Вы, Надежда, тонко и точно заметили, она, эта пустота, снова победно зияет перед тобой, причиняя новую боль. Эту пустоту можно только заполнить. Причем то, чем мы ее заполняем, должно быть достойно нашей любви к ушедшему.
В 1164 году во время похода князя Андрея Боголюбского на Волжскую Булгарию погиб его любимый сын – молодой князь Изяслав. В память о сыне на приречном лугу князь Андрей заложил храм. Вот уже более девяти столетий над разливами Нерли и Клязьмы, нарушая все известные законы природы, преодолевая саму тяжесть камня, взлетает к небу – ввысь – ослепительно белая свеча храма. Победа духа над материей, торжество нашей любви над разлукой, прорыв через зияющую пропасть двух миров туда, в вечность, к Богу. Храм Покрова на Нерли, шедевр мирового зодчества.
Сама по себе смерть всегда безсмысленна – неважно, XII это век или XXI. Но если наша любовь к ушедшему сильна, если она сильнее, чем наша жалость к себе, то рано или поздно наступает момент, когда мы уже не думаем о своей боли, своей осиротелости, о грядущем одиночестве. Мы думаем об ушедшем. И тогда наша любовь к тому, кто уже за гранью этого мира, во всей своей полноте может выразиться только в одном – в молитве к Богу за него. И если это произошло – неважно, в чем это выразилось: в том, что мы построили храм, или в том, что просто поставили свечку за усопшего в этом храме, – кому что по силам, – то тогда этот уход близкого обретает смысл. Более того, Надежда, оказывается, что эта потеря может наполнить иным, новым, более глубоким смыслом жизнь тех, кто остался.
И еще. Надежда, Вы писали свое письмо ночью, а ночь, давно замечено, не самая подходящая утешительница. Недаром в молитвах «на сон грядущий» так часто повторяется наша просьба к Господу о том, чтобы Он послал нам «Ангела мирна, хранителя и наставника души и телу», чтобы тот избавил нас «от враг наших». То есть мы уже с вечера, заранее просим у Бога защиты, ограждая себя «от страха ночного».
Аполлон Николаевич Майков, потомок русского святого Нила Сорского, автор одного из лучших поэтических переводов «Слова о полку Игореве», выдающийся христианский поэт послепушкинского периода, незаслуженно забытый нами, тоже пережил потерю сына. В 1878 году им написаны такие строки:
Не говори, что нет спасенья,
Что ты в печалях изнемог:
Чем ночь темней, тем ярче звезды,
Чем глубже скорбь, тем ближе Бог…
Не знаю, Надежда, можно ли к этому что-то добавить. Сил Вам, веры, помощи Божией.
Мария Городова
Молитва пред иконой Божией Матери «Всех скорбящих Радость»
Написать автору можно по адресу: pisma-maria (АТ-собачка) mail.ru
Мария Александровна Городова
13 июня 2011 года - pravoslavie.ru/jurnal/46944.htm
Пропал человек - «Взыскание погибших». Письмо №9 Марии Городовой
«Взыскание погибших». Письмо 9 из книги «Ветер Нежность»
«Здравствуйте, Мария! Еще четыре года назад мой брат Женя был самым известным человеком у нас в крае. Сегодня о нем забыли все, даже те, кто называли себя его друзьями, когда он был богат, удачлив, не сходил с экрана телевизора.
Нас с Женей мама растила одна, жили мы бедно. Мама работала медсестрой, все время в больнице, и за Женей следила я. Как и я, Женя пошел в математическую школу, потом поступил учиться в Москву. На пятом курсе Женя женился, у них с Элей родился сын. Надо было кормить семью, и Женя ушел в кооператоры.
Как говорил он сам, свой первый миллион он “наварил” на компьютерах, а потом - понеслось. Как он жил эти годы в Москве, он не рассказывал, а когда я расспрашивала, смеялся: “Тебе, мать, зачем это надо? Голова заболит: многие знания – многие печали”. Мы с мамой за него переживали и очень обрадовались, когда он сообщил, что решил вернуться домой.
В родной город Женя вернулся другим человеком; я думаю, что большие деньги меняют любого. Женя говорил, что видел, как бешеные деньги сносят голову “на раз”. Но с Женей такого не произошло, он никогда не думал только о себе. Конечно, он любил риск, говорил, что без риска нет и бизнеса, ему нравилось будоражить город: первые конкурсы красоты в крае он проводил, на праздники приглашал из Москвы артистов. Но при этом из желающих устроиться работать на его комбинат стояли очереди, он восстановил там садик, столовую, подарил школе компьютерный класс. После развода оставил жене дом в Испании, сына отправил учиться в Англию.
Четыре года назад Женя пропал...
Женя с друзьями любил ездить отдыхать в Африку. Брат шутил, что “от Куршевеля или Ниццы можно и взбеситься”, говорил, что устал от этого “зоопарка”, где все меряются, кто круче. Он рассказывал, что вытворяют там наши, какие деньги швыряют и как французы презирают их за это. “Уж лучше к диким обезьянам”, – смеялся Женя. Он обычно срывался с кем-нибудь из дружков “в Африку, за адреналином” – то в Намибию, то в Замбию; они брали там машины и гоняли по саванне, охотились. Где был Женя в этот раз, точно не известно.
Мария, не описать словами, что мы с мамой пережили с того дня, как Женина служба безопасности сообщила нам, что на связь он не выходит: похоже, пропал без вести. Конечно, мы писали запросы, но ничего конкретного нам не сообщили. Тело Жени не найдено. Даже сейчас, когда я пишу эти строчки, у меня начинает болеть сердце. Только один раз к нам с комбината приехал Женин зам с юристом: спросил, как мы живем, как себя чувствуем, сказал, что, как оказалось, комбинат давно в плачевном состоянии, что у комбината одни долги, попросил подписать какие-то бумаги.
Маму все это подкосило, весной она умерла. Хоронила я ее одна, пришли только старушки с ее работы...
Мария, так получилось, что свою личную жизнь я не устроила, после смерти мамы хотела уехать из города, подальше от всех этих слухов и сплетен, но потом осталась. Последнее время Женя часто снится мне. Снится случай из детства, как я однажды зимой каталась с горки и не заметила, как Женечка куда-то ушел. А уже стемнело и мороз. Я его начинаю искать, кричать и каждый раз на этом месте просыпаюсь… Батюшка в церкви сказал, что за Женю надо подавать на Литургию. Все тут называют Женю погибшим, а мне невыносимо даже само это слово… Извините за сумбурное письмо» Ольга С.
Дорогая Ольга, в письмах отца Иоанна (Крестьянкина) можно прочитать, что, по церковным правилам, пока не установлена истина, за пропавшего без вести пять лет молятся как за живого, только с добавлением слов «без вести сущаго». И это неслучайно: у Бога нет мертвых, у Него все живы.
Дело было в середине XVII века. Пурга застала крестьянина села Бор Калужской губернии Федота Обухова в дороге, он сбился с пути, лошади встали. И тогда, чувствуя, что засыпает, что у него нет сил бороться и он гибнет, Федот воззвал к Богородице. И дал обет: если спасется, закажет в храм икону «Взыскание погибших». Пока были силы, Федот молился, а потом потерял сознание. Очнулся он в чужом доме, в соседнем селе. Хозяин рассказал, что сидел у окна и вдруг услышал голос со стороны двора: «Возьмите!» Он выскочил посмотреть, кто это, и увидел сани с едва живым Обуховым. Федот Обухов выполнил свой обет, и икона Богородицы «Взыскание погибших» Борская прославилась потом многими чудесами.
С московским списком образа связана другая история. Владелец иконы, дворянин, сначала разорился, а потом и овдовел. С тремя дочками он оказался в полной нищете, несчастье следовало за несчастьем, и однажды в отчаянии он решился на непоправимое – самоубийство. Понимая всю гибельность этого шага, он взмолился Богородице перед Ее образом «Взыскание погибших». И произошло чудо: откуда-то пришла денежная помощь, бедствия прекратились, а дочки-бесприданницы счастливо вышли замуж. Кстати, после этого случая к иконе стали обращаться и те, кто просил у Богородицы счастливого замужества. Сейчас эта чудотворная икона находится в храме Воскресения Словущего на Успенском вражке в Москве.
Ольга, удивительно, но по молитве этому образу спасаются не только те, кто стоит на пороге гибели, но и те, кто этот порог уже преступил. Чудо, которое произошло в VI веке в малазийском городе Адане, и дало название иконе.
Подписал хартию, а через некоторое время новый епископ, разобравшись, в чем дело, позвал Феофила назад. И вот тут-то весь ужас содеянного предстал перед Феофилом, он понял, какой непоправимый поступок совершил. Он не мог ни есть, ни спать, он удалился в храм каяться. Но, понимая, что сам, добровольно отрекся от Бога, он уже не смел обращаться к Нему. И тогда он обратился к Богородице, умоляя Ее, Заступницу, взыскать его, погибшего.
Вот эти слова кающегося Феофила и легли потом в основу молитвы, обращенной к иконе «Взыскание погибших». Богородица спасла Феофила; более того, Она вернула эконому подписанную им хартию. Потому что сказано: «Нет греха, побеждающего человеколюбие Божие».
Дорогая Ольга, о чудесах, творимых по молитве этому образу, можно рассказывать долго. М.Ю. Лермонтов посвятил иконе стихотворение, в трудные моменты жизни перед образом молился Ф.И. Тютчев, с ним не расставалась матушка Матрона…
На одном из списков иконы «Взыскание погибших» выведены такие слова: «Дерзай, взыщу и услышу». И я не знаю, что еще тут можно добавить.
Помощи Вам Божией, сил и веры!
Мария Городова
Молитва перед иконой Богородицы «Взыскание погибших»
Написать автору можно по адресу: pisma-maria (АТ-собачка) mail.ru
Мария Александровна Городова
20 июня 2011 года - pravoslavie.ru/jurnal/47103.htm
Замуж за богатого человека - и жизнь пропала… - Марии Городовой
«Чужое кино». Письмо 10 из книги «Ветер Нежность»
«Здравствуйте, Мария! В статье “Ветер Нежность” Вы написали, что мужчина без любви превращается в зверя. Знаете, а женщина без любви гибнет. Внешне ты можешь даже выглядеть красиво – ну, как кукла или манекен, а внутри тебя все будет мертвым.
Я выросла в районном центре при горно-обогатительном комбинате. Мама работала лаборантом на хлебозаводе, папа возглавлял самодеятельность в клубе. Тогда, в юности, мне все было интересно. И чем я только не увлекалась: и пела, и танцевала, и стихи декламировала! Мир обещал столько нового, неизведанного! Мне еще не исполнилось семнадцати, когда к нам весной на юбилей ГОКа (горно-обогатительного комбината) приехали высокие гости из Москвы, и весь праздничный концерт я, как бы сейчас сказали, “зажигала” – и пела, и танцевала.
Гостям очень понравилось. Помню один куратор из Москвы – все руки себе отбил, три раза на “бис” вызывал, когда я исполняла “Несе Галя воду”. Потом нас пригласили на банкет – ну знаете, как это бывает, – и этот гость, Борис Иванович, опять просил “Несе Галя…” – оказывается, он любил украинские песни. Такой простой оказался, хоть и “шишка” – и подпевал мне, и танцевал: “Галю ж, моя Галю, дай води напиться, / Ти ж така хорошая, дай хоч подивиться”. И я с ним танцевала, и хохотала, а потом он расспрашивать стал, как дальше собираюсь жить, куда поступать хочу.
Конечно, я хотела или в кино, или в артистки эстрады – у меня был отличный слух, я могла спеть любую песню группы “Комбинация” или из репертуара Наташи Королевой. Борис Иванович, помню, сказал папе (он с нами был, на баяне аккомпанировал): “Ишь, какую дочку жаркую вырастил – вон как на все отзывается, как спичка вспыхивает!” А мне телефон свой дал – прямой; сказал, чтоб не стеснялась, звонила.
И вот, помню, приехали мы с папкой в Москву поступать – сунулись во ВГИК, сунулись в ГИТИС – да куда там: девяностый год шел, какое там кино. Позвонили Борису Ивановичу. Он нас не забыл, назначил встречу в ресторане, расспросил про мои дела и папке сказал: “Ну куда ей возвращаться, сам подумай; пусть за Москву зацепится, для начала может на квартире у моего друга пожить, а на следующий год, глядишь, поступит”.
На следующий год я была уже женой Бори...
Понимаете, Мария, не то чтобы я в него влюбилась – Боря ведь был почти на 30 лет меня старше: я уже беременная ходила, а все его “Борис Иванычем” называла; и еще долго, честно говоря, его стеснялась. Но, понимаете, власть делает мужчину очень привлекательным: у кабинета его солидные люди ждут, по коридору идет – все кланяются, может и туда полететь, и сюда отъехать – везде ему рады, любое пожелание спешат выполнить. Меня подкупала легкость, с какой у него все получалось. Зовет вечером в ресторан с друзьями – значит машина к подъезду будет, водила дверь откроет, Мариной Петровной назовет. Любая вещь, тряпка, да что тряпка! – квартира, машина, должность, бизнес, отдых – то, чего люди всю жизнь добиваются, – для него все это было “не проблема”! Вот это мне голову вскружило. Ну что я видела в своем райцентре? Да и какое будущее меня там ждало? В лучшем случае устроили бы в управление ГОКа. А тут не жизнь – кино.
О том, что у Бори жена была и сын, постарше меня, я как-то не задумывалась. Не то чтобы я какая-то циничная была или расчетливая, нет. Просто про жену решила, что она наверняка “старая и страшная”; Боря меня своей семьей “не грузил”, ну и я не вдавалась. Поступать я, естественно, никуда не стала: беременная – ну в какие артистки? И зачем? Да эта “Комбинация” у Бориного друга Арсена на свадьбе весь вечер работала – девчонки уставшие, потные, видела я их! Когда у меня второй выкидыш случился, я, помню, плакала, переживала, думала, что дальше делать – ни детей, ни образования. Но Боря мне косметический салон подарил, “Аленький цветочек” назывался, и я успокоилась. А потом уж такая жизнь пошла – не до детей.
То, что Боря алкоголик, поняла не сразу. Сейчас я думаю, что он был болен, уже когда мы познакомились – иначе бывшая его бы так легко не отпустила. Просто я первые годы весь этот вечный карнавал воспринимала как должное, ну а потом стала потихоньку соображать, что это за мероприятия, что за бани...
Мария, когда я семнадцатилетней выходила замуж, я и не догадывалась, что жизнь может быть такой грязной. Я стала дружить с охранниками, чтобы быть в курсе, где он на этот раз “зависает”. Я выучила наизусть телефоны лучших наркологов. Я смогла заставить себя ходить с гордо поднятой головой, когда на следующий день после Борькиного загула консьержки в подъезде спрашивали: “Ну как, Марина Петровна, дела? Как здоровьечко Борис Иваныча?” Когда Боря построил загородный дом, проблема была снята. Я приучила себя не реагировать, когда мой муж в компании начинал орать “Несе Галя воду” и требовал, чтобы я танцевала: “Пляши, дура плюшевая, пляши! Да где б ты была без меня?!” Я научилась без истерик выдворять из своей постели очередную девку, решившую, что мой не вяжущий лыка муж – это выигранный ею лотерейный билет…
Почему не ушла? По молодости пробовала, а потом поняла – а куда? Думаете, дело в деньгах? Ну, про Борины деньги я так до конца ничего и не знаю. Тут другое: затягивает, и ты уже боишься иной жизни. А он ведь не просто мою молодость – пятнадцать лет забрал; он как будто все мои жизненные соки высосал.
Когда в последние годы он превратил свою и мою жизнь в кромешный ад, я себя утешала: ничего, когда все кончится, я буду свободна. Уже три года как я свободна. Счастлива ли я? Мне 35, у меня нет материальных проблем. Я одинока. Не потому, что не было желающих, не потому, что я никому не верю. Просто я давно уже омертвела, ничего не чувствую, не способна ни на любовь, ни даже на ненависть – как будто все во мне выжжено.
Иногда ночами я пытаюсь отмотать назад киноленту своей жизни, чтобы понять, когда я окаменела. Ведь помню, что жила, чувствовала, была влюблена в одноклассника Славу. А сейчас я только делаю вид, что смеюсь или что меня что-то действительно волнует. И только иногда, когда я вижу какую-нибудь издерганную мамашу с орущим ребенком, где-то в глубине меня что-то начинает дрожать и на глазах появляются слезы…»Марина Петровна N.
Здравствуйте, Марина Петровна! Вот уже не одно столетие «во дни печальные Великого поста» дома и в храмах читается удивительная молитва, написанная сирийским монахом Мар-Афремом в IV веке. В свое время эта молитва поразила молодого Пушкина, а в 1836 году он написал о ней так: «Всех чаще мне она приходит на уста / И, падшего, крепит неведомою силой…»
Молитва святого Ефрема Сирина небольшая и звучит так:
дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия - не даждь ми.
Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве - даруй ми, рабу Твоему.
Ей, Господи, Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего,
яко благословен еси во веки веков. Аминь».
На первый взгляд, в ней нет ничего сверхъестественного, она строга по форме и эмоционально сдержанна, и непонятно сначала, почему гений Пушкина так высоко оценил ее.
Некоторые из слов молитвы сейчас почти исчезли из нашего лексикона, например слово «целомудрие»… Но ведь то, что сегодня не принято вспоминать о необходимости хранить свою душу в целостности и чистоте, такой, какой она была дарована нам Господом, совсем не означает, что пренебрежение этим духовным законом перестало быть гибельным для нас. Кстати, нарушение целостности души называется растлением, или развращением.
Или слово «любоначалие». Оно означает не просто желание «начальствовать» над всем. Нет, смысл шире – оно означает «делать себя центром, началом всего мира». А в противоположность «любоначалию» – «смиренномудрие», то есть мудрость смиренного понимания, - кто мы есть на самом деле по отношению к своему Творцу! Так молитва восстанавливает истинную иерархию мира.
Господи, Владыка жизни моей, или, как написал Пушкин, «Владыка дней моих», не дай мне духа праздности, уныния, любоначалия и празднословия, но одари меня духом целомудрия, смиренномудрия, терпения и – как венец всего – духом любви. И в заключение: дай мне увидеть мои прегрешения – мои, а не чужие. Мы просим об этом Господа, не надеясь на себя, осознавая всю глубину своей безпомощности. И в этом строгом, скупом на эмоции молении к Богу происходит восстановление правды жизни. А мы все, повторяя слова этой удивительной молитвы, начинаем возвращение из нашей общечеловеческой греховной окаменелости и мертвенности к истинной жизни.
Марина Петровна, спасибо вам за искреннее письмо!
Мария Городова
Еще одна молитва из творений святого Ефрема Сирина, читаемая, когда мы просим помощи Божией в исправлении жизни
Написать автору можно по адресу: pisma-maria (АТ-собачка) mail.ru
Мария Александровна Городова
27 июня 2011 года - pravoslavie.ru/jurnal/47261.htm
Снежинки, или Девочки ведут дневники… - Марии Городовой
«Снежинки, или Девочки ведут дневники». Письмо 11 из книги «Ветер Нежность»
Девочки во все времена ведут дневники. Анны, Маши, Рутки, Хельги, Тани… Почему пишут?
Тринадцати- и пятнадцатилетние, они чувствуют себя одинокими, несмотря на подружек и поклонников, несмотря на маму, папу и сестру. И это понятно: еще вчера ты была «беззаботной флиртушкой», заводилой любой компании, а сегодня задумчиво всматриваешься в свое новое отражение: неужели в зеркале ты? Другие руки, фигурка, грудь, незнакомый взгляд… Смена настроений: то никого не хочется видеть, потому что «ты от них устала, все равно никто не поймет», то тебя вдруг накрывает ощущение того, что «ты любишь всех-всех, что твое сердце готово разорваться от этой любви». А потом неуверенность: «А что, если он надо мной просто смеется? Но как бы я хотела, чтобы у наших детей (о, пусть их будет много-много!!!) была бы его улыбка!»
Еще не любовь, а только ее предчувствие, открытие себя и мира. Они еще не знают, эти умненькие девочки, что так просыпается чувственность, что в них пробуждается женственность, но они понимают, что это – чудо, что это – тайна. И они прячут это чудо зарождения способности любить от чужих глаз, доверяясь только ему, дневнику, обращаясь к выдуманной подруге Китти или Возлюбленному. Или, наоборот, ко всем-всем-всем, но целомудренно спрятавшись за ником и диковинной фотографией, затерявшись в безкрайних просторах сети…
Читать чужие дневники нехорошо. Наверное, с точки зрения их юных авторов, даже преступно. Но есть причина, по которой эти дневники должны прочитать все. Внимательно прочитать.
Итак…
О чем они пишут?
Конечно, много детского:
Они пытаются ответить на вопрос «кто я?»
Почти все жалуются на родителей:
И опять про любовь, и неважно, что Рутка цитирует Шекспира, а Snezhinka13 ставит на страницу дневника ролик обожаемой Земфиры «Я задыхаюсь от нежности…» Кто сказал, что дневник девочки – это обязательно толстая тетрадка с клетчатой обложкой? Все равно они пронзительно похожи, дневники этих таких разных девочек.
Конечно, наблюдая за тем, что происходит в них самих, они пишут и о том, что творится вокруг.
«Мир сошел с ума», – это Хельга. И Рутка, и Анна, и Angelika_sea…
И дальше, перемежая с записями о Петере, – про бомбежки, про то, что «целые улицы превращены в груды щебня и понадобится много времени, чтобы пристроить всех, у кого разбомбило дома… Дети бродят по улицам и ищут под обломками отцов и матерей. Меня и сейчас бросает в холод, когда я вспоминаю глухой гул и грохот, который грозил нам гибелью». Это Анна, октябрь 1942-го, Амстердам.
Или о Родине, о том, что происходит сейчас.
Это Angelika_sea: «Мне больно от того, что происходит. Я родилась на Кавказе, я люблю и тех и других, я помню их танцующими».
Пишут, конечно, О МАМАХ – иногда продолжая свой внутренний спор с ними.
Вот Анна; перед нами личность со своим, сформировавшимся мировоззрением. Вчитайтесь:
Тогда я думаю не о горе, а о том чудесном, что существует помимо него. Вот в чем основное различие между мной и мамой. Когда человек в тоске, мама ему советует: “Думайте о том, сколько на свете горя, и будьте благодарны, что вам это не приходится переживать”. А я советую другое: “Иди на волю, пытайся найти счастье в себе, в Боге. Думай о том прекрасном, что творится в твоей душе и вокруг тебя, и будь счастлив”».
А вот это о маме пишет Agunia:
Я помню почти все, почти все, что было в школе… Но я совсем не помню, что говорила она, что я ей говорила, говорила ли, что люблю ее, хоть она это всегда знала, верю… Я никогда не прощу себе, что тогда послушала ее и ушла, вернее – уползла, выжила, вышла… Я ее бросила, а она осталась… Не понимаю, что я сделала… И уже четыре года борюсь с этим…»
Мама Анны, Эдит Франк, умерла 6 января 1945 года в Освенциме; мама Agunia – в Беслане.
Пишут о подружках.
Анна:
А вот Agunia, и, честно говоря, у меня холодеет душа от такой похожести:
Когда Анна еще только училась читать и писать, в Германии к власти пришли нацисты, и безумная теория превосходства одной нации над другой стала государственной политикой. Когда любимая бабушка Анны подарила ей ручку с золотым пером – «ее подружку, сотоварища», были уже построены концлагеря, в которых погибнут и мама Анны, и Петер, у которого такая чудесная улыбка, и ее сестра Марго, и сама Анна. Из всей семьи Франк чудом останется жив только отец, Отто. В 1947-м он опубликует дневник своей младшей дочери. Этот дневник станет одним из самых пронзительных документов, обличающих человеконенавистническую природу фашизма. Так же, как дневники Рутки Либлих, сожженной в Освенциме, Хельги Ден – в лагере Собибор, Тани Савичевой из блокадного Ленинграда, узницы вильнюсского гетто Маши Рольникайте.
Девочки во все времена ведут дневники. Наверное, нет ничего удивительного в их похожести: девочки во все времена живут предчувствием любви, они ждут ее, они к ней уже готовы…
Где-то во всемирной паутине запутались дневники-признания Agunia, Snezhinka13, Angelika_sea. Последний пост: Agunia – 8 июля 2008 года; Snezhinka13 – 26 июля 2008 года. А еще давно ничего не писали tew ver (ten letters) (13 лет, Дзауский р-н, Цхинвал) и lolalola (17 лет, Цхинвал). Девочки мои, где вы?
Мария Городова
Молитва матери к ангелу-хранителю о детях
Молитва утренняя на благословение детей
Написать автору можно по адресу: pisma-maria (АТ-собачка) mail.ru
Мария Александровна Городова
1 июля 2011 года - pravoslavie.ru/jurnal/47373.htm
Читайте об этом: /Steven-Rambam-Steven-Rambam-Privacy-Dead-Get-Over-It-Anonimnosti-net-smirites-Doklad-Stivena-Rambama-hakerskoj-konferencii-HOPE
Любовь всепобеждающая, или Перед тем как расстаться - М.Городова
«Любовь всепобеждающая, или Перед тем как расстаться». Письмо 12 из книги «Ветер Нежность»
«Здравствуйте, Мария! У меня умирает мама. Она диабетик с 12-летним стажем; все последние годы мы боролись за нее – наш адрес знали наизусть все бригады врачей “скорой”. Временами становилось легче, у нас появлялась надежда, но сейчас вдруг случился инсульт.
В больницы таких не берут. Не помогают ни подарки, ни связи. Глядя мне прямо в глаза, главврач заявила: “Наша медицина ориентирована на диагностику и лечение перспективных больных…” При этом она так произнесла это слово – “перспективных”, что я поняла: у мамы никаких перспектив нет. Как и свободных мест в больнице. “На Западе существует система хосписов, – продолжала докторша, – но у нас в городе их нет. И в области тоже. Поэтому вам остается одно – лечение на дому”. Хорошо, что не сказала: “Смерть”. И ушла. А я осталась со своим безсилием что-нибудь сделать.
Мария, я люблю свою маму, и мне невыносимо видеть, как смерть на моих глазах забирает ее. Что мне делать? Куда писать? Кому жаловаться? Помогите! Ирина»
Здравствуйте, Ирина!
Ирина, Вы очень мужественный и сильный человек. Человек, привыкший надеяться на себя и действовать. Тем труднее для Вас оказаться в ситуации, когда, казалось бы, от Вас уже ничего не зависит. Смерть бросила Вам вызов, как рано или поздно она бросает вызов каждому из нас. По образному выражению молодого Владимира Набокова, она «громыхает своими засовами» – есть у Набокова такие строчки, которые он написал, пережив смерть отца:
И в вечность выпустит тебя».
Строго говоря, она громыхает перед Вами этими засовами уже давно. И все, хватит. Больше о смерти мы говорить не будем. Потому что, несмотря на всю кажущуюся безысходность происходящего, говорить надо о любви. Потому что только любовь сильнее смерти.
Дорогая Ирина, очевидно, что Вы очень любите свою маму, а раз так, то Вы найдете в себе силы выдержать те испытания, которые выпали Вам. В наших молитвословах есть молитва о даровании терпения при уходе за больным. Если мы внимательно вчитаемся в ее слова, то обнаружим удивительную вещь: терпения как такового в этой молитве не просят. Там звучит другая просьба к Богу: «Уязви душу мою Твоею Любовию, вся терпящею и николиже отпадающею». Вот этому церковнославянскому очень емкому слово «уязви» чрезвычайно трудно найти русский эквивалент. Ближе всего по смыслу глаголы «порази», «рань».
То есть получается, что мы просим Господа, чтобы Он поразил нашу душу Любовью, причем глагол «уязви» – Вы чувствуете это? – несет в себе оттенок боли. Мы просим: «Порази до боли, так, чтобы я, сам познав боль, смог сострадать»! Это первое.
Теперь второе: какою любовью мы просим Бога поразить нас? «Твоею» – то есть той, какой обладает Он Сам, – все терпящею и никогда не отпадающею. «Твоею» – то есть жертвенной, действенной, крестной. И самое главное – мы просим Любви: любовь первична, а потом уже появляются и терпение, и верность – как ее производные.
Ирина, мне кажется, что с любовью – действенной, преодолевающей любые препоны, – у Вас все в порядке, это видно из Вашего письма. Но бывает, когда обстоятельства становятся выше нас, и уже не надо куда-то мчаться за лекарствами, давать взятки, искать лучших врачей. Ничего этого уже не нужно, и тогда надо суметь остановиться, а это трудно, как трудно бывает резко остановиться поезду, несущемуся на полном ходу. И мне кажется, что Вы не очень точно называете словом «безсилие» то чувство, которое Вы испытали, когда поняли, что все, стоп. Надежд на других врачей, другие лекарства не осталось. Но ведь у Вас осталось что-то не менее ценное – Ваша любовь и время. Да, не известно, сколько времени, но осталось – месяц, день, час…
Знаете, любовь, осознавшая трагичную быстротечность времени, изливается нежностью. Каждый миг, проведенный здесь, рядом, как безценный дар, потому что неведомо, что принесет нам завтра. Но сегодня, сейчас я могу наполнить нежностью каждое мгновение, проведенное вместе. И неважно, что я при этом делаю – просто поправляю подушку или беру за руку…
Ирина, надо быть честными: любовь в Вашем случае не победит болезнь. Она не сможет победить боль, хотя, наверное, сможет ее облегчить. Но вот парадокс, вот удивительное чудо Любви: не победив болезнь, она победит смерть. Она победит смерть здесь, в нашем измерении. Потому что она может победить смятение души перед грядущим, страх неизвестности, холод отчуждения оттого, что чувствуешь, что тебе лгут, пусть даже и из лучших побуждений, отрезанность от близких, унизительное чувство безпомощности… Да мало ли что еще. Но достаточно просто взять руку любимого человека, начать молиться, и все эти зловещие подружки наших смертей и болезней сгинут, как ночной кошмар, как наваждение.
И если мы это сделали, если мы смогли совершить ради близкого такой подвиг Любви, подвиг отречения от своей усталости, своего страха смерти, своей невесть откуда взявшейся суетливости, то тогда мы сможем повторить слова святителя Феофана Затворника:
И это будут не просто слова утешения. Своей любовью мы сможем подготовить близкого, может быть, к самому главному в нашей жизни – встрече с Богом Живым, Который и есть Любовь. Душа должна быть готова к тому, чтобы войти в вечность.
В 1851 году «средь шумного бала, случайно» Алексей Константинович Толстой встретил ту, которой отныне он посвящает свою лирику и свое сердце. Несмотря на все испытания, которые выпали на долю их любви, это был один из самых гармоничных союзов в русской литературе. Эта любовь оставила потомкам удивительно тонкую поэзию и переписку. Так вот, в 1854 году в одном из писем поэт признается, что раньше считал, что предел любви – любить до могилы, но только сейчас начинает понимать, что любовь должна идти дальше, что для нее нет предела...
А в 1858 году он пишет стихотворение «Слеза дрожит в твоем ревнивом взоре…» – абсолютно гениальное по постижению связи между нашей, земной, «раздробленной», любовью и той, что ждет нас там, по ту сторону всех засовов. Ирина, вчитайтесь в эти строчки, они и о Вас:
Толпы миров воззвала из ночи,
Любовь их все, как солнце, озарила,
И лишь на землю к нам ее светила
Нисходят порознь редкие лучи…
Но не грусти, земное минет горе,
Пожди еще, неволя недолга –
В одну Любовь мы все сольемся вскоре,
В одну Любовь, широкую как море,
Что не вместят земные берега!
Сил Вам, Ирина, помощи Божией и Любви. Вам и Вашей маме.
Мария Городова
Молитва о даровании терпения ухаживать за больным
Написать автору Марие Александровне Городовой можно по адресу: pisma-maria (АТ-собачка) mail.ru
11 июля 2011 года - pravoslavie.ru/jurnal/47465.htm
Безотцовщина - Исповедь русского человека за ошибки своей жизни…
«Безотцовщина». Письмо 13 из книги «Ветер Нежность»
Мария Александровна Городова
Понимаю, что нет мне оправдания. Не жду ни от кого прощения - некому уже меня прощать. И все же я пишу Вам - не рассчитывая на жалость и не стараясь себя обелить. И прошу Вас мое письмо напечатать, потому что не могу спокойно смотреть, как всё новые и новые молодые мужчины повторяют мои ошибки и страшное явление, ставшее давно привычным, - безотцовщина - снова и снова калечит людей.
Мария, сам я вырос без отца. Меня и младшую сестру Лилю мама поднимала одна. Жили мы в районном городке, и отец ушел от нас, когда Лиле было три, а мне чуть больше пяти, - ушел к учительнице, а потом они перебрались в областной центр, где он устроился фотографом в газету. Алименты отец платил исправно, но видел я его всего раза четыре, а когда я уже заканчивал институт, мама написала, что он умер - инсульт в 46 лет.
Мама моя работала в ателье по ремонту одежды, сестра часто болела, и от детства у меня осталось воспоминание: ворох мужских брюк и пиджаков, которыми была завалена вся наша комнатенка, и мама, ночью, под лампой, перешивающая и перелицовывающая их.
В детства мне хотелось стать путешественником, это казалось мне мужественным, меня манили неведомые страны, и после школы я поступил в Москве в Геологоразведочный [институт]. На третьем курсе женился - мы ходили на танцы в ИнъЯз (московский педагогический институт изучения Иностранных Языков), там и познакомился с хрупкой, зеленоглазой Ритой, закрутилась любовь, так родился Женька.
Помню, какая гордость охватила меня, когда, позвонив в роддом, узнал, что у меня сын - три восемьсот. Помню, как вез на такси в общежитие осунувшуюся Риту и кулек с сыном. К браку мы, студенты, были не готовы, к ребенку тем более, и наша совместная жизнь почти сразу превратилась в кошмар: у Риты от мастита пропало молоко, денег ни на что не хватало, я пошел разгружать вагоны, а Рита одна ни с чем не справлялась - все время слезы, упреки какие-то пошли, и тут еще сессия на носу… Наконец Рита вызвала тещу, та приехала и, ни слова не говоря, забрала Женьку с собой.
Теща, Тамара Ивановна, была женщиной властной, в Краснодаре возглавляла потребкооперацию, и меня, щенка, ни во грош не ставила - не такую пару ждала она для единственной дочки. Мне даже казалась, что она была рада тому, что сами с проблемами мы не справлялись. Помню, приехали с Ритой к ней домой после сессии, так для меня эта неделя была сплошным унижением: то полным идиотом меня выставит, потому что не знаю, как раков едят… А откуда мне знать? Нас мама одна растила! То прямо при мне Рите передает флакон французских духов от какого-то Михал Наумыча. Думаю, наш брак был обречен - слишком уж неравные силы были у нас с Тамарой Ивановной. На пятом курсе мы развелись: Рита поехала домой к матери и Женьке, а я махнул по распределению в Иркутск-геологию.
Второй раз женился через пять лет: устал, намыкался по экспедициям. Люся, медсестра из управления, была старше меня, но ни это, ни то, что у нее дочка Юля, меня не смущало - практичная, ласковая, всегда у нее ни пылинки, везде салфеточки, что еще от жены надо? Расписались, а тут мне предложили работу в Москве. Сначала жили в общежитии, потом и квартиру дали.
Когда наконец въехали в свою, отдельную, пригласил к нам Женьку - теща уже умерла, они с Ритой жили одни - хотел сыну Москву показать. Но что тут началось, до сих пор вспоминать тошно. Люся на Риту волком смотрит, Рита тоже хороша, какая-то отчужденная, нервная, пошли какие-то воспоминания, выяснения, а тут вдобавок Женька то ли действительно Люсину дочку ударил, то ли ей этого захотелось… У Люси поднялось давление, началась истерика… В общем, на Красную площадь я Женьку сводил, но ничего хорошего из той поездки не вышло.
А через некоторое время Люся, работавшая в медсанчасти министерства, устроила так, что меня отправили за рубеж - про Монголию хоть и шутили, что это не заграница, но все равно и зарплата приличная, и чеки в “Березку”, а нам обустраиваться надо было - тогда все дефицитом было: и стенка, и машина.
Из Монголии я поначалу Женьке часто писал, фотографии высылал; тот отвечал, но все реже и реже. А потом от Риты пришло письмо, что Женька с дружком взяли чужую машину покататься и разбили - хорошо, живы остались. Нужны были деньги, срочно, сумма немаленькая. Я, ни слова Люсе, все выслал, но Рита мне даже не написала, как и что, только уведомление, что деньги получены, и всё. А когда через полгода я приехал в страну, Рита сообщила, что Женьку все-таки осудили, что попал он в колонию, а вскоре его нашли повесившимся.
Мария! Говорят, что время лечит. Но меня оно только казнит. Можно, конечно, оправдываться, говорить, что тогда, в 1990-е, когда все рушилось, в стране по моей специальности не было никакой работы, заграница могла быть спасением и я, мужчина, не мог всё бросить. Но кого я хочу обмануть? Люся тут как-то заявила, что презирает меня за самокопание, что ей надоело все это выслушивать. С Юлей мы так и не стали близкими: она меняет уже второго мужа, ее сына Сеньку воспитывает телевизор, и, когда я пытаюсь ей что-то объяснить, она смотрит на меня так, будто на ее глазах заговорил кошелек.
И Риты давно уже нет: после гибели Женьки она стала пить…
Мария, а я все время думаю, почему это произошло со мной? Как случилось, что я, так долго считавший себя порядочным человеком, мужиком, погубил и своего сына, и себя? Мужчина, пропустивший отцовство, всего лишь самец, удовлетворяющий потребности женщины. Но получилось, что отцом я так и не стал…
Помню, у Риты мастит, она лежит, забылась сном, а Женька, грудной, орет. Я беру его на руки, и он, несмышленый, ищет грудь и утыкается в карман моей рубашки. Утыкается и начинает его сосать и мусолить - мне сначала смешно, а потом вдруг такая волна любви и жалости к этому кричащему беззащитному комочку накрывает меня, что слезы сами текут по моим щекам… Леонид Иванович»
Здравствуйте, Леонид Иванович!
Из всей гаммы человеческих связей - мать и ее ребенок, мужчина и женщина, дружба людей, не родных по крови, но близких по духу, братские чувства - отношения сына и отца особенные. У Александра Солодовникова, потрясающего русского поэта XX века, до сих пор не оцененного нами, есть удивительное стихотворение об отцовстве. В нем раскрывается самая суть отношений отца и сына.
Как отец меня плавать учил.
Покидал средь реки на купанье,
Но рядом со мною плыл.
И когда я в испуге и муке
Задыхался и шел ко дну,
Отцовские сильные руки
Поднимали меня в вышину…
Такое безценное сочетание - свободу и одновременно чувство защищенности - ребенку может дать только отец. Почему-то матери обычно учат и воспитывают детей по-другому. А вот отцы именно так. Бросая в воду, давая неумехе коньки или велосипед - отпуская на волю, но подстраховывая. И ребенок не просто учится плавать или кататься на велосипеде, он получает урок безстрашия, потому что запоминает, что рядом отец, который любит и защитит.
Да, мир опасен. Но ты с ним не один на один. Есть любовь, есть сила, большая, чем ты, и она тебя обязательно спасет! Так формируется не только характер, личность ребенка - закладывается мировосприятие. Такой простой урок, а учит не только плаванию, но и пониманию основ миропорядка. Ты сын, у тебя есть отец. Пройдут годы, и ты сможешь протянуть руку другому барахтающемуся существу. Передать ему этот безценный дар - радость свободного плаванья в этом мире и чувство защищенности в нем. Знание, что тебя любят и эта любовь всегда тебя взыщет и спасет.
Но если ты, мужчина, по какой-то причине никому этот дар не передаешь, в мир вламывается безотцовщина… Не просто жестокая несправедливость к конкретному маленькому человеку, ничем ее не заслужившему. Нет, безотцовщина - как нарушение миропорядка. И ребенок, не знавший отца, вырастая, сам уже не может познать отцовства. Замкнутый круг, колесо, которое катится, калеча все новых и новых людей. Здесь Вы, Леонид Иванович, правы.
И все-таки, Леонид Иванович, в нашем мире есть сила, есть Отец, к Которому мы можем воззвать, какие бы непоправимые ошибки мы ни совершили. Воззвать, полагаясь на Его милость, Любовь и всемогущество.
И воочию вижу конец,
Я, как мальчик тот, уповаю,
Что рядом со мной Отец.
Он вернет из любой разлуки,
Вознесет из любой глубины,
Предаюсь в Его крепкие руки
И спокойные вижу сны.
(Александр Солодовников (1938-1956);
из цикла «Шесть тюремных стихотворений»)
Леонид Иванович, спасибо Вам за откровенное и искреннее письмо.
Мария Александровна Городова
Молитва ко Господу о прощении, заступлении и помощи
Написать Марие Александровне Городовой, автору книги, можно по почтовому адресу: pisma-maria (АТ-собачка) mail.ru
18 июля 2011 года - pravoslavie.ru/jurnal/47468.htm
Мария Городова «Фанатка». То, что я увидела, повергло меня в шок
«Фанатка». Письмо 14 из книги «Ветер Нежность»
Мария Александровна Городова
Дочку я растила одна – муж ушел от нас, когда Лике было 5: уехал в Германию, счастья, правда, не нашел и там, никаких алиментов мы не получали. Пока были живы мои родители, помогали они, но после смерти папы я тянула уже и дочку, и больную маму. Так случилось, что найти работу по профессии (я химик) не могла, и кем только я не была эти годы – даже сетевым маркетингом занималась, пока подруги не устроили в городскую администрацию. Так вся жизнь и проходила: день на работе, вечером подработки, но я никому не плакалась, и, если бы не мамин диабет, была бы даже счастлива.
Мария, поверьте, что до прошлого года Лика мне проблем не создавала – росла ласковая, училась хорошо. Да и в том, что происходило в прошлом году, я ничего страшного и опасного не видела. Ну, выкрасила беленькая, в меня, дочка волосы в иссиня-черный цвет, ну, красит ногти черным лаком – подросток, хочет стать ярче. Сама, помню, тайно от мамы мазала веки синими тенями “Полена”: учителям не нравилось, весь дневник исписали замечаниями, но я не сдавалась. Ну, обклеила дочка свою комнату плакатами любимой группы, слушает их день и ночь, и что? Глядишь, немецкий выучит (в школе у нее английский), ребята эти талантливые: совсем юные, а уже весь мир завоевали. Ну, может всю ночь чатится, но я сама могу на форуме зависнуть – разрядка. Короче, начало страшной болезни я пропустила.
Звонок из милиции был как гром среди ясного неба. Моя нежная, ранимая Лика, которая плакала над фильмами и песнями о любви, участвовала в жестоком избиении такой же, как она, девочки. Избивавших было шестеро. Как объяснили в милиции, этой девочке удалось попасть на концерт любимой группы в Москве. И ей, как она утверждала, досталась пустая пластиковая бутылка из-под воды, которую солист бросил в толпу. По-видимому, этим трофеем она похвасталась перед нашими девчонками, многие из них тоже на этот концерт ездили. И Лика туда рвалась, но, во-первых, у нее не было билета – приобретали их заранее, за безумные деньги, а, главное, у нас в те дни умерла моя мама, и в день концерта были похороны.
Поэтому я пошла на все, чтобы Лика не рванула с подругами в Москву, а присутствовала на похоронах. Кстати, мы тогда в первый раз серьезно поругались. А на следующий день после возвращения из Москвы девчонки подстерегли «везучую» поклонницу и избили ее. Причем инспекторша по делам несовершеннолетних упирала на то, что это было ритуальное избиение: девочку не просто били, чтобы забрать эту пустую бутылку, а сначала потребовали отречения от “любви к солисту”, а потом уже били именно как отрекшуюся. Я слушала весь этот ужас и не верила ушам, но сомнений в том, что в избиении участвовала и моя дочка, не было: эти дурочки не только сняли все на мобильник, но и выложили в интернет!
Сейчас избитая девочка уже выздоровела и забрала свое заявление. Чего это стоило нам, родителям, не буду даже писать. Семья пострадавшей переезжает в другой город, и эта история, по счастью, для всех закончилась. Но с того дня, Мария, жизни у меня уже нет...
Естественно, после происшедшего, после обидных слов инспекторши о том, что мы сами не знаем, чем живут наши дети, я залезла в Ликин дневник в интернете. То, что я увидела, повергло меня в шок. Какая-то чудовищная мистика, постоянная тема смерти, гробниц, поклонение дьяволу как божеству зла. “Я выберу себе невесту среди умерших девственниц”, – представляете? Это слова из песни, подруга мне перевела. Внизу одного из плакатов переиначенные слова молитвы “Отче наш”, только там обращаются к солисту группы как к богу зла. Над этим бредом можно было бы посмеяться, если бы не записи самих девчонок: “Жить не могу без него. В нем моя радость!” Это про солиста. “Жизнь без него бессмысленна”. Когда я, взбешенная, сорвала все эти дурацкие плакаты, моя дочка стала орать то же самое: что жизнь бессмысленна, что только думая о нем, о группе она становится настоящей, что ее бесят тупая школа и “отстой” вокруг, что чем жить так, как живу я, “тупое жвачное животное” (она так выразилась), лучше совсем не жить!
И это, Мария, не просто слова. Оказывается, Ликина подруга пыталась отравиться, когда узнала, что у солиста группы есть жена. Риту откачали, но самое ужасное, что ее родители (а это нормальная, обычная семья) о суициде дочки ничего не знали!
Когда у нас произошел скандал и я кричала Лике, что больше не пущу ее на сходки фанаток, что запрещаю ей слушать группу, что их зомбируют, Лика просто ударила меня. И пока я приходила в себя – Мария, не от боли, от ужаса, что она смогла так сделать, – она развернулась и ушла. Не могу описать, что со мной творилось те четыре дня, когда ее не было. Я поседела – подружки Лики врали, что не знают, где она, ее мобильный не отвечал, с каких бы телефонов я ни звонила.
Когда я все-таки нашла дочку, я была готова идти на любые уступки, лишь бы она вернулась домой. Я ни слова не сказала против, когда она повесила на прежнее место все эти плакаты, мы не разговариваем на тему группы, да мы вообще мало разговариваем. Но я слежу, чтоб она ходила в школу, я счастлива, что она дома. Все попытки отвлечь ее, сводить в кино, театр, безполезны. Она живет своей жизнью! Мне иногда кажется, что вот, я всю жизнь растила дочку, а какая-то огромная злая сила похитила ее у меня.
Мария, верующая сотрудница на работе сказала, что раз у меня в доме висел плакат, где молятся силам зла, то это страшный грех и идти в храм мне нельзя. Вот уже несколько месяцев я в отчаянии, еле сдерживаюсь, чтоб не расплакаться – на работе, в транспорте. Мария, что мне делать? Нина Викторовна»
Дорогая Нина Викторовна! Одно из самых губительных заблуждений – мысль о том, что есть на свете грех, который бы превышал милосердие Бога к нам. Поэтому надо не просто идти, надо бежать в храм – это то, что Вам надо сделать в первую очередь. Сила по отношению к Вашей дочке, безконечные уступки ей или подкуп ее подарками – Вы уже сами это поняли – здесь не помогут. Проблема обращенности человека ко злу – духовная проблема, а значит и решать ее надо на духовном уровне.
В 1928 году Николай Бердяев закончил свой труд «Философия свободного духа», одна из глав которого посвящена проблеме зла. Здесь философ и богослов не просто исследовал природу зла, но и подсказал нам способы борьбы с ним.
Главное свойство зла, пишет Бердяев, в том, что зло всегда – ложь. Бердяев называет зло «изолганием бытия» – потому что зло «всегда выдает себя не за то, что оно есть на самом деле, оно всегда прельщает обманом». Часто красивым обманом, распознать который непросто. Для того чтобы понять, что ад не так симпатичен, как об этом поют сами по себе симпатичные ребята, надо иметь опыт, который подскажет тебе, что смерть – это вовсе не приятный променад под красивыми звездами. Если такого опыта не имеешь, а девочки в 12–14 лет могут его и вправду не иметь, то можно по-настоящему прельститься призывом: «Давай вечером умрем весело!» – и однажды попробовать это сделать.
Бывает, зло, наоборот, рядится в устрашающие одежды, пугая и прельщая одновременно. Тут только грим другой, маски другие, призывы – те же. Как говорил Афанасий Великий, зло – это фантазмы. Химеры.
Но есть ли оно само по себе, зло? Николай Бердяев отвечает однозначно: да, есть. Причем обращает внимание на то, что отрицать существование зла, так же как и размывать границу между добром и злом, чрезвычайно опасно. Тогда что же есть зло? Небытие, пустота, разрушение.
Зло «не имеет своего источника жизни… Нет царства зла как положительного бытия, существующего наряду с Царством Божиим, с божественным бытием. Зло всегда носит отрицательный, негативный характер, оно истребляет жизнь, убивает само себя, в нем нет ничего положительного». Но вот эту свою пустоту, небытийность зло всегда и скрывает. То есть зло всегда кажется тем, чем оно не является, и никогда тем, что оно есть на самом деле. Отсюда, пишет Николай Бердяев, и способ борьбы со злом – разоблачение его мифов.
Простой пример. Когда в 2000 году MTV показало документальный фильм о жизни семьи Оззи Осборна, все английские газеты отметили, что это был удар по финансовой империи музыканта. Одно дело с ужасом наблюдать, как на твоих глазах откусывают головы то голубю, то летучей мыши – не поспоришь, впечатляет. А другое дело увидеть, что великий и ужасный «князь тьмы» в свои 54 – полная развалина, ходячая агитация против наркотиков. Кстати, сам этот успешный продавец ужасов, быстро сообразив, что к чему, печально заявил в интервью, что «один эфир разрушил миллионы фантазий».
И еще. Николай Бердяев пишет, что человек, не умеющий увидеть зло, безоружен. «Личность выковывается в различении добра и зла, в установлении границ зла. Когда стираются эти границы, личность начинает распадаться».
Поэтому так жизненно важно научить наших детей различать, где что. Они должны иметь этот опыт распознания. Сегодня зло продается как никогда хорошо. Проекты, полагающие его в своей основе, коммерчески успешны. Поэтому ассортимент предлагаемого нашим детям продукта будет только расширяться. Ждите.
Нина Викторовна, сил Вам и помощи Божией. Как говорят в Церкви, «молитва матери и со дна моря достанет».
Мария Александровна Городова
Молитва ко Господу - отца или матери о детях
Ты дал им жизнь, оживотворил их душею безсмертною, возродил святым крещением, дабы они сообразно с волею Твоею унаследовали Царство Небесное, сохрани их по Твоей благости до конца их жизни. Святи их Твоею истиною, да святится в них имя Твое. Содействуй мне благодатию Твоею воспитать их во славу Твоего имени и на пользу ближним, дай мне для этого потребные средства: терпение и силу.
Господи, просвети их светом Твоея Премудрости, да любят Тебя всею душою, всем помышлением, насади в сердцах их страх и отвращение от всякого беззакония, да ходят в заповедях Твоих, украси души их целомудрием, трудолюбием, долготерпением, честностию, огради их правдою от клеветы, тщеславия, мерзости, окропи росою благодати Твоея, да преуспевают в добродетелях и святости и да возрастают в благоволении Твоем, в любви и благочестии.
Ангел-хранитель да пребывает с ними всегда и соблюдает их юность от суетных мыслей, от прельщения соблазнов мира сего и от всяких лукавых наветов.
Если же когда согрешат пред Тобою, Господи, не отврати лица Твоего от них, но буди к ним милостив, возбуди в их сердцах покаяние по множеству щедрот Твоих, очисти согрешения и не лиши Твоих благ, но подай им все угодное для их спасения, сохраняя их от всякой болезни, опасности, бед и скорбей, осеняя их Твоею милостию во вся дни жизни сей.
Боже, Тебе молюся, дай мне веселие и радость о моих детях и сподоби мне предстати с ними на Страшном Суде Твоем, с непостыдным дерзновением сказать: «Вот я и дети, которых Ты мне дал, Господи. Аминь».
Да прославим Всесвятое имя Твое, Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь
Написать Марие Александровне Городовой, автору книги, можно по почтовому адресу: pisma-maria (АТ-собачка) mail.ru
25 июля 2011 года - pravoslavie.ru/jurnal/47485.htm
Мария Александровна Городова «Живый в помощи Вышняго…» 90 псалом
«Живый в помощи Вышняго…». Письмо 15 из книги «Ветер Нежность»
Мария Александровна Городова
Я давно собираю и записываю истории, связанные с 90-м псалмом – знаменитой молитвой «Живый в помощи Вышняго…» У этой молитвы, написанной израильским царем Давидом (XI–X в. до Р.Х.) по случаю избавления его народа от трехдневной моровой язвы, какая-то особенная судьба именно в России. Многие из этих историй связаны с Великой Отечественной Войной.
Воспоминания о войне у меня обрывочные. Как началась война, почему-то не помню, но зато хорошо помню чувство голода и то, как осенью 1941-го ездили с бабушкой на поля собирать капустные листья. Поля находились где-то в районе Сокола. Очень хорошо помню запах и вкус этих листьев – мы их очищали от гнили и ели, подмерзшие, а бабушка варила из них щи, очень вкусные. Помню, как всю осень говорили про какого-то Гудериана: “Гудериан подошел к Туле; Гудериан подползает к Москве…” У меня, ребенка, это слово – “Гудериан” – почему-то ассоциировалось с какой-то огромной змеей – аспидом, василиском, я видела таких в книжке.
Помню, как однажды мы с бабушкой были по делам в центре, и вдруг пошел снег, и снег был черный. И женщина, проходившая мимо, каким-то срывающимся на визг голосом запричитала: “Господи, пришел конец света!” Помню, как бабушка, сердитая, крепко схватив меня за руку, сказала: “Никто не знает ни дня, ни часа. И даже если ангел с небес начнет возвещать конец света, да анафема ему будет”. Сейчас понимаю, что это были слова из Евангелия.
Мы быстро вернулись домой. В тот день я и выучила 90-й псалом “Живый в помощи Вышняго…” Может быть от недоедания, память у меня в детстве была плохая, мне с трудом далась даже таблица умножения, а вот молитву я запомнила быстро. Бабушка заставила нас с Соней ее повторять, пока мы ее не выучили. С тех пор мы каждый вечер молились. И еще: бабушка строго-настрого наказала, чтобы мы об этом никому не говорили.
За капустными листьями мы ездили почти всю осень. Однажды соседка сказала, что Гудериан подошел совсем близко, он в районе метро “Сокол”, прямо у наших капустных полей. В тот вечер мы долго молились, бабушка, думаю, всю ночь – как сейчас вижу ее, стоящую перед иконой на коленях. А ночью ударил мороз. И техника Гудериана встала. У меня, ребенка, было такое чувство, что это произошло, потому что мы – я, Сонечка и бабушка – молились. “На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою, на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия”. А бабушка с утра была настолько просветленной, радостной… Я еще раз видела ее такой – когда из ссылки вернулся ее старший сын Валериан, уже после войны.
Она нам сказала, что в тот день, когда Гудериан стал под Москвой, был большой праздник – Введение во храм Пресвятой Богородицы. Потом 90-й псалом помогал мне еще не раз. Бабушка скончалась во сне в 1956-м, когда я уже закончила институт. С войны из пятерых бабушкиных сыновей вернулся только Никанор. Наталья Андреевна Глушкова»
«В ряды Красной армии меня призвали в декабре 1941-го. Когда уходил на фронт, мама дала мне листок с молитвой “Живый в помощи Вышняго” и велела зашить ее в гимнастерку. Знаю, что у многих солдат эта молитва была зашита. У кого в гимнастерку, у кого в подкладку шинели. Ее еще в народе называли “Живые помощи” или даже “Живые помочи”, иногда “Помощи солдата”. Знали, что она творит чудеса, – обычно матери давали листок с молитвой, написанной от руки.
Меня, я так считаю, она спасла не раз. Однажды подвозил снаряды на лошадях, и началась бомбежка. Решил укрыться вместе с лошадьми – под навесом около дома было свободное место, но один из офицеров, стоявших там, начал на меня кричать: “Куда ты со снарядами! Назад, назад поворачивай!” И только я отъехал назад, на голое, неприкрытое место, как в дом прямым попаданием упал снаряд. Никого в живых не осталось…
До 1944-го молитва всегда была со мной, а потом потерялась. Нас повели в баню, и от вшей всю одежду собрали в бак для кипячения. Я молитву успел отпороть, но когда мы парились, началась атака, и листок я потерял. Но молитва эта, я считаю, у меня уже была в сердце. Когда в 1944-м ранило, пока был в сознании – молился. Врач мне потом сказал, что я в рубашке родился. “Не приидет к тебе зло, и рана не преближится телеси твоему, яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих”. Закончил войну в Германии, на Эльбе. Прошел через Сталинградскую битву, сражение на Курской дуге, был ранен, но домой к маме вернулся живым да еще и с боевыми наградами – разве не чудо? Петр Егорович Завьялов»
От мамы у меня остались только две вещи. Фотография, где они с отцом – как раз в день знакомства: молодые, веселые, влюбленные. Это был апрель 1941 года. И еще листок с молитвой “Живый в помощи Вышняго”. Бумага, на которой маминой рукой была написана молитва, очень необычная – тонкая, но прочная, я такой больше не встречал. Похожа на бумагу, на которой печатают деньги, но лучше. Откуда ее взяла мама? Загадка…
Этот листок с молитвой тетя, обернув в платочек, пришивала мне к безрукавке. Когда она ее стирала, она отпарывала платочек с молитвой, а потом пришивала опять. Когда я подрос, тетка заставила меня выучить молитву наизусть. Рос я дворовым, уличным, и мамина молитва, я считаю, меня не раз спасала. Послевоенные дети, мы были очень рисковые – и гранаты держали, и патроны. У меня, например, целый арсенал был – это считалось шиком; один пацан со двора так и погиб. Случались серьезные драки – с кастетами, ножами, но ничего, Бог миловал. Многих ребят, в сущности неплохих, затянуло воровство. И хотя рос я без родителей, но даже институт закончил. Молитва меня хранила. “Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится”.
Когда был уже взрослым, этот полуистлевший листок куда-то задевался. Я поискал-поискал и забыл о нем. А однажды, через годы, он сам нашелся – выпал из книги. И я его в карман положил. В тот день поехал в командировку в Орел, ехали мы в машине втроем, и ночью случилась авария. Мои товарищи погибли, а мне – ничего.
Раньше я не задумывался, но сейчас, с возрастом, когда у самого и дети, и пять внуков, ночами часто думаю о маме. Думаю о том, что она чувствовала тогда, осенью и зимой в первый год войны, в Москве, что думала, когда я родился. Получается, она дала мне жизнь ценою своей жизни... Леонид Петрович Мозганов»
Войны только начинают люди, заканчивает их Сам Бог. Без учета этого даже самая подробная летопись Великой Отечественной Войны будет неполной. К сожалению, тема духовного, молитвенного подвига нашего народа в годы войны – тема малоизученная. И мы просим Вас, дорогие читатели, присылать нам свои свидетельства помощи Божией во время Великой Отечественной Войны. Давайте писать эту летопись вместе.
Мария Александровна Городова
Живый в помощи Вышняго (90-ый псалом)
Написать Марие Александровне Городовой, автору книги, можно по почтовому адресу: pisma-maria (АТ-собачка) mail.ru
1 августа 2011 года - pravoslavie.ru/jurnal/47487.htm
Лаос: Нас охватило чувство животного страха, необъяснимого ужаса
«Ловцы в капкане». Письмо 16 из книги «Ветер Нежность»
Мария Александровна Городова
Прошло уже больше 15 лет с момента загадочного и мистического события, случившегося со мной и моим товарищем, но я так явственно помню то чувство животного страха, необъяснимого ужаса, которое охватило нас в ту ночь в диком лаосском лесу, будто это было вчера. Мария, поверьте, я не трус, но тот переплет, в который мы тогда попали, заставил меня, кандидата биологических наук, ученого-энтомолога, надолго забыть о любых экспедициях.
Дело было в начале 1990-х, когда мой давний знакомый, опытный полевик и путешественник, известный в этих кругах под именем Хрущ, соблазнил меня поехать в Лаос за бабочками. Продажа тропических красавиц тогда у нас в стране была делом сверхприбыльным. Достаточно потратится на билеты в страну в сезон, когда бабочки выводились из куколок, наловить там редкие виды, и всё. Дальше легкокрылую добычу можно везти на так называемую “бурзу” – специализированный рынок-биржу в Чехии – или же продавать у нас, подороже, как сувениры. Существовал и третий, эксклюзивный вариант – привозить бабочек по индивидуальному заказу, и это было самым выгодным. Среди коллекционеров, например, были небезызвестные братья Мавроди – Сергей и Вячеслав Мавроди.
Их увлечение легкокрылыми красавицами было недавним, но планы они лелеяли наполеоновские – хотели собрать всех бабочек мира. По правде говоря, цель эта невыполнимая, если учесть, что этот отряд чешуекрылых насчитывает то ли 150 тысяч, то ли 220 тысяч видов – ученые еще не определились. Однако разуверять амбициозных братцев Мавроди никто не спешил – люди покупали себе квартиры, поставляя новоявленным ценителям прекрасного редкие экземпляры со всех уголков планеты. Понятно, что Сергей и Вячеслав Мавроди желали иметь все самое лучшее, поэтому большая часть их коллекции состояла из так называемых девственных особей – бабочек, которые никогда не летали и потому сохранили свои нежнейшие чешуйки в девственной целостности.
Для этого бабочку выводили из куколки в специальных условиях: вот она появилась, и тут главное подождать, когда сосуды нальются кровью, бабочка расправит крылья, и они станут живыми, упругими, начнут трепетать. Тут-то нашу девочку и под хлороформ. Уснула? Теперь ее, так и не познавшую, что такое полет, на булавку, и все – в коллекционный ящик, под ярлычок с надписью, где указано, как зовут и когда на белый свет появилась.
Понятно, что только из девственных особей коллекция состоять не могла – просто потому, что многих видов тропических красавиц в стране еще ни у кого не было. Вот Хрущ и собрался в Лаос – эксклюзив добыть, ну и красоток попроще для биржи надыбать. И меня, дурака, соблазнил: нужен был ему спец по бабочкам этого региона, да и мои связи в МИДе могли бы пригодиться. Не ошибся, пригодились...
В Лаосе, стране с очень доброжелательными и по-детски доверчивыми жителями, мы специально выбрали глубинку – места, куда до нас наши конкуренты еще не добирались. Остановились в крохотном недорогом отеле, наняли проводника и решили первую вылазку сделать ночью – за ночницами. Проводник рассказал, что гора рядом с деревушкой – место не просто глухое, куда не ступала нога человека, но и святое: жители деревушки туда не наведываются – духи!
Я с уважением отношусь ко всем религиям, поэтому сам бы я рисковать не стал. Но вот Хрущ, услышав все, загорелся: “Борька, озолотимся!” Компаньон мой, как он сам говорил, “не верил ни в Бога, ни в черта, а только в Бенджамина Франклина на хрустящей бумажке”, поэтому на мои возражения только ржал: “Меня теперь только пуля остановит!”
Вообще-то в буддизме ловить бабочек – грех. Конечно, Лаос - не Африка – это там есть районы, где за пойманную бабочку могут ловцу и голову отрубить, – тут к этому занятию относились просто неодобрительно. Дело в том, что лаосцы считают, будто бабочки – это души умерших. Думаю, наш гид согласился проводить нас к месту только потому, что даже не догадывался, как мы собираемся их ловить.
Ну, а техника ловли, так сказать, в промышленных масштабах, нехитрая: вешается белый экран, включается ультрафиолетовая лампа – и все: знай укладывай добычу. Нет, конечно, укладывать бабочек надо уметь: трепещущую красавицу нежно берут за грудку – чтоб не повредить крылышки, потом подносят к пробке с хлороформом – чтоб уснула, а потом аккуратно кладут в заранее подготовленный энтомологический матрасик.
Но то, что произошло в ту ночь, когда мы растянули экран и включили лампу, не поддается никакому описанию. На свет летели не просто стайки, нет, даже и не тучи великолепных, огромных тропических богинь! Это были полчища восхитительных, огромных, до 30 см в размахе, сказочных красавиц, которые мгновенно превратили белый экран в фантастический, переливающийся немыслимыми красками живой ковер, и тысячи тысяч все новых и новых доверчивых ночниц все летели и летели на свет, наполняя воздух упоительным шуршанием. Даже на вскидку было ясно, что виды тут были редчайшие. Причем, как только мы снимали с белого экрана одну, на освободившийся клочок слетались новые, и самая проворная мгновенно занимала освободившееся место.
Не знаю, что на нас нашло – наверное, это было какое-то опьянение: мы работали не покладая рук. Когда я сбивался с ритма, Хрущ громко проговаривал: “Снимаем, усыпляем, укладываем!” – и это помогало забыть об усталости. Когда матрасики закончились, мы решили укладывать красавиц по несколько в один – ничего, потом просушим! Конечно, это был не просто азарт, нет – это была какая-то ненасытность; скажу больше – прямо-таки какое-то остервенение. Думаю, что остановиться тогда я бы просто не смог...
Остановил нас только рассвет, погасив нашу лампу, как утро гасит светлячка. Хрущ прыгал, хохотал, что-то кричал; я пытался массировать немеющие руки. Возвращаться в отель решили лесом: а вдруг, раз такая “пруха”, поймаем неизвестных дневных красоток?.. Это было не просто затмение, это было безумие: бабочки в лесу не летают.
Разгоряченные, обсуждая удачу, мы входили в чащу тропического леса, и я до сих пор удивляюсь, как долго чувство опасности не давало нам о себе знать. Не вспомню, сколько мы так прошли, зато четко помню момент, когда необъяснимый ужас вдруг пронзил меня; я, ничего не успев сообразить, взглянул на Хруща и увидел его мечущиеся в безумии глаза... Когда я сейчас пытаюсь понять, что это было, то прихожу к выводу, что, скорее всего, там была какая-то магнитная аномалия, вызывающая животное чувство страха. Тогда, конечно, ничего анализировать мы не могли. В панике, нагруженные добычей и все же не желающие ее бросить, мы рванули вон из леса, не разбирая куда. Сколько мы выбирались – не скажу. Нас спасло удивительное чутье Хруща, который, опытный полевик, в конце концов смог-таки сориентироваться.
В гостинице, стараясь не смотреть друг другу в глаза и пытаясь хоть как-то приободриться, мы вытащили добычу, начали ее раскладывать, и тут, глядя на раскладывающего наши сокровища Хруща, я похолодел во второй раз: на месте, где у моего компаньона обычно крепилась барсетка с паспортом, обратным билетом и деньгами, болтался расстегнутый затвор. Хрущ поймал мой взгляд, и мы одновременно подумали, что все – попали. В чужой стране, без паспорта, без денег, без билета на обратную дорогу… О том, чтобы вернуться в лес, не могло быть и речи.
Все следующие дни прошли как в тумане: я мотался в город, поднимая все мыслимые и немыслимые связи, а Хрущ не вылезал из деревни, пытаясь уговорить хоть кого-то из местных пойти поискать пропажу. Я оказался удачливей. Не спрашивайте, как – моя-то барсетка все же была при мне – мне, о чудо! удалось восстановить билет…
Но на этом сюрпризы той злополучной поездки не кончились... Замотанные суетой последних дней и все же радостные от того, что, кажется, все разрулилось, вечером перед отъездом мы – впервые за все эти дни – решили полюбоваться на наш улов, нашу добычу, задвинутую в дальний угол комнаты в тот миг, когда обнаружилась пропажа барсетки. Мы выдвинули наши сумки и еще даже и не открыли их, как я, опытный энтомолог, всё понял.
Не знаю, что было со мной – наверное, истерика: я хохотал, а в моих руках – от одного прикосновения – рассыпались в прах наша гордость, наши надежды, наши красавицы – изъеденные муравьями, выеденные плесенью… Мария, я никогда больше не видел такой фантастически красивой, переливающейся плесени. Конечно, все банально: тропическая влажность, от нее ничто не спасет. Хрущ считает, что сами виноваты. Мария, а я, я считаю, что вся эта цепь событий была возмездием… И может быть, духи смеялись над нами, когда мы, как побитые, убирались прочь из этой страны! Борис Н.»
Здравствуйте, Борис! Борис, к сожалению, ничего не могу сказать Вам по поводу духов в далекой лаосской деревне. Просто не знаю. Зато знаю, что почти 2000 лет назад были произнесены слова, которые люди постоянно забывают, но которые, тем не менее, не утратили своей истинности:
Это слова Христа, Нагорная проповедь. Мне кажется, они очень подходят ко всем героям рассказанной Вами истории.
Мария Александровна Городова
Молитвы пред иконой Божией Матери «Умягчение злых сердец» («Семистрельная»)
Кондак, глас 2: Благодатию Твоею, Владычице, умягчи сердца злодеев, низпосли благодетелей, соблюдающи их от всякаго зла, благомолящимся Ти усердно пред честными иконами Твоими.
Молитва: О многострадальная Мати Божия, Превысшая всех дщерей земли по чистоте Своей и по множеству страданий, Тобою на земли перенесенных, приими многоболезненныя воздыхания наша и сохрани нас под кровом Твоея милости. Иного бо прибежища и теплаго предстательства, разве Тебе, не вемы, но, яко дерзновение имущая ко Иже из Тебе Рожденному, помози и спаси ны молитвами Своими, да непреткновенно достигнем Царствия Небеснаго, идеже со всеми святыми будем воспевать в Троице Единого Бога ныне и присно и во веки веков. Аминь!
Написать Марие Александровне Городовой, автору книги, можно по почтовому адресу: pisma-maria (АТ-собачка) mail.ru
8 августа 2011 года - pravoslavie.ru/jurnal/47972.htm
«Красота взаймы» - Письмо 17 Марии Городовой - «Ветер Нежность»
«Красота взаймы». Письмо 17 из книги «Ветер Нежность»
Мария Александровна Городова
Здравствуйте, Валентин Алексеевич! Модельный бизнес, как никакой другой, нуждается в сказке. Он базируется на мифе. Жила-была в пригороде Лондона худышка Лесли, дочка столяра и буфетчицы, прозванная подружками «stick» («палка») - рост 169 см, вес 40 кг. Как все, ходила в школу, мечтала о том, чтобы и ей, неприлично худой, повезло и она бы встретила своего парня. Мечтала, а по выходным подрабатывала - мыла голову клиенткам в парикмахерской. Мечтала, и когда ей стукнуло пятнадцать, принц - таки появился. Только это был не сверстник с соседней улицы, а импресарио. Который придумал ей поэтичное имя Твигги, что означает Тростинка, и решил, что самое время им с худышкой Твигги разрушить все каноны мира моды - хватит там царить дивам с формами Мэрилин Монро, пришла пора эпохи Твигги. Уже через несколько лет самая популярная модель земного шара и ее импресарио открывали именные бутики в Лондоне, Париже и Нью-Йорке; заработки Тростинки превышали жалованье премьер-министра Великобритании, а общий доход ее бизнеса был сравним с доходом группы «Битлз».
Или, к примеру, в негритянском квартале Лондона росла скромная девочка Наоми. Жила в бедности: мама Валери, танцовщица, воспитывала дочку одна - отец девочки исчез в неизвестном направлении, когда Валери была на четвертом месяце беременности. Однажды после уроков в школе пятнадцатилетняя длинноногая Наоми пошла погулять с подружками в Центральный парк, где и встретила свою удачу в лице модельного агента. С тех пор знаменитая Черная пантера, Королева ночи, Бешеная модель может позволить себе быть нескромной: то отклонит предложение арабского шейха, то закатит грандиозный скандал, о котором сообщат все информационные агентства мира, - еще бы, Наоми давно уже не просто очень богатая, но и очень влиятельная женщина.
Или вот. Жила-была в Нижнем Новгороде, в обычной «хрущевке», девочка Наташа. Чтобы помочь маме, у которой на руках были еще две сестренки, причем одна - инвалид, Наташа торговала на местном рынке фруктами. Из-за этого нередко приходилось пропускать школу. Денег не хватало даже на приличную юбку, в которой можно было бы прийти на кастинг фотомоделей - пришлось срочно перешивать мамину. И все же именно ей, Наташе, столичный фотограф посулил блестящее будущее. И не ошибся - Наташу ждал Париж, и уже после нескольких лет работы там моделью девушка подписывала контракты с лучшими домами моды, размеры ее гонораров исчислялись в сотнях тысяч, а ее улыбка сияла со всех глянцевых обложек и рекламных плакатов. Не прекращая своего победоносного покорения мира моды, Наталья вышла замуж за настоящего английского лорда, и трое ее детей - потомственные аристократы…
Если бы эти сказки чудесным образом не воплотил в жизнь волшебный мир моды, их бы следовало придумать.
И все же, Валентин Алексеевич, на каждую из сказок найдется своя анти-сказка. В июне 2008-го информационные агентства сообщили о трагической гибели Русланы Коршуновой - 20-летней супермодели, прозванной Русской русалкой. Мы все помним эту утонченную, удивительно чистую девушку в длинном платье сказочной принцессы, с роскошными вьющимися волосами, из телевизионного ролика, рекламирующего духи известного мирового бренда.
Вот под райское пение сирены юная дева распахивает дверь в огромную белую залу, где растет высокое дерево с вожделенным флаконом-яблоком на ветке. Вот взгляд современной Евы упал на запретный плод - крупный план: камера фиксирует в удивлении приоткрывшийся по-детски невинный рот, восхищенно распахнутые потрясающей красоты зеленые глаза, нежный трепет ресниц. Следующие кадры - девушка грациозно взбирается по высокой горе уже сорванных яблок - туда, к заветному флакону: камера ничего не упускает, она фокусирует наше внимание на тонкой щиколотке и изящной ножке в красном башмачке. И вот цель близка, девушка тянется к желанному плоду - нежная шейка, пленительная пластика девичьей руки - все, запретный плод сорван. Финальным аккордом этой почти библейской истории идет крупный план логотипа известного бренда.
Сразу после трагической гибели Русланы в прессе и интернете обсуждалось множество версий причин ее смерти. В процессе обсуждения всплывали все новые и новые, отнюдь не сказочные, подробности из жизни моделей. Мы узнали про то, что это каторжный труд и что девушки должны иметь устойчивую нервную систему, чтобы не сломаться от постоянных отказов в начале пути, снова и снова упорно мотаясь по кастингам, живя на 100 долларов в неделю и недоедая не только потому, что этого требуют каноны профессии (в идеале - рост 180 см, 36-й или даже 34-й размер одежды и вес 45 кг), но и потому, что на еду не всегда хватает денег.
Узнали про то, что после 15 лет почти у всех девушек меняется обмен веществ, и они вынуждены постоянно следить за весом, что голод проще всего подавить, бесконтрольно поглощая гормональные препараты, а это прямой путь к депрессиям.
Узнали о том, что анорексия (дословно - «без позыва к еде») - болезнь большинства моделей. Болезнь, которая уже унесла не одну юную жизнь. Болезнь, коварство которой в том, что сами больные не способны осознать, что больны, и в каком-то безумном саморазрушении при росте 174 см стремятся еще похудеть - от 40 кг до 35.
Мы узнали о том, что, наконец-то добившись успеха, девушки часто становятся жертвами вороватых агентов, утаивающих от них реальный размер их заработка. Что вокруг живущих вне дома красавиц всегда крутятся сводники и сутенеры. Или просто сомнительные друзья, всегда готовые в трудную минуту предложить косячок с марихуаной.
Узнали про то, как короток век модели. Ведь только девушки от 13 лет до 21 года имеют кожу и волосы, легко восстанавливающие свои природные качества после изнурительного режима и постоянного контакта с гримом. Что жизнь модели - вечная гонка, и если ты не пришла первой, в глазах окружающих ты навсегда останешься неудачницей…
Но, знаете, Валентин Алексеевич, из всей этой шокирующей правды, обрушившейся на нас после трагической смерти Русланы Коршуновой, больше всего меня поразило следующее. Интернет раскалялся от боли: совсем посторонние люди переживали потерю всеми нами красоты. А вот сам модный бизнес молчал. Частная история одной из многих? Более того, девушки уже не было, но продолжали крутить ролик. Все также призывно пела сирена, все также распахивалась дверь…
И дело тут не в том, что бизнес есть бизнес, что затрачены огромные деньги на производство ролика и размещение его в эфирной сетке. Дело в другом. В инструкциях для моделей так определяют задачи, которые стоят перед ней:
Супермодель должна обладать образом, который она сможет преподнести зрителям. Например, это может быть детская открытость и беззащитность или, наоборот, обжигающий холод недоступности. Изысканное благородство или же соблазнительный порок. Свой образ модель должна не просто найти - она должна научиться каждый раз воспроизводить его перед камерой. Модель должна уметь проецировать свой образ на рекламируемый продукт, с тем чтобы, воздействуя на подсознание клиента, наделить сам продукт качествами своего образа. Тогда потребитель, чувствуя симпатии к образу, раскрытому моделью, станет отожествлять себя с ним, в результате чего начнет испытывать непреодолимое желание обладать тем продуктом, который модель рекламирует».
Все очень просто, в моде, как в бизнесе, есть идол - продажи товара. И этого идола не интересует девушка - творенье Божие, душа живая. Поэтому и неважно, что с ней. Ему, этому идолу продаж, нужны ее нежность, ее чистота, трепет ее ресниц, ее пленительная грация и застенчивость вчерашней школьницы. Нужны для того, чтобы спроецировать это уникальное биение жизни творенья Божиего на бездушный флакон духов, цветной лоскут или кусок мыла. Вдумайтесь, какая кощунственная подмена.
И еще он, этот идол, берет у девушек их нежность, их трепет, их неповторимость. Берет, оставляя взамен разбитые мечты, депрессии, странную болезнь анорексию и попытки суицидов. Кому-то везет - и тогда создаются мифы. И все новые и новые пятнадцатилетние, поверив в них, как бабочки на свет, устремляются в этот мир вечного соблазна…
Кстати, рассказывая про рекламный ролик духов, я назвала эту историю «почти библейской». «Почти», потому что за кадром ролика про запретный плод остался главный зачинщик всей этой древней истории про искушение. Так же как он остался за кадром трагичной гибели одной из самых красивых девушек нашего времени.
Мария Александровна Городова
Молитва пред иконой «Покров Пресвятой Богородицы»
О Пресвятая Дево, Мати Господа Вышних Сил, Небесе и земли Царице, града и страны нашея всемощная Заступнице! Приими хвалебно-благодарственное пение сие от нас, недостойных раб Твоих, и вознеси молитвы наша ко Престолу Бога, Сына Твоего, да милостив будет неправдам нашим и пробавит благодать Свою чтущим всечестное имя Твое и с верою и любовию покланяющимся чудотворному образу Твоему. Несмы бо достойни от Него помиловани быти, аще не Ты умилостивиши Его о нас, Владычице, яко вся Тебе от Него возможна суть. Сего ради к Тебе прибегаем, яко к несомненней и скорей Заступнице нашей: услыши нас, молящихся Тебе, осени нас вседержавным покровом Твоим и испроси у Бога, Сына Твоего, пастырем нашим ревность и бдение о душах, градоправителем мудрость и силу, судиям правду и нелицеприятие, наставником разум и смиренномудрие, супругом любовь и согласие, чадом послушание, обидимым терпение, обидящим страх Божий, скорбящим благодушие, радующимся воздержание: всем же нам дух разума и благочестия, дух милосердия и кротости, дух чистоты и правды. Ей, Госпоже Пресвятая, умилосердися на немощныя люди Твоя; разсеянныя собери, заблуждшия на путь правый настави, старость поддержи, юныя уцеломудри, младенцы воспитай и призри на всех нас призрением милостиваго Твоего заступления; воздвигни нас из глубины греховныя и просвети сердечныя очи наша ко зрению спасения; милостива нам буди зде и тамо, в стране земнаго пришельствия и на Страшнем суде Сына Твоего; преставльшияся же в вере и покаянии от жития сего отцы и братию нашу в вечней жизни со Ангелы и со всеми святыми жити сотвори. Ты бо еси, Госпоже, Слава небесных и Упование земных, Ты по Бозе наша Надеждо и Заступнице всех притекающих к Тебе с верою. К Тебе убо молимся и Тебе, яко Всемогущей Помощнице, сами себе и друг друга и весь живот наш предаем, ныне и присно и во веки веков. Аминь!
Написать Марие Александровне Городовой, автору книги, можно по почтовому адресу: pisma-maria (АТ-собачка) mail.ru
15 августа 2011 года - pravoslavie.ru/jurnal/48079.htm
«Предатель» - Письмо 18 Марии Городовой - «Ветер Нежность»
«Предатель, или В поисках силы духа». Письмо 18 из книги «Ветер Нежность»
Мария Александровна Городова
Но ведь бывает, что человек предает не по злобе, не из жадности или подлости, а из-за того, что оказался слабым. Ведь это только герои голливудских боевиков не ведают страха, не поддаются панике, стойко держат удар и даже спасают человечество. А обычный человек может дрогнуть, потому что сдали нервы, или неправильно оценил ситуацию, да просто ошибся… Но так ли уж он виноват в том, что его слабость привела к чьей-то гибели? Подчеркиваю, не подлец, не предатель – таким, конечно, нет оправдания, – а обычный человек, оказавшийся неготовым к ситуации, в которую он волей случая был вовлечен…
Пишу так, Вы уж извините, потому что сам оказался втянутым в такую историю, и те трагические последствия, к которым она привела, не дают мне спокойно спать уже много лет.
Дело было в начале 1990-х, я только что закончил мехмат МГУ, но мое математическое моделирование никому в то время нужно не было, и полтора года я перебивался случайными заработками, пока меня не взял к себе друг моего отца. Дядь Леша (по детской привычке я про себя продолжаю называть его так) пришел к нам на поминки папы, разговорился со мной и предложил идти к нему на фирму: “Вижу, ты головастый – разберешься”.
Алексей Леонидович был не только блестящим ученым, но и талантливым организатором; балагур, хохмач, он мог обаять кого угодно, отлично играл на гитаре, сочинял песни и, пока позволяло здоровье, до первого инфаркта, увлекался альпинизмом. В конце 1980-х дядь Леша одним из первых ушел из чистой науки и создал свой бизнес. Сына у него не было, дочка Ирэна в детстве переболела полиомиелитом, и замужество ей не светило, поэтому, думаю, во мне дядь Леша увидел свою смену. Многому научил, сразу начал двигать вверх, а когда я женился, сделал замом – правда, без права подписи.
Конечно, я был ему благодарен, хотя со временем понял, что посвящает дядь Леша меня не во все – и не то чтобы не доверял, скорее – придерживал. Не давал себя проявить. Ну, например, предлагаешь ему, как можно какую-нибудь коммерческую схему, скажем так, оптимизировать – а он ни в какую: “Нет, рисковать не будем! Лучше меньше, но корректно”. Но это сейчас все корректными стали, а в 1990-х, помните, наверное, что творилось?! У кого были мозги, кто не боялся рискнуть, такие дела проворачивали! А этот упрется – и все; в итоге такие деньжищи пролетали мимо, дух захватывало. Меня, конечно, такой “совок” раздражал – молодой был, амбициозный, непуганый.
Ну, однажды я и не выдержал: в обход Лешика решил “срубить денег”, каюсь. Схемку мне предложил мой дружок по спортивной секции, схемку нехитрую: “контрабасом”, как тогда это называли, то есть мимо таможни, кое-что прогнать. Ну, прогнали, “срубили”, разбежались – все. А через полгода, когда я уже и забыл про это, ко мне пришли ребята из конкурирующей фирмы и рассказали – когда, с кем, как. Потом я понял, что это был просто “наезд”, а тогда струхнул. Естественно, к дядь Леше – повинился. Тот сначала орал, что я, щенок, дело под удар поставил… Ну, поорал-поорал – и стали думать, как ситуацию разруливать.
Ребята эти, конкуренты, сначала на нас хулиганов с распальцовкой наслали. Ничего, у нас на этих хулиганов свои нашлись. Тогда они прессинговать по-взрослому стали – с демонстративными “хвостами”, с угрозами. “У них на нас ничего нет, – твердил дядь Леша, – зацепить нас нечем, иначе бы мы уже на нарах отдыхали. Значит, надо продержаться, пока я отъеду, чтобы свои ресурсы подключить!”
Сейчас, с высоты своего опыта, я понимаю, что дядь Леша был прав, но тогда… Тогда мне казалось, что легко ему, уехавшему “подключать ресурсы”, говорить это мне. А каково жить, когда боишься входить в подъезд? Когда подходишь к гаражу и следишь, а кто идет за тобой? А какая машина рядом?
Внешне ты гора мускулов, ты еще пытаешься держаться, а внутри все дрожит, как желе. Конечно, дядилешины друзья проинструктировали меня. Я знал, например, что нельзя на производстве появляться одному, что главное, не привести “хвост” на дачу, куда мы свезли моих – беременную жену и маму. Мне объяснили, что если я еду ночью из города, а меня начали прижимать – то все: “не задумывайся, тарань, выкидывай всех с дороги!..” Да, меня подстраховывали, но кто бы знал, как противно, просыпаясь с утра, вдруг вспоминать, что за день предстоит… И, главное, неясно, сколько еще таких дней впереди.
Да, я сломался; да, я подписал то, что меня попросили. Скажу больше: я понимал, что делаю, но мне было невыносимо жить в этом кошмаре, все время чего-то бояться и чего-то ждать. Ты ищешь опоры, а ее нигде нет! И я не выдержал. Легко судить меня тем, кто не был в моей шкуре. А для меня тогда эта подпись, эта закорючка была освобождением – от изматывающего чувства страха.
Дядь Леша сел, через полтора года его не стало. Моя жизнь, поверьте, при всем видимом благополучии, совсем незавидна. Меня сломали. Кто? Враги, обстоятельства, я сам? Не знаю. Знаю только, что однажды я не смог быть сильным, и теперь это навсегда со мной. И только иногда, как напоминание о счастье, мне снятся папа с дядь Лешей: молодые, веселые, белозубые, они смеются и помогают мне, мальчишке, подобрать аккорды к своей любимой “Милая моя, солнышко лесное…” Сергей»
Здравствуйте, Сергей! В своем письме-исповеди Вы много пишете о силе и слабости, объясняя произошедшее этими двумя категориями. Но давайте задумаемся, а что делает человека сильным? И вообще что такое сила? У Николая Александровича Бердяева есть удивительная статья «Дух и сила», где подробно исследуется проблема силы. Сегодня, когда мы абсолютизируем такие формы проявления материальной силы, как деньги, власть, успех или даже молодость и красота – это сейчас наши идолы, – статья актуальна как никогда.
«Сила, – утверждает Бердяев, – сама по себе не есть ценность». Она ею и не может быть, потому что, как все материальное, сила сама по себе не имеет качества – качество материальному придает только Дух.
И дальше: «Закон природного эмпирического мира есть бешеная борьба индивидуумов, родов, племен, наций, государств, империй за существование и преобладание. Люди одержимы демоном воли к могуществу, и он влечет их к гибели». Но почему именно к гибели? Всегда ли? Да, всегда, потому что борьба идет в плоскости материи, «природного, эмпирического мира»: одна сила борется с другой силой, чтобы заполучить еще большую.
В замкнутом круге бешеной борьбы окончательная победа невозможна: на одних хулиганов найдутся другие, посильнее, а на тех – третьи. На “наезды” конкурентов, если б Вы дали своему дядь Леше время, сыскались бы “ресурсы”, но и это не означало бы, что за вами осталось последнее слово. Победы, одержанные в такой борьбе, всегда временны, вечна только сама борьба. И то, в какой момент, когда именно хрупкость человеческого естества ее не выдержит, – это уже частность.
«Но в этот страшный, поистине одержимый мир, – пишет дальше Бердяев, – в мир, в котором все насилует, может вторгаться иное начало – духа, свободы, человечности, милосердия». И тогда замкнутый круг борьбы одной силы с другой ради обладания третьей разрывается. Появляется нечто качественно новое. «Христианство, – говорит Бердяев, – в самом корне противостоит культу силы. Бог этому противостоит, Бог никого не насилует, Он оставляет даже свободу Себя отрицать, Он ищет лишь свободного ответа и свободного соучастия в Своем деле. Дух никого не насилует – в этом его сущность; Дух может лишь преображать, а значит, – делает вывод философ, – только сила Духа не призрачна, и ей принадлежит окончательная победа». Вот в этих словах ответ на вопрос: в чем же человек может обрести опору, что способно сделать его действительно сильным?
В XX веке жил удивительный человек – Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий – хирург, архиепископ, богослов. Он прожил потрясающую жизнь, в которой были и аресты, и ссылки, и холод, и голод, и потеря жены, и война. И тысячи больных, которых он прооперировал. И научные открытия в области региональной анестезии. И книги, ставшие классикой: «Очерки гнойной хирургии» – в медицине, «Дух, душа и тело» – в богословии. И более тысячи проповедей – проповедей, произнесенных в атеистической стране.
Стойкость и сила духа этого человека поражают. Очень советую прочитать его автобиографию, она называется «Я полюбил страдание». Она помогает понять, что в этом мире – истинные ценности. А мне, Сергей, хотелось бы привести слова из проповеди святителя Луки (Войно-Ясенецкого), слова, «сказанные не от разума, а по собственному опыту»:
«Вы спросите: “Господи, Господи! Разве легко быть гонимыми? Разве легко идти через тесные врата узким и каменистым путем?” Вы спросите с недоумением; в ваше сердце, может быть, закрадется сомнение: легко ли иго Христово? А я скажу вам: “Да, да! Легко, и чрезвычайно легко”. А почему легко? Почему легко идти за Ним по тернистому пути? Потому что будешь идти не один, выбиваясь из сил, а будет тебе сопутствовать Сам Христос; потому что Его безмерная благодать укрепляет силы, когда изнываешь под игом Его, под бременем Его; потому что Он Сам будет поддерживать тебя, помогать нести это бремя, этот крест». (Из проповеди 28 января 1951 г.).
Спасибо за откровенное и искреннее письмо.
Мария Александровна Городова
В скорби или недуге
каждый день нужно читать по одной главе Евангелия, а перед главой и после нее – эту молитву:
Спаси, Господи, и помилуй раба Твоего (имярек) словесами Божественного Евангелия Твоего, читаемыми о спасении раба твоего (имярек). Попали, Господи, терние всех согрешений его, и да вселится в него Благодать Твоя, опаляющая, очищающая, освящающая всякого человека - во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь!
Написать Марие Александровне Городовой, автору книги, можно по почтовому адресу: pisma-maria (АТ-собачка) mail.ru
22 августа 2011 года - pravoslavie.ru/jurnal/48095.htm
Но имею против тебя, что ты оставил первую любовь - Дела обычные
«Сумасшедшая любовь». Письмо 19 из книги «Ветер Нежность»
Мария Александровна Городова
Среди сотен писем, которые приходят, встречаются и такие, на которые очень трудно отвечать. Поэтому, публикуя само письмо, я бы хотела, чтобы над ним вы подумали сами. Письмо это не просто о первой любви, нашем непостоянстве или даже предательстве. Тема шире: мне кажется, письмо о том, что есть для нас любовь, какое место мы отводим ей в нашей жизни и как мы любим.
Родился я и вырос в деревне, и чем дальше живу, тем больше вспоминаю детство и юность. Свою первую любовь. Раньше, когда был моложе, все это казалось неважным, думал, что все впереди. А сейчас понимаешь, что, может быть, это и было самое главное в жизни.
Галя появилась у нас в деревне весной. Она была из города, сирота – где был ее отец, она не говорила, может, и сама не знала; сейчас думаю, он их бросил. Мама ее умерла, когда ей было 13, и она сначала попала в детский дом, а потом ее забрала к себе дальняя родственница – наша соседка Матвеиха. Галя была моложе меня на год и очень отличалась от наших, деревенских: застенчивая, с какой-то беззащитной ласковостью, а с другой стороны – строгая. Ребята сразу определили: “Недотрога”. Она была похожа на нашу речку: ровная, спокойная на поверхности, но с омутами, водоворотами, холодными ключами на глубине. Галя училась с моей сестрой Валентиной в одном классе, подружилась с ней и часто бывала у нас дома.
Помню, как мы втроем ездили в район покупать на отцовскую премию проигрыватель “Аккорд”, как там же и пластинку купили – Анна Герман “Один лишь раз сады цветут…” Мы эту пластинку потом заиграли “до дыр”. И вот на следующую весну, когда я заканчивал школу, прямо перед экзаменами у нас с Галей и закрутилась любовь. Тогда у молодежи одно развлечение было – танцы в клубе. Сейчас смешно вспоминать: клуб один на два села, народу набивалось много, свет завклубом не разрешала выключать, и мы, кто помоложе – ребята, девчонки, собирались на лавочках с одной стороны клуба, а с другой были заросли черемухи. Вот там, на пятачке между кустами черемухи, я однажды решился, пригласил Галю на танец – а что, музыку слышно.
Когда я ее в первый раз поцеловал, она вдруг расплакалась; помню, какими солеными показались мне ее слезы… С ней часто так бывало: вроде смеется, ямочки на щеках, глаза голубые, распахнутые, веселые – и вдруг из них слезы – как гроза ранним летом. Я ей говорил: “Ну что ты, я тебя в обиду никому не дам”. Помню, однажды вечером возвращались откуда-то и проходили мимо скамеек, где ребята сидели, и кто-то в нас шутя, несильно камнем пульнул, а потом и матерком – знаете, как в деревне? – хотя у нас очень чистые отношения были. Я тогда на всю компанию так накинулся, что Витьку, дружку моему, даже нос сломал – он мне потом это долго припоминал. Ну и мне досталось.
Экзамены в ту весну я, как ни странно, сдал хорошо, мать сделала мне направление от колхоза в институт, и в августе я уезжал. Галя, по-моему, не понимала, что мы расстаемся: вместе с сестрой помогала собирать меня в Москву. Помню, как мы ездили покупать мне костюм, помню, как мы все время почему-то хохотали, безконечно обсуждали, как они будут приезжать ко мне, и только на вокзале, когда поезд начал потихоньку отходить, она все не хотела отпускать мою руку.
Приехали они с сестрой ко мне через полгода, привезли варенья-соленья – полные сумки. Я сразу пригласил друзей, сбежалась чуть ли не вся общага – шум, гам, гитары, песни, веселье, а они как-то потерялись – какие-то нескладные, немодные, закомплексованные. Так мы и не поговорили. Писать писем я тоже не умею: Галина мне писала, я читал, но что отвечать, не знал. Поступать в Москву, как собиралась, Галя не стала, хотя школу, как говорят, кончила с серебряной медалью: Матвеиху парализовало, и Галя устроилась работать на ферму.
На третьем курсе я понял, что хватит гулять, пора устраиваться: женился, потом родился сын, не до деревни было. Распределение получил с перспективой выезда за границу – тогда это, как понимаете, ценили. Другая жизнь закрутила. Потом второй раз женился, надо было кооператив строить, потом стенку покупали, машину – все как у людей. В деревню приезжал редко. Валентина писала, что Галя так на ферме и работает, потом она в управление перешла, но семьи так и не завела. Говорили, к ней сватался один, но она чего-то за него не пошла.
Однажды, помню, со второй женой по дороге на юг заехали в деревню на три дня, и я все хотел с Галиной как-то встретиться, чтоб по-человечески все было. Так она меня как будто избегала: в гости звали – не пришла. Валя сказала, что она странная стала. Ну, я все-таки ее у дома подкараулил, когда она с работы возвращалась. Так вот и встретились: вид у нее был поблекший, одета по-старушечьи, и глаза какие-то чужие, как будто выцвели, – неприятно, конечно, мне все это было видеть. Стоим, молчим, столько лет не виделись, а сказать нечего. Ну, я ей кассету Анны Герман протянул – специально купил, искал везде; она сначала не поняла, потом взяла, рассмотрела и вдруг как рассмеется мне прямо в лицо – видно, тогда уже у нее странности начались. Так и не поговорили – даже в дом не пригласила. Валя писала, что она потом и ее избегать начала.
Умерла Галина 12 лет назад, еще молодой. Валентина говорит, что сначала она пропадать стала, а так как друзей у нее особых не водилось, а время такое было, что колхозы все развалились, каждый сам выживал, как мог, то на это не обратили внимания. Потом дошли слухи, что она лечится – в психиатрической больнице – в соседнем районе есть у нас такая. Там она и умерла, в сумасшедшем доме. Говорят, ее могли и выписывать, она же небуйная была, но она сама не хотела.
Витек однажды в гостях был, заговорили о молодости, и он стал орать, что это я девку погубил, что я - иуда, предатель. Но, Мария, посудите сами: кто по первой-то любви женится? Жизнь нас развела! Но ведь я все равно ее помню. Была б жива – какой разговор, помог бы: давно на ногах крепко стою, фирма своя. У меня была даже мысль Галин портрет заказать художнику, а то у меня даже фотографии ее не сохранилось. Приезжал в деревню, думал, может там, в доме, где они с Матвеихой жили, что-то да осталось, но там уже давно приезжие живут… Сергей Н.»
Здравствуйте, Сергей! Непостоянство нашего человеческого сердца давно не новость. В Откровении апостола Иоанна Богослова Господь говорит такие слова: «Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою». Эти слова обращены не к отдельному человеку – к Ефесской Церкви, и сказаны они по очень серьезному поводу. Господь сначала хвалит эту Церковь за веру и твердость, а потом укоряет ее за утрату той горячей первохристианской любви к Богу и ближнему, которая была прежде. И сам факт того, что здесь возникает образ первой любви как мерила, как точки отсчета, что отступление от этого чистого, горячего чувства оценивается как падение – Господь говорит: «Вспомни, откуда ты ниспал, и покайся», – свидетельствует о многом.
Способность любить – это дар, и первой любви как раз свойственна самоотверженность, верность, желание не просто раствориться в другом, но даже саму жизнь отдать за любимого. Все это глупость, безрассудство, безумие с точки зрения здравого смысла, но на самом деле это чистое и безкомпромиссное следование заповеди любви. «Возлюби ближнего своего, как самого себя».
Это чувство знакомо, наверное, каждому. Кто-то способен жить так месяц, кто-то час или миг. Но потом, где-то в тех глубинах сердца, где живет наше «Я», это чувство преломляется через нашу любовь к себе – и вот мы уже ниспали. И это тоже знакомо каждому, поэтому я не берусь судить автора письма.
Уж очень часто мы, по слову митрополита Антония Сурожского, просто «лакомимся человеческими отношениями»: думаем, что любим, потому что испытываем к человеку какую-то симпатию, потому что нам с ним хорошо, но в основе лежит самолюбивое, «хищническое чувство», прямо противоположное заповеди Любви. А раз нарушается Богом данный Закон, то страдают все. И тот, кто, не выдержав крушения любви, гибнет в прямом смысле слова. И тот, кто, годами балансируя между тем, каким он мог бы быть и каким он стал, живет в этой губительной раздвоенности.
Спасибо за искреннее письмо.
Мария Александровна Городова
Владыко Христе Боже, Иже страстьми Своими страсти моя исцеливый и язвами Своими язвы моя уврачевавый, даруй мне, много Тебе прегрешившему, слезы умиления; сраствори моему телу от обоняния Животворящаго Тела Твоего, и наслади душу мою Твоею Честною Кровию от горести, еюже мя сопротивник напои; возвыси мой ум к Тебе, долу поникший, и возведи от пропасти погибели: яко не имам покаяния, не имам умиления, не имам слезы утешительныя, возводящия чада ко своему наследию. Омрачихся умом в житейских страстех, не могу воззрети к Тебе в болезни, не могу согретися слезами, яже к Тебе любве. Но, Владыко Господи Иисусе Христе, сокровище благих, даруй мне покаяние всецелое и сердце люботрудное во взыскание Твое, даруй мне благодать Твою и обнови во мне зраки Твоего образа. Оставих Тя, не остави мене; изыди на взыскание мое, возведи к пажити Твоей и сопричти мя овцам избраннаго Твоего стада, воспитай мя с ними от злака Божественных Твоих Таинств, молитвами Пречистыя Твоея Матере и всех святых Твоих. Аминь!
Написать Марие Александровне Городовой, автору книги, можно по почтовому адресу: pisma-maria (АТ-собачка) mail.ru
29 августа 2011 года - pravoslavie.ru/jurnal/48207.htm
Офис: крысы или люди? Можно ли остаться человеком? М.А. Городова
«Офис: крысы или люди?» Письмо 20 из книги «Ветер Нежность»
Мария Александровна Городова
Почти три месяца назад у меня дома раздался звонок. Моя младшая коллега, с которой мы когда-то работали в Институте биоорганической химии, сообщила, что в фармацевтической компании, где она сейчас служит, освободилось место ведущего сотрудника. Наивная, я тогда очень обрадовалась: последние 15 лет кем я только не работала: и секретарем-референтом, и распространителем биодобавок, и даже аквариумным дизайнером… О возвращении в фармакологию уже и не мечтала. О компании я знала, что она включает в себя завод, научно-исследовательские лаборатории; ее владелец пару лет назад часто мелькал в телевизоре, а сейчас осел где-то в Англии. На следующий день я приехала в головной офис на собеседование – как сейчас говорят, “интервью”.
Меня сразу предупредили, что требования, предъявляемые к физическому и психическому здоровью сотрудников, очень серьезные, но что касается здоровья, все ограничилось обычной справкой о диспансеризации и моей распиской о том, что если какие-то проблемы возникнут, претензий к компании я иметь не буду. Зато тестов было много. Такое ощущение, что отбирали не то в отряд космонавтов, не то в разведшколу. Помню, как меня позабавил настойчивый интерес к моим депрессиям, вопросы о родственниках-алкоголиках и семейной склонности к суицидам.
По-видимому, мой психологический портрет всех устроил, потому что на следующий день мне сообщили, что первичный отбор я прошла и допущена до собеседования с индивидуальным психологом. Бодяга с родственниками, суицидами, склонностями к депрессиям продолжилась, но теперь уже, так сказать, на художественном уровне. В силу природного оптимизма на всех картинках, которые подсовывала мне надменная и начисто лишенная чувства юмора дама-психолог, я пририсовывала улыбающееся солнышко, а фразу: “К вам в подъезде подошел мужчина, опишите, какой он…” – закончила словами: “Высокий, голубоглазый, с букетом алых роз и тортиком!” Мария, мне уже 52, и честно говоря, я очень хотела получить эту работу. Через три дня мне сообщили, что я ее получила; испытательный срок – три месяца.
Мария, у меня уже взрослые дети, и о том, что такое корпоративная этика и всякие там тим-билдинги и тренинги с новомодными методиками корпоративной промывки мозгов, я наслышана. Не пугали меня и магнитные карточки, учет приходов-уходов, страшилки про суммирование опозданий и систему штрафов. Я понимала, что ситуации, когда в рабочее время дамы примеряют нижнее белье, так блестяще показанные в фильме Эльдара Рязанова “Служебный роман”, остались в социалистическом прошлом. За обещанные деньги надо будет работать, и к этому я была готова. Но то, что ждало меня в офисе, выходило за всякие рамки…
Нет, гимнов, посвященных нашей компании, здесь не пели. Здесь вообще все было предельно серьезно. Комната, в которой мне теперь предстояло проводить время с 10 до 18, представляла собой огромный зал с рядами столов. Причем расположение столов было таким, что сидящий позади всех менеджер мог видеть, кто чем занимается и что у нас на мониторах. Такая рассадка, как выяснилось, называется “открыты сзади” и, по мнению руководства, должна способствовать эффективной работе.
В первый же день мне вручили циркуляр по этике поведения в “офисе без стен”. В нем говорилось про “личное пространство персонала, которое нельзя нарушать”, про то, что нужно представить, что каждый из сотрудников отделен от остальных “невидимыми дверьми”, и прежде, чем подойти к нему, надо предупредить коллегу о своем появлении “покашливанием или иным звуком, но ни в коем случае не касанием”. Дальше неведомый составитель учил, что нехорошо “подкрадываться к персоналу”, но при этом указывал, что ходить по офису надо плавно, не делая резких движений, чтобы не мешать работать. Нам рекомендовалось “не отвлекать персонал разговорами кроме тех, которые касаются непосредственно работы”, и объяснялось, как пить чай в специально отведенной чайной комнате (закутке, где можно бросить чайный пакетик в стакан кипятка и стоя это выпить). Всю первую неделю я цитировала эти перлы друзьям – на следующей мне было уже не до смеха.
Несмотря на весь этот идиотизм, я увлеченно погрузилась в работу, но скоро поняла, что мне нужна помощь моего предшественника. Когда я сказала об этом менеджеру отдела, та сурово ответила, что фирма надеялась, что моего профессионализма хватит, чтобы разобраться во всем самой. Знаете, в делах я в конце концов действительно разобралась – сама. А вот о том, что мой предшественник недоступен по причине того, что проходит курс лечения после неудавшейся попытки самоубийства, мне сказала уборщица. На нее, по-видимому, правила корпоративной этики не распространялись, поэтому она чуть не плача рассказала, что 32-летнего подающего надежды парня вытащили из петли на следующий день после того, как он не получил ожидаемого повышения по службе…
Вообще подсчету заработанных очков и штрафов в офисе придается невероятное значение. Мария, я работаю тут почти три месяца и до сих пор не могу понять, почему какая-то абстрактная цифирь может стать для людей важнее, чем трагедия человека, работавшего рядом. Да, конечно, от этих баллов зависит и карьерный рост – еще один божок нашей корпорации, и наши бонусы – доплаты к зарплате. Наверное, Мария, я человек советской закваски, но я просто задыхаюсь от того, что работаю в одном офисе с людьми, о которых ничего не знаю, – есть ли, например, дети у старшего сотрудника Ларисы или невеста у менеджера по персоналу Максима.
А недавно наше руководство, “демократично” собрав сотрудников, предложило выбрать: либо сокращение штата, либо все остаются на местах, но перестают получать бонусы. Мария, когда коллеги выбрали сокращение штатов, я была потрясена. Что тут началось, неприятно даже описывать. Один остряк через несколько дней после собрания повесил в качестве “обоев” на нашем сайте корпоративного юмора (сайт, рекомендованный руководством для просмотра) фотографию крыс в вольере. Ничего крамольного тут не было: на крысах вся фармацевтика держится. Но бедолагу-шутника мгновенно вычислили. Он и открыл список сокращенных.
Мария, можно работать, если из тебя выжимают все соки и регламентируют, сколько раз пить чай. Можно работать, когда искренние человеческие отношения заменены искусственной этикой. Но как работать теперь, когда в ежедневных отчетах перед менеджером отдела появился обязательный пункт под лицемерным названием “Что бы я улучшил в работе моих коллег”?
Знаете, я долго занималась наукой и вот что хочу сказать: ни одна крыса не будет загрызать другую особь своей стаи. Ну нет у них такого! Да, чужака в стаю сажать нельзя: тут же разорвут – это знает любой лаборант вивария. Но внутри стаи крысы друг друга не трогают, наоборот – они с нежностью относятся к детенышам и бережно к старым или больным особям. Так-то вот… А для себя я решила, что участвовать в этом постыдном забеге я не буду, и теперь жду не дождусь, когда кончится мой испытательный срок и мне выплатят мое заработанное. Елена Ивановна»
Здравствуйте, Елена Ивановна! Мне хочется рассказать Вам про совсем другой забег. Он тоже произошел в офисном здании. Дело было 11 сентября 2001 года в одной из башен-близнецов.
Когда случилась трагедия, двое пожарных – Джон Мак-Лохлин и Уильям Джимено, – как и многие другие, устремились вниз. Вместе с остальными по лестнице бежала и Жозефина – крупная немолодая негритянка. Бежала и вдруг упала… Мимо, вниз, мчались клерки, много клерков, а Жозефина не могла даже привстать.
Рассказывает Джон Мак-Лохлин, пожарный: «Я увидел лежащую Жозефину, она громко стонала. Спросил: что с ней? Она сказала: боль в ноге, – и мы с Уильямом поняли, что она подвернула ногу. Сначала мы попытались ее поднять. Но Жозефина – крепкий орешек, – Джон смеется, – и тогда мы решили поискать какой-нибудь стул, чтобы тащить ее вдвоем на стуле. Побежали на этаж. Честно говоря, – признается правдивый Джон, – я обегал комнаты на этом чертовом этаже, а в голове была мыслишка: “Джон, да что ты делаешь? Брось! Минуты летят; и ее не спасешь, и сам погибнешь!” Ну что делать, я все равно искал этот проклятый стул, заглядывая во все помещения. И знаете, какая история? В этой башне тысячи офисов, а сколько стульев – никто и не считал. А на этих двух этажах находились технические службы, и стульев там не было…»
Они так и не нашли тот единственный стул, необходимый для того, чтобы спасти толстуху Жозефину, так некстати подвернувшую ногу. Не успели найти – «близнец» рухнул. Их троих – двух пожарных и Жозефину – откопали через пять часов. Живехоньких.
«Знаете, обрушилось все, что было выше, и все, что ниже. Те, кто был ниже, не выжили, – грустно говорит Джон и продолжает: – А мы вот целые. Эти два этажа и лестница, где мы искали стул для Жозефины, оказались как в коконе. Окажись мы ниже, не разговаривал бы я сейчас с вами. Это чудо, просто чудо». А Жозефина, давно уже залечившая ногу, говорит: «Знаете, я думаю, Господь сотворил это чудо, чтобы мы рассказали о нем всем!» Дорогая Елена Ивановна, ну что еще к этому можно добавить?
Мария Александровна Городова
Написать Марие Александровне Городовой, автору книги, можно по почтовому адресу: pisma-maria (АТ-собачка) mail.ru
5 сентября 2011 года - pravoslavie.ru/jurnal/48208.htm
Спасенный за «пятихатку» - Письмо 22 - Мария Городова
Спасенный за «пятихатку» Письмо 22 из книги «Ветер Нежность»
Мария Александровна Городова
Мария, уже три года я являюсь совладельцем компании, юридической, которая помогает решать вопросы должников и взыскивающей стороны. Сейчас, в условиях кризиса, недостатка в клиентах у нас нет. Но и несколько лет назад, когда судебные приставы получили широкие полномочия в борьбе с должниками, вплоть до права запрещать пересечение границы уже в момент возбуждения исполнительного производства, клиент в фирму пошел косяком.
Бизнес у нас не простой, юристы, знакомые с нашей правовой практикой только по учебникам, ничего в нашей сфере не стоят – никому они не нужны. Как было написано в рекламном проспекте нашей фирмы, мы помогаем клиентам урегулировать всевозможные вопросы, касающиеся взыскания долгов, и наоборот, отстаиваем интересы должников перед взыскателями. Можем, к примеру, оперативно взыскать долг через банковские счета, минуя службу судебных приставов, а можем, если ситуация запущенная, урегулировать конфликт, сотрудничая со службой судебных приставов. В принципе фирма в рекламе не нуждается – все, кому надо, и так о нас знают: большинство сотрудников в этом бизнесе с 1990-х варятся. Поэтому наш конек – комплексный подход: не только юридическое обеспечение проблемы, но и сугубо конкретное ее разрешение: мы всегда ищем и обычно находим индивидуальный подход к участникам конфликта. В общем, сбоев у нас не бывает, ребята все проверенные, и после первого обращения за помощью мы обычно и дальше сопровождаем клиента по ходу его бизнеса, помогая решать возникающие проблемы. Понятно, что все это конфиденциально.
Я, хоть и совладелец, но некоторые деликатные дела веду сам, и в тот день мне как раз надо было подбросить кое-какие документы к аэропорту – человеку разблокировать вылет. В принципе все проблемы я уже решил, надо было только забрать документы и успеть к нужному часу передать все клиенту.
Выехал я заранее, надо было за документами заскочить на Тверскую, а потом в аэропорт… Время было. Припарковался я на Тверской перед нужным зданием и зашел-то туда ну буквально на десять-пятнадцать минут – забрать папку да спасибо сказать. И вот выхожу я на улицу, смотрю, а моего красавца “Рэндж Ровера” нету. “Ну, – думаю, – неужели и отсюда угнали!” Хоть я и офицер в запасе, много чего видел, но тут прямо сердце екнуло. Потом взял себя в руки, стал просчитывать, какие еще варианты могут быть – все-таки бизнесом занимаюсь, мало ли, какие сюжеты могут возникать. А тут вижу: недалеко, у скверика, пацан сидит – бездомный, нищий. Я, понятно, к нему: “Брат, ты тут не видел, где машина моя?” А он инвалид вроде, сильно заикается, пока дослушаешь, сам заикаться начнешь. И вот он мне тянет: “Ваку-ваку-ваку, ту-ту, ту-ту…” И за угол показывает. Тут до меня дошло, что, может, эвакуировали внедорожник мой. Но я-то, точно помню, припарковал его там, где можно, – что я, враг себе, что ли? Я к пацану: “Туда, – показываю, – эвакуировали?” А он, как дитя, радостно так кивает: “Ту-ту, ту-ту!” И смотрит мне в глаза, и руку протягивает – видно, попрошайка.
Я, Мария, обычно милостыни не подаю; все знают, что у нищих мафия своя, все равно им это в прок не пойдет, только сопьются. Да и вообще я, когда еще в 1990-х только начинал с должниками работать, понял правило: с такими людьми нельзя никогда общаться глаза в глаза. То есть нельзя тем, кто у тебя что-то просить будет, в глаза смотреть. Тут тонкая штука: нельзя от их взгляда свои глаза прятать – будут глаза все время бегающие, по жизни помешать может, – но нельзя и в глаза смотреть.
Выход один: научиться смотреть как сквозь стеклянную стенку. По науке это называется “не вступать в эмоциональный контакт”. Сейчас этому наших ребят психолог учит, а раньше мы до всего этого сами доходили да старшие товарищи учили. Потому что, если глаза встретятся, должник, с которым ты работаешь, обязательно начнет на жалость бить. И тогда труднее будет свою работу делать. Или есть такие, что сначала и про мать больную расскажут, и про детей, и в ногах валяться готовы, а потом, видя, что бесполезно, начинают тут же проклинать тебя, про грех говорить. А какой грех? Какой грех может быть, если ты только исполнитель? А сами они чем думали, когда долги набирали?.. В общем, правило простое: взглядом не встречаться. Как учил меня один старший товарищ: тут тебе не любовь, тут работа; в привычку это должно войти, иначе в нашем бизнесе не удержишься.
Но здесь я в такую ситуацию попал, что, хочешь не хочешь, вступил, как говорится, в эмоциональный контакт. Потом смотрит пацан этот как юродивый, ласково, весело даже. “Ладно, – думаю, – дам ему чирик”. А сам от всего этого забыл, что в кошельке у меня в тот день только “пятихатки” были (купюры по 500 рублей). Открыл кошелек, а он смотрит на меня с благодарностью, и проще мне ему эту бумажку кинуть. Да и время терять нельзя: понятное дело, надо гайцов искать, про машину выяснять, наверняка где-то рядом стоят. А еще к клиенту добираться…
В общем, Мария, скинул я этому убогому “пятихатку” и за угол. А там, и вправду, сотрудник ГИБДД. Корректно все мне объяснил: мол, наверное, не параллельно с проезжей частью машину поставил, а под углом, и за это сейчас тоже забирают. Не стал я на него нервы тратить, спросил только, куда звонить, чтобы про машину узнать. Он мне еще и свой телефон дал – у меня, вот невезуха, мобила отрубилась.
Ну, на штрафстоянку у меня времени ехать не было, такси тоже брать не хотелось, и решил я к клиенту на “Матизе”, который своей Наташке подарил, добираться – времени уже в обрез было, не до имиджа. И вот, Мария, еду я на этой игрушке, до точки назначения всего ничего осталось, и тут “Мицубиси” передо мной решил по встречке перегнать грузоперевозчик, ехавший впереди. Выехал на встречку и лоб в лоб с “Рэндж Ровером”, таким же, как мой, столкнулся.
Джип загорелся, “Мицубиси” отбрасывает в многотонник, тот от удара разворачивается, цепляет “девятку”…
Я это все описываю так, как потом эксперты разложили. Одно они не могли понять, как я на этой игрушке, на этом “Матизе”, находясь в центре месилова, уцелел. И такие версии выдвигали, и сякие. И никак не складывается: ну не должен был я, по законам физики, в этой аварии, где погибло шесть человек, причем двое из внедорожника, уцелеть. Не должен.
Сам я ничего не помню. Как во сне встал, вышел – руки дрожат, колени тоже, весь в поту холодном, а в глазах, верите, Мария, “пятихатка”, которую пацану отдал…
Геннадий Ф.»
Здравствуйте, Геннадий! В Православии есть святой Петр, живший в VI веке в Африке и бывший мытарем – сборщиком налогов. Святитель Димитрий Ростовский пишет о Петре-мытаре как о человеке жестокосердном. Однажды, рассказывает он, нищие города, где жил Петр, поспорили, сможет ли кто-нибудь из них выпросить у Петра хоть что-то. И один, по-видимому самый умелый, побился об заклад, что ему это удастся.
Нищий дождался, когда мытарь выехал из дома с ослом, нагруженным хлебом, и, перегородив дорогу, стал просить этот хлеб. Петр, разозлившись на попрошайку, швырнул ему хлеб в лицо и потом спокойно продолжил свой путь.
Прошло несколько дней, и Петр заболел. В горячке он вдруг увидел, что стоит на суде, рядом с ним весы, и на них кладут его дела. Одна чаша полным полна – туда «смрадные духи» радостно складывали его грехи. А вторая совсем пустая, и рядом стоят скорбящие ангелы, не знающие, что туда положить. Вдруг появляется еще один ангел и кладет в пустую чашу тот самый хлеб, брошенный нищему в досаде. Тут Петр и очнулся: «Если единственный хлеб, брошенный в лицо просящему, так помог мне, что бесы не смогли взять меня с собой, значит, если я буду давать нуждающимся с любовью, то смогу приблизиться к ангелам». И это был переломный момент в жизни Петра, это было начало его пути к святости.
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) писал, что те, кто просит сейчас помощи нашей, «виновато и испуганно глядя на нас, зарабатывают нам своим нелегким нищенским трудом Царство Небесное». Но наша милостыня ближнему (не обязательно нищему) – это не столько деньги или вещи, которые мы даем. У любого такого поступка есть духовная составляющая, в основе его должны лежать участие, любовь, сострадание, только тогда, писали святые, мы уподобляемся Богу. А святитель Григорий Двоеслов сказал: «Помни: подавая лежащему на земле, мы подаем Сидящему на Небе».
Мария Александровна Городова
Написать Марие Александровне Городовой, автору книги, можно по почтовому адресу: pisma-maria (АТ-собачка) mail.ru
19 сентября 2011 года - pravoslavie.ru/jurnal/48136.htm
ильдар
Очень интересно
Задайте ВОПРОС или выскажите своё скромное мнение: