Мой путь к Богу

 
Дорогой батюшка, отец Ярослав! Я давно люблю Ваши рассказы и однажды взяла Вашу книжку с собой в поезд, ехала в Симферополь к мощам святителя Луки - из Красноярска, чтоб пожить лето, покупаться в море и ,главное, бывать в Свято -Троицком храме, где покоятся мощи нашего святителя. Понимаете, конечно, - почему "нашего", - владыка в войну в Красноярске работал заведующим эвакогоспиталем и служил архиепископом.

Удобно устроившись на полке, предвкушая удовольствие, открыла Вашу книгу на рассказе "Святой" - не подозревая о каком святом там речь! Причем, когда меня спрашивали знакомые :" Ты к кому в Крым едешь?", я, ехавшая впервые, со мной ребенок лет шести (сынок моего духовника о.Виктора Теплицкого, служащего в храме, где в войну служил владыка), всем отвечала : "К владыке Луке", что соответствовало истине. И он сам ,первый, меня встретил ! Через Вашу книгу произошла эта таинственная и такая радостная, совершенно неожиданная, хотя и ожидаемая встреча! Я забыла этот случай почти, но сегодня , решив посмотреть в интернете что именно я у Вас еще не читала, я открыла книгу на рассказе "Святой" и все вспомнила, слава Богу!

Благодарю Вас за такое важное для всех русских людей Ваше творчество, простите меня в сегодняшний день и благословите на В.еликий пост - испрашиваю Вашего благословения провести его с радостью и любовью!

раба Божия Татьяна

 

Радоница: Невозможное человекам возможно Богу!

 
Священник Димитрий Шишкин

 
Помню, было много хлопот по храму, когда появился коренастого вида мужичок с озадаченным, печальным лицом и, назвавшись Николаем, стал просить поехать с ним в реанимацию и причастить тяжко болящего сына.

Поехали. По дороге я узнал, что живёт Николай в Бахчисарайском районе и вот сын его – Игорёк, мальчишка лет семнадцати – упал неудачно с дерева и повредил позвоночник. Теперь уже четыре месяца лежит без движения. А на днях предстоит операция и вот – решили причастить его и, если возможно, особоровать…

Игорь лежал на вытяжке худой, измождённый и только глаза его вопрошали, выпытывали о жизни, едва успевшей начаться… Он отвечал на мои вопросы хотя и тихо, но внятно. Поисповедовался, причастился…

После соборования я рассказал Игорю о святителе Луке (Войно-Ясенецком), оставил его иконку и попросил молиться… как получится, пусть даже своими словами, но от души. Игорь пообещал.

 
На обратном пути Николай неожиданно признался: «Батюшка, я никому не говорил, а вам скажу. Сплю я на днях ночью дома и вот – сон, не сон, не пойму – голос такой, глубокий и ясный: «Так и так, – говорит, – Николай. Ты завтра поедешь к сыну в больницу, так вот: с тобой в электричке будет ехать священник. Попроси его, чтобы он молился за твоего сына…»

Утром идём с женой на вокзал, подходим к перрону, а я как на иголках: – Ну, где я, – думаю, – буду искать этого батюшку. По вагонам, что ли ходить?

Но только зашли, смотрю – точно, – сидит священник в рясе, с крестом, всё как положено. Рядом жена, детки… Я тут же к нему:
- Батюшка, – говорю, – Помолитесь за моего тяжко болящего сына Игоря!
- Хорошо, помолюсь.

Разговорились. Батюшка из Сибири, зовут Виктором, сейчас отдыхает в Севастополе и вот – едет поклониться мощам святителя Луки (Войно-Ясенецкого). С тем и расстались.

- Вот такая история, батюшка. Ну, я и вас тоже прошу молиться у мощей святителя.

Конечно, я пообещал и молился, как мог за раба Божьего Игоря. Между тем прошло несколько месяцев и вот, однажды Николай появился в храме и сообщил, что сын его Игорь умер.

На меня произвело впечатление не только само событие, но и то, как Николай его перенёс. Не было в его словах ни смятения, ни отчаяния, ни упрёка, только твёрдая убеждённость, что всё в руках Божьих. Он снова попросил молиться за сына, на этот раз о упокоении. И снова я молился, как мог, поминая новопреставленного раба Божьего Игоря.

 
Прошло чуть меньше года. И вот в светлые Пасхальные дни, по благословению святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия IΙ, на Северном Полюсе должен был состояться молебен «о мире всего мира и благостоянии святых Божьих церквей».

Когда я узнал, что должен лететь с иконой и мощами святителя Луки (Войно-Ясенецкого), то был почти уверен, что это одно из тех многочисленных недоразумений, которые разрешаются как-то сами собой. Я, конечно, имею в виду не само мероприятие, а моё участие в нём.

Ну, кто-нибудь найдётся, – думалось мне, – епархия большая. Если врачи не позволяют лететь владыке, то, должна образоваться делегация, я же отродясь ни в какие делегации не входил…

Но вышло иначе. Выпадало лететь мне, да ещё и одному, и это повергло меня в состояние тихой паники, продолжавшейся до тех пор, пока я не понял одну простую вещь – лечу-то на самом деле не я, а святитель Лука, мне же предстоит его всего лишь сопровождать. И сразу всё стало на свои места; в душе воцарился мир и уверенность, что всё идёт именно так, как нужно.

На дворе ночь, но «Свет во тьме светит»… Ещё охваченный восторгом Пасхальной службы, прямо из храма еду в аэропорт. Ликующее: «Христос Воскресе!» выводит осоловевших за ночное дежурство таможенников из оцепенения.

- Воистину Воскресе! – отвечают радостно.

Икона святителя в моих руках действует лучше любого удостоверения. Все регистрации, контроли и таможенные досмотры, до самого Красноярска я прошёл как званный гость. Предупредительность работников превосходила все возможные похвалы.

Когда в Домодедово мне предложили присоединиться к толпе разутых людей с тазиками в руках, это меня, признаться, обескуражило. Но и тут появился откуда-то христолюбивый обладатель фуражки с кокардой и провёл меня безо всяких препон в зал ожидания вылета.

 
От Москвы до Красноярска лёту четыре часа. Сутки без сна дают себя знать – состояние бредовое, дико хочется спать, но на руках икона, и «Джентльмены удачи» расплываются перед глазами в мучительном размыве. (В аэробусах «дальнего следования» крутят фильмы, порой отечественные). Борьба со сном кажется мне уже почти героической, когда где-то в подкорке всплывает цифра – 13.

Тринадцать суток без сна провел святитель Лука (Войно-Ясенецкий) в подвалах НКВД во время «конвейерного» допроса. Не в уютном кресле, а на ногах… не в благостных размышлениях, а в напряженной необходимости следить за каждым своим словом… не в предвкушении грядущего отдыха, а в ожидании приговора! Краткий эпизод биографии святого…

В полпятого утра на лётном поле, у трапа икону и частицу мощей встречает архиепископ Красноярский и Енисейский Антоний. Первая новость – молебен на Северном Полюсе отменяется. Раскололась льдина, на которую должен был сесть самолёт, и посадочная полоса сократилась от положенных 1500 метров до 700 с небольшим. Впрочем, хорошо, что это произошло сейчас, а не после приземления самолёта…

 
По ночному шоссе машина летит в резиденцию владыки. Уютная домовая церковь встречает Святителя распахнутыми Царскими Вратами. Литургия в десять утра, можно поспать пару часов. Пару часов, кажется – целая вечность!

Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) в этих краях бывал два раза и оба – не по своей воле, хотя и по смиренномудрию. Первая ссылка 1923-26 годов занесла архипастыря в Енисейск, а затем по Ангаре в дальний таёжный посёлок Хая.

Литургия в Свято-Успенском монастыре. Моя слабая надежда, что всё пройдёт как-нибудь тихонько, валится в тартарары. В алтаре уже толпится до сорока священнослужителей. Словечко «толпится», конечно, так себе… но не может не толпиться сорок человек на площади в двадцать квадратных метров, даже если все будут вести себя смирно, как овечки.

Народ всё прибывает, операторы устанавливают телекамеры, время от времени щёлкают вспышки. Отмечаю любопытную особенность – священники облачаются в алтаре до прибытия архиерея, накидывают сверху рясы и так выходят на встречу. Потом остаётся только снять рясу, надеть фелонь и все готовы к службе – очень удобно и быстро. Литургию описывать не буду. Это нужно не читать и даже не видеть, или переживать, а вкушать: «Христос есть, вкусите и видите!..». Только так и никак не иначе.

После службы вереница автомобилей мчится в резиденцию архиепископа. По дороге владыка рассказывает об умученных монахах Успенского монастыря. В беснующиеся двадцатые они были живьём закопаны в землю – даже имён никто не запомнил. «Сейчас, конечно грязь, – говорит владыка, – а вот когда бывает посуше, я люблю уединиться хоть не надолго, помолиться там в тишине… Многое передумаешь…»

На втором этаже, в банкетном зале уже накрыт праздничный стол, пугающий меня своей сервировкой. С тоской вспоминаю покойную бабушку, которая в туманном детстве что-то рассказывала о вилке в левой руке. Помниться, я категорически отказывался верить в такую несуразность. Увы – бабушка оказалась права.

В Сибири пьют водку, думаю, это ни для кого не новость, пикантность момента состоит лишь в том, что дома я «огненную воду» не употреблял уже несколько лет. Нет, я не «зашивался», и не пребывал в «завязке», просто как-то разохотился к этому делу, и теперь слегка тревожился за возможности своего организма. Впрочем, оказалось – зря. То ли водка в Красноярской епархии какая-то особенная, то ли сыграла свою роль обильная закуска, но за всю недельную череду банкетов я ни разу не оказался пьян и, что не менее важно, ни разу не видел захмелевшего священнослужителя.

Вообще мне очень понравились эти застолья. И дело здесь совсем не в чревоугодии, а в той дружеской атмосфере, которая им неизменно сопутствовала. Именно чувствовалось, что тосты и здравицы здесь не повод для возлияния, а возможность высказать свою сопричастность общему делу, делу служения Богу и людям.

После банкета возвращаюсь в апартаменты и проваливаюсь в долгожданный сон. Просыпаюсь и не могу понять – сколько времени. Часы на камине остановились. В доме тишина, за окном сумерки. Сначала показалось – рассвет, но потом на лестнице послышались шаги, и от ребят иподьяконов я узнал, что вечер. Странно, почему я так мало спал? Ну, хорошо, посплю ещё – обрадовался я, забрался под одеяло и… всё.

Сна как не бывало. Прошёл час, два, три… Только глубокой ночью я вспомнил, что разница во времени между Симферополем и Красноярском – пять часов. Дома я ложусь спать не раньше одиннадцати, по местному времени это четыре часа утра. А в семь уже надо вставать и готовиться к службе! Только через несколько дней я приучился засыпать к часу ночи, и это был великий прогресс.

 
Утром, 26 апреля, в среду литургия в Благовещенском женском монастыре. Прибывают архиепископ Львовский и Галицкий Августин и епископ Черниговский и Нежинский Амвросий. Снова напряженная устремлённость службы соседствует с неизбежной организационной суетой. После службы – торжественный обед в монастырской трапезной.

Архимандрит Серафим, убелённый сединами старец, рассказывает как нынешний наш митрополит Владимир, будучи ещё семинаристом, приезжал с приятелем в Красноярск и останавливался у него, тогда ещё иеромонаха Серафима. В маленькой комнате была только одна кровать, и отец Серафим со вторым гостем перебирался на пол, а будущий митрополит ложился на кровать. – «Отец Серафим, а, отец Серафим, – подтрунивал он добродушно, – что-то у тебя кровать больно мягкая, ты ведь монах, тебе не положено…»

После обильной по обыкновению трапезы нас везут на экскурсию.

 
Караульная гора с возвышающейся на ней часовней святой Варвары великомученицы – главная достопримечательность Красноярска. Отсюда открывается вид на весь город. Экскурсовод – миловидная сибирячка – показывает нам место, где некогда дружиной Ермака был основан острог. В 12 часов дня на горе палит пушка. Эхо мечется испуганно между невысоких гор и убегает куда-то вверх по течению Енисея…

Словом, с первых дней пребывания на Красноярской земле меня закружил водоворот новых впечатлений, событий и встреч, описывать которые можно долго и обстоятельно. Но всю неделю, во всех переездах и перелётах по громадной епархии меня не оставляло одно желание: побывать в том единственном храме на окраине Красноярска, где служил и проповедовал святитель Лука (Войно-Ясенецкий).

 
Наконец, в последний день сибирской командировки мой добрый помощник и гид – отец Николай отвёз меня к небольшой кладбищенской церквушке святителя Николая.

Заходим внутрь. И первое, что меня поразило – чудной работы большая икона святителя Луки. Я стоял возле неё, глядел и не мог оторваться. Отец Николай тем временем отлучился куда-то и вот, смотрю – спускается по деревянной лестнице со второго этажа с молодым священником.

- Здравствуйте, - говорю, - вы, наверное, настоятель.
- Нет, - улыбается, - «рядовой» священник.

Познакомились. Зовут батюшку отец Виктор (Теплицкий), служит в этом храме. Когда он узнал, что я из Крыма, то оживился:
- А я, вот, тоже год назад сподобился в Крыму побывать. Мы тогда с женой в Севастополе отдыхали и вот - поехали на один день поклониться мощам святителя Луки (Войно-Ясенецкого) в Симферополь. Со мной ещё в электричке такой случай произошёл… странный. Подходит ко мне мужичок – Николай – растерянный такой, взволнованный и просит молиться за его болящего сына Игоря. Так он мне почему-то запомнился, не знаю…

И что интересно - я в Симферополе успел между двумя Литургиями молебен святителю отслужить! Да… Вот так и молюсь до сих пор. Интересно всё-таки - что с тем мальчишкой?.. Наверное, уже никогда и не узнаю.

Ну, что сказать?.. Вот в такие моменты и понимаешь, что Христос воистину «посреди нас»!

- Почему же не узнаете, батюшка, – отвечаю я, – «невозможное человекам возможно Богу»! Молитесь об упокоении раба Божьего Игоря.

Вот такая встреча произошла в моей жизни по милости Божьей, молитвами святителя Луки (Войно-Ясенецкого). Остаётся только добавить, что произошла она в самый канун Радоницы и на следующий день мы с отцом Виктором молились о рабе Божьем Игоре, с особенной ясностью чувствуя, что все мы живы в той единой Пасхальной радости, которую по неизреченной любви даровал нам Воскресший Господь!

Священник Димитрий Шишкин

 
2 мая, 2011 • pravmir.ru/radonica-2

Добрый день. Верю в святость Симферопольского архиепископа Луки — великого хирурга Войно-Ясенецкого. Но не верю в то, о чём написано в рассказе. То, что уважаемый автор пишет про партсобрание в 50-е годы, просто невозможно. Я сам врач, поэтому хорошо знаю систему и ситуации в приёмном покое. А то, что пишет уважаемый автор, примерно соответствует такой рассказне - "объявлено наступление на фашистов и солдаты бегут в бой, сержант удивлён, почему так мало солдат, когда объявлено всеобщее наступление. Он останавливает солдата и спрашивает, где остальные, почему такое малое количество людей? Так все на партсобрании, отвечает солдат, наказали не беспокоить ни в каком крайнем случае."